Вспоминаем вместе с выпускниками Литинститута имени Горького и друзьями...

11 декабря 2017 года ушел из жизни российский писатель и журналист, член Союза писателей, доктор филологических наук, легендарный ректор Литературного института и просто хороший человек — Сергей Николаевич Есин.

Помню свою самую первую встречу с ним — при собеседовании, которое, собственно, являлось обязательным экзаменом в Литинститут. За него даже ставили оценку...

Передо мной за длинным столом сидела впечатляющая комиссия уважаемых творческих людей, пристально разглядывающая каждого. Среди них выделялся красивый седовласый человек с аккуратными усиками, чуть-чуть похожий на Никиту Михалкова, — Есин!

Вот его-то я боялась больше всех: известная личность, писатель, ректор института... Однако Сергей Николаевич вел себя очень просто, особо не придирался и только спросил рифму к слову «осень». Я выдала ему несколько рифм, он кивнул, на том дело и закончилось. Дальше меня пытали другие...

Потом, будучи уже студенткой Лита, я нечасто пересекалась с Есиным и все же видела его — легко порхающего по высоким институтским лестницам, выезжающего на авто из ворот (он очень любил отечественную «Ниву»), дружески беседующего во дворе со студентами... Всегда подтянутый, элегантно одетый, стремительный, неутомимый, он принимал самое живое участие в судьбе доверенного ему знаменитого творческого вуза...

К тому времени я уже прочитала книги Сергея Есина: «Имитатор», «Гладиатор», «Затмение Марса» и, конечно, замечательные дневники, охватывающие последние десятилетия XX века. Мемуары так и назывались: «На рубеже веков. Дневник ректора». Удивительные дневники! В них все: и жизнь страны, и жизнь Литературного института, и его собственная жизнь, насыщенная интересными встречами и событиями.

Этот человек самозабвенно любил свой институт. Если Горький создал его, то Есин не дал уничтожить. В лихие 90-е, когда на здание зарились «новые русские», приходили к ректору с деньгами и угрозами, он не дозволил растащить Лит по кусочкам. А еще обеспечил своих студентов жильем в общежитии и бесплатными обедами! Тогда это была существенная помощь...

Много довелось пережить Сергею Есину, ведь его детство пришлось на тяжелые военные годы, к тому же был репрессирован отец. Однако беды не сломили его, а только закалили характер.

Он окончил школу и поступил на заочное отделение филологического отделения МГУ. При этом успел побывать и библиотекарем, и фотографом, и лесником, и даже актером.

Но прежде всего Сергей Есин — писатель. Его произведения систематически выходили в свет. А первой крупной публикацией была повесть «Живем только два раза» (1969), напечатанная под псевдонимом С.Зинин в журнале «Волга».

Не оставляя активную творческую деятельность, с 1987 года Есин преподавал в Литературном институте имени А.М. Горького, в 1992–2005 годах занимал пост ректора.

Как раз в это время я и училась там, на факультете поэзии...

Именно он, заочно прочитав мои стихи, вместе с другими членами уважаемой комиссии рекомендовал меня в Союз писателей. Всего нас было пятеро: четыре парня и одна девушка — я...

Мне не хотелось расставаться с институтом, и, окончив его, я вскоре пришла работать на кафедру литературного творчества, или литмастерства.

Примерно через полгода там сменилась власть, и Сергей Николаевич, уже не ректор, должен был прийти на ту же кафедру в качестве заведующего. Мы с волнением ожидали его: как поведет он себя на новой должности?

Вначале Есин был насторожен, недоверчив, как будто присматривался к нам с коллегой. Наша кафедра состояла из двух помещений. Когда к нему в дальнюю комнату приходили люди, он демонстративно закрывал дверь. Со временем эта дверь уже оставалась открытой: Сергей Николаевич совсем освоился и подружился с нами.

