Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Новый болгарский феодализм

Валентин Вацев — преподаватель геополитики в Пловдивском университете им. Паисия Хилендарского, доктор философских наук, профессор.

На пороге объединенной Европы


Внезапная отставка премьер-министра Болгарии Бойко Борисова (20 февраля 2013 года) стала неожиданностью для большей части болгарской политической элиты и всего болгарского общества. Объяснение этого шага самим премьер-министром не вызвало доверия, возобладало убеждение, что он действовал не по своей воле, а под давлением. Утверждениям Б.Борисова, что он подал в отставку из-за уличных протестов, не поверили даже члены правящей партии «Граждане за европейское развитие Болгарии» (ГЕРБ). СМИ, политологи, социологи и аналитики попытались найти другое, более правдоподобное объяснение этого неожиданного поступка.

Некоторые обстоятельства, которые предшествовали и сопутствовали этой отставке, послужили поводом для появления различных гипотез (с конспирологическим уклоном) относительно предполагаемого внешнего давления на премьер-министра. Так, например, буквально накануне своей отставки Б.Борисов уволил министра финансов С.Дянкова, который, находясь в тот момент за границей, сделал заявление, что несмотря ни на что продолжает оставаться министром финансов. Этот факт дал основание предполагать, что Б.Борисову предложило освободить свой пост высшее руководство Государственного департамента США, так как общеизвестно, что С.Дянков как представитель Всемирного банка в Болгарии (и проводник его политики) в принципе лицо неприкасаемое для любой болгарской власти. Этой гипотезе (конспирологической по своей сути) противоречит тот факт, что нет такого желания, предложения или даже намека со стороны Госдепа США, которые бы не были незамедлительно исполнены правительством ГЕРБ.

Для всех было совершенно очевидно, что политика правительства ГЕРБ откровенно, целенаправленно и осознанно проамериканская на 100%. Открытый проамериканский курс последнего болгарского правительства не только не пытались как-то завуалировать, а напротив, сознательно демонстрировали, усиленно подчеркивали, акцентировали внимание на этой особенности правительства с убеждением, что американская поддержка — безусловный ресурс правящих кругов. И если все же с долей условности принять, что толчок к отставке дали из-за океана, то объяснялось бы это не столько деятельностью правительства Б.Борисова (которое, повторю, непоколебимо и безусловно проамериканское), сколько возможными долгосрочными и глубокими изменениями политики США в Балканском регионе и в более широком смысле — в Европе. Объясняя эту отставку влиянием внешних факторов, следует принять во внимание и последнее сочинение З.Бжезинского «Strategic Vision», где маститый и влиятельный советник президента Б.Обамы открыто заявляет, что для США и России пришло время договариваться, так как без согласия этих двух стран предстоящие конфликты с восходящим азиатским «драконом» — Китаем — могут оказаться непосильными для США. Это могло бы означать глубокое смысловое переориентирование американского присутствия на Балканах, а значит, уменьшение поддержки яростно проамериканского режима Б.Борисова.

Другой возможный фактор — это стремление определенных кругов болгарского политического истеблишмента составить заговор за спиной Б.Борисова с целью привлечь к себе внимание сюзерена, то есть налицо интрига феодального типа (основной сюжет которой разворачивается вокруг вопроса «Кто более предан Америке?»).

Отставку, однако, можно истолковать и как импульсивную реакцию премьера на какой-то демарш России. Известно, что она последовала после разговора Б.Борисова с президентом России В.Путиным (содержание беседы, естественно, не разглашалось и остается неизвестным болгарской общественности). Определенные круги в Болгарии поспешили сделать удобный для себя вывод — дескать, Кремль посоветовал Б.Борисову освободить пост, поскольку в Москве крайне недовольны даже не столько провозглашенным проамериканским курсом, сколько его крайним нежеланием сотрудничать с Москвой и договариваться, ненадежностью в деле реализации энергетических российско-болгарских проектов.

Трудно объективно оценить эту гипотезу. Действительно, как сам Б.Борисов, так и вся его политическая команда демонстрировали нарастающее нежелание заключать с Москвой какие-либо соглашения (вспомним также, что депутаты ГЕРБ посвятили последние два дня работы в болгарском парламенте окончательному отказу от всех возможностей для будущего развития болгаро-российского сотрудничества в области энергетики и законодательному «погребению» всех шансов для русского экономического присутствия в Болгарии).

С другой стороны, однако, наблюдатели давно заметили скрытое и упорное нежелание Б.Борисова сжечь все мосты в отношениях с Москвой, а также его стремление, чтобы в Кремле все его пропагандистские эскапады против России рассматривались именно как пропагандистские, как элементы внутриполитического дискурса, а не выражение его реальной политической позиции. Несмотря на кажущееся простодушие политической риторики Б.Борисова (подчас косноязычной и даже примитивной), ему до последнего времени удавалось не столько вызывать гнев, сколько дразнить Кремль и выхолащивать суть российских инициатив в Болгарии, избегая при этом клейма «русофоба».

Если это так, то можно предположить, что эта политическая стратегия (сама по себе изначально ограниченная) пришла к своему фактическому завершению. Стратегические маневры, успешно проявившие себя в эпоху «холодной войны» (пример И.Б. Тито и Саддама Хусейна), а также и в недавний период послевоенной истории (например, М.Каддафи), которые основывались на идее использования противоречий между великими державами для извлечения дивидендов для внутреннего потребления, сегодня уже не актуальны. В наше время очень легко, и не желая того, лишиться не только расположения, но даже терпимого отношения всех международных игроков.

В этом смысле сектор политики ГЕРБ, который отвечал за международную зону контактов и поддержку правительства, вероятно, достиг собственного потолка эффективности. С точки зрения международной поддержки, ни один болгарский премьер в настоящий исторический момент не смог бы получить большего (если, конечно, это не Горчаков, Талейран, Дизраэли или хотя бы Венизелос). Идея двигаться по освященной аллее между интересами великих сил, подмигивая направо и налево, исчерпала себя. Этого не позволяли ни объективные возможности конкретной исторической ситуации, ни субъективные возможности политической команды Б.Борисова, которая в кадровом, интеллектуальном, образовательном и моральном отношении не была представительной даже для современного уровня болгарского общества.

