Марш жуликов

Ринат Сафиевич Мухамадиев родился в 1948 году в деревне Малые Кирмени Мама-дышского района Республики Татарстан. Окончил Казанский госуниверситет. Защи-тил диссертацию в Московском государственном университете имени М.В. Ломоносова. Его перу принадлежат более тридцати книг, изданных на татарском, русском и на других языках мира. Читателям страны хорошо известны его романы и повести: «Мечта о белых скалах», «Львы и канарейки», «Мост над адом», «Крушение», «Тени в сумерках» и др. Ринат Мухамадиев лауреат Государственной премии Республики Татарстан име-ни Г.Тукая, Международной премии Турции, Премии стран Азии и Африки «Лотос», Премии имени А.Платонова и Международной премии имени М.А. Шолохова.

МАРШ ЖУЛИКОВ

РАССКАЗ

Заглянул я как-то в гости к старому знакомому, можно сказать — товари-щу, с которым в свое время мы в Казани жили душа в душу. Тот при каждой нашей встрече звал в гости: «У меня большой дом на Волге, в сосновом бору. Зайди как-нибудь — увидишь, как казанские богачи живут».

Однако пришел я неудачно: мой приятель готовился к приему гостей. На веранде в дальнем конце сада, обнесенного высоким каменным забором, суе-тились вокруг стола женщины, гремела посуда, позвякивал хрусталь. А еще дальше, там, где сад спускался к Волге, потрескивали в огне березовые дрова: готовили угли для мангала.

Незваный гость — что таракан на праздничном столе. Как только я это по-нял, сразу решил: расспрошу быстренько хозяина о делах, здоровье и уйду. Од-нако тот грудью встал в воротах. Как я ни старался, какие причины ни придумы-вал — не отпустил. Сыграл на моей слабой струне, сказал:

— Останься, чтобы я хоть в глазах гостей интереснее выглядел. Уйдешь — ни за что тебя не прощу.

— О чем ты говоришь? Таких, как я, сейчас пруд пруди. А таких, как вы, не сыскать — каждый как пуп земли. Так что кого пригласил — с теми и сиди.

— Да никого я особенно и не приглашал. Женщин не будет, мужской меж-дусобойчик. Посидим, мировые события обсудим, анекдоты потравим, может, споем... Короче говоря, расслабимся. Ты как раз из столицы вернулся, так что твои размышления, взгляд на жизнь для нас еще как важны. Не беспокойся, дружище, очень вовремя ты пришел. Как говорится, добро пожаловать.

Я не стал ему возражать и скрепя сердце остался. По правде говоря, никуда я особо и не торопился.

К застолью гостей долго ждать не пришлось, один за другим они и подтя-нулись. Итак: хозяин и три гостя, четвертый — незваный — я.

— Наконец-то довелось и мне жить в райских кущах, друг Ринат. Вот так мы с соседями дружно живем, — начал приятель процедуру знакомства. — Ирек Саматович — министр. Ахат Сабирович — генерал милиции. Леонид Сафаргалиев — депутат... — Тут он склонился ко мне, желая донести особо важную информацию. Пересчитал взглядом гостей — видимо, чтобы я ощутил особую гордость, толстые губы свернул в трубочку, палец поднял вверх: — Это не первые попавшиеся депутат и министр, дружище, запомни, это все его люди. Свои люди! Можно сказать — самые верные его соратники... — А уж самое главное сообщил шепотом: — Слава Аллаху, не только с самим, но и с его сыновьями общаемся. Сам понимаешь, в наших-то условиях это важно...

— О как! — прикинулся я изумленным и восхищенным.

Наконец настал черед и меня представить.

— А это мой друг юности. Вместе учились в университете, в одной комна-те жили. Он писателем стал, а я всего лишь банкир... — сказал мой старинный приятель, хихикая при этом.

На вальяжных гостей сообщение обо мне впечатления не произвело. По-этому мой приятель вынужден был добавить:

— Из Москвы... Замом Сергея Михалкова работает.

На этот раз гости неохотно протянули: «О-о-о...» Потом тот, который ми-нистр, решил показать свою эрудицию:

— Вот как! Значит, работаете заместителем кинорежиссера Михалкова?