На кафедре он появлялся в присутственные дни, и часто снизу, с лестницы, раздавался его голос. Он... пел. Петь мог все, что угодно, от известной арии до «Я сегодня пришел пора-а-аньше...». А если не пел, то по решительно открывающейся двери можно было сразу определить: это Есин!

Он шутил, откровенничал, давал деньги на то, чтобы на кафедре всегда было чем угостить народ: печеньем, конфетами, чаем. Мы отмечали с ним праздники и дни рождения. А еще он привозил нам сувениры из своих многочисленных командировок, радовал всякими пустяками... У меня, например, остались на память гжельская чашка из Гатчины, шкатулка из Китая, какой-то красивый пузырек с остатками прекрасных духов...

При всем этом Сергей Николаевич не был лишен честолюбия, даже некоторого тщеславия; бывало, даже ревновал к чужому успеху. Но при этом проявлял и великодушие, и человечность, особенно к нерадивым студентам; они были для него как дети (своих Бог, увы, не дал).

Однажды я осмелилась подарить ему свой сборник. Подарила — и забыла, подумав, что такой занятый человек отложит его куда-нибудь в сторону. Но, как оказалось, ошиблась.

Есин прочитал мою книгу от корки до корки, что было понятно из его комментариев.

В результате он крикнул мне из своей комнаты:

— Алка, хорошо пишешь стихи, я так не умею!

Он любил женщин, но всю жизнь был трогательно привязан к одной — своей тяжелобольной жене Валентине Сергеевне, заботился и ухаживал за ней до самого ее ухода...

Когда вышла очередная книга Есина «Ах, заграница, заграница», он щедро раздаривал ее всем желающим, а их, конечно, было немало. Тут случился мой день рождения, и Сергей Николаевич торжественно вручил мне свое произведение.

До сих пор с теплом вспоминаю его улыбку и читаю добрые слова на титульном листе: «Алла, солнышко наше, умница. Дай Бог, чтобы в смысле творчества все у тебя произошло. С.Есин. Март 2006».

Он родился в декабре 1935 года, в декабре же и оставил этот мир... Немного не дожил до своего 82-летия... Несмотря на почтенный возраст, Сергей Николаевич до последнего был полон энергии, творческих планов... Так и ушел — на взлете, как альбатрос.

Скоропостижно скончался в Минске, где делегация Литинститута представляла Дом национальных литератур. Говорят, что просто не проснулся...

Светлая память Вам, дорогой Сергей Николаевич!

И спасибо за все...

Алла Черри
 

Мастер игры

С просьбой написать материал о Сергее Николаевиче Есине ко мне обратились, когда номер журнала уже верстался. Неподъемно и нелепо было бы пытаться откликнуться в короткий срок литературоведческой статьей: с одной стороны, лавры В.Г. Белинского никогда меня особенно не беспокоили, а с другой — давно уже существует обстоятельный труд В.К. Харченко «Писатель Сергей Есин: язык и стиль», к которому отсылаю всех неспешных и любознательных. Поэтому я лишь слегка коснусь есинского творчества, причем не конкретно его прозы, а самой личности художника, которая, создав, казалось бы, такие прозрачные, классически ясные тексты, по большому счету осталась загадкой. Начать же придется с воспоминаний, ибо без них читателю останется непонятен мой интерес к Есину, не ослабевший и после его ухода.

«Имитатор» — самый известный роман Сергея Есина — был бегло прочитан мною в детстве или ранней юности — где-то во второй половине 80-х годов прошлого столетия. Более-менее запомнилась фабула, даже фамилия главного героя — Семираев, но вот кто автор — эта подробность выпорхнула воробышком из школярской головы. Так что, когда в 1996 году я собрался поступать в Литературный институт, имя ректора этого учебного заведения ничего мне не говорило. Впервые мы встретились на итоговом собеседовании. Положение мое в тот момент было весьма незавидное: вместо того чтобы на экзамене по изложению передать своими словами рассказ Горького, я зачем-то написал самостоятельное сочинение, едва связанное с темой, вполне заслуженно получил «тройбан» и в итоге не досчитался одного балла до проходного. Седой, усатый человек, сидевший в двадцать четвертой аудитории несколько сбоку от остальной приемной комиссии с моим личным делом в руках, взглянул на меня устало, но, как мне показалось, сочувственно и предложил почитать вслух стихи — последнее, по его словам, оставшееся в моем распоряжении средство для зачисления в писательский вуз. Я почитал — и тут же был принят неким «особым решением» комиссии.

