• Митрополит Филипп глазами историка
• Писатели Вологодчины
• Лицом к вечности
• Просто о сложном: детям о Православии

Эпоха Иоанна Грозного

Опыт научной агиографии

Володихин Д.М.Митрополит Филипп. — М.: Молодая гвардия, 2009. — (Жизнь замечательных людей).

Среди многочисленных споров, идущих в российском обществе, есть некоторые, казалось бы, давно относящиеся к ведомству высокой науки, но тем не менее привлекающие неослабный интерес самой широкой публики и искреннее, пылкое стремление к соучастию. Науке исторической в этом плане повезло — или «повезло» — особенно. В истории ищут белые и черные полосы, идеалы и ужасы, поводы для всенародных триумфов и всенародных же проклятий.

Все последние годы эпоха Ивана Грозного является темой как раз такого пламенеющего диспута. Естественно, отзываются и люди культуры: менее чем за пять лет появились, наверное, десятки произведений, посвященных событиям и людям XVI века. Не менее естественно и то, что пытаются вставить свое веское слово в дискуссию люди науки. Представляется, что при всей яркости художественных образов именно ученых и следовало бы послушать в первую очередь. Только так можно оценить прошлое спокойно и трезво.

Доцент МГУ Дмитрий Володихин занимается историей допетровской России не первый год. Эпоха Ивана Грозного привлекает его особо, и теперь Володихин — автор уже четырех книг о XVI столетии. Еще в 1994 году появилась монография о борьбе за Полоцк между Москвой и Литвой, где подробно описано взятие города войсками Ивана Грозного в 1563 году. А в 2006 году вышла работа «Иван Грозный: Бич Божий», где ученый впервые сформулировал общий свой взгляд на грозненскую эпоху. Исследование военной элиты той поры, коему уже в «Иване Грозном» уделялось немало внимания, вылилось в начале этого года в книгу «Воеводы Ивана Грозного». Другая важнейшая и, пожалуй, центральная для авторской оценки событий тема «Ивана Грозного» — взаимоотношения царя и Церкви. И из исследования этой темы выросла новая работа, «Митрополит Филипп», вышедшая ныне в серии «Жизнь замечательных людей».

Православный историк при написании «биографии» святого сталкивается с известной трудностью. С одной стороны, у житийного, агиографического жанра свои требования. А любое специальное описание жизни святого верующим в его святость человеком есть житие. Средневековая христианская литература не знала никакой «светской биографии» святых. Если «биография» святого входила составной частью, скажем, в исторический труд, то такой текст все равно оставался житием. Очевидно, и поныне в известном смысле остается — для христианина. Если он верит в святого как в образец святой жизни и ставит задачей написать о святом и эту истину тоже — значит, он выступает в роли агиографа, признает он это или нет.

С другой стороны, современная профессиональная наука, вооруженная новейшими методами анализа и критики первоисточников, кажется весьма далеко ушедшей от житийного жанра. Почти невозможно современному ученому написать о человеке Средневековья подлинно научное и в то же время гладкое, без сомнений, с приятием на веру всей традиции повествование. Более того — сомнения, принятие и отторжение первоисточников, поиск более достоверных вариантов просто обязаны отразиться в тексте. Иначе и сам текст, и его автор оказываются вне научного поля.

Таким образом, перед историком­христианином, стремящимся создать жизнеописание святого, два немалых искушения. Либо отставить в сторону науку и пересказывать житийную традицию, возбуждая естественное недоверие у ценителя научного знания, либо принципиально «не писать жития», отталкиваясь от своих первоисточников, подчеркивая отличие своего подхода от житийного, что может привести к избыточному критицизму.

Немногим удавалось избегать крайностей, приближаясь к некой золотой середине. Володихину — удалось. Во всяком случае, «Митрополит Филипп» — и научная монография, и захватывающее внимание читателя популярное повествование, и сказание о русской святости. Автор может анализировать и критиковать первоисточники — оставаясь верным им в сути, в главном. Воссоздавать историческую истину — и доказывать ею истины веры.

