* * *

Начало XIX века. В это время в Саратове в театральной труппе губернатора А.Д. Панчулидзева служил поэт Николай Григорьевич Цыганов (1797–1832). А попал Николай в театр благодаря матери — Анне Васильевне, которая, зная об увлечении и мечте сына выйти на ярко освещенную сцену и кланяться публике под восторженные крики «браво!», втайне от мужа в 1815 году послала Колю поступать в театральную труппу. И еще одно увлечение было у «московского мещанина» (так было записано в метрической книге Н.Г. Цыганова) — петь под гитару народные песни, которые он в детстве слышал от матери.

Панчулидзев заметил талант юноши, ведь губернатор сам подбирал пьесы для постановок, исполнителей и распределял роли. Помимо театральной труппы, А.Д. Панчулидзев содержал духовой и струнный оркестры, хор певчих — всего 50 человек. В театре вместе с Цыгановым играли крепостной Козлов, мещане супруги Занегины, вольнонаемные Бурдаев, Журавлев, Саркицкий, Федоров.

Театральный зал на 250 мест был всегда полон. Шли «Бригадир» и «Недоросль» Фонвизина, «Ябеда» Капниста, «Мещанин во дворянстве» Мольера, «Наталья — боярская дочь» С.Глинки, опера «Анюта и Евстигнея» Фомина, в которой были использованы народные песни «Белолица, круглолица красная девица...», «Кабы не цветы да не морозы...». Евстигнея Ипатьевича Фомина называли «русским Моцартом».

Труппа часто гастролировала по городам и весям Поволжья. Цыганов развлекал своих партнеров песнями под гитару. Так он пел переделанную им народную песню «Вниз по матушке по Волге...».

Нуте, грянемте, ребята,
Вниз по матушке по Волге!
Приворачивай, ребята,
Ко крутому бережочку!
 

Клад на Волге

Первые поэтические опыты Николая начались на берегах Волги, в слободе Малыковке (Вольск), в доме основателя города и его главы купца В.А. Злобина, у которого служил доверенным по торговым делам отец Николая Григорий Цыганов. Протоиерей Василий Гаврилович Еланский, один из первых историков Вольска, писал: «Прежде всего нужно сказать, что слово “Малыковка” — татарское и буквально значит клад, кладовое место, в более широком, переносном смысле — вообще привольное и приятное по житию место, подобно тому как у нас часто говорится: это место — сущий клад, это место — настоящий рай». Коля Цыганов подружился с сыном Василия Алексеевича — Константином, начинавшим службу в канцелярии генерал-прокурора, и продолжал ее в министерстве юстиции, под начальством Державина. «Старик Державин» бывал в Малыковке (Вольске) еще в 1774 году — для поимки Пугачева, и сам бунтарь давал за поимку Гаврилы Романовича десять тысяч рублей. Знаменитый поэт посвятил сыну главы Вольска стихи «К молодому Злобину»:

Поэт душой, купец породой,
Двояк в себе с твоей свободой...

Да и сам Константин Злобин пописывал стихи, немало из них он посвятил Державину.

Ужели тот, который славил
Фелицы доброй век златой,
Кто правду на суде восставил...

Константин Злобин получил отличное образование, знал древние языки, приобрел хорошую библиотеку и, будучи человеком образованным, занимался литературой. Служил в гражданской службе и дослужился до чина коллежского советника, основал в Вольске училище «Пропилеи» и занимался благотворительностью.

Блажен, кто милует убогих
И сиротам благотворит...

В 1808 году ему был пожалован орден Святого Владимира 4-й степени за крупное пожертвование на призрение бурлаков по Волге. Константин Алексеевич Злобин был женат на родственнице знаменитого государственного деятеля Михаила Сперанского. Пансион «Пропилеи» — первое учебное заведение Вольска — открылся в 1811 году. «Пропилеи» предназначались для обучения представителей среднего класса — детей купцов, духовенства, гражданских чиновников и военных. Проект возник в петербургской масонской ложе «Полярная звезда», в которую, помимо К.В. Злобина, входили его свояк М.М. Сперанский, профессор Санкт-Петербургской духовной академии И.А. Фесслер и др. Директором училища стал Болье — гувернер известного писателя-романиста Ивана Лажечникова. Среди преподавателей самым известным был Игнаций Аврелий Фесслер, изгнанный из духовной академии по подозрению в атеизме и избравший местом ссылки уездный Вольск.