Какими бы ни были международные обстоятельства, сопровождавшие эту отставку (и, возможно, повлиявшие на нее), с аналитической точки зрения следовало бы предпочесть не столько конспирологический подход, который, как известно, всегда ищет чью-то «длинную» руку, сколько спокойный исторический анализ как обстоятельств болгарской политической жизни в начале 2013 года, так и долгосрочных, глубинных исторических тенденций, заложенных в начале периода, называемого в Болгарии «переходным», а также некоторых нерешенных фундаментальных, глубоких смысловых коллизий, зародившихся в эпоху, непосредственно предшествующую внутреннему партийному перевороту 1989 года[1].

Несомненно, объяснение нынешних событий может дать анализ сегодняшних причин, то есть истину о дне сегодняшнем, как правило, следует искать в сегодняшнем дне. Конечно же это относится и к политическому анализу, — и все же абсолютизация структурно-функционального подхода несет определенный методологический риск — отказ от исторического горизонта не дает увидеть определенных генетических исторических связей. В этом смысле можно утверждать, что главные проблемы современной политической жизни Болгарии проистекают не столько из переплетения сложных международных стратегических (и даже конспирологических) факторов, сколько представляют собой выражение смыслового и идейного дефицита, так сказать, генетически заложенного в самой ткани сегодняшней болгарской политической реальности.

Действительно, так называемый «переход» в Болгарии, который начался с целью завершить определенный исторический период (вспомним лозунг «45 лет достаточно»), теперь и сам уже стал историей. Другими словами, инициатива «прервать исторический этап» сама по себе исторична, отказ продолжать историю социализма имеет собственное историческое объяснение и собственное фактологическое развитие в современной болгарской истории. Специалисты по разворачиванию болгарской истории в новое русло (конечно же единственно правильное — «иного не дано») сами имеют свою историю, свою культурную генетику, свою социально-культурную мотивацию и сверхдетерминацию (по Л.Альтюссеру или А.Бадью).

И если сегодня мы склонны видеть в современной политической жизни Болгарии живую иллюстрацию слов шекспировского героя: «Жизнь — это рассказ сумасшедшего, наполненный воем и зубовным скрежетом, но лишенный всякого смысла»*, — то следует вспомнить, что этот «рассказ» начался очень давно — более двадцати лет назад, тогда, когда смысл и исчез. Правда состоит в том, что сегодняшняя политическая действительность в Болгарии, которая уже совершенно очевидно входит в системный структурный кризис, — это материализация, то есть предметное воплощение социально-политического и экономического идеала поздней государственно-партийной номенклатуры (будет справедливо уточнить, что речь идет не о всей номенклатуре, а о ее самой агрессивной, самой хищнической и деморализованной части), которая еще в начале 80-х годов прошлого века уже решила для себя, что правильно, а что нет, как надо жить, а как не надо, а главное — кто должен жить, а кто, соответственно, освободить место под солнцем, так как исторически не нужен и даже вреден «для прогресса».

В этом смысле сегодня Болгария живет (если то, что происходит с болгарами, можно назвать жизнью) в одержавшей верх утопии болгарской номенклатуры, — прав классик, утверждавший, что утопии имеют одно ужасное свойство — они сбываются.

Можно припомнить, что на уровне партийно-государственных программ была заложена стратегическая цель — «преодоление классового расслоения и достижение социальной однородности». Пройдет время, и историки болгарского социализма зададутся вопросами: каким образом и в каком смысле преодоление классового расслоения в классовом обществе должно привести именно к «социальной однородности»? Ответственность за абсолютно ненаучную и абсурдную концепцию «социальной однородности» официально никто на себя не взял. Но уже тогда можно было предположить (а сегодня это совершенно очевидно), что эта концепция была всего-навсего идеологическим камуфляжем. Преодоление классовых различий (а это не что иное, как вариант старой мечты остановить классовый конфликт) на практике превратилось в удобную идеологическую ширму новой сословной социальной структуры в Болгарии.

Это конечно же вполне естественно. Развитие классовых отношений — показатель исторической модернизации, атрибут современности. Обратный процесс — появление, развитие и победа новой социальной сословности — на практике означает отказ от модернизации, реставрацию феодальных (по принципу) социальных отношений и структур, более или менее удачно замаскированных технократической фразеологией. Болгарский социализм в 80-е годы прошлого века усиленно феодализировался — все признаки были налицо: общество стихийно делилось на гильдии, цехи, сословия, кланы, клики продолжателей революционных традиций своих дедов, тонущих в привилегиях. Сословный подход внедрился тогда не только в культуру и массовую психологию, но и в саму ткань государства как машины управления.

И это было непоправимой бедой, так как Четвертая болгарская держава[2] была задумана, обещана и (на первом этапе) реализована не только как классовое государство, которое преодолевает классовые различия, но и как власть, которая мирится с существованием сословий, но по своей природе, по своему смыслу, по сути — над сословиями. Болгарское общество, вероятно, проглотило бы идею сословной общественной организации, и в этом смысле болгарский социализм, очевидно, располагал в 80-е годы целым спектром неизвестных в то время (и, следовательно, неиспользованных) возможностей не только для того, чтобы уцелеть, но и для успешного развития. При одном, однако, условии — сословность в социальной ткани развивается, в то время как государственное управление непременно должно быть не сословным, а надсословным, в противоположность тому, что произошло на самом деле. С помощью советских спецслужб в Болгарии при активном участии важных подразделений болгарских спецслужб под управлением самой властной части тогдашней государственно-партийной верхушки и конечно же с санкции и благословения М.Горбачева в Болгарии была совершена сословная революция.

На место не очень успешной и сильно поколебленной на последнем этапе надсословной государственно-партийной власти уже дряхлеющего Т.Живкова пришла власть молодого, исключительно хищного и наглого сословия, части государственно-партийной номенклатуры, которая в решающий момент получила одновременно и советскую, и американскую поддержку.

Исключительно важно сегодня четко понимать, что в конце 1989 года произошли события, которые не имеют ничего общего с демократией — ни в широком, ни в узком, ни в каком-либо другом смысле. К власти в Болгарии тогда пришли самые реакционные, до цинизма бессовестные и хищные слои тогдашней государственно-партийной номенклатуры, которые почувствовали, что благодаря сходным событиям в Москве для них тоже пришел момент осуществить следующие цели:

— стать эффективными (по их терминологии) собственниками всего огромного массива тогдашней государственной собственности, для чего конечно же необходимо было арестовать (а лучше бы расстрелять) того, кто больше всего мешал вожделенной цели — престарелого и беспомощного Т.Живкова;

— еще более важно было объявить о крахе государства, так как, с одной стороны, у него можно было много чего изъять, а с другой — оно было «нестерпимо тоталитарным».