— Никиту Сергеевича я хорошо знаю. Но речь о его отце, я с ним работал много лет, — пришлось мне внести ясность.

— Вот как? У него и отец есть? Тоже большой человек? А правду говорят, что они с Путиным на короткой ноге?

Я не стал напоминать о том, что Сергей Владимирович Михалков — про-славленный поэт и автор текстов гимнов СССР и нынешней России. В таких случаях лучший ответ: «Да, конечно».

— Ну, вот и познакомились, — хлопнул в ладони довольный хозяин. — А теперь прошу к столу.

— А сам-то не представился, — стоявший в сторонке генерал в спортивном костюме вроде бы пошутил и сам же засмеялся.

Хозяин на секунду растерялся, но быстро взял себя в руки.

— Я близкий друг таких вот замечательных людей...

Все принужденно рассмеялись.

— Слышь, хозяин, ты, когда нас в гости звал, песни, музыку обещал. Этот твой друг писатель, наверное, и споет нам? — спросил тот, который депутат.

Я почувствовал, как меня подкусили. Но лучше было пока смолчать. За ме-ня ответил хозяин:

— Писатели — они же только пишут, многоуважаемый Леонид. А артист будет обязательно, подойдет, как только мы горло промочим.

— Это ведь Жулик придет? — проявил неожиданный интерес министр.

— Ну да, я его позвал. Он сам поет, сам играет, да и язык за зубами дер-жать умеет. Самый подходящий человек.

Генерал выбор одобрил:

— Чтобы посидеть, попеть — лучше Жулика не найти. Не знаю, как вы, а мы, милиция, с жуликами дело иметь привыкли.

Я удивился. Что еще за жулик такой? И что общего у баяниста с жуликом? И потом: нынешних генералов с депутатами всех и не запомнишь, их как собак нерезаных развелось, а достойных упоминания татарских певцов и баянистов, даже если в лицо не знаю, по именам-то помню. Заинтересовал он меня основа-тельно. Однако вопроса я не задал, сдержался.

Едва дождавшись, как по хрустальным рюмкам разольют дорогое виски, из-за стола поднялся генерал. Высоко поднял рюмку:

— Ну, за чье здоровье первый тост?

Вопрос был задан по-военному прямо, но ответа не требовал.

Помнится, в семидесятых–восьмидесятых годах первый тост поднимали всегда за здоровье генерального секретаря Леонида Ильича Брежнева. После тоста все дружно стоя выпивали, причем пить надо было до дна. Гляди-ка, за-бытая в стране традиция в наших родных краях и не прерывалась вовсе!

Уважаемые гости вскочили как по команде, хором выкрикнули, за кого пьют, и выпили. Имя разобрать не удалось, тостующие кричали, перебивая друг друга, однако в конце было то ли «ай», то ли «бай». От такого неожидан-ного и поучительного зрелища я слегка оторопел.

Застолье катилось вперед как по маслу. Выпили за друзей, выпили за дружбу, и снова послышались вопросы насчет жулика.

— Певец твой, Жулик который, похоже, не придет, — генерал забеспоко-ился. Похоже, музыки и песен он жаждал сильнее других.

— Я Жулика хорошо знаю, он свое слово держит, — вмешался министр. — Он мой земляк, тоже из-под Нижнего. Из соседней деревни.

— Мишарин, значит, — внес ясность депутат.

— Достали уже с мишарами этими! — огрызнулся министр. — Кстати, я только у вас в Казани узнал, что я мишарин. В Нижнем я вообще-то себя тата-рином считал. Это вы тут татар на типтярей, мишарей, ногайских и сибирских делите.

Заметив, что гости обеспокоились, хозяин нажал кнопку переговорного устройства:

— Охрана... Как тебя?

— Капитан Иванов.

— Там музыкант не появился?

— На старых «жигулях» один приехал, я его не пустил.

— Вот те на! И что он, назад уехал? — Хозяин повысил голос и даже при-встал.

— Да нет, я пытался его выпроводить, но он не уехал. Меня, говорит, зва-ли. А кто звал — не говорит. Он на улице ждет.

— Ну так зови, пускай заезжает.

— Нет, пусть подождет, — возразил депутат. — Нам без него кое-что об-судить надо.

— Хорошо, пусть подождет, не уезжает, слышишь, капитан Иванов? А?как позовем — впустишь.