Автор досконально изучил все источники, повествующие о жизни митрополита Филиппа. Предоставляет он судить о них и читателю, характеризуя средневековые жития, летописи, акты, записки иноземцев. Из этого пестрого, подчас фрагментарного материала Володихин сплетает живой и достоверный образ своего героя. Вот молодой боярин Федор Колычев — о котором известно очень немного. Вот рачительный настоятель Соловецкой обители, собственно и сделавший ее славным, духовно и материально богатым центром русского Православия. Вот митрополит Московский и всея Руси, глава Русской Церкви, не побоявшийся от ее имени бросить вызов Грозному царю, встать на защиту нравственности и справедливости. Вот ссыльный старец, ожидающий своей судьбы в монастырской келье и мужественно встречающий смерть. А вот — судьба посмертная, прославление Церковью во святых и почитание русским людом.

Столкновение митрополита и царя, конечно, одна из главных тем книги (устроению Соловецкой обители места уделено немногим меньше). Именно своим противостоянием опричнине и мученической смертью Филипп вошел в историю. Володихин не ограничивается констатацией фактов — хотя и воссоздает их во всей полноте, что уже немалого стоит. Он дает свою оценку — и она достаточно однозначна. Не существует в природе источников, позволяющих перетолковать сам ход событий, — Филипп действительно противостал политике Грозного и погиб в конечном счете из-за этого. Противоположные суждения — фантазии на исторические темы, основанные только на внутреннем убеждении авторов. Каковое расходится и с данными исторической науки, и с Преданием Церкви.

Итак, противостояние было — в оценке же его современный историк также вполне сходится с вековой традицией, но подкрепляя свои выводы твердыми основаниями. Филипп был прав перед Богом, прав с нравственной точки зрения — ибо нет оправдания неправедным расправам, в том числе над заведомо невиновными. Но прав он был — это убедительно показано во всех работах Володихина — и с точки зрения государственной. Даже если бы опричный террор был справедлив — очевидно, что целей своих опричнина не достигла. Последствия ее хорошо известны и довольно плачевны: крымцы, сжигающие столицу, разор Русского Севера, неуспехи в Ливонской войне (а в конечном счете и грядущее поражение). Разве сам Грозный царь не отказался от провалившейся военно-карательной системы?

Описывая гибель митрополита, Володихин анализирует прежде всего две вероятности, о которых сообщают источники, — убийство по приказу Ивана Грозного и самовольство Малюты Скуратова. Что касается убийства некими таинственными врагами царя, то эта версия совершенно справедливо отвергается как не имеющая в источниках никакого основания. А вот анализ реальных данных приводит Володихина к выводу о маловероятности царского приказа.

Вообще, взгляд Володихина на личность Грозного представляется довольно трезвым. Царь у него — отнюдь не кровавый маньяк (к постановкам диагнозов через века автор относится скептически) и в то же время далеко не идеал православного правителя. Яркая, величественная, одаренная от Бога личность — но и человек, одержимый гордыней, жестокий, склонный к гневу. Оттого и деспот — оттого и гонитель святости — оттого в итоге и не слишком удачливый правитель. Не ангел и не бес — человек. Хотелось бы, чтобы эта позиция была более популярна в нашем общественном сознании, чем черно­белая фэнтези на исторические сюжеты…

Конечно, никакая работа не может обойтись без недостатков. И в данном случае не со всеми выводами автора можно согласиться. Например, большие сомнения вызывает как авторская оценка личности известного «нестяжателя» XVI века Артемия, так и гипотеза о помощи, оказанной ему настоятелем Филиппом в побеге из соловецкого заточения.

Но что бы ни вызывало сомнение в трактовках Д.М. Володихина, книга его есть вполне состоявшееся научное исследование — и вполне состоявшееся, традиционно для серии «ЖЗЛ», научно-художественное жизнеописание. Последнее неудивительно. Володихин давно уже совмещает два ремесла — историка и писателя. Стоит заметить, что именно среди литературных его трудов находим мы первое обращение к образу святого — драму «Митрополит Филипп». И вот теперь — подробная, научно выверенная и достоверная биография. В известном смысле житие — но адресованное современному, в том числе и скептично настроенному, читателю. В неспокойный, мятущийся век, ищущий идеальные образы в кабинетах власти, а то и в камерах пыток, а не в монашеских кельях. Как знать — может быть, книге Дмитрия Володихина все же удастся напомнить кому-то о том, что возможно иное…

Сергей В. Алексеев

Наша провинция

Всего один район России

И родина моя передо мною… Литературные традиции Вологодского района. Автор-составитель, редактор Дмитрий Ермаков. Вологда, 2009.