Парадоксальным образом в новейшей болгарской истории была воспроизведена логика Р.Раскольникова. «Старушка-процентщица» непременно должна была быть убита, во-первых, потому что была очень богатой, а во-вторых, потому что была противной. В роли невинной свидетельницы, которую тоже никак нельзя было оставить в живых, в Болгарии выступил болгарский народ. Новые приватизаторы страны имели основания предполагать, что народ видит и понимает все.

Новый политический субъект имел еще одну цель, которая в известном смысле была еще более важной, — не просто присвоить собственность, но и создать государственно-правовой механизм, который позволил бы сословию болгарских правителей передавать новоприобретенную собственность своим детям. Это была амбиция с широким размахом. В сущности, цель была превратить сословие в класс, так как во Франции третье сословие, по словам известного аббата[3], вначале было ничем, а в конце процесса стало всем, то есть правящим буржуазным классом.

Третье сословие во Франции действительно победило в том смысле, что превратилось в класс, точнее, оно было зародышем, который дал начало основным классам новой французской истории. Что еще важнее, французское «третье сословие» появилось на сцене новой французской истории как социальная сила, борющаяся за новый тип производственных отношений, новую социальную структуру, новую французскую государственность.

Победившее 10 ноября 1989 года болгарское номенклатурное сословие никоим образом не могло породить ни новой классовой структуры, ни нового типа общественных отношений, ни новых идейных перспектив для Болгарии. Если победа «третьего сословия» во Франции была началом конца французской сословности и, соответственно, началом восхода современной французской социальной структуры (Grand Modern), то победа болгарского перестроечного сословия была не шагом вперед, а возвращением назад, к годам, предшествовавшим Первой национальной катастрофе[4].

Государственно-партийное номенклатурное сословие в Болгарии (конечно, вдохновленное подъемом своих идейных братьев в России), которое сумело укрепиться в руководстве страны, не уничтожило, в отличие от французского «третьего сословия», всех возможностей для развития сословности, а, напротив, попыталось, и не безуспешно, создать с виду современную, но по сути феодальную общественную структуру.

Болгарская перестройка совпала с появлением нового болгарского феодализма. Однако в отличие от исторического этапа болгарского феодализма (например, Второго болгарского царства) новый болгарский номенклатурный феодализм был изначально антинародным, антигосударственным, антинациональным и неявно колониальным.

Нет ничего удивительного в том, что наши новые друзья из США были заинтересованы не столько в создании современной структуры и формы в Болгарии, сколько в установлении откровенно компрадорского и антигосударственного космополитического режима, движущими силами которого были две равно неадекватные, но внешне противоборствовавшие политические силы. Повторю еще раз — не следует удивляться, что новые господа Болгарии (которым перестроечное руководство СССР перебросило «чемоданчик с болгарским суверенитетом») не были заинтересованы в каком бы то ни было развитии Болгарии. Новый сюзерен Болгарии — США, наследуя геополитические позиции России на Балканах (и, соответственно, в Болгарии), унаследовал и все права Российской империи, но ни одной имперской обязанности.

Законы новой болгарской государственности были привнесены в болгарское правовое пространство в виде полуфабриката, их не осмысливали, а буквально ввинчивали в болгарскую социальную ткань, чтобы гарантировать превращение Болгарии, причем навсегда, в западную страну периферийного типа.

Для нашего анализа важно бросить беглый взгляд на структуру политического сознания того сословия, которое в конце 80-х годов сумело (конечно же с российской и американской помощью) узурпировать власть в болгарском государстве и превратиться в новый «политический класс» Болгарии.

Первое, что необходимо помнить: не менее 50% управляющих кадров в стране (а в провинции еще выше) — это прямые или косвенные наследники и продолжатели партийно-государственной номенклатуры позднего социалистического периода.

Здесь и находится разгадка сегодняшней, продолжающейся уже достаточно долго культурно-политической ситуации в Болгарии: болгарский «постсоциализм» есть не что иное, как власть кланов и семейств позднего социалистического периода, но уже освободившихся от удушающих объятий коммунистической идеологии, контрольных комиссий, комитетов государственного и народного контроля и, что самое важное, от всяких обязанностей и ответственности перед обществом.

Постсоциализм означает сегодня власть кланово-семейного типа периода позднесоциалистической и раннефеодальной сословности. В соответствии со своим происхождением и в полном согласии со своими целями номенклатурное сословие позднесоциалистической Болгарии воспроизвело желанную для себя политическую модель и конечно же соответствующую псевдодемократическую идеологию.

Так как желаемой и максимально удобной идеологией для позднесоциалистической номенклатуры был неолиберализм (который 10 лет назад успешно утвердился в США и Великобритании), вполне естественно, что «тайным помыслом» и «истинным зовом сердца» нового правящего сословия стал англо-американский неолиберализм, причем в самой откровенной, самой яростной и самой агрессивной социал-дарвинистской форме. То, что идеологи тэтчеризма в Великобритании и рейганизма в США были все же вынуждены как-то обосновать и аргументировать (чтобы сломить сопротивление среднего класса, который осознавал, что начался исторический поход против его интересов), в Болгарии было утверждено по сокращенной процедуре — угрозами насилия и демонстрацией готовности к насилию. Тем самым парадоксальным образом болгарские неолибералы воспроизвели фундаментальную технологическую норму большевиков — если начал революцию, тебе не дано ни колебаться, ни топтаться на месте, а только молниеносно наступать, беспощадно уничтожая любое сопротивление. То, что американские рейганисты и британские тэтчеристы могли демонстрировать, но не произносили вслух, вдохновленные ими болгарские последователи не только делали, но и откровенно провозглашали. Спектр провозглашенных истин был широким — от «Желю Желев — или гражданская война» через «Кто не вписывается в рыночную экономику, должен умереть» до «Бедность — условие общественного развития» и «Коррупция — смазка рыночной экономики».

Либерализм в своей крайней и освобожденной от всяческих моральных норм форме был господствующим политическим убеждением болгарских перестройщиков, дорвавшихся до власти.