После того как выпили еще по одной за здоровье и благополучие, депутат заговорил:

— В республику на борьбу с кризисом собираются перечислить несколько миллиардов. Я эти деньги сам в Москве выбил, сам и делить буду. Надо их, не распыляя, к рукам прибрать. Банкир у нас свой, так ведь? — Депутат стрель-нул глазом в хозяина дома. — Наш друг министр знает, как бумажки оформ-лять — ну, там, где обойти, где подмазать... Такие деньги из рук выпускать нельзя.

— Так ведь не в первый раз. Раньше ухитрялись — и сейчас ухитримся, ес-ли Бог даст. Друзей-товарищей на голодном пайке держать нельзя. — Министр принял благообразный вид и погладил воображаемую бороду.

Собеседники уставились на генерала. Тот молчал с важным видом. И?то сказать — отвечает человек за безопасность государства и его населения, есть о чем подумать.

— Что-то задумался у нас Ахат Сабирович, — напомнил о себе министр. Он первым не вынес наступившего молчания.

Все сидят, а генерал стоит. Окидывает взглядом развалившихся за столом приятелей. Хочет что-то сказать, однако молчит, надеется, что сами поймут. Как будто предупреждает: осторожно, среди нас чужой, а вы миллиарды дели-те, совсем ума лишились... Чужой — это я. Поглядев на генерала, и остальные забеспокоились.

Удар принял на себя хозяин дома. Поспешил успокоить собравшихся:

— Моего однокашника государственные дела не интересуют. Что в одно ухо влетает — сразу из другого вылетает, точно вам говорю.

Тут я прикинулся, что не понимаю, о чем идет речь, и двинулся прогулоч-ным шагом к Волге, посвистывая себе под нос.

— Ну, мы писателей знаем, они ж говорят мало, в основном пишут, — не преминул бросить в мой огород свой камень и депутат.

Мели, Емеля, твоя неделя. Пусть болтает в свое удовольствие, пока депу-тат. Собеседники спокойно, не оглядываясь по сторонам, стали делить мил-лионы. Ни писателя рядом нет, ни этого, «жулика»... Генерал шепотом гово-рить не умел, голос его звучал как на плацу:

— Делить будем поровну, заранее предупреждаю. А то аппетиты у некото-рых разыгрываются сверх меры, а, Ирек Саматович?..

Министр побагровел и счел нужным возразить:

— Со стороны-то легко судить, Ахат Сабирович! Напоминаю, откат, то, что в Москву возвращаем, — минимум тридцать процентов. Кроме того, на каждую бумажку надо сверху еще одну положить, каждого человека подмас-лить. Люди — они ж как? Деньги увидят, и глазки у них загораются, и ручки чесаться начинают... Вот так, Ахат Сабирович. Да и налоги иногда платить приходится...

— У кого это там ручки чешутся? — деловито переспросил генерал. — Ты только скажи, мы его быстро от чесотки вылечим. А то с меня все требуют результатов борьбы со взяточничеством и коррупцией... И налогами себе голо-ву не забивай, есть кому их платить — бизнесмены вон, пенсионеры, работя-ги...

— Господа, давайте не будем мелочиться. Не копейки делим, речь о мил-лиардах идет, — успокоил спорщиков раскрасневшийся депутат. — Всем хва-тит. И давайте наконец за дело. Музыканта-то позовите. Как уж его?..

— Жулик...

— Ага, жулика позовите. Как люди посидим, споем. И писатель пускай придет, московского гостя обижать не следует...

Хозяин, который только и ждал сигнала, первым делом окликнул меня. По-том нажал на кнопку:

— Капитан Иванов...

— Капитан Иванов слушает.

— Жулика... Ну, того артиста впусти к нам.

Пока ждали музыканта, пропустили еще по одной. На этот раз выпили за удачу. Видимо, все знали, о какой конкретно удаче шла речь. Депутат подсел ко мне — то ли неудобно было передо мной, то ли просто скучно ему стало.

— Ну, как жизнь? — спросил так, как будто мы давно знакомы.

— Бьет ключом! — соответственно ответил я.

— Как дела вообще? В Москве, похоже, кризис и не чувствуется...