Став студентом заочного отделения, следующие пять лет я лишь изредка видел Есина бодро шагавшим по литинститутскому дворику, так как сам редко там появлялся. На защите диплома ректор вновь оказал мне услугу, вступившись за меня перед оппонентом, мелочно придравшимся к какой-то не слишком удачной строчке. А в конце декабря 2003 года, уволившись после девяти лет работы со склада запасных частей на задворках Института русского языка имени А.С. Пушкина и не сумев найти себе пристанища по профессии «литературное творчество» (так написано у меня в дипломе), я вернулся в alma mater на Тверском бульваре с видом блудного сына, полдня ждал в ректорате приема, пожаловался на неустроенность, снова по просьбе ректора читал вслух стихи и был определен сотрудником библиографического отдела.

Поскольку целыми днями я прохлаждался в своем отделе — крошечной комнатке по соседству с читальным залом библиотеки, — где, признаться, не было для меня никакого серьезного занятия, и не торопился никуда убегать после шести, то женщины, посменно работавшие референтами ректора, стали просить меня иногда подменить их. Сначала на пару часов, затем на день, на два, на неделю. Через полгода я совсем перебрался в ректорат. Насколько помню, формально референтом так и не стал, продолжая числиться библиографом, но исполнял секретарские обязанности. Они были не обременительны и в основном сводились к функции телефонного коммутатора. Ректор часто бывал в отъезде, так что никто не мешал заниматься собственными делами: выискивать что-нибудь в Интернете, сочинять стишки и крутить любовь со студентками, на одной из которых я впоследствии женился.

Благодаря месту я всегда оставался на виду, и, когда случалась нужда отправить кого-нибудь от института в Гатчину, на ежегодный кинофестиваль «Литература и кино», где председателем жюри долгие годы был Есин, именно меня просили поехать и проконтролировать студентов, тоже входивших в нашу делегацию.

Личное общение с ректором было сведено к минимуму. Помню, в первые месяцы моего пребывания на секретарском посту через ректорат пулей пролетел поэт Евгений Рейн, ворвался к Есину и громоподобным голосом возопил: «Сережа, ты уже читал статью в “Литроссии”? Ты знаешь, кто такой этот Лаврентьев?» Речь шла о моей статье, в которой досталось Рейну и двум его приятелям за их скандальное письмо Туркменбаши Ниязову с предложением перевести его поэму «Рухнаме». Ректор ответил отрицательно: то ли все моментально сообразил и прикрыл меня, то ли впрямь не помнил мою фамилию.

И только после того, как срок его пребывания в должности подошел к концу, характер наших взаимоотношений изменился. Теперь Есин сделался заведующим кафедрой творчества и неофициальным главой оппозиции новому руководству. На теме неудовольствия мы тогда и сошлись. Впрочем, ненадолго: в начале 2007 года я устроился в «Литературную газету» и с тех пор бывал в институте от случая к случаю, в основном в дни рождения Сергея Николаевича.

Несколько лет мы часто созванивались. Иногда я приезжал к нему домой, на улицу Строителей, чтобы передать редактуру его дневников или подарить очередной номер журнала «Литературная учеба», главным редактором которого я стал на рубеже нулевых. Есин всякий раз потчевал меня блюдами собственного приготовления и, что ценнее всего, рассказами о прошлом и настоящем. Только здесь получил я возможность внимательно его рассмотреть. А рассмотрев, заинтересовался им и как необычайно глубоким собеседником, и как психологическим феноменом.