С того времени и до сего дня ничего не изменилось. Смысл слова «левый» в болгарской политической жизни можно узнать не из словарей и конечно же не из фразеологии нынешних левых Западной Европы. Напротив, сегодня смысл понятия «левый» в болгарской политической жизни — это «леволиберальный». Командные высоты в болгарском левом сознании занял левый либерализм, который по самой своей природе противоречит всем болгарским национальным традициям, обычаям и унаследованным культурно-историческим формам. Другими словами, сегодня в Болгарии левый — это некто, идеологически близкий Игнасио Рамонесу, Романо Проди и Хавьеру Солане.

Та же ситуация и с так называемыми болгарскими «правыми». Их связь с болгарской культурно-политической историей проявляется не через смысловую связь с памятью и традициями классических болгарских правых предвоенного времени, а в периодических фашизоидных воплях. Современный болгарский правый мечтает не только о расправе со своими политическими противниками, но и о геноциде всех, кто с ним не согласен. Правые грезят о стадионах, где собраны все те, кто не сумел доказать свои антикоммунистические взгляды, а за официальными светлыми образами — иконами Тэтчер и Рейгана, которые украшают храм сегодняшних болгарских правых, — отчетливо просматриваются образы Пиночета, незабвенного генералиссимуса Франко, а также демократические символы местного значения типа А.Цанкова. Болгарские друзья Гитлера сегодня без труда восстанавливают свой официальный публичный дискурс и «свое доброе имя». Забавно и поучительно то, что провозглашаемый сегодня в Болгарии «окончательный европеизм» успешно сочетается с получившим второе дыхание болгарским фашизмом.

Возвращаясь ко дню сегодняшнему, можем засвидетельствовать, что с этими двумя полюсами созданной тогда болгарской политической жизни (напомним еще раз, что демиург всего этого политического великолепия поздняя социалистическая номенклатура) не случилось ровным счетом ничего. Две абстрактные модели «левого» и «правого», которые изначально обитали в сознании поздней социалистической номенклатуры, воплотились в болгарской политической практике.

Демократическое утро новой Болгарии быстро породило сегодняшние политические сумерки. Столкновение между политическим сознанием реального политического субъекта в Болгарии (а это либерализм, который в последнее время развился до либертарианства, и потому верхние этажи болгарской политической и экономической жизни сегодня плотно оккупированы последователями Айн Ранд, а метафора расправляющего плечи Атланта встречается все чаще) с ожиданиями масс вынудило правящие круги к некоторым компромиссам на начальном этапе процесса.

По этой причине кроме господствующего неолиберализма в начале 90-х годов были вброшены и некоторые инструментальные политические идеологии, среди которых главной была социал-демократия. Показательна идейная эволюция, например, архитектора и вдохновителя болгарского варианта перестройки А.Луканова[5]. Поддерживая в начале процесса социал-демократию во всех ее формах, включая нежизнеспособные, к 1996 году он уже откровенно говорил о необходимости создания болгарской правой партии «неоголлистского» типа. В данном случае нам важна не динамика индивидуальных представлений, а реальное политическое сознание всего сословия.

В 1996 году коллективный болгарский Луканов (напомним, что это было позднее номенклатурное болгарское сословие, которое боролось за континуитет во власти и отношениях собственности) был в шаге от своей исторической цели. Хотя и без своего предводителя, сословие сделало этот шаг, достигло своей цели и сумело укрепить свои экономические интересы и свою политическую волю в конце первого десятилетия так называемого «перехода к демократии».

Отгородившись от социализма, болгарская социалистическая номенклатура сумела создать свой корпоративно-клановый и феодально-сословный социализм. Болгарский социализм был уничтожен в рамках болгарского общества, но сохранен и воспроизведен как «достояние» наших детей в рамках 500 самых правильных и самых прогрессивных семей.

Сегодняшняя политическая жизнь в Болгарии при всей ее неразберихе, условности и неисправимой абсурдности полностью отвечает и успешно обслуживает победившее номенклатурное сословие. Необходимо видеть и учитывать, что так называемые болгарские левые и правые одинаково неаутентичны, непредставительны, нефункциональны и исторически абсурдны, а также полностью друг друга стоят. Болгарские левые и правые соизмеримы, однородны и единосущны по той простой исторической причине, что они не являются результатом реальной политической и экономической борьбы (как это было, например, во Франции, Италии, Германии или Великобритании). Как раз напротив, они представляют собой материализацию политических абстракций, которые до своего воплощения были абстрактными аспектами группового политического сознания поздней социалистической болгарской государственно-партийной номенклатуры. Они и сегодня остаются аспектами разлагающегося номенклатурного сознания; они не есть воплощение живых сил социальной ткани, а гнилостные продукты разложения, поскольку, побеждая, социалистическая номенклатура не прекращала гнить и заражать общественную жизнь Болгарии на протяжении последних двадцати лет.

Переходя от анализа исторических корней и предпосылок болгарской политической системы к ее сегодняшнему состоянию и динамике, нужно отметить, что некоторые ее первоначальные (реальные, а не официальные) задачи уже выполнены. Результаты исполнения первой основной задачи налицо — почти до основания разрушены производственный потенциал поздней социалистической Болгарии, мощные и сравнительно хорошо развитые производительные силы, производственные мощности стоимостью в миллиарды долларов приравнены к нулю, что, естественно, и привело к решению основной задачи. Политический аппарат поздней социалистической номенклатуры (видимость многопартийности, идеи плюрализма и т.п.) успешно уничтожил производственный потенциал Болгарии, таким образом страна не просто была сброшена с 29-го на 58-е место в Индексе человеческого развития ООН, а, что более важно, путем принудительной и ударной демодернизации ликвидационная команда, организованная номенклатурным сословием, вывела Болгарию из списка конкурентов Запада и превратила ее территорию в зону радикального потребления.

Там, где были развитые производственные мощности, сегодня построены моллы, в которых болгары должны превращать деньги, полученные от ЕС, в товары, произведенные в ЕС. Болгарская политическая машина успешно заработала как ликвидационная команда по «охлаждению болгарской национальной экономики» (эта терминология была введена Агентством по экономическому программированию органом чрезвычайной экономической власти, который функционирует не где-нибудь, а в Президентстве Республики Болгарии).