— За всю Москву сказать не могу. А мы, писатели, ножки по одежке про-тягиваем.

— Ты сколько получаешь-то? — продолжал он докапываться. Тоже мне, друга детства нашел. Зачерпнул столовой ложкой из серебряного блюда чер-ную икру, проглотил, ложку — в сторону, а освободившуюся руку положил мне на плечо. — Ну, если не секрет, конечно...

— Не секрет, двадцать пять — тридцать тысяч получается...

— В долларах или евро?

Я решил, что он издевается. Однако виду не показал, а потом понял, что че-ловек спрашивает совершенно серьезно. И ответил соответственно:

— Нам в фунтах платят.

— М-да, москвичи жить умеют...

— Да всем в евро платят, в фунтах только мне, — продолжал я театр аб-сурда. Депутату что, он верит, даже сочувствует.

— В фунтах — это нормально. На жизнь небось хватает. — Он стиснул мое плечо сильнее. — Доллар-то упал...

А я и не знал, насколько радостно и оживленно можно беседовать о долла-рах и фунтах...

— Господа, Жулик приближается. Давайте встретим его стоя, — известил нас генерал и громко захохотал. — Вы там никому не рассказывайте, что гене-рал милиции с жуликом за одним столом распивал и распевал.

Сотрапезники к веселью присоединились.

А Жулика я сразу узнал. Им оказался певец и музыкант Ирфан. Лично зна-комы мы не были, но я был рад обменяться с ним рукопожатием.

— Друг Жулик, давай-ка споем о кучере, который «призадумался, притих, ни красавиц он не славит, ни колечек золотых», — поспешил мой приятель с заказом. Как ни говори, а учился он на отделении татарской литературы, в сту-денческие годы неплохие стихи писал, да и пел, бывало, в нашей компании. Банкиром он стал только после того, как женился на свояченице какого-то шишки.

Ирфан запел старинную народную песню «Моя Зайнап». Судя по всему, не первый раз был Ирфан на подобном застолье и прекрасно знал, кому что петь. Покойную мать банкира звали Зайнапбану.

Все цветы моего сада только твой лик отражают, моя Зайнап.

Моя хорошая Зайнап, моя пригожая Зайнап,

Пусть будет жизнь твоя благословенна...

В пении и в игре на баяне Ирфану равных нет. И сейчас, волшебным летним вечером, среди вековых сосен, под шелест волжской волны, я готов был слушать его бесконечно. Сидящие за столом стали подпевать. Голоса у них были не ахти, но равнодушными остаться к песне никто не мог. Депу-тат к месту и не к месту вскрикивал то «моя Зайнап», то «благословенна». А мой приятель, даром что банкир, выказал душу нежную и поэтиче-скую — схватил салфетку и вроде как слезы утирает... И поет, и плачет. Это ж надо, какой силой и мощью обладает народная песня...

— Ну, Жулик, умеешь ты петь, — не мог скрыть своего восхищения гене-рал, который, видимо, и не помнил уже, когда испытывал подобные чувства. Воистину, настоящая песня чудеса творит, в ком угодно душу пробудит.

Генерал схватил винный фужер, щедрой рукой налил туда виски и протя-нул певцу:

— На, пей! Хорошо поешь, Жулик...

— Благодарю, во время работы не пью. Водка — она и веру, и песню уби-вает, — возьми, да и скажи в ответ певец.

Генерал к отказам не привык. И не ожидал, что предложенный им от широ-ты душевной фужер будет отвергнут.

Некоторое время генерал стоял молча. Лицо и глаза постепенно наливались кровью, спесь и высокомерие не позволяли ему спустить ситуацию на тормо-зах. Генерал вдруг выплеснул полный фужер певцу в лицо.

— Жулик!.. — гаркнул он во всю глотку. — Его за человека считают, вы-пить предлагают. А он тут корчит из себя! Жулик! Жулик не перед нами петь должен, а быть совсем в другом месте!..

— Ахат Сабирович, не горячись. Успокойся. Не будешь же ты ему силой вливать, если он пить не хочет, — попытался успокоить его банкир, но генерал распалялся все больше.

