Дневник К.Р. 1909 года
Пятница. 15 мая.
Почти на каждой станции встречи: хлеб-соль от местных жителей, переселившихся сюда за последнее 20-летие, преимущественно из Малороссии, духовенство, уссурийские казаки, дети, обучающиеся в сельских школах, с цветами. Чтобы не прибыть во Владивосток ночью, остановились в Раздольном, где расположены 1-й вост[очно]-сибирский стрелк[овый] Его Величества полк, Приморский драгунский полк и парковая артиллерия. Раздольное на берегу р. Суифуна. На плацу перед казармами войска выстроились покоем для парада. Обойдя фронт, я велел перестроиться поближе ко мне и передал войскам сердечный привет Государя и его спасибо за боевую службу. На это я был уполномочен телеграммой Государя в ответ на мой запрос и предупреждение, что увижу войска. После церемониального марша на плацу остался один Государев полк, которому я отдельно передал, что Царь им кланяется и гордится быть их шефом.
(Забайкалье, в вагоне, 20 мая.) Погода в Раздольном была чудесная; местность живописная, долина над извилистым Суйфуном, окаймленная лесистыми горами; цвели черемуха и яблоня. Просил представить мне офицеров стрелкового Е. В. полка, и я с каждым говорил; не обошел еще половины, как фотограф просил сняться с ними группой, а то было бы поздно: солнце садилось. Уселись толпой; молодежь расположилась на земле. Один подпоручик, Шапиловский, известен мне по Аракчеевск[ому] к[орпу]су и Павловскому у[чили]щу; припомнил, что у него на затылке есть под волосами шишка; так и оказалось. После фотографии продолжал говорить с офицерами. Зашел в полковую церковь. Подошли и офицеры-драгуны; один показался мне знакомым, спрашиваю фамилию — корнет Подгорецкий; вспомнил, что он из Неплюевского корпуса и Елизаветградск[ого] у[чили]ща. Побывал в доме командира 1-го стрелк[ового] полка Квецинского. Жена его в первом браке была за подполковн[иком] Уссурийской жел[езно]дорожн[ой] бригады Стеценко, сыном адмирала, моего экзаменатора. Вечер провели в солдатской чайной, где офицеры стоящих в Раздольном войск угощали меня обедом и солдатским спектаклем. Офицерское собрание Государевых стрелков сгорело. Чайная 1-го Е. В. полка просторная, с постоянной театральной сценой. Представление началось 3-м и 5-м действиями «Ревизора», отлично сыгранными солдатами-стрелками Его Величества, причем и женские роли играли солдаты. — Среди офицеров заметил корнета приморского драгуна; его лицо было мне хорошо знакомо, но фамилии никак не мог вспомнить; спросил о нем и, когда мне его назвали Семеновым, сразу вспомнил, что полюбил его еще во 2-м Московском к[орпу]се, а в последний раз видел в Елизаветградском училище. Так ему обрадовался! Помню его печальные домашние обстоятельства. Поговорил с ним. Теперь он на хорошем счету в учебной команде. Когда сели обедать, представление солдат продолжалось на наших глазах. Режиссирует командир 2-й роты. Чудесно научил он солдат, они даже балет танцуют, удивительно ловко и грациозно; видели и русскую, и матлот[1], и даже pasd’Espagne, причем солдаты-танцовщицы отлично исполняли свое дело.
Прелестный был это вечер. В ночь пустился в дальнейший путь.
Суббота. 16 мая.
После ночного дождя чудесный, жаркий, солнечный день. Утром прибыли во Владивосток. Торжественная встреча, почетный караул со знаменем от 11-го вост[очно]сибирск[ого] стрелк[ового] Имп[ератрицы] Марии Федоровны полка, воинские и гражданские высшие чины, иностранные консулы. С вокзала с Унтербергером поехал в собор. Вдоль улиц с правой стороны шпалерой войска со знаменами, под ружьем. Хорошая мостовая, прекрасные каменные строения, со Светланской улицы дивный вид на Золотой Рог. У собора обе женские гимназии, реальные и городские училища. В соборе встретил преосвящ[енный] Евсевий. Из собора прошел на Светланскую улицу, к памятнику Невельскому, которого знал в детстве. Тут мимо меня прошли церемониальным маршем все войска. Был в институте восточных языков. Богатая библиотека китайских, японских и корейских книг. Среди слушателей-офицеров нашел знакомого питомца Завишу. — Остановился в доме военного губернатора Приморской области Вас[илия] Егор[овича] Флуга1. За завтраком удивительной величины устрицы и превкусные огромные крабы, а также шримсы. После отдыха меня повезли в горы, на одну из высот, с которой открывается вид на океан и на всю оборонительную линию, которую предполагают укрепить фортами. Сделали всего 36 верст. Ехал в коляске с комендантом крепости Ирманом. Вернувшись, застал в соборе конец всенощной. — У Флуга парадный обед с тостами. Вечером прошелся с Флугом по Светланской улице.
Троица. 17 мая.
Измайловский праздник; в виду его еще с Хабаровска хожу в измайловской форме. — В 8 утра на адмиральской пристани сели на паровой катер «Орел», которым командует мой питомец, Гаврилушкин товарищ Маслов, и поплыли на Русский о[стро]в. Дивная, жаркая погода. На рейде «Аскольд» под вице-адмиральским флагом адмирала Успенского, прибывшего (от Омска ехал с ним в одном поезде до Никольска) на смену начальнику морских сил Матусевичу. Конвоировали миноносцы «Лейтенант Юрасовский» и «Лейтенант Сергеев». Через час в тихом заливе пристали к гористому, зеленому Русскому о[стро]ву, прикрывающему вход в Золотой Рог. На берегу почетный караул от 36-го вост[очно]сибирск[ого] стрелк[ового] полка. В полковой церкви с букетом роз, который дала мне жена полкового командира Быкова, отстоял Троичную вечерню. Повезли меня с Ирманом в коляске по каменистой дороге у самой воды, под скалами берега. Во множестве кусты лиловато-розовой азалии в цвету. Вдоль скал шпалерами войска — полка 9-й дивизии, артиллерия. Они проходили церемониальным маршем. Повезли нас на одну из высот. Оттуда вид на океан, дух захватывающий! Там завтрак. Еще узнал питомцев-артиллеристов Быкова и Хрусталева. — На обратном пути к пристани частью шли пешком. На Александро-Георгиевской пристани острова весь 36-й полк. В числе его офицеров — маленький Юдин, фотограф и сигналист 2-го корпуса. Поплыли назад во Владивосток под великокняжеским флагом. Салют с крепости. Эту торжественность признал необходимой Унтербергер. На судах команда во фронте. — Осмотрел доки. — Выйдя на берег, зашел в музей и расписался в книге посетителей. Государь, будучи Наследником, посетил этот музей в 91-м году, тоже 17 мая. — Пил чай у Ирмана и от него проехал на вокзал. Тронулся в путь домой. Меня провожали от Владивостока до Пограничной Унтербергер, Флуг и Гернгрос, а далее до Маньчжурии — Чичагов. Опять по линии и на станциях войска. В Раздольном не останавливались, но из окон вагона я видел выстроившихся вдоль пути офицеров и нижн[их] чинов 1-го вост[очно]-сиб[ирского] стрелк[ового] Е. В. полка и приморских драгун. — Здесь, на дальней окраине, скорее сближаешься с людьми: жаль было расставаться с генералами.
Духов день. 18 мая.
Пока поезд стоял в Харбине, Чичагов предложил мне побывать в городе. На вокзале большая встреча — все учебные заведения, из которых большинство содержится на большие средства, отпускаемые весьма щедро Китайской Восточной ж[елезной] дорогой; тут мужеское и женское коммерческие училища и несколько городских и начальных. Меня провезли в собор. Вдоль вымощенной камнем улицы выстроились железнодорожные батальоны, а также пехота и конница округа пограничной стражи. Собор — деревянный, бревенчатый, очень изящной постройки, наподобие старинных вологодских храмов, с высоко поднятой шатровой крышей. Главной целью поездки в Харбин было посещение устроенной Чичаговым приготовительной военной школы, вместе для мальчиков и девочек, детей офицеров пограничной стражи. Она занимает свое, не маленькое, каменное, прекрасное здание. Подробно осмотрел его, видел миленьких детей. Меня просили посадить в саду два вяза. Школа отлично обставлена. — Пыльно, жарко. — В Харбине на станции обрадовался увидать питомца Копьева, служащего теперь в жел[езно]дорожн[ом] батальоне.
Вторник. 19 мая.