Жаль, что в этой книге то ли забыли, то ли не сообразили дать в конце текста содержание. А какие там представлены имена!.. Константин Батюшков, Владимир Гиляровский, Валерий Гаврилин, Василий Белов… И другие авторы, родившиеся, жившие, работавшие и ныне живущие в Центральном районе Вологодской области, одном из 28 муниципальных, как сегодня говорят, образований. Неброское издание, но исполненное гордостью и радостью, то есть тем настроением, которое дороже иных, даже замечательных текстов.

Ну, право же, разве мы не читали стихи Батюшкова или дневники Гаврилина?! Если и не читали, особенно наша провинциальная молодежь, то когда она откроет эту книжицу, взятую в библиотеке или подаренную в школе, то запомнит: это и мои земляки, мой район, моя родина. С этого начнется более зрелое отношение к своим отчим местам.

Таких негромких издательских начинаний по России сегодня свершается немало: кто издаст краеведческую летопись своего городка, кто выпустит родословную своих односельчан, а кто и замахнется на район или область. Выпускаются даже истории своих фамильных деревенек. За этим видится нечто важное и сущностное: люди хотят «уйти» в свое родное, только им близкое. Слишком много разочарований в общем и целом, и частное спасает, делает существование разумным и оправданным.

Важно и то, что идею этой книги высказала и финансово поддержала власть в лице главы Вологодского муниципального района Вологодской области Александра Васильевича Гордеева. Родилась идея спонтанно; собрали заинтересованных лиц и решили: такой книге быть! Среди повседневных забот нынешних «районщиков», всех их бесконечных хлопот за удои и привесы, за озимые и яровые выпустить книгу о литературных традициях своей вотчины тоже надо уметь и еще немного понимать, что и почем в этом мире. Хоть зернышко на этой ниве, да посеять.

И зерно, поверьте мне, взрастет. Сошлюсь на свой опыт. После одной встречи со школьниками на монастырском острове в том же районе, когда мы пережидали там летнюю грозу, после разговора­беседы с ними, их учительницы спустя два года мне похвастали: три выпускника районной школы поступили на истфак. Я смутился: так уж прямо от одной беседы!.. Нет, конечно, причин в этом выборе много, но, видно, и то зернышко кому-то пригодилось в будущей профессии.

Составитель книги прозаик Дмитрий Ермаков, активно печатающийся и в Москве, работает в районной газете «Маяк». Лучшего собирателя было и не найти! Что такое сегодня газетная «районка»? По правде сказать, единственная печатная трибуна для описания нынешней народной жизни. С советских времен эти рассказы мало изменились, «районки» не подстроились под общий хор «большой» прессы, не публикуют фото раздетых девиц или интеллигентские прожекты на вечную тему «как нам обустроить Россию». Местные газеты дорожат своими читателями, оставшимися в умирающих деревнях, им стыдно тратить свои тощие газетные странички на публикации, которые чужды деревенским жителям, ими отторгаются. Пойдешь на поводу у модного чтива и потеряешь не рубль, а копейку своих подписчиков, которым эта самая копейка так нелегко достается.

Уважение к читателю, к грамотею, к крестьянской любознательности — отличительный признак и этой книги. Казалось бы, сегодня так просто: надергай цитат (в данном случае отрывков из произведений) и будь спокоен. Так нынче монтируются из Интернета многие издания. Но я уверен, что перед всеми, кто работал над книгой, мысленно стоял конкретный ее читатель, четкий адресат. Будь то мальчишечка из бедной сельской школы (в районе, не будем прибедняться, есть и замечательные школы, с бассейнами, правда давно недействующими), будь то семья сельских пенсионеров, протопивших печь и, отужинав, раскрывающих эту книгу, или залетный специалист, клянущий свою судьбу в холостяцкой квартире за то, что занесла она его в этакую дыру. Для них старались составитель и книгоиздатели!.. Не с назиданием вошли под их крыши, не читать мораль, не наставлять на путь истинный, а вдохновлять хорошим литературным словом, радовать чистым русским языком, одаривать картинами родной природы.