Схема функционирования номенклатурной власти, выступавшей в роли ликвидационной команды, была совсем простой: уничтожается производство стоимостью 500 млн долларов, а ликвидаторы получают свои ликвидационные 10%. Таким способом номенклатурная власть в Болгарии, уничтожая производственные активы на миллиарды, за последние 20 лет сумела сколотить специфический ликвидационный гонорар размером в десятки миллионов. Прежние иллюзии хозяйственной номенклатуры среднего звена — будто бы превращение государственной собственности в частную сделает их успешными предпринимателями, капитанами эффективно функционирующей экономики — были быстро и безжалостно рассеяны. Так называемая болгарская «приватизация» заменила не только субъектов собственности, но и объекты: производственные мощности были успешно превращены в «воздух», в финансовую наличность, а эти потоки капиталов посредством специально созданной банковской системы были брошены на ветер, разграблены, использованы для неэкономических целей, а частично переброшены в надежные западные банки.

Таким образом, «демократическая революция» создала ограниченный круг собственников, которые владеют в лучшем случае не производственными мощностями, а финансовыми активами. Так болгарская номенклатура превратилась не в успешного коллективного капиталиста, а в беспомощного экономического посредника процессов, которыми управляют неболгарские факторы, превращающие Болгарию в зону скрытого европейского неоколониализма. Капиталистическая революция в Болгарии произвела узкий круг собственников, но не капитализм.

Оглядываясь в прошлое, можно увидеть нечто парадоксальное. Все коммунистические преобразования 40-х, 50-х и 60-х годов прошлого века, которые проводились под знаменем болгарского коммунизма, не были столь радикально и глубоко по сути антикапиталистическими, как «капиталистические реформы» болгарских демократов. Борьба болгарской номенклатуры за капитализм уничтожила его под корень и как действительность, и как возможность, и как перспективу, и как горизонт развития. Вместо обещанного капитализма поздняя социалистическая номенклатура создала на территории Республики Болгарии общеевропейский задний двор, смесь дешевого рынка человеческой плоти и глобальной европейской свалки. Новые собственники Болгарии сумели конституироваться на пути сознательного проведения ими экономической разрухи.

Вторая цель этой политической системы, однако, осталась недостигнутой, потому что по своему смыслу она была недостижима. Номенклатурное сословие, которое узурпировало власть в Болгарии, не могло превратить себя в класс. Сегодняшняя власть в Болгарии осталась такой, какой была в момент своего зарождения. Сословная власть осталась сословной именно потому, что она не в состоянии соблюдать законы, которые сама же установила, не способна создавать и поддерживать общественные отношения, которые имеют историческую долговечность и не обрушиваются под собственной тяжестью.

Представление, что сегодняшняя власть в Болгарии коррумпирована, глубоко неверно. Само понятие коррупции привнесено и искусственно насаждается в Болгарии обществами, где коррупция действительно существует, но имеет природу побочного (хотя и очень трудно преодолимого) эффекта более или менее успешно функционирующего государственного управления. Важно понять, что там, где коррупция существует, — а она существует везде, хотя и в различной степени, — она представляет собой побочный продукт успешного функционирования управления. Болгарская «коррупция» — не побочный эффект, а всеобщая обязательная норма, закон государственного управления, его фундаментальный принцип. В этом смысле методологически неверно сравнивать и соизмерять так называемую «болгарскую коррупцию» с аналогичным явлением на Западе, которое, хотя и носит то же название, имеет принципиально иную природу. Но так же методологически неверно причислять болгарское общество к искусственно сконструированному типу «восточных или азиатских обществ».

Содержательные аналоги следует искать не на Западе или Востоке от Болгарии, а лишь в истории. По содержанию аналоги сегодняшнего болгарского государственного управления, основанного, повторим, на системном нарушении болгарским политическим классом своих же собственных законов, можно поискать в таких экзотических местах, как пиратская республика на острове Тортуга в XVII–XVIII веках, в пиратской свободно управляющейся зоне северной части полуострова Ютландия (современная Дания). Подобного же типа были и криминально-политические зоны в Бахрейне в арабском средневековье, а также некоторые свободные политические зоны на Дальнем Востоке и в Тихоокеанском регионе в первой половине XIX века. Здесь важно понять, что так называемая «болгарская коррупция» — это не ошибка в системе, напротив, это и есть сама Система, это не патология, а торжествующая Норма, «закон жизни».

Непосредственное сращивание общественно-политической ткани с коррупционными схемами не дает нам возможность говорить о развитой коррупции в Болгарии. Природа этого явления заключается скорее в изначальной неспособности сословия, узурпировавшего власть в Болгарии, создать общественные отношения современного типа, которые основывались бы на рациональной прозрачности и допускали возможность публичного контроля. Сегодняшняя болгарская политика скрыто феодальная, что возможно через механизм слегка прикрытого неоколониализма и только при условии отсутствия суверенитета. Правда о сегодняшнем болгарском государственном управлении и о самой сути сегодняшней болгарской политической системы конечно же не тайна для общеевропейской «супервласти» в Брюсселе, потому так смехотворны все попытки «пожаловаться в Брюссель».

Как раз наоборот, болгарские компрадоры и неоколонизаторы абсолютно приемлемы для брюссельской власти с идеологической, моральной и политической точек зрения. В конце концов разве очевидный распад болгарской государственности не подтверждает правильность общеевропейской идеологии об отмирании национального государства и успешном (хотя и не быстром) излечении европейских граждан от одной из самых постыдных болезней, завещанных сегодняшней Европе XIX века, — от национализма.

Важно подчеркнуть, что сегодня в Болгарии кризис переживают не отдельные партии (о них речь пойдет ниже), а сама политическая система, сам политический организм, который, на первый взгляд, состоит из партий, но по сути предшествует появлению партий и их производит.

Коллективный и исключительный субъект политической власти в Болгарии — болгарский политический класс. Это очень закрытая корпорация, которая имеет малоподвижную периферию и почти неподвижное ядро. Этот политический класс имеет свое надежно защищенное ядро в лице так называемой болгарской «судебной власти», доступ в которую (социальные лифты) возможен только родственно-клановым путем. Относительно более динамична структура «правительство», где изменения все же возможны, хотя и исключительно трудны. Самая подвижная часть болгарского политического класса — так называемый «парламент», функция которого очень проста — придавать форму закона непрестанно меняющейся воле болгарского политического класса. Эта веселая, шумная и безответственная деятельность осуществляется под неустанным контролем реальных центров политической власти в стране (кланов, родов, семей, агентур, тайных обществ непрозрачного типа и отдельных посольств).

