Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Когда не наступает никогда

Юрий Николаевич Могутин родился в 1937 году в селе Заплавном Сталинградской области. Работал на стройках по восстановлению Сталинграда, на рыболовецком судне на Каспии, служил в авиации в Прикарпатье. Окончил историко-филологический факультет Волгоградского пединститута, Высшие литературные курсы, преподавал в Забайкалье русский язык, работал в сибирских газетах. Автор многих книг стихов и прозы и многочисленных публикаций в центральной и региональной печати. Член Союза писателей России. Живет в Москве.

КОГДА НЕ НАСТУПАЕТ НИКОГДА



* * *
Эмир, и мор, и мрак, и морок,
Ракетопад и звездопад.
В утиль свалили серп и молот.
В затылок дышит газават.

Он прохрипит: “Забейте стрелки!”
“Тик-так...” — откликнется шахид.
Не докричаться в перестрелке.
Вот разве дядька динамит

Перекричит любую свару
Племен, металла и огня,
Распорет твердь одним ударом,
И нет тебя, и нет меня.

Из горной тьмы голодный ворон
К останкам дымным прилетит
И соберет вороний кворум:
У птиц отличный аппетит.

Граничит с явью жизнь иная,
Календари листая вспять,
Напрасной кровью истекая.
И не простить, и не понять,

Поскольку ум обезоружен
В сетях Великого Ловца
И мертвых тел вороний ужин
Еще не склеван до конца...


Путник

Как духота, вокруг стояли
Полынь, кузнечики, цикады,
И воздух пыльными слоями
Сгущался в пыльные цитаты.
Взор мудреца и ясновидца

Господь с надмирным Идеалом,
Реализующийся в малом.
Не Он ли путником усталым
Мне повстречался в час заката?


Был устремлен поверх дороги.
И захотелось поклониться
Посланцу Божьей воли в ноги.

Все времена забыты разом,
И сна не отличить от яви,
Пока в сияющие стразы
Луна преображала гравий.


* * *
Когда не наступает никогда,
И даже марш каких-то несогласных,
Ударники сизифова труда
Ни логике, ни смыслу неподвластны.

Промешкаешь, и — в авуаре брешь,
И сквозняки до пенсии в кармане.
А наш собес — хоть режь его, хоть ешь —
На опохмелку не подкинет money.

И тишь такая мертвая в дому,
Что я не страж рассудку своему.
А ценники торговая обслуга
Развесила для нашего испуга.

Но Бог щадит скудельный наш состав
И посылает брашна из заначек
Крещенным в Суходреве и Крестах
С авоськами сосисок и шпикачек.

Саднит над Спасской в сумраке звезда.
И “Елисей” с обжорными дарами.
Везут жратву электропоезда:
Колбасный путь — от Киевской до Нары.

Любая тьма в себе скрывает свет,
И над младенцем теплится лампада.
Ведь в глубине Творенья смерти нет
И ни вина, ни колбасы не надо.


* * *
Свободный выбор? Полно врать!
Между чудовищным и жутким
Мне приходилось выбирать
С голодной музыкой в желудке.

Добиться каторжным трудом
Грошовых благ ценой неволи?
А вы подумали о Том,
Кто нам распределяет роли?

Ужели Пастырь Иисус
Назначил ношу мне сверх меры?
И я несу мой скорбный груз,
Молясь об укрепленьи веры...


* * *
Умирающие деревни, нерентабельные народы,
Насаждающие деревья, копошащиеся в огородах,
Нищету справляют, латают крыши,
Запивают жалобы самогоном.
Чем ваш дух простодушный сегодня дышит
В перегаре свалок, труб, терриконов?

Низкий вой из мазутной ползет утробы. Тот и прав у нас, кто силен.
Телогрейки, фуфайки, ржавые робы — чем хрущобаный рай заселен.
И наклон не тот, естественный — к рекам,
А искусственный — к люкам, и не текут ручьи.
Это и сделало меня сведущим человеком.
Рукописи печатаются. Я даже знаю — чьи.

Прямо в ухо настырно орет мобила — вызывает совхоз “Озерки”:
“Лук с петрушкою посадила. Приезжай сажать кабачки”.
Я жилец закопченных окраин древний, в душу въелась мне эта рать.
Умирающие деревни, я приеду к вам умирать.


* * *
Сколько Божьих тайн! Тайга и степи,
Цепи гор, вулканы. Ночь и день...
В череде земных великолепий
Наша жизнь — лишь малая ступень.