— Да бутылка такого виски пятьсот долларов стоит! Таким, как ты, такая выпивка и не снилась. Не пьет он, видите ли! За песню переживает! Песня — ерунда, главное в жизни — деньги. Будут у тебя деньги — и все остальное бу-дет. Мне не веришь — так у банкира спроси, который тебя, как человека, сюда позвал...

— И что, если деньги есть, можно и генералом стать? — задал певец вдруг вопрос.

Ну, подлил масла в огонь! Кто его за язык потянул, сейчас же начнется, на-сторожились сотрапезники. Однако генералу вопрос, как ни странно, понра-вился, он даже ответил довольно искренне:

— Можно... Если у тебя деньги есть — не только генералом, сейчас и гу-бернатором могут назначить. Ты сам-то зачем сюда пришел? Не из любви же к песне, тебе деньги нужны. А у банкира денег много, это все знают...

Музыкант не ответил ни словом, ни жестом. Взял салфетку, аккуратно вы-тер лицо, затем стряхнул с рубашки капли виски и снова взялся за баян — так, как будто ничего не произошло.

Спокойствие и самообладание Ирфана были просто поразительны. Его ба-ян издал мелодичный аккорд, и он запел тихо и проникновенно:

Прекрасны летние рассветы

На благословенных волжских берегах,

Где травы медом пахнут летом,

Ромашки в росах — немчугах...

В цветущих кустах заливаются птицы

О том, как прекрасна наша жизнь...

Эта песня как будто специально была создана именно для этого летнего ве-чера. Возникшая напряженность рассеялась. Не только министр и банкир, но и депутат увлеченно присоединились к песне. Начал подпевать даже пьяный генерал.

Когда песня закончилась, все дружно зааплодировали. Аплодисменты пе-рекрыл грохот выстрелов. Это разошедшийся генерал выхватил из-под спор-тивного костюма пистолет с золотой ручкой и начал палить вверх.

Настрелявшись и успокоившись, генерал, размахивая пистолетом, снова подошел к артисту:

— Если хочешь знать, передо мной не только такие жулики, как ты, — майоры и полковники трясутся. Если я скомандую — не только виски, самое вонючее пойло стаканами пить будут. А ты непонятно кого из себя строишь...

— Я же сюда петь пришел, не пить.

Генерал заржал:

— Он не пьет, а мы, видите ли, пьем! И откуда такой трезвенник взялся? А, Жулик? Откуда у святого такое прозвище? Молчишь? Уж если репутация подмочена, этого так просто не исправишь.

— Я чужого никогда пальцем не трогал. Жулик — это детское прозви-ще, — пришлось-таки объясниться Ирфану.

Генерал продолжал твердить свое:

— Народ просто так прозвища не дает, ты мне песен не пой. Видишь этот пистолет? Он из золота самой высокой пробы. Но он не краденый, это пода-рок, понимаешь? Ты хоть всю жизнь пой — на такой не заработаешь. — Он все тряс оружием перед лицом музыканта.

Однако, как ни пытался генерал его унизить, артист самообладания не те-рял.

— Какую песню желаете услышать, уважаемый? — вежливо обратился он к хозяину дома.

— Ты бы сходил перекусил на кухне...

— Благодарю, я не голоден, — отказался певец, — лучше я прогуляюсь.

— Хорошая мысль, — поддержал банкир с тайной надеждой, что генерал за это время успокоится.

— Схожу к своей машине. — И музыкант направился к выходу.

Генерал и тут не смолчал:

— У тебя машина какой марки, а, Жулик?

— «Жигули», шестая модель.

— О-о-о, и у тебя «шестерка», оказывается. Там вон мой шестисотый «мер-седес» стоит. Давай махнемся...

— Меня моя машина устраивает, — сказал Ирфан и ушел.

— Ты смотри на депутатском «порше» не сбеги! — крикнул ему вслед ге-нерал. — Кто вас, жуликов, знает...

Наступившим молчанием воспользовался министр:

— В ближайшее время несколько заводов будут проданы с аукциона. Нам бы следовало прибрать их к рукам. Какие мысли по этому поводу?

— Если даром — я не откажусь, — сказал депутат.

— Ты мне список первому показать не забудь, — проявил интерес генерал.

Банкир без лишних слов пожал министру руку:

— Ну, власть-то в наших руках, так что найдем способ деньги не упустить. Однако есть важное условие. Оформлено должно быть не на вас, а только на детей-зятьев. Сверху велели.