На Измайловский праздник командир полка Киселевский взят в Свиту. — Значительно прохладнее. Утром в Хайларе осмотрел казарму и чайную роты пограничной стражи. В Маньчжурии, последней станции, еще расположенной в пределах Китая, поезд стоял долго. Успел побывать в казармах 4-го батальона 15-го вост[очно]сиб[ирского] стрелк[ового] полка. Рядом каменное здание для офицерских квартир; оно стоит запертое, и офицерам 15-го полка жить там не дают под предлогом необходимости здания на случай мобилизации тоже для офицеров. Это какое-то нелепое недоразумение. Возвращался из казарм на станцию пешком. Солдаты провожали толпой, непрерывно крича «ура!» и кидая фуражки кверху. — Тут простился с провожавшими меня Чичаговым и бар[оном] Роппом. Далее сопровождал жандармский корнет Левицкий, с которым я расстался 7 мая.
Среда. 20 мая.
(Иркутск — Омск. 24 мая.) По Забайкалью ехал совсем спокойно; встреч почти не было. Даже под вечер, близ Верхнеудинска, где по берегу р. Уды расположено в лагере много войск, на станции не было ни почетн[ого] караула, ни начальства, даже ни одного солдата. Правда, явился тут директор реального училища с листом бумаги, где значилось, что училище выходило меня встречать на вокзал при моем проезде в Хабаровск, и просил подписаться под этой заметкой и проставить свои инициалы под отрывком из моего стихотворения «Поэту». Я исполнил это. — Был день ангела Алексея Дмитриевича, а Шаховской праздновал рождение своей жены. К завтраку позвал корнета Левицкого, пили шампанское. — Красивы виды по берегам Уды: высокие лесистые горы, местами скалы; и здесь попадалось много бледно-лиловой дикой азалии. К сожалению, Байкал проезжали поздней ночью.
Четверг. Мои именины.
В Иркутск прибыл в 8½ утра. Хотя тут и были заблаговременно предупреждены, что я не выйду из вагона ранее 9½, к приходу поезда на платформе уже строились гражданские учебн[ые] заведения и почетный караул со знаменем от Иркутского пехотного юнкерского училища. Но мне надо было постричься и привести свою стареющую внешность в порядок. Какой-то жидок с вокзала, впрочем симпатичный, доложивший мне на мой вопрос, что в Иркутске 30 тыс. евреев (тогда как, по официальным данным, их, конечно, много меньше), стриг мне волосы и бороду, а я отвечал на телеграммы, посыпавшиеся дождем еще с кануна и достигшие к вечеру 21-го полутораста штук. — Наконец был готов, в кителе защитного цвета (с погонами Павловского у[чили]ща), при орденах и ленте. (Мундир с 1 мая не носится.) При выходе из вагона меня встретил Иркутский генер[ал]-губернатор и команд[ующий] войсками Андр[ей] Ник[олаевич] Селиванов2 с военными и гражданскими властями; начальник училища полковн[ик] Станковский, директор военной приготовит[ельной] школы полковн[ик] Садилов. Пройдя по фронту молодцеватого почетн[ого] караула, направился к гражданским мужским и женским заведениям. Маленькая девочка одного из городских училищ, с чувством и отчетливо произнеся мои стихи «Я нарву вам цветов к именинам», подала мне букет. Поехал с Селивановым к нему в генерал-губернаторский дом. Нас провожала сотня иркутских казаков, сопровождавших меня и потом при всех выездах. Вокзал на левом берегу Ангары, а главная часть города на правом; их соединяет деревянный мост. Погода после холодной ночи была прелестная. Дом Селиванова на высокой набережной. Подле него недавно воздвигнут внушительный памятник Александру III. Побыв у Селивановых несколько минут, поехали в собор. Главные улицы вымощены, есть немало хороших церквей и больших каменных домов, все больше бывших богачей-золотопромышленников, теперь разорившихся; очень много самых различных учебных заведений. Собор огромный и очень красивый. Там меня встретил старенький высокопреосвященнейший Тихон, архиепископ Иркутский и Верхоланский. Оттуда проехал в военную школу, где вместе с юнкерами и кадетами отстоял обедню и молебен. Школьный законоучитель почему-то поминал с равноапостольными Константином и Еленой и чад их (!) Михаила и Федора, которые были муромскими князьями. Церковный парад на плацу перед школой. Потом большой завтрак в доме Селиванова. Маленькие дети его старшей дочери появились после завтрака и премило говорили мои стихи и «Полтаву». Повезли меня в городскую управу; с балкона смотрел пожарную команду и ее двойное прохождение, шагом и карьером. — Город пошел навстречу в вопросе об уступке земли под будущий кадетский корпус и согласился на все поставленные моим Гл[авным] управлением условия. Наконец попал в юнкерское училище и тут простился с Селивановым. Поговорив с каждым из служащих и обойдя выстроенных юнкеров и подпрапорщиков, велел юнкерам стать по кроватям. С каждым поговорил отдельно. Самый красивый и привлекательный — Гаркуша. Фельдфебель — Миттельштедт — ни слова не знает по-немецки. Есть караим Дубинский, красивый, хороший гимнаст. Узнал двух кадет — Лебединский и Князев. — Только в конце 7-го часа дошел до последнего юнкера. Поместили меня в доме Станковского, через улицу, против здания училища. Отдохнув с 20 мин., обедал у Станковского и его жены. Селиванов заехал за мной и повез в театр.
(Красноярск — Омск. 25-го.) Театр большой, каменный; на фасаде красовался мой вензель из электрических фонариков. Труппа московского Малого театра очень хорошо сыграла «Лес» Островского. Перед последним действием пешком с Шаховским вернулся в дом начальника училища. Еще около часа вскрывал поздравительные телеграммы, прочитывая только подписи.
Пятница. 22 мая.
Спал мало, встал с небольшой головною болью. Утром собрался ехать в Военную школу; только сел в коляску с Алекс[еем] Дм[итриевичем]3, как выбежавшие из училища юнкера нас окружили и начали было отпрягать лошадей, чтобы на себе везти меня; еле их отговорили. Но всю дорогу они толпой провожали мой экипаж, крича «ура!» по всем улицам до подъезда школы. В школе два младших класса с одним подготовительным. До сих пор школьники поступали по окончании II класса школы в III класс Омского корпуса. Но с будущего года иркутская школа преобразовывается в корпус на 500 кадет, и теперь очень просят открыть при ней III класс, чтобы уже не отсылать детей в Омск. Был во всех троих классных отделениях, слышал уроки Закона Божия, русск[ого] языка и арифметики. Отвечали хорошо. Славные детки. Завтракал у Садинова. Приехал команд[ующий] войсками и повез меня в Иннокентиевский монастырь. Погода чудесная. Надо было ехать через весь город, на левый берег Ангары, и переехать по железному жел[езно]дорожному мосту через Иркут, левый приток Ангары. Поклонился мощам святит[еля] Иннокентия, жившего при Петре Великом, им посланного в Пекин, не доехавшего и умершего 35 л[ет] от роду, помнится, при Анне Иоанновне. Видели в монастыре его повозку. Из обители поехали назад в город той же дорогой и потом за город, на место близ лагеря войск и юнкерского училища над речкой Ушаковкой. Это пустое, ровное, заросшее мелким березняком место безвозмездно уступается городом под будущий кадетский корпус. Побывали и в лагере училища, куда заблаговременно пришли юнкера. Одного из училищных курсовых офицеров, Грудзинского, помню в лицо: он был мне знаком юнкером Павловского училища. Смотрел строевое ученье, неважное; ибо юнкера еще не выступали в лагерь и не успели сколотить ноги. Училищный ротный командир поутру застрелился в припадке меланхолии и днем скончался, не приходя в себя. — Юнкера молодцами делали гимнастику и бились на эспадронах. Походил с юнкерами по их лагерной роще. Они нарвали мне цветущей черемухи. — Объехал весь пехотный лагерь. Полки 7-й вост[очно]сибирс[кой] стрелк[овой] дивизии и прочие войска выстроились на линейках и кричали «ура!». — Возвращаясь в город, обогнали училище, шедшее домой. — Вернувшись и отмывшись от пыли, сели обедать у Станковских. Бедный хозяин, друг и сослуживец умершего ротного командира по гренадерскому Астраханскому полку, видимо, очень опечален. Вечером был в Военной школе: музыка, декламация, пляска. Дома до 2-го часа ночи вскрывал почту.
Суббота. 23 мая.