При всей кажущейся открытости, при всей витальности, вызывавшей к нему всеобщую симпатию, Сергей Есин, на мой взгляд, всегда оставался внутренне предельно закрытым человеком, что называется, себе на уме. Его личная жизнь, его истинные мысли были недоступны взгляду со стороны. Лишь немногие могли почувствовать скрытый под тщательно поддерживаемой личиной добродушия острый, как скальпель, и безжалостно-язвительный ум.

«Настолько свой, что никто даже подумать не может», — сказано о шпионе в сериале «Ликвидация». Карьеристы с такими данными идут в дипломатию, авантюристы — в разведку, осторожный и честный Есин предпочел стезю инженера человеческих душ.

Конечно, благодаря книгам я имел некоторое представление о том, какой инфернальной и трагической фигурой в действительности бывает подлинный художник, но никогда прежде (и, замечу, вообще больше никогда) не доводилось мне наблюдать его так близко и долго.

Чтобы не быть голословным, приведу пример из есинской прозы — пример той божественной и в то же время дьявольской игры, которую, считаю, он вел в том или ином виде большую часть своей сознательной жизни.

В романе «Гладиатор» речь идет о сотруднике некоего звукового журнала, ставшем литературным рабом своего непосредственного начальника, возмечтавшего о писательской славе. Безропотный Веня выступает в роли якобы редактора начальнических романов, а на самом деле является их непосредственным автором. «Гладиатор» посвящен Борису Тихоненко (вот уж точное соответствие человека своей фамилии!), многолетнему бессменному редактору есинской прозы. Когда-то они вместе работали в звуковом журнале «Кругозор»: Тихоненко — рядовым сотрудником, Есин — главредом. Улавливаете? Мне, редактировавшему для «Эксмо» есинскую «Опись имущества одинокого человека», было после этого не в диковинку услышать пожелание автора обращаться с его рукописью вольно — сокращать без всякого согласования или дописывать что-либо по своему усмотрению.

Где-то в своих дневниках Есин называет меня учеником, один раз даже почему-то выкормышем. Формально это не так — я не учился на его семинаре. Что же тогда он имел в виду?

Полагаю, в то же самое время, когда я изучал его, он со своей стороны тоже исподволь присматривался ко мне. И разглядел то общее, что было в нас, — тягу к театрализации жизни, к мистификации, к той божественной игре, о которой говорит Бхагавад-гита и которую дипломат Тютчев именовал «игрой с людьми, игрой с судьбою».

Блажен, кто издали глядит на всех
И, рот зажав, смеется то над теми,
То над другими. Верх земных утех —
Из-за угла смеяться надо всеми!

Вслед за процитированным Пушкиным, вслед за Тютчевым, Хармсом и десятками других выдающихся художников слова мастером этой божественной игры в русской литературе по праву может считаться и Сергей Есин — учитель, без чьего благотворного влияния не случилось бы, пожалуй, ни моего скандально-порнографического «Воспитания циника», ни переложения псалмов Давида.

Максим Лаврентьев
 

Искусство жить писателем

Только тот, кто верен себе самому, может быть верным другим.

Эрих Фромм

Мое знакомство с Сергеем Николаевичем Есиным состоялось в начале 2000-х, в Российском авторском обществе, на заседании Авторского совета, где я оказался по долгу службы на Старой площади. В то время приходилось писать множество различных документов «на высочайшее имя и его ближайшее окружение», на актуальные темы обустройства постъельцинской России». Требования к такого рода документам были достаточно жесткими: одна, максимум полторы страницы — и проблема сделать текст лаконичным и убедительным постоянно маячила в воспаленной от переработки огромного массива информации голове. Поэтому нежданно-негаданная встреча с ректором Литературного института оказалась как нельзя кстати.