И что найдет она своего читателя, тоже не сомневаюсь. В этом районе многие столетия обоюдополезно уживаются крестьянская тяга к культуре и интеллигентное уважение к народу. Край высокой духовной культуры, центр Северной Фиваиды, он и сегодня старается не потерять свое лицо. Открываются и строятся храмы, благоустраиваются поселения (это новомодное слово, придуманное каким­то глухим к русскому языку чиновником, к сожалению, стало официальным, заменив собой ясные и красивые слова «село», «селение», «деревня»), пополняются сельские библиотеки. В районе одна из сельских школ стала головной в реализации великолепной школьной программы «Истоки». Что это такое? Почему российские писатели, к стыду, о ней ничего не знают?

Это предмет в школьной программе, вошедший в основной компонент занятий в 30 субъектах Российской Федерации, прививающий детям с 1-го по 11-й класс основы краелюбия, родиноведения, патриотизма. К примеру, школьники составляют родословные своих семей, ведут краеведческие дневники, изучают историю своего села (деревни, города), приобщаются к православной вере (да-да, пока шумят о преподавании основ православной религии, этим тихо и спокойно занимается курс «Истоки»), узнают «по имени­отчеству» флору и фауну родной природы. Утверждены и изданы весь корпус из 11 учебников, вся методическая литература, подготовлены тысячи учителей, ведущих уроки по программе «Истоки». Это великое в современном образовании дело началось с профессора Александра Васильевича Камкина из Вологды и учительницы Марины Юрьевны Дудкиной из Новленской средней школы Вологодского района.

Можно и еще привести немало примеров того, что не для культурной целины предназначена рецензируемая мной книга.

Она вышла в разгар кризиса, и нет в ней ничего темного, злого, отчаянного, даже печального. Много светлого, чистого. Так уж, с уважением к бумаге, к печатному слову, к грамоте, к литературе, патриархально воспитаны вологжане. Для них идеал (идеальное) важнее и необходимее, чем простое воспроизведение (отражение) жизни. В этом смысле стихи Батюшкова в книге переходят в стихи нашего современника Сергея Чухина. И те и другие красивы, благозвучны, торжественны.

А начинается книга исторической повестью XV века монаха Паисия Ярославова о Спасо-Каменном монастыре — уникальным произведением в древнерусской литературе. Написанная очевидцем многих событий, эта летопись является бесценным свидетельством по истории Вологодского района. И что характерно — и она не рисует темные и мрачные эпизоды, которых всегда хватало в отечественной истории, обходит их молчанием ради того, чтобы высветлить все разумное, доброе, вечное, «чтобы старые рассказывали, а молодые помнили». Истина и правда в русской литературе всегда гениально разведены.

Пример возьму из той же книги. Послереволюционные (1918–1920) голодные годы. Вместо вологодского масла — крапива по весне, древесные опилки с щепоткой муки для выпечки хлеба зимой. Уроженец Вологодского района (тогда уезда) Иван Евдокимов пишет свою самую знаменитую книгу «Север в истории русского искусства», ставшую основой северного искусствоведения.

Или писатель Иван Дмитриевич Полуянов. Кто знает и помнит этого великого труженика, недавно скончавшегося? Последний знаток вологодских лугов и лесов, на старости лет написавший выдающийся роман о русской Смуте XVII века. В СПР клялись, что обязательно присудят ему премию. Старик умирал и надеялся… Но дважды обносили его премиальной чашей, испить из которой он должен был первым.

Там, в прекрасной и гордой русской провинции, исчезают таланты, не оцененные здесь, в «нашей матушке Москве», как поется в старинных вологодских песнях (в рецензируемой книге — это поэт Николай Тощаков, Сергей Чухин, так и оставшийся в тени Рубцова, поэт Николай Фокин).