Утром юнкера ушли на вокзал меня провожать. Обошел все помещение училища. — На вокзале большие проводы: команд[ующий] войсками с семьей, военные и гражданские власти, юнкерское училище, Военная школа, мужские и женские учебн[ые] заведения. Славная погода. — Теперь пустился в безостановочный путь домой. По моей просьбе дали мне с собой три кадки цветущей розовато-лиловой дикой азалии, которая пленяла меня в Восточной Сибири. — Все утро до завтрака отвечал на телеграммы. — Опять принялся за «Ифигению»; хотелось бы до возвращения кончить 3-й акт.
(Омск — Челябинск. 26 мая.) Если в Унтербергере я вижу государственного человека, то не могу сказать этого о Селиванове. Не разделяю его взгляды, что управление всею Восточной Сибирью должно быть по-старому отдано в руки оного генерал-губернатора, находящегося в Иркутске, а в Приамурской области достаточно командующего войсками.
Воскрес[енье]. 24 [мая].
После утомительных дней, как в Хабаровске или Владивостоке, попав в вагон, я отдыхаю и предаюсь безделью; отдаю много времени пасьянсам, дневник пишу лениво, а писанье писем все откладываю. — В Красноярске на вокзале ожидали меня вице-губернатор, архиерей и рота вост[очно]сиб[ирского] стрелк[ового], не помню которого, полка. При ней был офицер, знакомый мне по первому выпуску из Ярославского корпуса, Перфильев. — Любовался Енисеем.
Понедельн[ик]. 25 [мая].
В «Ифигении» дошел до места, где в речи Ореста начинается неведомый мне древнегреческий размер. В Новониколаевске поджидали человек 6 омских кадет, отпущенных на летние каникулы. Обрадовался им и погулял с ними по станции.
Вторн[ик]. 26 мая.
(Проезжая Урал. 27 мая.) Жена телеграфировала, что на днях открытый в Петербурге, против Николаевского вокзала, памятник Александру III4 работы Трубецкого очень некрасив. Татиана, Костя, Олег и Игорь отправились в Новгород знакомиться с его стариной. — Встали пораньше, чтобы переездом через Омск быть на ногах. Поезд стоял только минут 20. Весь корпус был на вокзале. Короткое время не позволило поговорить с кадетами, как бы того хотелось. Они стояли в двухширеножном[2] строю. Обилие впечатлений Дальнего Востока изгладило из памяти почти все кадетские фамилии, которые за четырехдневное пребывание в Омске знал твердо; знакомыми, однако, остались лица. Директор с женой проехали в моем вагоне несколько станций. Надежда Богдановна, относящаяся ко мне с трогательным сочувствием, подарила мне образок Богородицы «Утоли моя печали», благословение своей матери, и акафист этой иконы. — Далее на одной из станций поджидал меня кадетик Омского корпуса, сын жандармского офицера из оренбургских казаков Исаенко. Я с ним погулял на станции.
Среда. 27 мая.
(26-го, Самара — Москва.) Сильная жара. Златоуст проехали ночью, а утром пересекали отроги Урала. Теперь, весною, местность очаровательна и понравилась мне гораздо больше, чем в октябре 1900 года. Еще днем принялся за окончание 3-го акта «Ифигении», а вечером кончил. — В Уфе прохаживался с губернатором Ключаревым. Слышал от него дельную мысль, что хорошо бы по всей линии Великого Сибирского пути расположить по станциям войска для того, чтобы в случае надобности легко было перебрасывать их на поле военных действий.
Четверг. 28 мая.
(В вагоне 29 мая, Тверь — Павловск.) Кончается мое долгое, приятное путешествие. — За вчерашний день перевел весь первый монолог «Ифигении» в 4-м действии. Еще спал рано поутру, когда переезжали Волгу у Сызрани. Гулял на станции. Пенза, потом в Маршанске.
Пятница. 29 мая.
(Павловск. 1 июня.) Еще не вставал, когда рано утром миновали Москву, куда поспели к севастопольскому поезду. Когда проснулся после дневного отдыха, мы стояли в Вишере. Миша Репин сказал, что в нашем вагоне Татиана, Тат[ьяна] Вас[ильевна], Олег, Игорь, Ермолинский, В.Т. Георгиевский и Меркулов. Это были неожиданные гости-попутчики. Дети с 26 мая были в поездке в Новгород, где старину показывал им Вас[илий] Тим[офеевич] Георгиевский, милый знакомец и спутник нашей прошлогодней поездки по Волге и во Владимир и Суздаль. На обратном пути они поспели к нашему проезду через Вишеру. Меркулов, движимый преувеличенно-трогательной ко мне привязанностью, приехал встретить меня с кондитерским пирогом тоже в Вишеру и доехал с нами до Петербурга.
От Татианы узнал, что 5 мая Гаврилушка заболел новым воспалением легких и пролежал 3 недели; теперь ему лучше. Мне нарочно не сообщали в Сибирь эту печальную новость, чтобы не волновать в такой дали. — Жена с Иоанчиком встретила меня на Николаевском вокзале. Заехали в Мраморный. Новый памятник Александру III необыкновенно безобразен: неестественная посадка, бесхвостая лошадь — ужасны. — В положении Мама перемен не заметно. — Без меня и Павел Егорович болел сильным понижением деятельности сердца и до сих пор из дому не выходит.
Спрашивал по телефону Государя, когда мне явиться. Ответ был, что на другой день: отъезд в шхеры, и принять меня нельзя. — В тот же вечер попали в милый Павловск, особенно прелестный в весеннем уборе. Погода чудесная. Черемуха в цвету. Груда бумаг на столе. — Гаврилушка на ногах, но из своей комнаты не выходит.
Суббота. 30 мая.
Утро в городе. Снимался группой с выпускными кадетами корпуса Александра II. После докладов и приема в Гл[авном] управлении и завтрака у Лаймингов, снимался с выпускными 2-го кад[етского] корпуса. К 5-ти вернулся в Павловск. Дивная погода. На клумбах в нашем маленьком саду розовые, желтые, красные и малиновые тюльпаны; такая красота! Гонзагова галерея уже убрана растениями по-летнему. — Всенощная в большой церкви. Ужин на балконе у жены. — Множество бумаг, так что ни чтением, ни переводом заниматься не было возможности.
Лег очень поздно.
Воскрес[енье]. 31 мая.
Погода райская. Из Царского по телефону спрашивал от сотника Конвоя Гулыги шт[абс]-кап[итан] Кисель-Загорянский, когда могу принять. Догадался, что это бывший кадет 2-го Московского корпуса и юнкер Павловского училища. Ходил с ним по саду. Он просился в офицеры-воспитатели. Дал ему записку к директору 1-го Московского корпуса Римскому-Корсакову, его бывшему учителю. За обедней прекрасно пели дети здешнего приюта. — Завтрак на Гонзаговой галерее. Подле меня сидела старушка Булгакова. — Гулял с Иоанчиком, Татианой, Олегом и Игорем. Жарко. Чай на Гонзаговой. Были с женой в Dorotheenkirche, на убогом церковном концерте. Катаясь на велосипеде в Старой Сильвии, встретил 2-х солдат лейб-гусар 4-го эскадрона; привел их к Гаврилушке. — Гуляли с женой и Костей около музыки. Костя занимается здесь съемкой и 3-го числа поселяется у пажей в лагере.
Понедельн[ик]. 1 июня.
(Павловск. 2 июня.) Рожденье Мити отпраздновали молебном в большой церкви и завтраком с конногренадерами в залах Греческой, Войны и Мира. Внезапно наступивший холод помешал воспользоваться Гонзаговой галереей. Митя встречал на парадном подъезде, а мы с женой и детьми на верхней площадке лестницы. За столом жена и Татиана занимали средние места, друг против друга, Митя сидел в зале Войны, а я в зале Мира. Среди конногренадер много моих питомцев, которым я был очень рад.
2 июня. Вторн[ик].
(Павловск. 3 июня.) Еще не тепло, но, по кр[айней] мере, солнечно. Ходил с Герингом к Соленому мужику (Круглому залу). Взяли с собою ключ. Не был там, кажется, лет 40. Там стоят три гипсовые античные статуи и столько же бюстов. Беру их на Гонзагову галерею и на женин балкон. — К завтраку в библиотеке были приглашены имп[ераторские] стрелки капит[ан] Давыдов и шт[абс]-кап[итан] Драгомиров по случаю один сдачи, а другой приема моей 2-й роты. Катаясь на велосипеде, встретил пажа мл[адших] спец[иальных] классов Мишу Аршеновского, бывшего вице-фельдфебелем в VII общем классе, позвал его с собою. Он пил чай у меня с детьми. Жена ездила в город до вечера. Славный мальчик этот Аршеновский. — Вечером собрались к Гаврилушке на консилиум врачи Муринов, Нечаев и Гаврилович. Порешили, что Гаврилушке теперь же надо уехать на год за границу — сперва в Бюргеншток, а зимой в Давос. — Но с кем? Остановились на Рауше5 и его жене.