— Это нехорошо, — почесал лысеющую голову депутат, — моя дочь с мужем в Америке, сами знаете. Вернуться не могут, должны вот-вот граждан-ство получить. Интересно, без них сможем провернуть?

— Вы проблемы на пустом месте не создавайте. — Генерал пренебрежи-тельно сплюнул в сторону. — У всех у нас дети за границей живут, никто тут навоз на ферме не топчет.

— Ахат Сабирович правильно говорит, ерундой занимаемся. Подписи-то организуем, этого достаточно, — подытожил министр. — Список заводов я вам на той неделе передам.

— А сегодня нельзя?

— Не будем торопиться. Сначала отберут себе там. — Министр ткнул пальцем вверх. — А что останется — все наше. Не переживайте, и заводы у вас будут, и яхты. Захотите — и самолеты будут...

— А с рабочими нам разбираться не придется? — заволновался депутат.

Никто насчет причины его волнения не обманулся.

— Нашел о чем переживать!..

Только министр сказал двусмысленно:

— Он же депутат, о народе заботится. Это его долг.

— Зарубите себе на носу: нет сейчас «народных депутатов», есть просто «депутат». Депутатов сейчас не народ выбирает, а сверху власть назначает. Естественно, депутат в первую очередь подчиняется тому, кто его назначил. Во вторую — о себе заботится. А народ... — Генерал снова смачно сплю-нул. — От народа одно название осталось... Народ в стадо баранов превратил-ся.

— Однако недовольство народа все же растет, забывать об этом не сто-ит, — предостерег депутат.

— Кухонные разговоры, знаю... А на случай, если они с этими разговорами на улицу выйдут, есть статья «За нарушение общественного порядка». Долж-ны же мы, милиция, свою зарплату отрабатывать.

— Верно говорите, товарищи. Предлагаю и нам общественный порядок не нарушать. Мы же здесь собрались, чтобы культурно отдохнуть, не так ли? — Хозяин решил сменить тему разговора, но ему с улыбкой возразил министр:

— Прошу прощения, у меня поправка: отдохнуть и деньги поделить.

Сидящие за столом обменялись довольными улыбками.

— Поправка принимается, — кивнул банкир, — давайте еще по одной за успех наших планов.

После этого тоста выпили еще дружнее. Закусывали огромными лангуста-ми со здоровенного серебряного блюда. Некоторое время слышались только чавкающие, всасывающие и хлюпающие звуки. Потом стали наперебой хва-лить лангустов: «Какие мясистые! Шикарные! Роскошные! Как будто только что из океана!»

После того как выпили еще по паре рюмок и отвалились наконец от лангу-стов, генерал, облизывая пальцы, вспомнил:

— Куда это Жулик подевался? Неужели таки сбежал на чужой машине? Позовите-ка его, я по нему соскучился, — хихикнул генерал.

— Капитан Иванов, Жулика позови. — Хозяин снова нажал кнопку перего-ворного устройства.

— Не понял, хозяин, — растерялся охранник, — нет тут никакого жулика.

— Музыканта позови...

Ирфан ждать себя не заставил. Облитую виски рубашку он успел сменить, баян висел на груди, готовый к игре. На сидящих за столом больших тузов он смотрел вежливо и открыто:

— Какую песню желаете услышать?

— Хороших песен много, — задумался министр, — затрудняюсь конкрет-ную назвать.

— Какая вам больше по душе?

— Вот есть одна композиторша... Как уж ее?..

— Женщина-композитор — это, наверное, Сара Садыкова. У нее все песни красивые.

— Нет, не она. Как же там?.. Гульшат... Гульшат...

— Если Гульшат Зайнашева, то она не композитор, поэтесса.

— Во, точно она! — Министр радостно хлопнул ладонью по столу. — Есть у нее одна хорошая песня.

— Какая же? У Гульшат Зайнашевой много хороших песен.

— Там такие слова есть: «Сажает цветы Салима-ханум...» Люблю эту пес-ню.

— Ну еще б ты не любил, — погрозил ему пальцем генерал, таинственно при этом улыбаясь. — Эту песню мы все любим, не так ли, господа?..