Подросток Коля Цыганов был вхож в дом Злобиных. Он пользовался их богатой библиотекой и показывал свои первые опусы Константину. А больше всего он любил бывать на базаре и наблюдать торговые сценки. Приходя в дом Злобиных, он разыгрывал увиденное в лицах, меняя голос. Старший Злобин восхищался: «Артист! Право слово, артист!»

Вскоре скончался Константин. В 1814 году, оставшись без сына и обанкротившись, умер в Саратове Василий Злобин... Купца, как человека, значимого для Вольска, похоронили на родине.

Через год мать Николая Цыганова отправила сына в Саратов, в театральную труппу.

Анне Васильевне, для которой Коля был нежным и заботливым сыном, нравились его песни, особенно

Золотая волюшка
Мне милей всего.
Не хочу я с волюшкой
В свете ничего!

Сам автор был человек открытый, добродушный, застенчивый. Частые образы его поэзии — перелетные птицы и трагические судьбы русских девушек. «Молода молодка в деревне жила...», «Смолкни, пташка-канарейка...», «Лежит во поле дороженька...».

12 лет с Саратовской театральной труппой Цыганов колесил по Поволжью, пока в 1828 году в Симбирске на него не обратил внимание писатель и комедиограф М.Н. Загоскин, одно из произведений которого А.С. Пушкин назвал «одним из лучших романов нынешней эпохи». Пензяк Загоскин, родственник А.Д. Панчулидзева, собирал материалы для своего исторического романа, а вольчанин Цыганов собирал коллекцию волжских разбойничьих песен.

Не сокол летит по поднебесью,
Не сокол ронит слезы-перушки —
Скачет молодец по дороженьке,
Горьки слезы льет из ясных очей.
Распрощался он с милой родиной,
Со сторонушкой понизовою,
Где течет в красе Волга-матушка...

Позже драматург Ф.Кони, отец известного юриста А.Ф. Кони, писал о Цыганове: «Он исходил почти всю Россию, чтоб послушать родные звуки у русского человека в скорбный и веселый час». Драматург Загоскин, чьи пьесы пользовались большим успехом в московских театрах, привез провинциального саратовского артиста Цыганова в Москву, в недавно открывшийся Малый театр. Цыганов исполнял роли плутов, слуг и комических стариков. И продолжал сочинять песни с темами, противоположными своему амплуа актера: неудачные любовь и брак, обездоленность, неволя, смерть на чужбине, измены, ревность, сиротство, одиночество.

Не успели цветики распуститься,
Уж их злая засуха поедает.
Не успела я с дружочком обручиться,
Уж он меня, бедную, покидает.

Цыганов пел по внутреннему влечению ко всему русскому, потому в его песнях и развито народное чувство. Известна его песня «Не шей ты мне, матушка, красный сарафан...». Но не знают наши современники многих других прекрасных его песен.

Лежит в поле дороженька,
Пролегает
И ельничком, березничком
Зарастает.
Не змейкою — кустарничком
Она вьется,
Не реченькой — желтым песочком
Она льется.

Песни Цыганова полны простоты, истинной русскости, народности. Этнограф А.В. Терещенко писал: «Кукольник, Загоскин, Гоголь, Кольцов, Даль — все они представили образцы сочинений в народном духе и жизни русской. Но гораздо сильнее и умилительнее излилось чистое русское слово и чувство в сочинении Цыганова. Его народные песни трогательные и поучительные, увлекательные и восхитительные. В его поэзии излилось чисто русское слово и чувство».

Вот как Цыганов переделал русскую народную песню «Ноченька», которую он пел под гитару:

Ах ты, ночка, моя ноченька,
Ночка темная, осенняя!
Осиротела ты, ноченька,
Без младого светла месяца.
 

В «Соловьином доме»

Цыганов не искал ни славы, ни покровительства, он жил тихо в своем кругу и пел как соловей, потому что ему хотелось петь. Зато он был вхож в салон звезды Малого театра М.Д. Львовой-Синецкой, в доме которой постоянно собирались драматурги, журналисты, актеры. В этом доме на Никитском бульваре, который назывался «Соловьиным домом», находились репетиционные комнаты Большого и Малого театров. Но известен был этот дом как «кокошкинская академия» — в честь Ф.Ф. Кокошкина, управляющего московской сценой, сенатора, сформировавшего оперную и драматическую труппы. Дом чудом уцелел во время пожара 1812 года. Широкие ворота с Калашного переулка вели во двор, полный казенных театральных и частных карет. От большого дома крылья флигелей полукругом смыкались у погоста церкви Бориса и Глеба. Гудели колокола соседнего Крестовоздвиженского монастыря. Плыли звоны кремлевских соборов. На Арбатской площади шли торги, москвичи черпали воду из большого фонтана. Было шумно, ярко, весело.