Среда. 3 июня.
(Павловск. 5-го.) Написал в Юстилу под Выборгом Алеке Рауш, прося откровенно ответить, может ли она с мужем поселиться с Гаврилушкой на зиму в Давосе. — У нас завтракали отзываемый французским правительством посол адмирал Тутаж и его жена. Видел у Гаврилушки на балконе гусара Волкова, который женат и счастлив. — Катался с Игорем на велосипеде.
Четверг. 4 [июня].
Почти весь день с утра в городе. Доклад у Сухомлинова. Он еще живет в прежней квартире начальника Генер[ального] штаба в здании Гл[авного] штаба. Прибыл незадолго до 10-ти. Его еще не было налицо: он явился в 10 с минутами и очень извинялся за опоздание. Просил меня разобрать, не было ли несправедливости в Ник[олаевском] кавал[ерийском] училище на экзаменах, которые не удалось выдержать вольноопределяющемуся из кавалергардов графу Георгию Шереметеву.
На приеме в Гл[авном] управлении народу видимо-невидимо. Только около 2-х попал на завтрак к Яковлевым. Немного опоздал в Мраморный, где меня ждала графиня М.Ф. Шереметева по поводу экзамена сына. — Был у Павла Егоровича; ему лучше. Он слышал от кн[язя] Андроникова6, что Сухомлинову хотелось бы от меня отделаться и он раза два осторожно намекал об этом Государю, который не поддался, заявив, что любит меня и что я весь отдаюсь вверенным мне в[оенно]-у[чебным] заведениям. Не знаю, верно ли это.
Пятница. 5 [июня].
(Павловск. 6 июня.) Олег и Игорь очень просили поставить им лодку на речке под моими окнами. Ответил им отказом, а Геринга попросил к 5-му — дню ангела Игоря — устроить близ Семейной рощи и моста Центавров небольшую пристань. Все было сделано за спиной мальчиков, в ночь на вчера поставили маленькую пристань и подле нее лодку «Душку» и лыжи из шлюпочного сарая. Радости мальчиков не было конца. К молебну приехал из Красного Костя, с 3-го числа поселившийся у пажей в лагере.
Погода дивная. — У меня был кн[язь] Андроников. Он от самого Сухомлинова слышал, что тот спрашивал Государя насчет меня, оставаться ли мне на месте гл[авного] начальника в[оенно]-у[чебных] з[аведений]. Но для меня не ясно, желает ли Сухомлинов от меня отделаться или спрашивал обо мне ввиду ходящих по городу слухов, будто мне дают Ведомство учреждений Имп[ератрицы] Марии. — Многие думают, что Сухомлинов недолго пробудет военным министром и, готовя Мышлаевского7, метит в варшавские генерал-губернаторы. Говорят, что Николаша8 охотно отделался бы от должности главнокомандующего и что заменит его Сергей М[ихайлович]9. — Приезжала из города с тремя старшими детьми Baby Лейхтенбергская10. Мы с женой и детьми встретили ее на вокзале, ходили пить шоколад на ферму, гуляли и проводили милых гостей на жел[езную] дорогу.
Суббота. 6 июня.
(Павловск. 7-го.) Райская, теплая погода. В Павловске восхитительно. Бывая и в саду, и в парке пешком и на велосипеде, любуешься и наслаждаешься. Остаются лишь 2 недели этой радости. 22-го еду в Полтаву, потом за границу, оттуда в Осташево и вернусь сюда, когда мой Павловск будет уже в осеннем уборе.
Бумаги и почта отнимают много времени. Но наконец опять нашел возможность заниматься переводом «Ифигении».
Воскрес[енье]. 7 [июня].
(Павловск. 9 июня.) День холодный и дождливый. К завтраку позвали измайловского командира Киселевского, в день полкового праздника назначенного в Свиту, и астронома Баклунда11. С наступлением такой поры опять можно пользоваться ротондой. К зиме думаем вставить в фонаре над нею раму с двойными стеклами; тогда можно будет ею пользоваться и зимою. — Дождь прошел только вечером. Катался на велосипеде с Олегом и Игорем. Встретили 1-го корпуса кадета IV класса Романова, сына моего товарища по выпуску, и взяли кататься с собою. — Алека Рауш ответила согласием на сопровождение Гаврилушки в Давос зимою. Но возникает вопрос: возможно ли ей будет поселиться на такой высоте при состоянии ее сердца? А мужа ее без нее с Гаврилушкой оставить не хочется. Если не Рауши, то поедет, вероятно, Мухин12.
Понедельн[ик]. 8 [июня].
В городе почти весь день. На прием пришел офицер, поручик Кушкинск[ой] крепостн[ой] артиллерии; по лицу узнал в нем нижегородского кадета и александровского юнкера, но фамилии не мог вспомнить; он подсказал: Крамарев. Помню и его семейные обстоятельства. Теперь он сошелся с вдовой простого звания; она в Кушке из ревности к нему застрелилась. Он просит перевода в Петерб[ургскую] креп[остную] артиллерию. — Народу приходило много. — Завтракал у Лейхтенбергских. — В Мраморном принимал японского посла Мотоно13, вручившего мне письмо Микадо и орден Хризантемы. — Приезжали в город Георгий и Вера. С женой и ими вернулись в Павловск в 7-м часу. — После ужина в библиотеке пошел гулять. Повстречал псковского кадета V класса Зайцева, брата двух артиллеристов, служащих здесь в запасной батарее. Взял его с собою, водил к мавзолею Павла I и в Розовый павильон. Там на пристани встретили другого псковича — VI класса Акатиева и кадетика 1-го корпуса Григорьева, сына вятского вице-губернатора. С ними дошел до дома.
Вторник. 9 июня.
(Павловск. 10-го.) Вот он, дорогой мой Павловск, в райскую летнюю погоду, как в раю! В 9-м часу утра кофе в нашем садике под липами. Небо ясное, с утра совсем тепло. Расположился на Еленинском островке, на скамейке под тенью ивы у самой воды, с газетой и жизнеописанием св[ятого] вел[икого] князя Андрея Боголюбского, составленным В.Т. Георгиевским. Кругом блестящая на солнце вода. Георгий и малютка Верунчик катались с двумя нянюшками в лодке; Георгий хорошо гребет. Берега, зеленые, покато спускаются к речке. Сирень расцветает, на деревьях густая, свежая листва, между зеленью красиво белеют серебристые ивы. Обдает легким теплым ветерком. — Перед завтраком успели пройти с Татианой часа в полтора почти всей Английской дорогой. — Завтрак на Гонзаговой. — Ездили с женой в Царское, к Михен14. Навестили Е.К. Булгакову на даче Стрянчевой по Солдатской улице. Ездил на велосипеде, ел простоквашу на ферме. — Много бумаг, но вечером успел заняться и переводом.
Среда. 10 [июня].
(Павловск. 12 июня.) Все та же сухая, дивная погода. Опять поутру прогулка с Татианой. К завтраку приезжали новый генер[ал]-адъютант кн[язь] М.М. Голицын, состоящий при Михен, и Конст[антин] Як[овлевич] Грот15. — Днем, катаясь на велосипеде, встретил в Царском у озера окончившего 1-й корпус кадета Е. В. роты Кронида Климова. Послал его за велосипедом, и он, провожая меня до Павловска, рассказывал о неладах между его матерью и отчимом.
Вечером с Олегом и Игорем отыскали на Зверинецкой улице дом, где живет полочанин, кадет Зенович, и вызвали его. Он уже большой, гораздо выше Олега и на 5 м[еся]цев старше его, но еще сидит в IV классе, тогда как Олег уже перешел в VII.
Четверг. 11 июня.
До 5 ч. в городе. У Сухомлинова, в Гл[авном] упр[авлении], у Яковлевых и в Мраморном. — Раушам доктора не позволили пребывания в горах, и вместо них поедет с Гаврилушкой Мих[аил] Конст[антинович] Мухин.
Пятница. 12 [июня].
(Павловск. Вечером 14-го.) Бессменно стоят чудесные жаркие, ясные дни. Сирень в полном цвету. Весь день в Павловске. Пошел с Татианой, Олегом и Игорем в Мариинскую церковь к обедне и молебну благоверной в[еликой] кн[ягине] Анне Кашинской по случаю восстановления ее чествования и открытия ее мощей в Кашине. — Был у меня полковник Б.В. Адамович, назначенный из батальонных командиров Киевского училища начальником Виленского. Очень его ценю и люблю. Говорили. Он у нас завтракал на Гонзаговой галерее, показывал ему сад и дворец.