Собственно, при всей своей светлости и теплоте эта районная книга из глубины России полна внутреннего драматизма. Батюшков сошел с ума. Чухин был раздавлен в 40 лет грузовиком. Валерий Гаврилин, последний великий русский композитор, внезапно умер от своих жизненных переживаний. Рубцов… О нем и так все знают. И даже обложка книги — с полуразрушенной колокольней на Спас­Камне, посреди огромного озера, где когда­то был «один из трех духовных центров Святой Руси» (Г.Федотов), взорванный в 30-х годах ХХ века, — напоминает, какими мы можем быть, а может, и какими мы остаемся еще сегодня.

Но «не будем отчаиваться», как писал офицер с подводной лодки «Курск», лежавшей на дне Баренцева моря.

Заключает книгу­антологию сле­дующая сентенция составителя: «Активно работают и учителя-подвижники в школах и населенных пунктах района, ведущие литературные и краеведческие кружки: В.А. Халуева в Погореловской школе, Л.И. Хомякова в поселке Непотягово, Н.С. Рыбина и И.Н. Харинская в селе Кубенском, Ю.С. Широковский в Ермакове и др. Пусть далеко не все ребята, занимающиеся под их руководством, будут писать стихи или рассказы, но знать и любить литературные традиции родного Вологодского района они будут».

Добавлю лишь одно: и не только литературные.

Вадим ДЕМЕНТЬЕВ

О душе и искусстве

На круги своя

Полное собрание сочинений и писем Гоголя выходит в свет в Издательстве Московской Патриархии по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси.Фантасмагория, конечно. Но что же случилось фантастического? Исполнилась как будто воля самого Гоголя. Если он желал чего-то глубоко — только этого, этого… Признания, что главным его трудом был вовсе не литераторский, а духовный… Благословения. Того, в чем отказал даже духовник, когда не посмел, именно что перед Богом, отречься от Пушкина… Гоголь — великий христианский мистик. Мученик своей веры, принял же такую муку: смехом сотряс всю Россию до ужаса — а умирал одинокой ужасной смертью, тогда уж сам осмеянный чуть ли не всей Россией… И за что? За проповедь христианской любви… Сам же вызвал хохочущих демонов — и сам, раскаиваясь за прежде написанное перед людьми, чего еще не было во всем мире, принял это на свою совесть. Мучился… Просивший передавать свои литературные гонорары бедным, страждущим, как до него еще не было во всем мире, — но осмеянный и за это… Сжигавший свою же рукопись по великому смирению, как не смог ни до него, ни после него ни один творец, — но это было признано следствием его безумия… Гоголь Николай Васильевич попал в свой же кошмар — в сумасшедший дом, где вяжут руки, во мрак безумия, из которого раздается лишь дьявольский хохот. А потом перезахоронят и его прах, подменив даже не место захоронения: убрав с могилы православный крест. Что же было безумием? Искусство одухотворяется святостью… Вера в это и должна была искупиться личной жертвой. Один порыв обратиться к своим читателем, как если бы к братьям по вере, окружает Гоголя почти смертным одиночеством. Было чуть ли не самоотречением произнести уже в его время, что литература существует не для читателей — иначе говоря, не для развлечения и даже назидания читающей публики… Искусство — свято, в нем бессмертие души. Она, эта мысль, привела его и к Гробу Господню, где он молился, но был опустошен осознанием, что ничего не поменялось в его душе, после чего вступает в борьбу со всем злом, оставленный Богом, ангелами, всей силой, в которую верил, которую до последнего часа призывал, когда окружил хохочущий мрак, когда сбылся кошмар… Но победил, победил — святостью… И вот признать победу его духовную, исполнить его волю, воскресить его личность решается все же Православная Церковь… Он дорог Русской Православной Церкви, но ее, признаем же это, любил, прославил. В это собрание сочинений, подлинное, войдут выписки из служебных миней, богослужебных книг, творений святых отцов, ведь и любимой книгой Гоголя была «Лествица» Иоанна Лествичника: во все это придется теперь-то поверить…

Главным издателем Платонова стало государство.