При всей своей несомненной значимости в литературе и высшем образовании, Сергей Николаевич оказался удивительно легким и притягательным собеседником. Его светлый, с задорной челкой и щегольскими усиками лик сразу и безусловно откликнулся на мои страдания по части бюрократической литературы. Отношения заладились, и здесь мои должность и деятельность, хотя и вызывали у него чисто писательский интерес, однако, поверьте, не играли никакой роли в их развитии. И в этом проявилась одна из основополагающих черт талантливого писателя — он никогда «не дружил с должностями», не искал в этом дешевых гешефтов, не строил карьеру. Будучи «снайпером человеческих отношений», он никогда не искал и не извлекал из них какой-либо личной выгоды, хотя ради других людей был готов обивать начальственные пороги.

Сотоварищи по литературному цеху его побаивались, но при каждом удобном случае заискивали, ибо прекрасно понимали, что его слово было «выстрелом в десятку» и всегда оказывалось определяющим в оценке их творчества.

Сергей Николаевич, как свидетельствуют наши множественные с ним задушевные беседы, никогда не был ультрапатриотом или записным диссидентом. Как в японской культуре, он всегда держал дистанцию личного пространства, равноудаленную как от «наших», так и от «не наших», дающую возможность тактического маневра, что часто ставило его оппонентов в тупик, сдерживало от уничижительных атак. Потенциальные обидчики кожей чувствовали, что ответная реакция острого полемического ума на незадачливые инвективы могла искромсать их тщедушные мозги.

Такая, на наш взгляд, единственно верная позиция равноудаленности позволяла шире и глубже видеть окружающую действительность во всем многообразии ее исторических и футуристических связей, сохранять свою личную позицию, не поступаться принципами творчества. Как пишет о себе сам писатель, он всегда был самодостаточен — и в литературе, и в жизни (Есин С.Н. Дневник-2017. М.: Вест-Консалтинг, 2020. С. 30). Известно, что всех писателей по критерию отношения к искусству можно разделить на две категории: на тех, кто любит себя в литературе, и тех, кто любит литературу в себе. Сергей Есин, безусловно, относится ко второй категории, более того, именно он ее и олицетворяет. Для него писательский труд не профессия, а образ жизни. Он всегда и во всем писатель. Характерная черта творчества — пристрастие утонченного художественного взгляда к деталям, нюансам и контрастам человеческого бытия. Здесь мы сталкиваемся с литературным феноменом, аналогом которому может служить известная картина Винсента Ван Гога «Башмаки», когда помещение обыденных предметов в зону повышенного внимания в результате творческого акта высвечивает недискурсивным способом глубинную сущность вещей. В плотных текстах нет ничего лишнего, в них проявлена «прозревательская» функция искусства, все в них приближает к неконцептуальному постижению смыслов прошлых, текущих и наступающих явлений и процессов человеческой жизни. Не случаен интерес писателя к театру (известно, что С.Н. Есин еще и блестящий театральный критик), в его прозе, как на хорошей сценической площадке, нет лишних реквизитов, каждый элемент сценографического оформления служит главной цели — проявлению смыслов происходящего. Об этой характерной черте творчества уже прямо свидетельствует и название одного из последних, по сути, итоговых произведений — «Опись имущества одинокого человека».

Чтобы понять писателя, недостаточно прочесть с пристрастием его книги. Если есть такая возможность, надо сблизиться с ним, узнать и прочувствовать, как он живет и чем творчески «дышит». Только тогда становятся понятными особенности творческого кредо и индивидуального стиля. Пристрастие к вещам моментально прочитывается в его домашней обстановке. Однако это совсем не страсть к мещанскому накопительству, самолюбованию и демонстрации своего статуса. Здесь все живое и все живет. Каждая вещь встроена в интерьер, вносит свою лепту в организацию креативного пространства писателя, наполняет смыслами, высвечивает интегративное качество его литературы. «Гвоздем» обстановки, параллельным миром выступает коллекция фарфоровых персонажей русской литературы, как драгоценная россыпь типажей русских характеров, как долгоиграющая модель общества, которая постоянно продуцирует мотивы творчества. Патриарх русской станковой живописи народный художник СССР В.М. Сидоров в своей последней автобиографической книжке так сформулировал свою позицию в творчестве: «Мотивы я не искал, они сами меня находили, и мне нужно было только точнее их выразить, выразить свое чувство и радость все это видеть» (Сидоров В.М. Мое Коровино. М.: Союздизайн, 2020. С. 17). Сказанное можно целиком отнести к творчеству С.Есина.