Суббота. 13 [июня].
Прелестная придуманная и устроенная Ермолинским (кот[орый] наконец назначен личным ко мне адъютантом) поездка в Сестрорецк, где я никогда еще не бывал. Участвовали в коей со мною Татиана, Костя с товарищем по старш[ему] спец[иальному] классу пажом Исрафилом Иедигаровым, Олег, Игорь, бар[онесса] С.Н. Корф, Mr. Bailli-Comte16 с женой и дочкой Ириной и Ермолинский. Поехали в Петербург, у Летнего сада сели на пароходик яхт-клуба «Первенец» и поплыли вверх по Неве и вниз по Б. Невке на взморье. Великолепный жаркий, солнечный день. Особенно радовало меня присутствие милого «дикого» Иедигарова; он мусульманин, из кавказских татар. — На Лисьем Носе встретил нас тесть Ермолинского, М.Н. Бухарин. Мы поместились в вагоне, пристегнутом к паровозу, и через 25 мин. были в Сестрорецке. Там я обрадовался встрече с Анат[олием] Фед[оровичем] Кони. Ходили по курорту, все осматривали, пили чай на взморье, бродили по сосновому лесу над берегом Сестры-реки. Местность очаровательная. Обедали в отдельной комнате курзала. При этом умные и приятные разговоры.
Встретили на берегу Навроцких с детьми, из которых Котя — мой крестник. Часов в 8 вечера вернулись на Лисий Нос и поплыли на «Первенце» назад. Приблизились к тоне у Крестовского о[стро]ва; при нас закинули невод; рыбы поймали немного. Были дома в 1-м часу ночи.
Умер бедный мой Фома Абросимов, 19 лет служивший мне сперва кучером17, а последний год шофером электрич[еского] мотора. Он заболел холерой, которая опять усиливается в городе, и его быстро скрутило. — Околел мой снегирь, так хорошо свиставший тюрингскую народную песенку.
Воскрес[енье]. 14 июня.
(Павловск. 16 июня.) Продолжается дивная, жаркая погода. Обедню служил иеромонах Сергий, вызванный Гаврилушкой, желавшим исповедаться и причаститься перед отъездом в чужие края. Я тоже хочу поговорить и начал: надо привести в равновесие совесть, которое стало колебаться по моем возвращении из Сибири. С начала февраля по начало июня меня не тревожили дурные мысли, а в последние две недели снова стали лезть в голову. Нельзя быть рабом настроения, а надо самому создавать такое, при котором совесть чиста. Лучшее средство — говеть: тогда перед величием таинства умолкают грешные мысли.
Понедельн[ик]. 15 [июня].
В городе на приеме. Поехал туда в 9, а перед тем дома отстоял обедню. — Решено, что Гаврилушка едет в Люцерн в четверг 18-го, с д[окто]-ром Дм[итрием] Александр[овичем] Соколовым и М.К. Мухиным. На месте разведают, где лучше поместиться в горах, в Бюргенштоке ли или в другом месте. — Перевод подвигается хорошо — не так быстро, как во время сибирского путешествия, когда переводил в день по 20, 25, а иногда и более стихов, но все же не слишком медленно. Теперь обыкновенно удается перевести по 10 стихов в день.
Вторник. 16 [июня].
(Павловск. 17-го.) Катцер-сын жалуется на недостаток дождя; и правда, его не было с 7-го числа. Олег и Игорь увлекаются катаньем на шлюпках и лыжах на пруду или, вернее, запруженной речке под окнами моего кабинета. Георгий и Вера с нянюшками тоже охотно катаются на воде. — Люблю по утрам читать, сидя на мысу Еленинского о[стро]ва. И вдруг раздается колокольный звон в Мариинской церкви. О этот милый, с раннего детства знакомый и любимый звук благовеста или трезвона! Отстоял обедню в алтаре Мариинской церкви. — Днем кофе на ферме. — Вечером исповедовался у о. Макария на хорах дворцовой церкви.
Среда. 17 июня.
(Павловск. 19-го.) В 9-м часу причащался в дворцовой церкви; был совсем один, просил никого не приходить. Кофе на «Золотом» балконе, как прислуга называет балкон жены. Тут были Татиана, Олег и Игорь, приходили и Георгий, и Верунчик. Прочитал газету на Елеонском о[стро]ве. Принял доклад Геринга. — Пошел было дождь, но небольшой, и слегка похолодало. К завтраку в библиотеке приходил и Георгий; понемногу приучаем его сидеть за столом с взрослыми. — Ездил в моторе в Красносельский лагерь и посетил училища Павловское и С.-Петербургское. Время было свободное, видел многих юнкеров. Выдал по темляку произведенным в портупей-юнкера. С тех пор как живем по зимам в Павловске, реже бываю в корпусах и училищах (петербургских), а потому знаю меньшее, чем в прежние годы, число юнкеров и кадет. Но все же знакомых много; есть такие даже и в Петербургском училище. — Домой вернулся к ужину. Пошли с Олегом и Игорем гулять, на Зверинецкой вызвали из дачи полоцкого кадета Зеновича и взяли его с собою.
Четверг. 18 [июня].
В городе почти весь день. Туда в 10-м часу поехал со мной Гаврилушка, желавший побывать перед отъездом на год за границу у Спасителя, у бабушки и у Палиголика. — У Сухомлинова, в Гл[авном] управлении и на завтраке у Лаймингов. — Являлись по случаю прикомандирования к Павловскому училищу мои питомцы Деревягин, Юнгер и Зальца. Двух последних хорошо помню. — В Мраморном собрал междуведомств[енную] комиссию по вопросу о пересмотре штатов Академии наук.
В Павловске после ужина Гаврилушка пожелал перед отъездом отстоять молебен в своих комнатах. — Мы проводили милого юношу на Александровскую станцию. Его провожали наши и несколько гусаров. — Перевел 24 стиха из «Ифигении».
Пятница. 19 [июня].
(Павловск. 20 июня.) Ездил в моторе в Красное, завтракал там у измайловцев, побывал у пажей и в Ник[олаевском] кавалер[ийском] училище. — В полку я как дома; теперешний командир мне по душе, а среди офицеров хотя и мало таких, с которыми я вместе служил, но, бывая там постоянно, уже не различаю, кто сослуживцы, кто нет. А младшие офицеры все милые мои питомцы. Полковн[ик] Швецов18 издали в саду принял меня за Бретцеля, которого я помню кадетом в 1-м корпусе, и я был очень польщен. — Рад был соприкоснуться с молодежью — пажами и юнкерами; это удовольствие не так часто выпадает мне на долю. — Татиана с Софихен Корф, Олегом и Игорем тоже приезжали к Косте в пажеский лагерь.
Вечером в Павловске надо было себя заставить прочесть денежные отчеты по нашей конторе и по Павловску; это своего рода телесное наказание. Читаю, ничего не понимая. В денежных делах я, как младенец, не понимаю и простейших вещей. У меня органическое отвращение к этим делам.
Суббота. 20 июня.
(Павловск, последнее воскресенье перед отъездом.) Память св[ятого] благоверного князя Глеба, к мощам которого мы прикладывались год назад; это был 20-летний сын Андрея Боголюбского, скончавшийся за 10 дней до убийства отца. — Природа тщетно ждет дождя. — Поутру ходил с Герингом и Катцером-сыном по саду, отдавая распоряжения. Был и в Краке, отведенном под больных холерою, на случай, если таковые явятся. Завтракала у нас на открытой верхней галерее сестра Киреева, О.А. Новикова19.
Ездил в моторе в Сергиевскую пустынь, на могилу Вавы20, Елены21 и графини Мойра. Был в Михайловском у дяди Миши22.
(В вагоне, Павловск — Полтава. 23 июня.) Милый старый дядя, хотя и в параличе и многое путает и забывает, а все же еще довольно свеж головой. Напр[имер], он вспомнил и сказал мне, что адъютант его конногренадер сын моего помощника. — Попив чаю у Георгия и Минулины, поехал к Eugénie на ферму и, не застав дома, вернулся в Павловск. Застал половину всенощной. — Катаясь с Костей, Олегом и Игорем, встретили у вокзала пажей Артеневского и Христиана и кадета 2-го к[орпу]са Маврина. Поговорили.
Воскрес[енье]. 21 [июня].
