Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Знаменитые москвичи. «Спешите делать добро». К 160-летию со дня смерти Ф.П. Гааза

Олег Павлович Торчинский родился в 1937 году. Журналист, искусст-вовед. Окончил два факультета МГУ: журналистики и исторический (отделение искусствоведения), что помогло ему выбрать свою главную тему: культура и искусство.
Почти 30 лет был сотрудником Агентства печати «Новости» (АПН). В течение ряда лет работал по направлению АПН в Индии.
Автор статей по вопросам искусства в газетах и журналах и моно-графических альбомов о современных художниках. Книги и альбомы со статьями О.П. Торчинского изданы, помимо России, в Финляндии, Индии, Гонконге. Одна из них, «Россия», краткий обзор истории и культуры Рос-сии, включена в фонд Библиотеки Конгресса США.

К 160-летию со дня смерти Ф.П. Гааза


Однажды Ф.М. Достоевского попросили назвать лучших русских людей. Рядом с Пушкиным, Суворовым, Кутузовым он поставил имя немца по происхождению, католика по вероисповеданию — Фридриха Йозефа Гааза, известного в Москве как доктор «Федор Петрович» или «святой доктор».

Его уважали такие разные люди, как революционер А.Герцен и император Николай I. Евангельские заповеди знают все, но мало кто спешит их исполнять. Для доктора Гааза они были законом, а вся его жизнь — их исполнением. И в этом смысле редко чье имя можно поставить рядом. Может быть, Альберта Швейцера, может — матери Терезы... В августе 2013 года исполнилось 160 лет со дня, когда плачущая Москва проводила своего «святого доктора» в последний путь.

Фридрих Йозеф Гааз (1780–1853) родился в старинном немецком городке Бад-Мюнстерайфель близ Кёльна, медицинское образование получил в Вене. В 1806 году приехал в Россию, в 1812–1814 годах был военным врачом в действующей русской армии. А с 1829 года и до самой смерти занимал должность главного врача московских тюрем. Карьера его не была похожа на карьеру многих врачей-иностранцев, искавших в России прежде всего наживы и остававшихся глухими к бедам народа. Гааз выбрал другой путь, не суливший ни почестей, ни богатства. Он стал, по сути дела, единственным заступником низших из низших — униженных, отвергнутых, несчастных — заключенных московских тюрем и «этапников», проходивших через Москву в Сибирь. И отдал им не только свое сострадание, но и свое достояние. Постепенно исчезли у тюремного доктора карета с четырьмя белыми рысаками, городской особняк с модной мебелью, подмосковное имение с суконной фабрикой. Все до последней копейки он тратил на покупку одежды и лекарств для арестантов, подарки для их детей — конфеты, пряники, апельсины. В 1836 году он добился открытия для них школы.

Смешной, нескладный старик в стоптанных башмаках, с Владимирским крестом в петлице поношенного фрака каждый день начинал с обхода тюрем. Безбоязненно входил он в камеры «опасных» — клейменых, битых кнутом, приговоренных к бессрочной каторге, спрашивая: «Не имеете ли какой-нибудь нужды?» — и всегда сдерживал обещания. Недаром среди арестантов ходила поговорка: «У Гааза — без отказа». Он бегал по канцеляриям за справками для невинно осужденных, выпрашивал пожертвования, строил больницы и приюты. Не любившие беспокойного «иноземца» чиновники и сменявшие друг друга генерал-губернаторы вынуждены были мириться с чинимыми им «беспорядками», бороться с ним было и утомительно, и просто непопулярно. Да и самим чиновникам приходилось то и дело обращаться к Гаазу. Во время холерного бунта в Москве он одним своим появлением успокоил обезумевшую толпу.

Невозможно перечислить деяния, совершенные этим человеком в мрачную Николаевскую эпоху. Благодаря его неутомимым хлопотам арестанты в Москве получили право подавать прошения на пересмотр дел. Был перестроен Бутырский тюремный замок, при нем были открыты производственные мастерские и школа, в московских тюрьмах улучшилось качество питания. Детей и жен, следовавших за своими осужденными кормильцами в Сибирь, стали снабжать деньгами и одеждой, бесплатно раздавались книги. А чудовищные, тяжелые кандалы, стиравшие тело до костей и соединенные единым на весь строй прутом, были заменены на изобретенные «святым доктором» облегченные, обтянутые кожей и не стеснявшие движений. Их так и называли — «гаазовские»...

Однажды, отправившись по своим делам, Гааз увидел на улице под забором умирающую женщину. Он посадил несчастную в свою карету и отвез в тюремную больницу. Затем немедленно отправился к тогдашнему московскому генерал-губернатору князю Щербатову и, рыдая, упал перед ним на колени.

— Что с вами, Федор Петрович? — спросил изумленный князь.

— Ваше сиятельство! Я не встану с колен до тех пор, пока вы не разрешите обратить тюремную больницу в убежище для всех бесприютных бедных, не имеющих, где преклонить голову, умирающих на улице без одежды, обуви, пищи.

Так возникла в 1847 году в Москве полицейская больница, прозванная Гаазовской.

Когда доктор Гааз умер, 19 августа 1853 года, его пришлось хоронить за счет полиции: в опустевшей квартире не было ни одной ценной вещи, за исключением дешевенькой подзорной трубы: по ночам доктор любил смотреть на звезды. Двадцатитысячная толпа провожала гроб до места последнего упокоения — Введенского (Немецкого) кладбища. Отряд казаков, отряженный для охраны порядка на похоронах, вместе с полицмейстером спешился и до самой могилы шел пешком в толпе простолюдинов. Могила, бережно ухоженная и в наши дни, представляет высокий валун с католическим крестом, а ограда «украшена» теми самыми «гаазовскими» кандалами.

Во дворе Гаазовской больницы в 1909 году на пожертвования москвичей был поставлен памятник «святому доктору». На постаменте из черного полированного гранита стоит бронзовый бюст улыбающегося старика с добрым, мудрым лицом. Чуть ниже — надпись: «Федор Петрович Гааз. 1780–1853». А еще ниже — в лавровом венке любимый его девиз: «Спешите делать добро».

Олег Торчинский





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0