И еще одна важная черта: Сергей Николаевич не мог сидеть без дела. И в этом вновь проявляется стиль жизни писателя, его искусство жить и радоваться жизни. Известный иерарх русской православной церкви за рубежом Александр Шмеман в своих воспоминаниях очень точно подметил: человек жив, пока способен радоваться жизни как ребенок. Творчество, как известно, требует вдохновения, того самого божественного энтузиазма, которое раскрепощает творческие энергии. Писателя в полном смысле спасала дача, ее ежегодные сезонные работы, востребованность его знаний и опыта в бесконечной череде конференций и «круглых столов» и, конечно, любимое детище — Литературный институт, которому он посвятил большую и лучшую часть своей жизни. «Как же я люблю, когда есть чем себя занять!» — восклицает он в своих дневниках (Есин С.Н. Дневник-2017. С. 43). И тут же поясняет: «Институт для меня и дом, и Вселенная» (Там же). Конечно, вуз требовал заботы и забирал много сил. Кафедра литературного мастерства, этот коренник учебных структур, должна оправдывать заведование ею. О педагогических качествах мастера, конечно, лучше повествуют его ученики. Но и автору этих строк есть что рассказать о фактически неизвестных событиях в жизни писателя. Чисто человеческие качества интереса ко всему новому и отзывчивость позволили привлечь его к участию в двух, по сути, инновационных образовательных проектах.

В первом речь шла о специализированном курсе в Институте повышения квалификации госслужащих Российской академии государственной службы при Президенте Российской Федерации «Подготовка помощников и советников руководителей». Мы включили в программу обучения цикл лекций о роли художественного слова в служебном документе и пригласили его «отоварить» Сергея Николаевича, что он с блеском и осуществил. Тем самым была апробирована, и, прямо скажем, достаточно удачно, идея повышения уровня владения русским литературным языком российскими чиновниками. Однако развития она не получила по, увы, типичным для нашего государства обстоятельствам: в связи с реорганизацией РАГСа и упразднением ИПКгосслужбы.

Вторым проектом с деятельным участием писателя была организация курсов повышения литературного мастерства «Как написать рассказ» в Санкт-Петербурге, на базе Санкт-Петербургского государственного университета культуры и искусств. Сама идея такого рода образовательного проекта была предложена двумя талантливыми петербургскими писателями — Дмитрием Ореховым и Андреем Аствацатуровым, ими же она при нашей организационной поддержке и была осуществлена. Однако его развитие предполагало более активное участие собственно Литературного института, создание целой системы литературного образования в городе на Неве, с участием ведущих вузов, имеющей ту же цель, что и пилотный проект в ИПКгосслужбы.

В коротком очерке, естественно, невозможно рассказать все о человеке — писателе, педагоге, друге и мыслящем гражданине своей страны. Но еще один сюжет наших встреч достоин упоминания. И при знакомстве, и в ходе последующих, вплоть до кончины писателя, встреч, и, конечно, при реализации упомянутых образовательных проектов постоянно возникал вопрос «как стать писателем?». Жизнь и творчество Сергея Николаевича, опыт его преподавательской деятельности убедительно свидетельствуют (и об этом говорил сам Мастер русской литературы): литературному творчеству невозможно научить, литературному творчеству можно только научиться самому. Здесь уместно перефразировать известное выражение Карла Маркса: в литературе нет широкой столбовой дороги, и только тот может достигнуть ее сияющих вершин, кто, не страшась усталости, карабкается по ее каменистым тропам. В этом и проявляется искусство жить писателем.

Юрий Бундин