Бессмысленность так называемой парламентской деятельности (которая вытекает из простого факта, что болгарский член парламента является не кем иным, как посредником, не мешает болгарскому парламентаризму исполнять свои фасадно-протокольные функции. Сегодня в Болгарии высшей формой политического успеха, желанным вступлением в мистическое Царство власти считается так называемое «вхождение в парламент». Политические институты страны сегодня существуют без всякой связи со своей провозглашенной и заявленной сущностью. Весь политический механизм государства можно рассматривать как большой комитет по урегулированию внутрисословных, преимущественно экономических, отношений в условиях защиты от любых внешних, публичных общественных воздействий. Подступы к сегодняшней политической власти в Болгарии надежно забаррикадированы, так как они действительно сословно-феодального типа. Весь претенциозный и шумный «болгарский европеизм» — это прикрытие нового болгарского феодализма.

Дух нового времени был изгнан из Болгарии в конце 80-х — начале 90-х годов прошлого века. Болгарское общество встретило третье тысячелетие, давая «задний ход», на волне демодернизации, что принесло бесчисленные беды большинству болгар. Была создана золотая управленческая цитадель десяти тысяч избранных, которые получили право говорить не только от имени болгарского государства, но и управлять болгарской национальной судьбой.

Новый феодализм в Болгарии породил свои причудливые и экзотические политические псевдопартийные структуры. Во-первых, следует отметить так называемые старые партии переходного периода, то есть болгарскую классику — партии, которые в совокупности и при взаимодействии выступили «мотором» перехода, а на деле (но неофициально) представляли собой политический инструмент для достижения двух основных целей — перераспределения государственной собственности (что было, повторим, побочным эффектом целенаправленного разрушения социалистической экономики в пользу и по поручению новых друзей болгарской демократии). Вторая цель, которая так и не была достигнута, оказалась невыполнимой и логически, и физически — это эффективное превращение сословия в класс, превращение сословной власти в классовую.

Основными партиями переходного периода, которые должны были решить эти задачи, были Болгарская социалистическая партия (БСП), Союз демократических сил (СДС) и Движение за права и свободы (ДПС). К концу 90-х годов эта политическая машина была уже амортизирована.

Элита БСП хотела быть в сфере власти, но при этом не нести какой-либо ответственности. В 90-е годы во имя этой цели партия болгарских социалистов разработала специальную оправдательную идеологию — переход происходит правый, и потому БСП не возьмет на себя бремя власти, но через свою элиту будет всегда присутствовать в сфере власти, таким образом придавая ей законность. Для достижения этой цели, однако, серьезным препятствием оказался массовый характер БСП — в первой половине 90-х годов она продолжала оставаться самой массовой политической организацией, насчитывая в своих рядах около 600 тыс. членов, что представляло реальную опасность для реализации целей ее собственной элиты. Такая массовая, многочисленная и политически мотивированная общность людей непроизвольно отпугивала руководство партии от взятия власти, что представляло угрозу для планов так называемого перехода. Вследствие этого основной, хотя официально и не провозглашенной, задачей верхушки БСП было «научить БСП проигрывать выборы». В этом направлении работал политический лозунг руководства Луканова в 90-е годы — «достаточно 45%». Эта установка, забавная на первый взгляд, имела характер инструкции и директивы, это было указание-предупреждение столичного центра БСП региональным и местным партийным структурам — «не сметь побеждать». Такая же «стратегема» настоятельно и упорно проводилась в постановлениях тогдашнего председателя БСП А.Лилова. Ее содержание раскрывалось следующим образом: элегантные поражения БСП в будущем следует превращать в стратегические победы («Никто не знает, что он теряет, когда выигрывает, и что выигрывает, когда терпит поражение» — так это звучит на эзотерическом языке председателя-стратега). Другими словами, гипотетическую победу БСП, которую тогдашнее руководство партии откладывало на далекое будущее, следовало ковать через системное поражение на всех проходящих выборах. Победа как поражение и поражение как победа — таковым было эзотерическое послание тогдашнего руководства БСП, адресованное только посвященным в оккультные тайны политики.

«13% — много для этой провалившейся партии» — это уже стратегема руководства БСП времен Г.Пырванова. Тогдашнее руководство социалистов сделало все возможное, чтобы перебросить власть от БСП в распоряжение братской партии СДС. Эту задумку удалось осуществить в 1997 году. И вся ответственность легла на еще не окрепшие плечи фаворита болгарского демократического перехода, гегемона новой болгарской истории, политическую силу, призванную судьбой привести исстрадавшуюся от тоталитаризма страну в «демократический Ханаан», — на СДС.

Следует признать, что, реализуя проект Луканова — Лилова, партия СДС тогда сделала все, что было в ее силах, довела политическую и экономическую ситуацию в стране до необратимого состояния. С точки зрения достижения поставленных целей было успешным управление И.Костова. Правительство СДС (ОДС) в конце 90-х годов сумело выполнить все, что было возможно, для реализации первоначального замысла. Нет ничего странного в последующем его распаде — так распадаются структуры, ставшие уже ненужными, поскольку они выполнили свою функцию.

Выполняя роль политического посредника во всех мыслимых и немыслимых политических ситуациях, партия Ахмеда Догана, которая только на первый взгляд этническая, а по существу представляет собой действенный политический союз турецко-болгарской региональной номенклатуры, сумела за эти годы сконцентрировать в своих руках не столько власть, сколько значительную собственность, и уже через эту собственность партия получила рычаги для влияния на реальные процессы в стране.

С высоты двух прошедших десятилетий следует признать, что ДПС состоялась как удивительно успешная политическая задумка. Когда надо — либеральная, а когда надо — турецкая. Партия Догана превратилась в виртуозный инструмент для номенклатурных игр, включая и запугивание (в том числе сепаратизмом косовского типа), когда это требуется, и обильную псевдодемократическую и ультралиберальную фразеологию. Партия универсального политического посредничества, которая может быть по мере надобности и левой, и правой, а в отдельных случаях и вовсе лишена какого-то политического лица, закономерно оказалась в тупике. Сегодня, оставленная своим руководителем, ДПС представляет собой формацию с неопределенными перспективами. Главный фактор, который омрачает ее будущее, — не столько внутреннее политическое состояние ДПС, сколько радикальная амортизация и деформация ее политического контекста, то есть системы, центром которой ДПС была призвана быть. Посредник становится ненужным, когда меняются условия посредничества.