Прелестный день, последний в милом Павловске перед отъездом. Погода жаркая. С утра надел малиновую стрелковую рубашку, т.к. ожидал к завтраку офицеров своей 2-й роты Импер[аторских] стрелков. За обедней причастили Георгия и Веру. За завтраком на Гонзаговой, кроме стрелков, были и пажи Иедигаров и племянник покойного Шлиттера, Коля Кн[язь] Андроников. — Имп[ератрица] М[ария] Ф[едоровна] позвала меня с женой и Татианой в Гатчину чай пить. Мы доехали туда в моторе минут в 50. Чай пили в саду, под цветущими кустами сирени. Минни с нами чрезвычайно мила, приветлива и ласкова. Видели у нее Мишу, который был в ударе, морил Татиану со смеху, Сандро и Ксению. Когда уезжали, Миша сел к нам в мотор, чтобы указывать шоферу дорогу по парку до выезда из Гатчины. Глядя на Мишу, сидевшего рядом с Татианой, я про себя думал: Ах, если бы!.. Но он об ней и не думает.
Поспели в Павловск к обеду на Гонзаговой. Кроме двух пажей, бывших утром, Костя пригласил еще своих товарищей — назначенного фельдфебелем Володю Хитрово и Воеводского. С ними все вместе пошли в театр, на «Таланты и поклонники» Островского. Играли прекрасно.
Понедельн[ик]. 22 июня.
В 8 ч. утра уже уехал из Павловска, чтобы не видеть его до августа, если прибуду к производству, или до сентября, когда думаем расположиться в нем на зиму. — Побывал в крепости на родных могилах, в часовне Спасителя и в Гл[авном] управлении, на приеме. Завтракал у Павла Егоровича. Там простился с женой и Татианой.
Поехал в Полтаву с Олегом, Игорем, Драшковским, Ермолинским и кн. Шаховским. Опять в своем вагоне. — Перевел 21 строку из «Ифигении».
Вторн[ик]. 23 [июня].
(Павловск — Полтава, Иванов день.) Иоанчику минуло 23 года; он уже в Полтаве со своим эскадроном Конной гвардии. Получил от него телеграмму: приглашает на сегодня меня с моими мальчиками и спутниками обедать в Европейской гостинице с его офицерами. — Жара. В нашем поезде едут на Полтавские торжества мой старый сослуживец по «Герцогу Эдинбургскому» командир Гвард[ейского] экипажа Свиты Е[го] В[еличества] контр-адмирал гр[аф] Толстой, командир Кирасирского Его Вел[ичества] полка Вольф и его полковой адъютант Петровский, первый знаменщик Пажеского корпуса, 21 мая назначенный флигель-адъютантом. — В Могилеве губернском приходил встретить Олега его товарищ, полочанин Владим[ир] Савицкий, и проехал с нами одну станцию. В Жлобине стояли часа полтора, прогулялись к берегу Днепра; там купались железнодорожные машинисты. Они говорили, что в Жлобине ждут проезда какого-то вел[икого] князя. Олег снял с них группу. — Перевел целых 27 строк.
Среда. 24 июня.
(В вагоне. Елизаветград — Берлин. 30 июня.) Прибыли в Полтаву, на Киевский вокзал, в полдень. Встретили меня Иоанчик, команд[ующий] войсками Киевского округа генер[ал]-адъют[ант] Иванов23, военное начальство, губернатор гр[аф] Муравьев (бывший мой подчиненный преображенец), другие гражданские власти и офицеры преображенцы. С директором Петровского-Полтавского кад[етского] корпуса Н.П. Поповым поехал в корпус. Кадеты ждали меня на зеленом корпусном плацу, с последнего моего посещения, в 1907 году, обнесенном дощатым забором. Игорь побежал стать в строй в VI классе. Обойдя фронт, некоторое время остался печься на солнце, окруженный кадетами. Узнал Руденко, которого 2 года назад исключали за лень и дурное поведение, я позволил ему остаться, он стал учиться лучше, мне ежемесячно сообщают его баллы, теперь он без неудовлетворит[ельных] баллов перешел в VII класс при хорошем поведении. Мне отрадно, что этот юноша оправдал мою снисходительность. — По обыкновению, поместился в корпусном лазарете, в той же просторной комнате; Олег со мною, а Игорь в своей 2-й роте. На предстоявшие торжества приехало много бывших питомцев корпуса, юнкеров Александровского и Елисаветградского училищ; поместились они в корпусе, частью в лазарете. — Обедал с мальчиками и спутниками в саду Европейской гостиницы, куда пригласил нас Иоанчик вместе с офицерами лейб-эскадрона Конной гвардии. Оттуда приехали в городской сад, где местный гарнизон давал вечер всем приезжим офицерам. Дивная теплая, темная ночь. Вернувшись в корпус, долго беседовал вдвоем с директором после того, как обошел спящих кадет. Весь корпус в сборе ввиду прибытия Государя и предстоящих празднеств. Средний этаж уступлен придворному ведомству для приготовлений к Высочайшему столу, кадетские спальни временно устроили в верхнем этаже. Первое время Игорь был расстроен, даже плакал. Олег с Ермолинским уехал ночевать в палатке в Семеновском, родном Ермолинскому, полку; Игорю очень хотелось тоже туда попасть, но я не мог позволить: привез я его сюда, чтобы ему пожить в корпусе.
Четверг. 25 июня.
Утром в кадетском плацу репетиция парада. Мне, моим мальчикам и спутникам выданы юбилейные светло-бронзовые медали в память наступавшего 200-летия Полтавской победы. Такие медали получили все съехавшиеся на празднества, весь корпус, войска и граждане. Прибыли и кадеты нескольких корпусов: 1-го, Одесского, 2-го Московского, человек по 20-ти от каждого. Кадеты 1-го корпуса стояли в вагоне; 2-го Московского расположились на фланге Семеновского полка, близ шведской могилы; семеновцы оказали им необыкновенное радушие. Одесские заблаговременно наняли себе помещения в городе. — Днем было приказано собраться на Харьковский вокзал для встречи военного министра. Оттуда съездил к Иоанчику. Он со своими офицерами расположился в доме какой-то генеральши Сухомлиновой, близ казарм Елецкого полка, где стоит их эскадрон. — Придворное ведомство очень предупредительно предоставило в мое распоряжение два экипажа на время пребывания в Полтаве. — Обедал с Олегом и Игорем у преображенцев, в египетском шатре. Полк стал биваком неподалеку от шведской могилы, подле самого павильона Царской ветки жел[езной] дороги, нарочно проведенной в виду прибывания Государя. После обеда и вечерней зари весь полк пел «Боже, Царя храни» и «Было дело под Полтавой». Слова этой песни, спетые потомками Петровых сподвижников на том самом месте, где их предки «венчались кровию» 200 лет назад, глубоко отдавались в душе.
Пятница. 26 [июня].
Нас подняли в начале 7-го часа, а в 8-м я уже был у царского павильона новой железнодорожной ветки, в ожидании прибытия Государя. Тут уже собралась многочисленная свита, прибывшая ранее в особом поезде. Ждали часа полтора. Жара. Наконец подошел царский поезд и остановился у павильона. Государь вышел из вагона в преображенской форме. С ним в поезде прибыли Миша, Борис, Николаша, Георгий[3], Сергей и Петя Ольденбургский; отец24 последнего приехал сутками ранее. На платформе павильона являлись Государю военные и гражданские чины. Полтавский городской голова, поднося хлеб-соль, произнес прекрасную речь. Поехали в экипажах на шведскую могилу. Самсониевскую церковь, которую я видел только 2 года назад, с тех пор перестроили и расширили. У входа в ограду Государь был встречен Киевским митрополитом Флавианом25 с многочисленным духовенством. Государь прошел мимо 3-х младших рот Полтавского корпуса и взводиков Одесских и 2-го Московского корпуса кадет и поднялся по ступеням к кресту, венчающему холм над телами наших полтавских бойцов. Служили панихиду, после которой Государь сел на коня и объехал расположенные на поле войска. На правом их фланге стояла во взводной колонне строевая рота петровских-полтавских кадет.
В столовой царского поезда был завтрак. Обер-церемониймейстер гр[аф] Гендриков указал мне место подле Николаши, сидевшего слева от Государя, но Государь сам посадил меня вместо Мити, направо от себя. Успел испросить указаний на день производства моей молодежи; оно назначено на 6 августа в Гатчине. Испросил позволения до этого срока съездить за границу, а потом пожить в деревне. — После завтрака царский поезд тронулся и минут через 20 был на Киевском вокзале в Полтаве. Поехали в собор. На улицах много народа, яркое солнце, «ура», пыль. Из собора Государь направился в Спасскую церковь, где Петр Великий молился после победы. Обозрели памятник, воздвигнутый по проекту Брюллова на месте отдохновения Петра. Государь посетил Земский дом, богато отделанный якобы в украинском стиле; по-моему, здесь больше декадентства, чем самобытного; но в общем ново, необыкновенно и если не красиво, то нарядно. Тут была выставка местных кустарных изделий.