Академическое издание Института мировой литературы.

То, что погребает уже наука, — литературный памятник.

Но платоновское наследие гробы академические перевернуло. Уместен ли такой пафос, сказал бы даже — восстало. Как будто научные издания для этого и подготавливаются его же, «платоновской», группой.

Да, конечно, проза его издается, переиздается все это время, даже обещается и уже начало выходить самое полное собрание сочинений, но главное — что проявляется по мере понимания, то есть изучения и опубликования, вводится в «научный оборот». Но все — будущее, в которое и был он устремлен. Воскрешается его личность. Это записные книжки… Это начальные два тома сочинений — собранное начиная с 1918 по 1927 год, то есть написанное до выхода первой его книги, «Епифанских шлюзов»… И вот книга первая архива Платонова, в которой во всей полноте публикуются письма жене, открывается история следствия по делу сына: его любовь, трагедия его семьи…

Спасение, возвращение платоновских рукописей было и остается — хотя мало кто понимал, понимает — текущей работой... Материалы фонда Платонова в РГАЛИ в советское время были запрещены к публикации. Просто текстологией, источниковедением заниматься начали, по сути, одиночки после снятия запретов… Первый весомый труд — «Андрей Платонов: воспоминания современников. Материалы к биографии» был подготовлен Еленой Шубиной и Натальей Корниенко, увидев свет только в 1994 году… Можно сказать, что Платонова читали к этому времени, но ничего о нем не узнав. Тайной оказывалась вся его жизнь. Все, что узнавалось, выходило в альманахе «Страна философов», издание которого стало основой для публикаций ранее неизвестных материалов, сведений, но как таковой архив Платонова был приобретен Российской академией наук, то есть государством, только в 2006 году.

Научный труд, он требуется как совершенно особый, потому что само платоновское — все неимоверное в своем духовном напряжении.

Давно опубликованы «Чевенгур», «Ювенильное море», «Котлован», открыв творчество Платонова его читателям — или, я бы сказал, отдав в своих образах и смыслах тому миру, как бы обнаружив себя в котором он выразит это свое состояние так: «Когда-то в детстве я лежал в поле на бугре и плакал от обожания природы. Я тогда начал читать книги, но мое понимание их было свое. И я вырыл пещерку в овраге, чтобы думать как Будда». Юношей он заговорит как пророк: «Искусство — это идеал моего “я”, осуществленный в безграничном хаосе того, что называют миром». Уже у самого конца жизни запишет (запись с обратной стороны записной книжки): «Нет, все божественное — cамое будничное, прозаическое, скучное, бедное, терпеливое, серое, необходимое, ставшее в судьбу, — и внутренне согласное со всякой судьбой».

Долгая, долгая жизнь…

Записи…

Строки писем….

И все стало известно только сейчас.

Платонов мученик советской литературы — обратное утверждение оказывается бессмысленно, потому что если не место его в советской литературе, то время историческое, конечно, никуда не перенести. Он бы и не отрекся от своего времени, то есть не отрекался, создавая пространство, в котором поселил человеческий род, человечество свое, еще даже не рожденное, как в «Чевенгуре», уже умершее, как в «Котловане»: видение этой земли, народа — страшное — мучило его само по себе… И он то искал умерших среди живых, то живых среди мертвых — в этом своем раздвоении чувствуя даже не временами, а с нарастающей силой болезнь, безумие. Маска литератора прятала искаженное болью и ужасом лицо. Что скрывался под этой маской даже и человек­то не советский — это разглядел сам «отец народов»… Казнил одним росчерком — СВОЛОЧЬ. Гражданская казнь, поместили в маленький ад, после отбытия наказания, забвения, перевели из маленького внутреннего этого ада в государственные жители, то есть в ад терпимый, всеобщий.