Первое десятилетие XXI века стало качественно новым этапом. Не столько изменился смысл слова «переход», сколько стало ясно, что существующие политические механизмы, с одной стороны, исчерпали себя, а с другой — неэффективны. СДС остался в истории, распадаясь на враждующие крылья и группы. От него остались лишь несколько политических сект, для которых значение выражения «политический успех» означает не обладание властью, а объединение единомышленников. Остатки СДС сегодня представляют собой «конторы», которые при необходимости готовы дать сертификат политической благонадежности, сиречь демократичности. Партия И.Костова — единственный центр в Болгарии, который имеет право дать сертификат о действительной принадлежности к правым (то есть никто в Болгарии не может считаться правым, если Pontifex Maximus Костов не признал его таковым, в России аналогичную позицию занимает В.Новодворская). Политическая формация СДС сегодня сохраняет свои позиции главным образом посредством политической ностальгии и, вероятно, навсегда останется в болгарской политической жизни политической формацией, вечно призванной бороться «за нашу и вашу свободу».

Вкратце состояние классических партий в переходный период можно обобщить следующим образом.

СДС (точнее, его остатки) функционирует сегодня и, вероятно, останется навсегда элитарно-маргинальным и экзотическим политическим образованием, не имеющим реального влияния на политическую жизнь страны.

Будущее ДПС зависит от способности его руководства (конечно, под патронатом его вечно живого основателя) находить ситуации, в которых необходим посредник, так как политическое посредничество — реальная политическая стихия этой партии.

БСП сохранила свой относительный вес (хотя и сильно сократила свою численность), при этом реальная проблема партии — окончательная (и, судя по всему, необратимая) политическая деморализация ее руководства. Сегодня она успешно претворяет в жизнь, хотя и с другой фразеологией, «стратегему Лилова» — любое поражение должно быть объявлено победой по существу. В результате между руководством БСП и ее членской массой тлеет идеологическая вражда, которую невозможно скрыть, что не дает возможности говорить о каком-то политическом будущем для этой партии в ее сегодняшнем виде. Среди членов БСП и ее сторонников общепризнано, что нет такого поражения, которое бы не было победой руководства партии.

Начало XXI века в Болгарии было временем партий нового типа, политических субъектов, скорее похожих на «мероприятие».

Таким «мероприятием» с неясным корнем, но откровенно ясным результатом была партия одноразового употребления Симеона Сакскобургготского.

Это «мероприятие» было также исключительным по своей экзотической конструкции. Оно останется в истории болгарской политики под веселым загадочным наименованием «3–5–8». Это была политическая клика, которая объединила, хотя и временно, части болгарской политической верхушки с противоположной официальной идеологией, но абсолютно тождественными интересами. Успешное завершение мандата «3–5–8» стало торжеством политической технологии, поправшей политическую мораль, это была блестящая победа здравого разума над силами здравого смысла.

После успешного завершения мандата этого образования в болгарской политической жизни утвердилось ясное понимание, что теперь уже нет ничего невозможного, то есть болгарская политическая верхушка сумела достичь спасительного берега свободы — обрела полную бесконтрольность.

Следующее политическое «мероприятие», которое в настоящее время подходит к своему концу, — это политическое образование с рабочим названием ГЕРБ — «Генерал спасает Болгарию». Особенность этого «мероприятия» заключалась в грубом несоответствии между генезисом и результатом. ГЕРБ появился на сцене болгарской политики как партия «последней надежды» (или Endlцsung) особенно притесняемого и практически исчезающего болгарского среднего класса. Важным фактором успеха партии ГЕРБ была умело поддержанная надежда, что «наконец праздник наступил и на улице болгарского среднего класса». Однако уже на второй год ее существования ловушка захлопнулась: стало ясно, что ГЕРБ — политический инструмент не остатков болгарского среднего класса, а 500 самых правильных (то есть самых богатых) болгарских семей.

Через политическую формацию ГЕРБ в Болгарии окончательно укрепились позиции сословной и родоплеменной власти поздней социалистической номенклатуры, ее детей и челяди (феодальная природа сегодняшней болгарской власти заставляет вспомнить смысл подзабытого слова «челядь», означающего не наследников или членов семей и родов, а людей, находящихся на их содержании, то есть юрисконсультов, адвокатов, охранников, парикмахеров, водителей, приближенных архитекторов, ручных, или попросту купленных, депутатов, редакторов и руководителей СМИ и другой обслуживающий персонал).

Независимо от политической нестабильности сегодняшней болгарской политической жизни ничего по существу не изменилось в политической формуле Болгарии. Эта формула гласит: вся политическая власть в стране принадлежит исключительно и навсегда, необратимо и непоколебимо болгарскому политическому классу, который не собирается выпускать ее из рук и кому-либо уступать.

Можно прогнозировать, что в результате прошедших выборов природа коллективного политического субъекта в стране не изменится.

Несомненно, будут воспроизведены олигархи и компрадорщина по существующим управленческим формулам. Вероятнее всего (так как последние болгарские правительства были своеобразными исполнительными бюро болгарского неофеодального правящего сословия по урегулированию внутрисословных вопросов), новое правительство будет того же типа. И поскольку власть в Болгарии уже очень давно имеет свою цену (которая, впрочем, постоянно падает), какая-нибудь более влиятельная сословная группировка заплатит от 10 до 30 млн евро, чтобы перекупить следующее болгарское правительство и иметь инструмент для решения собственных насущных задач.

А «насущными задачами» для любой болгарской исполнительной власти сегодня могут быть только задачи экономические. Проблемы социальной защиты в широком смысле уже давно под запретом в болгарском обществе, а любая попытка поставить на повестку дня какую-то социальную проблему априори будет заклеймена как рецидив коммунизма. Официальная идеология почти всех болгарских политических властей в последние десятилетия утверждала две простые истины. Первая: в демократическом обществе, а таковым, без сомнения, является болгарское, каждый получает то, что заслужил, и социальная структура в этом смысле оптимальна. Вторая: по сути то же самое, только сформулировано проще, в более удобной форме для массовой пропаганды: «Резкое разделение на бедных и богатых — это первое условие для успешного экономического развития любого общества». Поэтому сегодня в Болгарии не принято, чтобы исполнительная власть бралась за решение каких-то социальных проблем.