Потом Государь присутствовал при открытии памятника доблестному Келену, коменданту-защитнику осажденной Карлом XII Полтавы. Бронзовый лев работы Обера карикатурен, но в общем памятник недурен. Войска с 1-й ротой полтавских кадет во главе прошли перед Государем. Игорь шел молодцом. — Был раут в дворянском собрании. Оттуда вернулись в поезд, который перешел опять к павильону у шведской могилы. После некоторого отдыха мы за Государем поехали на народный бивак, устроенный при выезде из города на пути к шведской могиле. Тут под черепичными навесами помещалось до 4000 крестьян, присланных ото всех уездов Полтавской губернии; это были люди, избранные каждою волостью для присутствия на торжествах. Около 2-х часов обходил Государь этих крестьян, выстроившихся в несколько рядов обширным кругом. Много тут было людей со знаками отличия военного ордена и медалями за различные походы, раненых, престарелых и совсем молодых. Ко многим обращался Государь то с приветом, то с расспросами, то с благодарностью, и это общение Царя с народом было глубоко трогательно и знаменательно. — Оттуда проехали ко кресту, воздвигнутому на месте погребения шведов, павших в Полтавском сражении. Государь посетил еще инвалидный дом с детским приютом и музей близ шведской могилы и поспел перед концом всенощной в храме Сампсония Странноприимца. Поздно сели обедать в павильоне. — Усталый, запыленный вернулся я в 11-м часу в корпус.
Суббота. 27 июня.
В 9-м часу был у шведской могилы. На поле войска строились к Высочайшему смотру. Застал на месте преображенцев, здоровался с ними. Пришла и строевая рота кадет, петровцев с Игорем в 4-м взводе и расположилась на правом фланге. У всех[4] офицеров, солдат и кадет красовалась на груди на голубой ленте новая, юбилейная медаль с изображением Петра Великого. К 9-ти прибыл в Сампсониевский храм Государь к обедне, начавшейся в 8 часов. Слышал от преображенцев, что накануне в 11 ч. вечера Государь приходил к ним в Египетский театр на бивак и оставался до 2-х ночи. Утвержден для бывших, нынешних и будущих преображенцев особый нагрудный значок. — После обедни Государь за крестным ходом проследовал на поле к войскам, и здесь, под открытым небом, митрополит с шестью архиереями отслужил торжественный молебен. При пении «вечной памяти» Петру I и его сподвижникам войска взяли на караул, раздался пушечный салют и зазвучал перезвон церковных колоколов. — Отошел молебен. Государь сел на коня. Мне тоже придворной конюшенной частью предупредительно была припасена лошадь под преображенским вальтрапом. На ней я стал на правом фланге кадет-петровцев. Командовавший парадом генер[ал]-адъютант Иванов скомандовал «Слушай караул», преклонились знамена и штандарты. Перед Преображенским полком высился целый лес знамен — свидетели двухвековой военной славы полка; многие из них были уступлены московской Оружейной палатой по случаю полтавских торжеств. — 26-го за завтраком я говорил Государю, что странно держать эти старые знамена в Оружейной палате, тогда как полк имеет и свой храм, и свой музей, где, казалось бы, уместнее хранить родные святыни. Государь тут же приказал Николаше, чтобы старые знамена были переданы из Оружейной палаты в полки. — На смотру участвовали в полном составе Петровская бригада — полки Преображенский и Семеновский и л.-гв. 1-я В[еликого] К[нязя] Михаила Павловича батарея; здороваясь с последней, Государь назвал ее бомбардирской ротой. В полном же составе были тут полки 33-й Елецкий и 34-й Севский. От кирасирской дивизии были эскадрон л.-гв. Конного полка со своими штандартом и полтавскими литаврами и депутации от полков кирасирских. Были тоже роты и эскадроны со знаменем и штандартом или только депутации от многих частей; всех мне не перечислить на память; назову полки Ингерманландский Петра Великого, лейб-Московский, Нарвский, Псковской, лейб-Эриванский, Грузинский, Апшеронский, Нижегородский и Московский драгунские (последнему повелено впредь именоваться императора Петра Великого), Ингерманландский гусарский, Владимирский уланский. — По окончании прохождения Государь верхом проехал к павильону ж.д. Тут он поздравил своей свиты генер[ал]-майора кн[язя] Кочубея генерал-адъютантом, а флигель-адъютанта гр[афа] А.Шереметева свиты генерал-майором. Его сына Георгия, вольноопределяющегося Кавалергардского полка, произвели в корнеты в тот же полк. — В поезде была закуска. — Во 2-м часу тронулись к Полтаве. С Киевского вокзала все мы поехали за Государем в город, в круглый сад перед корпусом, к памятнику Славы, воздвигнутому Томоком 100 л[ет] назад. Весь сад недавно обнесен железной решеткой на каменной основе. Тут были собраны мужские и женские учебн[ые] заведения и депутации от войск, заведений и обществ. Когда Государь в предшествии обер-церемониймейстера с тростью вступил в сад и остановился против памятника, соединенные хоры и оркестры под управлением Ахширумова исполнили написанную к случаю Ипполитовым-Ивановым кантату, а депутации возлагали к подножию памятника венки. После этого Государь проследовал в корпус к Высочайшему завтраку. При входе его встретили корпусные дамы, а супруга директора поднесла от них хлеб-соль. Я с директором встречал Государя тут же, и мы провели его направо от сеней, в библиотеку. Он расписался в книге для высоких посетителей, причем Попов пролил чернильницу на стол, а Государь наложил лист пропускной бумаги на большую чернильную лужу. Когда доложено было, что все готово, Государь поднялся в средний этаж. Направо были отворены двери в корпусную церковь, и Государя встретил с крестом и св[ятой] водою корпусной законоучитель Четвериков, сказав прекрасное краткое слово. — Царский стол был накрыт в сборном зале, и Государь сидел посередине, спиною к окнам, имея справа подле себя Мишу, а слева меня. В зале было накрыто еще много столов; от многочисленных гостей еле можно было дышать. Перед концом завтрака Государь встал и произнес длинную речь. Мы ее не забудем. Он редко говорит, а если говорит, то непродолжительно. На этот же раз речь его была пространна и глубоко значительна. Он высказал, каким глубоким волнением была полна его душа в день 200-летия славной Полтавской победы, положившей начало величию и мощи России. Он указал, что каждый истинно русский должен трудиться и помогать своему Царю в служении этой мощи. После дней невзгод все верноподданные должны сплотиться вокруг своего Государя и вернуть России ее былую славу. — Говорил он с чувством, громко, ясно, медленно. Я чувствовал, как у меня сжимается горло и слезы закипают в глазах. Я видел в глазах многих присутствовавших слезы такого же умиления и волнения. В криках «ура!», покрывших царские слова, слышался вызванный ими необыкновенный, давно не испытанный подъем духа.
По условию с министром двора я произнес здравицу за Государя Императора, тоже покрытую воодушевленным «ура!» и пением гимна. Вставая из-за стола, Государь пил за процветание Полтавского корпуса, но обмолвился и назвал его Киевским. Когда он проходил вниз, в библиотеку, его сопровождали оглушительные восторженные клики столпившегося на лестнице и в сенях офицерства. С улицы заметили Государя в окне библиотеки, и там опять раздались радостные клики и пение гимна. Государь послал за командирами полков Петровской бригады, Ингерманландского Петра Великого и[5] Московского драгунского. Кульнева не могли найти, а остальные явились. Гулевич был взят в Свиту, а Савицкий и кн[язь] Енгалычев назначены флигель-адъютантами. Флиг[ель]-адъют[анту] Скоропадскому пожалован Владимир 3-й ст[епени]. Ликование продолжалось, крики «ура!» и гимн не прекращались. Председатель Совета министров Столыпин, прибывший в Полтаву с Государем, сказал мне: «Сегодня можно поставить точку после революции». — На корпусном дворе являлись Государю волостные старшины Полтавской губернии. Потом на кадетском плацу был Высочайший смотр Петровскому-Полтавскому кадетскому корпусу. После прохождения церемониальным маршем кадеты упражнялись на гимнастических приборах. — Тут явился командир Семеновского полка Кульнев26, и Государь поздравил его Свиты генералом.