Мученик вернулся в литературу не в терновом венце, своем, а в совсем чуждом, потому что даже не примерял при жизни — ее классика; вернулся в иное время, которое отменило, убило то, в котором жил. Платонова бурно публиковали — и в ажиотаже читали, тогда он прошел перед читателем в этом потоке разоблачений, несколько все же отделившись: странный. В нем искали кого-то, кем он не был, да и не мог быть, скажем, как и Шолохов. Сама проза платоновская воспринималась большинством как мрачная сатира и языковой эксперимент. Платонов отошел в тень русской классики, став гением по умолчанию: но мучеником какой же веры он был?

Это, главное, должно быть когда-то осознано.

Творчество, труд, наследие — литературное только по выражению.

Оно, литературное влияние, осознается. Освоено и усвоено критикой, но, когда узнаваемо, смотрится неизбежно ничтожно. Потому что вопрос о Платонове — вопрос о пределах литературы как таковой… Это вопрос о сущности искусства…

Тупик — хотя бы не понимать, что предельное выразил Платонов.

Что это и стало сущностью искусства — настоящим его временем.

Олег ПАВЛОВ

Православие для детей

Во имя просветления…

«Россия: Православие».Энциклопедия для детей. Серия «Аванта+». М., 2009.

Православие, самодержавие, народность — вот три столпа, которые ввел Сергей Уваров в своей теории официальной народности. И хоть с тех пор утекло немало воды, но православная религия, как самая главная составляющая жизни русского человека, осталась первостепенной и нерушимой. После многолетней власти атеизма в российских школах решают ввести новый предмет — «Основы православной культуры». Многие всполошились, узнав об этой идее, но еще больше испугались верующие, ведь соответствующей литературы нет, по каким же учебникам будут обучаться дети? К счастью, сегодня стало ясно, что обе стороны могут вздохнуть свободно: очередной том энциклопедии для детей «Аванты+» «Россия: Православие» написан как нельзя хорошо и объективно.

Да, в вопросах религии очень тяжело говорить объективно, но редакционная коллегия постаралась на славу, чтобы собрать лучших представителей современного общества, способных на непростую миссию — донести до детей сложный для их восприятия материал. Над созданием тома трудились и публицисты, и искусствоведы, и историки, и деятели православного просвещения — все они максимально точно смогли высказаться по данному вопросу, ориентируясь на современность. Однако хотя целевая аудитория книги, несомненно, дети, ее будет полезно прочитать и любому взрослому человеку, ведь, как оказалось, очень мало людей в нашем обществе понимают, что же такое вера и в чем ее основы.

Жаль, но мало кто нынче ищет ответы на свои вопросы в Библии, а за неимением разъяснительной литературы люди впадают в безверие, избегая всех тех, кого они считают «фанатиками» или же «сектантами». Однако для полного понимания Православия мало прочтения Евангелия, человеку необходим проводник в этот сложный мир. Книга «Россия: Православие» дает обширную картину, ведь в ней не только воспроизводится история православной веры в России (а ведь в названии подчеркивается, что это книга о русском Православии), но и показывается влияние Православия на современное общество, русскую культуру, государственное устройство и даже на науку. Любой образованный гражданин обязан прочитать эту книгу, чтобы понимать процессы, протекающие в обществе, культуре, творимой людьми, и чтобы знать, за что люди страдают и почему радуются. Можно отрицать религию, но никак нельзя отрицать факта, что многое в системе мировых ценностей взято из Библии, а светские герои имеют библейских прототипов (даже излюбленный американский праздник День благодарения, который они считают национальным, уходит корнями в Библию).

Создание такого колоссального труда, начиная от рассмотрения Библии и заканчивая политическими столкновениями Церкви и государства, показало, как необходимо нашему обществу введение нового школьного предмета. Россию можно понять только через нашу веру, ведь в России все построено по православной системе, даже мышление (к примеру, слово «совесть» есть только в русском языке). Именно поэтому каждый человек, живущий в нашей стране, должен если не верить, то разбираться в православном вероучении, а уж потом порицать или отрицать его.