Хозяйка дома, Мария Дмитриевна Львова-Синецкая, обладала природной добротой и великодушием. Спокойный взгляд ее темных глаз завораживал своей глубиной. Она видела человека и сквозь человека. Она не кокетничала, не искала поклонников и поэтому приобретала их множество. И среди них А.С. Грибоедов, написавший специально для ее бенефиса пьесу. Она стала первой исполнительницей роли Софьи в грибоедовском «Горе от ума» вместе с великими М.Щепкиным и П.Мочаловым. А.С. Пушкин для бенефиса Львовой-Синецкой отдал свою поэму «Цыганы», где она сыграла Земфиру.

Старый муж, грозный муж,
Режь меня, жги меня.
Я тверда; не боюсь
Ни ножа, ни огня.
Ненавижу тебя,
Презираю тебя.
Я другого люблю.
Умираю, любя.

С великим русским поэтом она была знакома давно, когда-то в Петербурге, у Олениных, вместе играли в любительском спектакле «Воздушные замки» русского драматурга Н.И. Хмельницкого, потомка Богдана Хмельницкого, состоявшего адъютантом М.И. Кутузова во время Отечественной войны 1812 года.

В «Соловьином доме» бывали Крылов, Вяземский, Аксаков. Декабрист Рылеев читал «Думы»: «Да закипит в его груди святая ревность гражданина!» Поклонниками именитой актрисы были Щепкин и Мочалов.

С актрисой М.Д. Львовой-Синецкой был дружен композитор Александр Варламов. По рассказам современников, Александр Варламов сочинил музыку романса «Красный сарафан» на стихи Цыганова, вдохновленный образом Львовой-Синецкой. Русский трагик Павел Мочалов говорил об актрисе: «С ней каждый раз познаешь новые глубины человеческой души». Актриса безупречно владела словом, она выступала на концертах с декламацией в сопровождении оркестра. Летописец русского театра Пимен Николаевич Арапов, в 1838–1839 годах служивший саратовским вице-губернатором, свидетельствовал: «...выражение сильных страстей рельефно оттенялось в голосе, в натуральных движениях, в прекрасной мимике Синецкой». Тайно и безнадежно был влюблен в Марию Дмитриевну поэт Николай Цыганов и, возможно, посвятил ей не одну из своих песен, которые он пел в салоне «Соловьиного дома». Может, эту:

Течет речка по песочку,
Через речку — мостик.
Через мост лежит дорожка
К сударушке в гости!

А может быть, сложенную им в один присест «Ой вы, кони мои вороные, черны вороны, кони мои...». Возможно, свою любовь он скрыл в стихах, посвященных своему другу и партне-ру по сцене Павлу Степановичу Мочалову:

Ищите в песнях не стихов,
Не сладких, кудреватых слов
Поэтов, баловней искусства!
В душевной скорби, в простоте
Писал простого сердца чувства...

Любовь берет над сердцем власть
И душу, думаю, питает...

Эти стихи Николая Цыганова, адресованные Мочалову, отражают склад души, направление творчества, близкого по характеру мочаловскому и цыгановскому: стремление выразить прежде всего «простого сердца чувства».
 

Цыганская жизнь Цыганова

К сожалению, не сохранился живописный портрет Н.Цыганова, зато современники описали его словесно. Тонкое лицо. Черные кудри оттеняли бледный высокий лоб, полуопущенный взор больших глаз, болезненный румянец. Пел он тихо, голос дивный, глубокий. Песни Цыганова пели московские цыгане, которых любил слушать Пушкин. Помните цыганку Таню, которую Александр Сергеевич называл «своей радостью, бесценной»? Он говорил своей невесте Н.Н. Гончаровой, слушая песню Цыганова «Не шей ты мне, матушка, красный сарафан...»: «Не говорите вашей матушке того, что говорит в этом романсе девушка своей матери, потому что, если вы не выйдете за меня, я уйду в святогорские монахи».