Снимались группой со всем корпусом и семьями служащих. — Тем и кончились полтавские торжества, величественные, волнующие, радостные, оставившие неизгладимые воспоминания.
Проводили Государя[6] на вокзал, и он отбыл в Киев, а оттуда в Питер.
(Елизаветград — Берлин. 1 июля.) Обедать поехал на бивак к семеновцам, которые усиленно меня приглашали. Там у меня много знакомых еще с коронации 96-го года, когда полк был мне подчинен, и, кроме их, целый ряд милых моих питомцев. Были там и Олег с Игорем. Когда стемнело, поехал к преображенцам. Благодаря темноте они не могли знать, откуда я еду и что был у семеновцев, с которыми у них нелады.
Широкий вход египетского шатра закрыла толпа людей, то были балалаечники. В шатре застал среди офицеров Кронштадтского епископа Владимира (Путяту)27. Оставался он до полуночи и уехал на поезд, а я пробыл до 3-го часа. Очень приятно беседовали.
Примечания
1 Флуг Василий Егорович (1860–1955) — военачальник, участник Китайского похода 1900–1901 годов, Русско-японской, Первой мировой и Гражданской войн. С 21 сентября 1905 года военный губернатор Приморской области и наказной атаман Уссурийского казачьего войска. Генерал-лейтенант (1908). С 19 ноября 1909 года начальник 37-й пехотной, с 30 июля 1912 года 2-й гвардейской пехотной дивизии. С 12 января 1913 года помощник туркестанского генерал-губернатора и командующего войсками Туркестанского военного округа.
2 Селиванов Андрей Николаевич (1847–1917) — генерал от инфантерии (1907). С 25 апреля 1906 по 21 июля 1910 года иркутский генерал-губернатор, командующий войсками Иркутского ВО и войсковой наказной атаман Забайкальского казачьего войска. 21 июля 1910 года член Государственного совета.
3 Бутовский А.Д.
4 Памятник императору Александру III в настоящее время находится в Санкт-Петербурге, у входа в Мраморный дворец. Первоначально был установлен на Знаменской площади у Николаевского (ныне Московского) вокзала. Монумент посвящался «Державному основателю Великого Сибирского пути», то есть Транссибирской магистрали, начинавшейся от Николаевского вокзала. Строительство магистрали было начато при Александре III. Заказчиками памятника являлись император Николай II и члены царской семьи, отдавшие предпочтение проекту итальянского скульптора П.П. Трубецкого, работавшего в России в 1897–1906 годах. 23 мая (5 июня) 1909 года в высочайшем присутствии памятник был освящен и торжественно открыт; богослужение возглавлял митрополит Антоний (Вадковский).
5 Рауш фон Траубенберг Павел Александрович (1858–1923) — барон, окончил Пажеский корпус, вышел в лейб-гвардии Преображенский полк прапорщиком (1877). В 1881 году уволен. Шталмейстер двора великого князя Константина Константиновича, причислен к Министерству народного просвещения, член от этого министерства в Статистическом совете Министерства внутренних дел.
6 Андроников Михаил Михайлович (1875–1919) — князь, с 1897 по 1914 год причислен к МВД, уволен за непосещение службы.
7 Мышлаевский Александр Захарьевич (1856–1920) — русский военный деятель и историк, генерал от инфантерии. В 1908–1909 годах начальник Главного штаба. С марта по сентябрь 1909 года начальник Главного управления Генерального штаба. С сентября 1909 года командир 2-го Кавказского корпуса.
8 Николай Николаевич (Младший) — великий князь.
9 Сергей Михайлович — великий князь.
10 Лейхтенбергская Мария Николаевна (1869–1948) — урожденная графиня Граббе, c тремя старшими детьми: Александрой (1895–1960), Николаем (1896–1937), Надеждой (1898–1962) от брака со светлейшим герцогом Лейхтенбергским, принцем Богарне (1868–1928).
11 Баклунд Оскар Андреевич (1846–1916) — российский и шведский астроном; ординарный академик по астрономии Императорской Санкт-Петербургской АН (1883), директор Николаевской Главной астрономической обсерватории в Пулкове (1895–1916).
12 Мухин Михаил Константинович — один из воспитателей сыновей великого князя Константина Константиновича. Ранее служил столоначальником при конторе двора великой княгини Александры Иосифовны.
13 Мотоно Итиро (1862–1918) — японский дипломат, барон. В 1901–1905 годах посланник во Франции, в 1906–1916 годах посол в России.
14 Мария Павловна (Старшая) — великая княгиня.
15 Грот Константин Яковлевич (1853–1934) — славист, архивист. С 1905 года заведующий Общим архивом Министерства императорского двора. Вместе со служебными обязанностями и редакторством по изданиям архива («Камер-фурьерский журнал») вел работу по изданию литературных и биографических материалов из бумаг, собранных его отцом, и из его семейного архива; опубликовал материалы, касающиеся И.И. Дмитриева, Н.М. Карамзина, В.А. Жуковского, Я.К. Грота и других.
16 Бальи-Конт Юлий Юлиевич с 1908 года преподавал французскую литературу в Александровском лицее; учитель детей великого князя Константина Константиновича, которым преподавал французскую литературу и латинский язык.
17 Князь Гавриил Константинович писал в воспоминаниях: «Нашего кучера звали Яковлев. Он был с русой бородой. Каждый день, садясь в экипаж, мы громко здоровались с ним. Старший брат говорил: “Здравствуй, Якуку, как ты поживаешь, как здоровье твоей жены и твоих детей?” На вопрос Яковлева, куда везти, Иоанчик неизменно отвечал: “В Таврический сад!” А я любил ездить мимо памятника Императору Николаю I на Мариинской площади и называл его “Каляй Палич”. Много лет спустя, в Стрельне, к нам как-то вошел лакей Анисимов и доложил, что Яковлев “приказал долго жить”. Анисимов именно так и сказал: “Долго жить”. Это нас очень опечалило» (Гавриил Константинович, великий князь. В Мраморном дворце: Из хроники нашей семьи. СПб.: Logos; Дюссельдорф: Голубой всадник, 1993. С. 18).
18 Швецов Александр Александрович (1865–1927) — военный деятель, офицер с 1885 года; полковник лейб-гвардии Измайловского полка. С 4 декабря 1912 года командир 52-го пехотного Виленского полка.
19 Новикова Ольга Алексеевна (1840–1917) — сестра А.А. и Н.А. Киреевых, в замужестве Новикова, писательница-публицистка, автор статей и книг по вопросу о русско-английских отношениях; имела в Лондоне политический и литературный салон. Ее муж — Иван Петрович Новиков, генерал-лейтенант, попечитель Киевского, позднее Петербургского учебного округа.
20 Михайлова Варвара — няня великого князя Константина Константиновича и его детей.
21 Милашевич Елена Григорьевна (1861–1908) — урожденная графиня Строганова, дочь великой княгини Марии Николаевны (1819–1876) от морганатического брака с графом Григорием Александровичем Строгановым (1823–1878).
22 Михаил Николаевич — великий князь.
23 Иванов Николай Иудович (1851–1919) — генерал-адъютант (1907), генерал от артиллерии (1908). Командующий войсками Киевского военного округа (02.12.1908–19.07.1914).
24 Ольденбургский Александр Петрович (1844–1932) — принц.
25 Флавиан (в миру Николай Николаевич Городецкий) (1840–1915) — митрополит Киевский и Галицкий.
26 Кульнев Илья Яковлевич — командир лейб-гвардии Семеновского полка (21.12.1908–26.03.1910), генерал-майор Свиты Е. И. В.
27 Путята Владимир (в миру Всеволод Владимирович Путята) (1869–1936 или начало 1941) — лишенный сана епископ Русской Православной Церкви, перешедший после запрещения в обновленческий раскол, а затем в григорианский. Бросил военную службу и в 1899 году поступил в Казанскую духовную академию. В 1902 году определен настоятелем церкви при русском посольстве в Риме с возведением в сан архимандрита, 6 августа 1907 года в Свято-Троицком соборе Александро-Невской лавры хиротонисан во епископа Кронштадтского, четвертым викарием Санкт-Петербургской епархии, с поручением заведовать всеми русскими заграничными церквами в Европе, за исключением церквей, находящихся в Афинах и Константинополе.
Продолжение следует.
[1] Матлот — танец английских матросов.
[2] Так в тексте.
[3] После Георгий зачеркнуто и Петя.
[4] После У всех зачеркнуто кадет и солдат.
[5] После и зачеркнуто Нижегородского драгунского.
[6] После Государя зачеркнуто в.