Никто не возразил. Однако среди любителей песни никто, как на грех, не знал ни слов, ни мелодии. Досадная мелочь не помешала сотрапезникам с удо-вольствием распевать о том, как «сажает цветы Салима-ханум». Перекрикивая друг друга, повторили они раз пять эти слова, добавили кое-что от себя. Мож-но сказать, что они эту песню проорали. Складывалось впечатление, что рядом за кустами затаилась некая грозная фигура, этакий Большой Брат, и наблюда-ет, кто из сидящих за столом больше других своим ором уважает и почитает супругу самого-самого. Вот сидящие и старались.

— Вот это песня так песня! Таких песен раз, два — и обчелся, — отметил депутат.

— Настоящее искусство таким и должно быть, — подтвердил министр.

— Душевная песня, — поддакнул банкир.

— Ты же, Жулик, певец, как тебе не стыдно слова такой песни не знать? — не упустил случая уязвить генерал.

— Не пришлось пока ни разу петь ее.

— Вот если б ты соображал, что и когда надо петь, давно бы уже, как Са-лават, заслуженным был. И не на этой развалюхе бы ездил, а на «лексусах» и «мерседесах». Певцу не только голос, голова тоже нужна. Понял, Жулик?

Ирфан старался не обращать внимания на слова пьяного милиционера, обижавшего и оскорблявшего его. Но вдруг он не выдержал:

— Уважаемый, вы бы не придирались ко мне, а? И перестаньте меня жули-ком называть, вы меня на воровстве не ловили...

— Нет, вы только послушайте, как заговорил! Ты особо не болтай, язык-то быстро укорочу! — заорал на него генерал. Шея у него мгновенно побагрове-ла. — Воров ловить не моя забота, этим участковые занимаются! Честного человека Жуликом не назовут. А будешь языком чесать — и поймаем, и поса-дим. Видали мы таких...

— Сначала поймайте.

Генерал, человек наглый и бессовестный, втянул в скандал сотрапезников. Начал он с министра, который заявил себя земляком Ирфана:

— Ирек Саматович, вот ты этого Жулика лучше нас знаешь. Скажи, разве я первым назвал его Жуликом?

— Давайте оставим эту тему, — попытался уклониться тот.

— Ты мне на вопрос изволь дать конкретный ответ, — повысил голос гене-рал.

— Ну, я слышал, что его в деревне прозвали Жуликом.

— Благодарю, ответом удовлетворен. Следующий вопрос вам, Леонид Са-фаргалиевич. Вот вы, как депутат, скажите: кого называют жуликом? Того, кто украл, не так ли?

— Так. Укравшего называют жуликом.

— Пошли дальше. Этого человека вы пригласили? — повернулся генерал к банкиру.

— Да, я.

— И среди нас всех, здесь сидящих, вы первый назвали его Жуликом...

— Это же его прозвище. Я в это слово ничего негативного не вкладывал.

— Товарищ писатель... — начал было генерал, поворачиваясь ко мне, од-нако не успел ничего сказать.

— Нет уж, генерал, я в такие игры не играю. Считайте, что меня здесь нет.

— На нет и суда нет. — Генерал повернулся ко мне спиной и обратился к сотрапезникам: — Друзья, давайте-ка хором повторяйте за мной, а то этот не-доделанный певец, похоже, не понимает, что я ему говорю. Жу-лик! Жу-лик... Давайте, давайте, повторяйте.

Однако никто его не поддержал. Генерала это не обрадовало.

— Ахат Сабирович... Брось, не мелочись, будь выше. Певец сам по себе, мы сами по себе, разве плохо сидели, отдыхали, культурно время проводи-ли... — Банкир на правах хозяина попытался утихомирить генерала.

— Давайте еще споем или просто музыку послушаем, — попробовал пред-ложить министр, однако никто его не слушал.

— Если вы меня уважаете — делайте, как я говорю. Давайте повторяй-те! — стукнул кулачищем по столу генерал. — Кто вам важнее: я или этот Жулик? Ставлю вопрос ребром: или он, или я!

— Не надо до скандала уж доводить, товарищ генерал! Мы же воспитан-ные люди и руководители немалого ранга, кстати. Нехорошо это, — сделал попытку погасить конфликт и депутат.