Легенда создания этой песни такова. героиня ее — некая Агаша из Малыковки (Вольска). Она утопилась, так и не выйдя замуж за нелюбимого. Белозубая, статная крепостная девушка Агафья в веснушках и с такой длинной косой, что, когда на речке она ее расплетала, волосы закрывали все тело. Добрая Агаша давала «цыганенку Коле» семечек или пряничков, за что в селе его прозвали женихом. Она не захотела выйти замуж за старика, хотя мать сшила ей красный сарафан с рюшками и, благодаря будущему мужу — вольному бондарю, могла бы тоже получить вольную.

Рано мою косыньку
На две расплетать.
Прикажи мне русую
В ленту убирать.

И самому поэту Николаю Цыганову не суждено было стать ни женихом, ни мужем.

Одно солнышко
В небесах горит...
И мне, молодцу,
Только раз любить!

в тридцатилетнем возрасте он заболел холерой, свирепствовавшей в это время. Мать Цыганова, Анна Васильевна, ухаживала за больным сыном: давала сосать кусочки льда, поила углекислой водой, ставила компрессы и припарки из льняного семени. Последнее стихотворение Цыганова «Полетай, соловьюшко...» обращено к матушке родимой, оставшейся одной: «Есть ведь дни, в кои солнышко с ясным месяцем видятся. Так настанет и наш денек — и мы с тобой повидаемся».

Ах, молодость, молодость!
Весна моя красная!
Ты когда, когда прошла,
Когда прокатилася?..
И в сырой земле, в могиле
Моя радость, мой покой!

Перед смертью поэт подарил свои рукописные стихи Ф.А. Кони, позже напечатавшему их в «Пантеоне театра». Он писал в предисловии: «Ранняя смерть не позволила Цыганову обнародовать богатое собрание волжских песен. Литература потеряла чудесный материал для народных баллад».

В январе 1833 года в популярном журнале «Молва» были напечатаны песни Цыганова: «Песни сии и отдельно от музыки имеют свое достоинство. Воспоминание о человеке с дарованиями, так рано покинувшем жизнь свою, есть достойная ему дань».

Друзья поэта и актера не оставили в беде его мать. М.Д. Львова-Синецкая хлопочет о пенсии, помогает деньгами, подвигает композитора А.Е. Варламова к написанию романсов на стихи Цыганова. Александр Егорович, который стоял у гроба Цыганова, написал романс «Красный сарафан» — самый популярный из всех его 75 романсов, написанных в «Соловьином доме». Этот романс пели в гостиных и деревенских домах, в провинциальном захолустье и на сценических подмостках. Н.Гоголь заставил петь «Красный сарафан» героя «Ревизора» Хлестакова. Исполняла его и подруга И.Тургенева Полина Виардо. Даже в прозе англичанина Джона Голсуорси упоминается этот романс. По инициативе М.С. Щепкина в 1834 году в Москве были изданы «Русские песни» Цыганова. Их известно около 50. «Что ты рано, травушка, пожелтела?..», «Ох, болит и щемит ретиво сердечко!..», «При долинушке береза...», «По полю, по полю чистому...».

Каркнул ворон на березе,
Свистнул воин на коне —
И красотка погибает
В чужедальней стороне.

Великий актер взял мать друга и поэта к себе в дом. Просторный дом с мезонином на 3-й Мещанской улице, с большой террасой и садом, где шумели развесистые березы и цвели сирень и кусты малины, смородины и крыжовника, точно где-нибудь в деревне.

В дни рождения и смерти Цыганова в доме Щепкина собирались друзья Цыганова. Они пели под гитару его песни и поминали добрым словом. Ф.А. Кони ставил Н.Цыганова выше А.Дельвига и называл предшественником Кольцова. На стихи Цыганова композитор А.Верстовский написал романс «При долине береза белая стояла...», П.И. Чайковский сочинил два романса: «Без поры да без времени сохнет в поле муравушка...», «Не кукушечка во сыром бору жалобнехонько вскуковала...». Сергей Рахманинов музицировал на стихи Цыганова «Что ты, соловьюшко, корму не клюешь?..» А.Дюбюк написал песню «Речечка»:

Течет речка по песочку,
Бережочек точит,
А молодая, русокудрая
В речке ножки мочит.