Собственно политическая проблематика тоже не входит в компетенцию исполнительной власти в Болгарии в последние десятилетия. Фундаментальные и насущные политические проблемы типа национальной безопасности, внутренней безопасности, обороны, международно-политического положения страны, ее геополитические задачи и, конечно, классические проблемы войны и мира давным-давно отданы на откуп нашим новым партнерам. Например, недавно болгарский парламент принял документ, обязывающий Республику Болгарию оказывать всемерное содействие американской администрации на Ближнем Востоке. По существу, это означает, что болгарский политический класс рассматривает территорию болгарского государства как подмандатную территорию США.

В этом смысле с политической точки зрения болгарская политическая элита пребывает в сладкой дреме — все жизненно важные проблемы, касающиеся национальной политики, выведены из ее компетенции и добровольно переданы соответствующим западным учреждениям (Госдепу и Министерству обороны США, соответствующим западноевропейским, преимущественно американским и британским спецслужбам).

Таким образом, бремя «большой политики» не давит на плечи болгарского политического класса, который успешно переложил ответственность за болгарское государство как политического дома болгар на своих более опытных западных партнеров.

Потому насущные задачи любого болгарского правительства в последние годы можно разделить на три группы:

— урегулирование экономических отношений между отдельными олигархическими группировками и спасение от долгов некоторых особо выдающихся граждан типа И.Прокопиева[6], В.Божкова[7] и других богатых и знатных людей Болгарии;

— оптимальное управление финансовыми потоками, поступающими от ЕС (правильная расстановка «своих людей» на такие государственные посты, которые имеют стратегическое значение для управления этими потоками, — вопрос ключевого значения для стабильности болгарской исполнительной власти), поскольку конфликт между болгарскими олигархическими структурами из-за раздела этих весьма значительных европейских субсидий может оказать сильный дестабилизирующий эффект на болгарскую исполнительную власть (короче говоря, все тайны болгарской политики сегодня имеют главным образом экономическую природу и касаются явного или скрытого распределения и перераспределения экономических благ, что характерно для любого колониального режима);

— третья группа задач состоит в системном воспрепятствовании вплоть до открытого саботажа всех экономических программ с участием России на территории Балкан.

Ставить препоны России любой ценой и всеми средствами — это символ веры болгарской политической элиты. Эта элита убеждена, что сегодня американскую поддержку статус-кво в Болгарии и соответствующее благословение власти нынешнего болгарского политического класса можно получить единственно при условии постоянной демонстрации своей готовности исполнять все американские пожелания. Очень точно эту позицию сформулировал один влиятельный болгарский функционер, который заявил: «Евразийство — да, но только после разрешения американского посла».

Другими словами, болгарская элита рассматривает свои отношения с США как гарантию своего политического и экономического благосостояния.

Поэтому формула новой болгарской власти проста. Так как ни одна из олигархических группировок не имеет доминирующих позиций в болгарской экономике, но между ними существует проамериканский консенсус, можно ожидать, что правительство будет обладать следующими характеристиками:

— оно станет откровенно проамериканским, как и все предшествующие, что на практике будет означать аннулирование уже в недалеком будущем всех реальных возможностей для участия Болгарии в каком-либо масштабном проекте с участием России;

— вскоре после выборов болгарскому электорату в доступной форме объяснят, что развитый европеизм в Болгарии (это идеологическое клише без проблем заняло место развитого социализма) невозможен без широкомасштабной добычи сланцевого газа на болгарской территории (чтобы утвердить эту новую для Болгарии перспективу, ожидается, что болгарский парламент будет голосовать конституционным большинством);

— состав правительства с высокой долей вероятности будет коалиционным (вследствие того, что потенциал каждого участника выборной кампании в отдельности полностью исчерпан), но нельзя исключать появления гиперкоалиционного, так называемого «программного правительства», о необходимости которого недавно заявил председатель БСП.

«То, что не по силам никому в отдельности, могут все вместе», — такова может быть формула новой болгарской исполнительной власти, тем более что в области этого нового типа политических технологий Болгария уже накопила опыт — коалиция «3–5–8» была как раз такого типа.

* * *

Сегодня болгарское общество нуждается не в перестановке стульев вокруг стола, а в решительной смене политической элиты. Только выполнение этой задачи даст возможность начать, хотя и с трудом, решение двух особенно наболевших вопросов — национально-государственного, который касается стабилизации, и возвращения национального суверенитета как базового условия общественного развития болгарского государства. Одновременно необходимо решать и не терпящий отлагательства социальный вопрос, который угрожает стране настоящим демографическим коллапсом.

Вопрос вопросов сегодня для Болгарии — это не процентное соотношение сил в парламенте, а радикальная смена национальной элиты. Только новый национальный, готовый взять на себя ответственность политический класс со своими левыми и правыми формациями может поставить и решать задачи национально-демократического типа, которые стоят сегодня перед болгарским обществом.

Перевод с болгарского О.Н. Решетниковой



[1] Решающую роль в отстранении от власти Т.Живкова 10 ноября 1989 года сыграло так называемое «реформаторское крыло» Болгарской коммунистической партии, группировавшееся вокруг министра иностранных дел П.Младенова и заместителя премьер-министра А.Луканова.

[2] Авторское определение Народной Республики Болгарии (НРБ, 1946–1990). В официальной болгарской историографии принято выделять следующие периоды национальной государственности: Первое болгарское царство (681–1018 годы), Второе болгарское царство (1185–1396 годы), Третье болгарское государство (1878 — по настоящее время).

[3] Эммануэль-Жозеф Сийес (аббат Сийес), автор памфлета «Что такое третье сословие?» (1789).

[4] Первая мировая война.

[5] Сын главы МИД НРБ в 1956–1962 годах К.Луканова, министр внешнеэкономических связей с 1987 года и один из главных фигурантов ноябрьского переворота 1989 года, в феврале–ноябре 1990 года — председатель Совета министров. Впоследствии занимался бизнесом, в 1996 году был застрелен у подъезда своего дома в Софии.

[6] И.Прокопиев (родился в 1971 г.) — глава финансово-промышленной группы «Альфа финанс холдинг», до 2010 года председатель Конфедерации работодателей и промышленников в Болгарии и заместитель председателя Союза издателей Болгарии. Почетный консул Канады в Болгарии, с октября 2010 года проживает в Сингапуре.

[7] В.Божков (родился в 1956 г.) — болгарский предприниматель и коллекционер, владелец сети казино и букмекерских контор.

 





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0