— Ну все, хватит... Не читайте мне мораль! Как сказал, так и будет, все за мной повторяйте. Или я отсюда ухожу.

— Ну зачем же до абсурда доводить, господа...

— Начали! — Милиционер замахал руками на манер дирижера и начал скандировать: — Жу-лик! Жу-лик!

Сотрапезникам пришлось подчиниться. Повторяли они сначала нехотя, но потом попали в такт и начали выкрикивать громко и ритмично. Казалось, даже увлеклись этим идиотизмом:

— Жу-лик! Жу-лик!

Для стороннего наблюдателя зрелище было незаурядное. Пьяные рты ра-зинуты, у некоторых в углах рта белая пена. Глаза налиты кровью. Стараясь заглушить один другого, отбивают ритм ногами, бьют в ладоши, орут во всю глотку, словно дикари:

— Жу-лик! Жу-лик!..

Но самым удивительным было то, что Ирфан не выглядел ни оскорб-ленным, ни растерянным. И у него рот был до ушей, более того — он даже подыгрывал скандирующим на своем баяне. В перерывах между дружными криками «Жу-лик! Жу-лик!..» баян звучно вздыхал: «Жу-у-ли-ки!» С?легкой руки артиста безобразные крики пьяных пирующих стали похожи на некий музыкальный этюд.

Вдоволь наоравшись, охрипшие государственные деятели стали по одному замолкать. Точку поставил последним «жуликом», разумеется, генерал.

Вопли стихли, музыка замолкла. Убеленные сединами мужчины, сливки местной элиты, дружно себе зааплодировали. Представление в театре дураков завершилось.

— Вот пусть писатель нам скажет, — расплывшийся от удовольствия гене-рал направился ко мне с распростертыми объятиями, — хорошо звучал наш ансамбль?

— Просто слов нет, — ответил я, и генерал прямо-таки засветился.

— А ведь у нас настоящий марш получился!

Ответных объятий я не раскрыл, но генерал продолжал делиться радостью:

— Давайте назовем его «Марш жулика». А что, неплохо звучит, а?

— Если рассматривать это название с точки зрения литературы, то следует назвать его «Маршем жуликов», будет точнее, — с умным видом ответил я.

— Да, да! Тут вы правы! Марши-то коллективом исполняются. Есть в этом логика, есть! Пусть будет «Марш жуликов», — обрадовался генерал. И, тут же позабыв о моем существовании, отправился порадовать сотрапезников оче-редным тостом...

А потом я увидел Ирфана. Он отошел чуть в сторону и стоял, прислонив-шись спиной к гигантской сосне, в задумчивости обняв баян. Подумалось, что он ищет у сосны поддержки и опоры. Голова его была откинута назад, взгляд устремлен в ночное звездное небо. То ли почувствовав мое приближение, то ли сам по себе Ирфан тихонько заиграл. И только услышав первые слова пес-ни, я понял, что это «Пыль на большой дороге». Я?был поражен печалью и мудростью этой песни, Ирфан пел, забыв обо всем, вкладывая в песню душу:

Я наблюдал, как все истлевало,

Превращаясь в пыль на большой дороге,

Однако, увы, не смог заметить,

Как быстро прошла моя молодость...

Когда песня закончилась, я заметил на глазах певца слезы. Быстрыми ка-пельками ртути они скатывались по его щекам на мехи баяна. Как-то неожи-данно наши глаза встретились, и Ирфан явно смутился. Вопрос, который вер-телся у меня на языке, я так и не задал, но он на него ответил:

— Так меня еще в детстве прозвали. Полезли мы как-то в колхозный сад за огурцами. Пацаны, как и полагается, через плетень, а я к сторожу: мол, очень огурцов хочется, можно своровать? После этого случая меня сначала прияте-ли, а потом и вся деревня в шутку стали Жуликом называть. Я это как шутку и воспринимал. Они-то ведь прекрасно знали, что я был единственный, кто не своровал...

Сказать на это было нечего, я просто положил ему руку на плечо. И тут же окрестности дрогнули от оглушительного вопля:

— Эй, Жулик, где ты там?.. Давай-ка этот марш, ну, «Марш жуликов», еще разок сбацаем!..

Перевод с татарского Марианны ВАЛИШЕВОЙ

Марш жуликов

Комментарии

Книгоноша