* * *
Он — случайный в моем доме... Он — связать двух слов не может...
Он — одет не по погоде... То молчит, а то — мычит...
что контрактником собрался — умереть в каком­то взводе
за Россию, за «не знаю», за бесплатные харчи...
за надежду — жить на свете: «а куда еще деваться?» —
и за боль: «что, девку эту позабыть или убить?..»
И дрожат большие руки с заусенцами на пальцах...
И он просит, как страдалец: «Можно мне себе налить?»
«Наливай». И отвращенье — первый шок при виде «мачо» —
вдруг во мне сменилось дикой, дикой жалостью немой.
Я не знаю, как случилось, я сказала ему: «Мальчик!»
И тридцатилетний мальчик разрыдался предо мной...
Вся никчемность, вся бездомность, подноготная, какую
мы скрываем, — обнажилась в его бритой голове...
И я плакала с ним вместе, я рыдала с ним — не скрою...
Ни о чем. О ветре в поле. О кузнечиках в траве...


* * *
Что тебе сделать? Борща? Зажарить леща?
Ты вот зачем приехал? Поешь — и прощай.
Сколько ты будешь мерещиться мне в других мужиках?
Ты прекращай мне это, ты прекращай...
Мы же в разводе скоро три сотни лет.
Помнишь ли повод? Ты сам захотел развод.
Что же покою, окаянный, от тебя мне нет?
Снишься раз в год мне... Снишься — зачем? Раз в год,
Как по часам — под Пасху. Мне завтра в храм
С мужем и сыном... Приснишься — испорчен день.
Вместо молитвы я думаю: как ты там,
Как бы у нас сложилось и прочую дребедень.
Не увлекай меня в наш параллельный мир,
Где нерожденных — тьма, не построен дом,
Нож не наточен, не сотворен кумир,
Только скелет хохочет в шкафу пустом.


Костюм

Я помню маму... Темно­синий
Костюм и белый воротник —
Как будто голубь над Россией
Крылами острыми приник
К тревожной сини ледяной...
Я причитала: «Мама, ой!
Сними костюм, надень другой —
Юбчонку до коленочек
И блузочку из ленточек!
Ты в том наряде — юная,
Не строгая­угрюмая!»
Но отвечала мама: «Нет!
Придешь из школы — съешь обед.
Я буду в семь, не ранее.
Сегодня партсобрание».
...Мне сорок лет. Я не расту.
Мне впору стал ее костюм,
Иссиня­черный шерстяной,
На мне сошелся — как влитой.
И я надела... И лицо
В момент утратило беспечность.
И мой горящий взгляд свинцом
Бесстрастно устремился в вечность!
По радио запели гимн —
Я молча поднялась со стула
И враз — движением одним —
Все пуговицы — застегнула.


* * *
Ветку склони и снежинку тронь,
Хрупкую, как звезда...
Долго смотри, как горит огонь
И как течет вода...
Ты словно в лифте застрял и спишь
Между двух этажей...
И наполняется смыслом жизнь,
И не спешит уже...
Не распыляйся и не ищи
Истину в суете.
Если друзья в час беды ушли —
Значит, они — не те...
Крестится бабка, и спит малыш,
Дремлет уставший конь.
И, как вода, утекает жизнь,
И догорит огонь.


* * *
Штопала колготки. Вязала пинетки.
Разливала варенье гостям в розетки...
Хотела все изменить, закончив дела...
Достирала. Присела.
А жизнь — прошла!