На хрена мне мифы утопистов,
Медный звон во все колокола,
Если вечность — жизнелюбья приступ,
Луч, внезапный зов из-за угла?

Но скажу читателю, как брату,
Что и сам порой не разберу,
За какую призрачную плату
Я служу нездешнему добру.


* * *
В конце судьбы дорвавшись до писаний,
С обрывками житейских ржавых пут,
Уже не разберешь, свои ли сани,
Садишься в те, какие подадут.

Споткнешься, как картофелекопалка...
Несут тебя навроде короля.
Три лабуха бредут за катафалком,
Как тромб, в тромбоне Баха шевеля.

Все ж развлеченье людям в жизни серой:
Рыдают трубы, родичи молчат...
Дорога в рай попахивает серой.
“Куда несете, братья, — в рай иль в ад?”


* * *
Молюсь о всех, лишенных крова
В стране, где нищенство не ново.
Прошу прощения Христова
За всех, кто бомж, подобно мне.

Пока какой-то добрый гений
Не включит в виде исключений,
Как в книгу Красную растений,
Всех гибнущих не на войне,

Всех, кто ночует на вокзалах,
В крысиных свалках и подвалах,
В коллекторах водоканала
И коченеет на ветру.

Один безумный, словно Гойя,
Другой с распухшею ногою.
Но смертный хрип и мат изгоя
Стенографируют Вверху.

Вы не почуете убытка,
Когда раздавите улитку,
И будет сыто цвесть улыбка,
Когда смахнете нас с листа.

Лежи, не дергайся, андроид,
Пока прозектор руки моет.
Ты был чужак иль гуманоид.
Но не для Господа Христа.


* * *
Что выпадет? Окно в тенистый сад,
Желтеет месяц сквозь листву, неярок.
Неужто все — на время, напрокат?
Ужель Творец в конце концов назад
Без-ценный Свой потребует подарок?

И как вместить в рассудок Божий план,
Где все непредсказуемо и зыбко,
Судьбу и путь с расчетом на ошибку
И на костях жирующий бурьян?

В превыспренних Твоих угодьях, Спас,
Прими нас, убывающих из жизни,
И пасынков, и баловней Отчизны,
И чад земных, что будут после нас.

Все под присмотром у Твоих ворот:
Судьба и смерть, и вся закономерность,
Людей неунывающий народ
И жизни ускользающей мгновенность.

Спохватишься — уже ведут следы
В невидимую смертным область спектра.
Недолго быть мне средь моей беды.
Но стоит ли жалеть, что песня спета!


* * *
Вечером вечность шумит в ушах,
В поле состав гремит,
И маневровый кричит ишак
Где-то возле Перми.

От ожиданий у молодух
Дух обратился в слух.
Я это понял к восьми годам,
Как первобомж Адам.

Ты, за весь мир принимавший часть,
Мат старшины — за Глас,
У Бесконечности хочешь украсть
Жизни хотя бы час.

Из хирургической — хруст костей,
Лязганье пил, струбцин.
Страшно быть пленником новостей.
Выключи ящик, сын!

Ливень бросается в страхе с моста.
Плаваем в темноте,
Словно Иона в брюхе кита, —
Каждый в своем ките.

Вечность, людской обрывая спор,
Прежде чем слопать нас,
Смотрит на жертву свою в упор,
Не раскрывая глаз.

И не имеет значения, как
Ты в этот мир пришел.
Мраку навстречу прет товарняк.
Ангел парит над душой.


* * *
У зэка в теле испитом
Собакой голод воет.
Безглазым тягловым скотом
Плетется под конвоем.

А часовой на Чусовой
И закуржавевший конвой
Мозгуют о ночлеге,
Как зэки о побеге.

Бежать, конечно, не вопрос —
По Лене, по Тоболу, —
Там Стикс течет, там перевоз —
С любого по оболу.

Исправно действует паром
Для беглого народа.
— А что за речкою, Харон?
— Свобода, брат, свобода...


* * *
Смешенье гумуса с золой —
Напластование невнятиц.
Над слоем слой, под слоем слой
Царей, ацтеков, каракатиц.

За ночью день, и снова ночь —
Коловращение по кругу
С привычной целью — истолочь
Прогресс и ржавую кольчугу.

Вращаясь из последних сил,
Земшар летит во тьме, безумен.
Но я твой пепел сохранил,
Огнем плюющийся Везувий.





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0