Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Времена жизни

Евгения Борисовна Гончарова родилась в Гатчине Ленинградской области. Окончила КубГУ по специальности «издательское дело и редактирование».
Редактор, журналист, переводчик.
Участник XVIII форума, организованного фондом СЭИП в Ульяновске (2018), и Всероссийской школы молодых писателей от Южного федерального округа России (2019).
Живет в Новороссийске.


Август

Упрямых пальцев переплетенье.
Сказала «не надо», а будет — «да».
Здесь, рядом совсем, под зеленой тенью,
Покой и прохлада, журчит вода.

Ты хочешь на холм, где прохладен ветер,
Укромное место манит меня.
Ты скоро забудешь об этом лете,
Иные сокровища сохраня.

Вот горстка ягод, чуть переспелых.
Вот круглый камень. Крылья стрекоз.
Я буду помнить певучее тело
И томный рисунок пушистых кос.

Стрекозы, бронзовки... И день украден,
У милого вора шаги легки,
И солнце играет в волнистых прядях,
Как будто в волнах золотой реки.


Конец лета

На ее золотистом плече — муравей.
Я снимаю его осторожными пальцами.
Он упал, затерялся в высокой траве,
Меж такими, как он, травяными скитальцами.
«Раздавил бы!»
Девчонка.
И сок на губах,
И улыбка с июльской черешенной алостью.
Для чего меня с нею столкнула судьба,
С этим странным ребенком, не знающим жалости?


Валерия

Когда Валерия перестает желать
Несбыточного — например, оленя, —
Тогда, как в детстве, обхватив колени,
Она садится на свою кровать,

И свечи зажигает без причин,
И делает гнездо из покрывала.
Как будто бы, устав от карнавала,
Здесь тихо дремлет крошка арлекин.

О нет, она совсем не хочет спать.
Вот-вот, сейчас поднимется — и станет
Бумажные миры менять местами:
Спасти героев — гибель пролистать.

А в полвторого хрупкий дом уснет
В неловком равновесии покоя.
К Валерии из леса на обоях
Придет олень — и в лоб ее лизнет.


* * *
Знаешь, ты будешь смеяться, но я не грущу.
Знаешь, я понял, зачем наступают апрели.
В бешеном круговороте безверья и хмеля
Выхода нет — я, признаться, его не ищу.

Жажда тепла не всегда обращается в жадность.
Жажда любви — не борьба. И не знает побед.
Знаешь, порой не нужна беспощадность к себе.
Знаешь, порою вообще не нужна беспощадность.


* * *
Дай мне руку, любовь. Летим
Через снежный сон Петрограда,
Через легкий и горький дым
Обреченного листопада,
Через время — туда, домой,
Где кончаются все кочевья,
Где весною пели деревья,
Становились слова — судьбой.
Где уже нельзя отделить
Яд от яви и боль — от были.
Где мы были. Где мы любили.
Где теперь нас не может быть...


* * *
Гребу против ветра, сгущается мгла.
Весло тяжело — и любовь тяжела.
Бездомная птица поет в тростнике.
Луна — словно пленница в черной реке.
Я справила лодку, плыву в темноте,
Скользит моя лодка в холодной воде.
А дерево стонет, и плачет весло,
Что старой сосной возле дома росло.
Из раны открытой сочится смола.
Весло тяжело — и любовь тяжела.


* * *
На опустевший сад спустилась тишина,
И мне пора бы спать — луна твердит иное,
И встану я, и в сад окно открою —
Сирень ударит в борт, как пенная волна.

Наш дом — ковчег, а ночь — она повсюду.
Ночь затопила мир. И лишь на глубине
Тепло, как звездочка в забытом детском сне,
Мерцает светлячок — таинственное чудо.


* * *
На улице темно и поздно.
Домой дороги не нашла я.
Брожу среди осенней бронзы
Самовлюбленная и злая.
И в темноте ночная птица
Все вторит грустно и покорно.
И юная луна дробится
В глуби пруда червонно-черной.
А ветер спит, уставший за день,
В переплетенье веток темных.
И парк ночной притих и замер —
Приют поэтов и бездомных.


Песня конца зимы

И тот, кого ждешь, под вечер придет
Без шума, без долгих сборов и слов.
И месяц умрет, свершив оборот,
Умрет, возродится, ясен и нов.

Цепочка недель обозначит круг,
Растает лед, запоет вода,
И тот, кого ждешь, появится вдруг,
Когда ты его перестанешь ждать.


* * *
Я разделен на нищих и поэтов,
На психопатов и анахоретов.
Смотри же: в день любой и в час любой,

Во сне и наяву — все лица, лица...
Как это странно... Я хотел бы слиться
Не с ними, нет, а именно с тобой.

Растерзан на воров и звездочетов,
На «да» и «нет», на ангела и черта,
Людей из яви и людей из снов,

Я следую природному стремленью:
Природа тяготеет к разделенью,
А разделенным слиться не дано.

Вот я иду. Меня здесь слишком много.
Такой не просит простоты у Бога,
Ни с кем, как прежде, не соединим.
И мой порыв — он для чего-то важен,
Но будь благословенно все — и даже
Тот мир, где мы не можем
быть
      одним.


Пламя и шут

Я жил, себя казня, себя кляня,
Сражаясь против собственной природы.
И я благословляю эти годы
За боль, за труд, за аромат огня.

Тогда я был с огнем как брат и враг,
Тогда я был с огнем единым целым,
Душа от гнева не кричала — пела,
И от приюта оставался — прах.

Гудел огонь. Я был почти безумен.
Тяжелым взглядом, сгорбясь, как Везувий,
Смотрел на мир, враждебный и слепой.

Сгорело все. Казалось — мир безлюден,
А я один, свободен, неподсуден.
Она пришла и приказала:
— Пой.


Не станешь гнать...

Не станешь гнать,
Не спросишь, что мне надо,
А просто проведешь в притихший дом.
Как на побывку, заберешь из ада,
Где все чужие, каждый — о своем.

На кухню проведешь, нальешь мне чая
И сядешь рядом, словно невзначай.
Расспросами друг друга не пытая,
Мы молча выпьем полуночный чай.

Постукивают ходики стенные —
Как в песне, помнишь? Мне уже пора.
А в том окне вдвоем не мы — иные
Вот так же коротают вечера.

Ну, все, до встречи. Только на пороге
Нехорошо прощаться.
Вновь зайдем
В такой родной, не помнящий тревоги,
Пускай не наш, но все-таки
                                                      твой дом.


Дорога домой

На темном берегу сидел усталый человек,
А яростный закат горел на золотой воде,
И человек тот был — один среди других людей,
И та река была — одна в холодной сетке рек.

Он так родился: в поздний час, нежданный и слепой.
Ее кормили снег и дождь, канавы и ручьи.
И оба движутся вперед, чужие и ничьи,
И каждый думает о том, что он идет домой.
 





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0