У современного поколения выявилась весьма вредоносная тенденция: оно отрицает Церковь и кидается то ли в атеизм, то ли в сатанизм, до конца не понимая, во что оно верует и почему не верует. В томе «Аванты+» очень просто объясняются основы, даже разъясняются различия между ответвлениями христианства (католицизм, протестантизм); особое внимание авторы книги сконцентрировали на спорных темах, которых в религии возникает, конечно, немало. И самая главная заслуга авторов: в книге наконец-то восстанавливается образ священнослужителя; он совсем не тот, что высмеян в образах толстопузых, объевшихся бородачей с большущими золотыми крестами на груди. «Россия: Православие» показывает читателям лица действительно верующих людей, у которых глаза светятся от счастья служить Богу, а также дает короткие истории из жизни самих священно­служителей, в которых раскрываются простые истины веры в обстановке бытийной жизни.

Структура книги с каждой новой главой раскрывает читателю все шире мир православной культуры. Энциклопедия соткана из разных статей, написанных разными людьми, но вместе они представляют собой единый организм, выдержанный в единых стиле и тематике. По маленьким крупицам нам раскрывается многообразный мир Православия, который усложняется с каждой новой статьей, дающей читателям пищу для размышления.

А начинается повествование с краткого пересказа Библии, в процессе которого объясняется, за что же все­таки изгнали Адама и Еву, почему все люди грешны, зачем Христу нужно было обязательно умирать за людей, он же мог просто сказать: «Люди! Я люблю вас и тем вас спас!» (а так говорит сегодня каждый встречный, заявляя о своей вере: «Я верю, и точка!») Здесь нет ничего лишнего и напрасного, а маленькие статьи-вставки, появляющиеся между делом, расширяют кругозор читателя. Книга учитывает и современные процессы: статья о книге Иоанна Богослова («Апокалипсис») весьма актуальна, ведь на эту тему ныне имеется мода, и статья «Близится ли конец света?» будет интересна наверняка, а качественные иллюстрации с изображениями достояний мировой культуры позволят лучше прочувствовать веру.

Одна из очередных «модных тенденций» сегодняшнего дня — соблюдение поста. На волне всеобщей тяги к похудению очень многие соблюдают пост, но придерживаются его только в еде. И правда, первым человеческим грехом было несоблюдение Адамом и Евой заповеди о неупотреблении в пищу плодов с древа познания, потому роль поста в Православии неоценима: тем самым мы искупаем грехи наши. Об этом также говорится в книге («Пост — добрая стража души»), однако ж нынешний человек неверно понимает пост. Пост — это обращение к Богу; стяжая душу, мы обращаем мысли к Богу и тем самым обогащаем себя за счет духовной пищи. Но если мы соблюдаем пост лишь для того, чтобы придерживаться хорошей формы тела, — это обычная диета, но никак не пост. И это есть очередное различие между верой истинной и верой современного человека, нищего духом, но и не желающего признаваться в этом.

Книга написана хорошим русским языком, которым весьма доступно объясняется, что нельзя слепо верить в «некую высшую силу», ведь и мы от каждого человека требуем подтверждения его слов, а потому и веру свою необходимо доказывать, проверять на стойкость. После истолкования библейских сказаний начинается разбор понятия «Церковь», благодаря которому становится ясно, что Церковь вовсе не организация, воздвигшая стену между человеком и Богом, но это организация, созданная Самим Богом (Христом), чтобы Его учение осталось живо на земле после Его ухода в мир горний (само слово «церковь» означает «дом Божий»). В книге подробно раскрывается суть устройства храма и его символики, приводятся красочные схемы, говорится об особенностях священных одежд, а также о тонкостях иконописи. Также рассказывается о церковных праздниках, которые занимают в православной вере особое место. Важно понимать значение Светлой Пасхи, ведь именно в этот день Иисус Христос воскрес, победив тем самым телесную смерть (а изгнание из рая было духовной смертью). Воскресение Христа — самый главный православный праздник, дающий надежду на спасение человека.

В книге «Россия: Православие» много сказано о святых великомучениках, и это не случайно. «Русские святые» — целый раздел в книге, рассказывающий нам о библейских святых, о причисленных к лику святых, о великих монахах и царственных страстотерпцах. Это сделано для того, чтобы показать силу веры, чтобы показать, что за веру страдали многие века!