Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Битва цивилизаций. К 70-летию великой победы под Сталинградом

Андрей Венедиктович Воронцов родился в 1961 году в Подмосковье. Окончил Литературный институт им. А.М. Горького. Автор романов, многочисленных критических статей о русской литературе, публицистических ста­тей о русской истории и других произведений. Секретарь правления Союза пи­сателей России. Сопредседатель Крымского регионального отделения СПР. Лектор по литературному мастерству Московского государственного областного университета. Лауреат Булгаковской (2004), Кожиновской (2009) премий, общероссийской премии «За верность Сло­ву и Отечеству» имени А.Дельвига (2014), Государственной премии Рес­публики Крым по литературе (2021), награж­ден юбилейной медалью «К 100-ле­тию М.А. Шолохова» (2005).

На рассвете 22 июня 1941 года 153 немецкие дивизии, насчитывавшие 600 000 моторизованных единиц, 3580 танков, 47 тысяч орудий и 2470 самолетов, вторглись на территорию СССР. Туман, ровной стеной стоявший над Неманом и Бугом, был словно мистический покров, за которым лежала не просто территория, а некое духовное пространство, небесная Россия, удел Пресвятой Богородицы, необоримый ни танками, ни самолетами, ни пушками. Эту призрачную стену немцам было так легко преодолеть, но немногие из них вернулись обратно...

Эрих Менде, обер-лейтенант из 8-й Силезской пехотной дивизии, вспоминал разговор со своим начальником, состоявшийся в последние минуты мира. «Мой командир был в два раза старше меня, и ему уже приходилось сражаться с русскими под Нарвой в 1917 году, когда он был в звании лейтенанта. “Здесь, на этих бескрайних просторах, мы найдем свою смерть, как Наполеон”, — не скрывал он пессимизма... — Менде, запомните этот час, он знаменует конец прежней Германии”».

Захват Брестской крепости был поручен 45-й пехотной дивизии вермахта, насчитывавшей 17 тысяч человек личного состава. Гарнизон крепости — порядка 8 тысяч. В первые часы боя посыпались доклады об успешном продвижении немецких войск и сообщения о захвате мостов и сооружений крепости. В 4 часа 42 минуты «было взято 50 человек пленных, все в одном белье, их война застала в койках». Но уже затем тон боевых сводок изменился: «Бой за овладение крепостью ожесточенный — многочисленные потери». Уже погибли два командира батальона, один командир роты, командир одного из полков получил серьезное ранение.

«Вскоре, где-то между 5.30 и 7.30 утра, стало окончательно ясно, что русские отчаянно сражаются в тылу наших передовых частей. Их пехота при поддержке 35–40 танков и бронемашин, оказавшихся на территории крепости, образовала несколько очагов обороны. Вражеские снайперы вели прицельный огонь из-за деревьев, с крыш и подвалов, что вызвало большие потери среди офицеров и младших командиров».

«Там, где русских удалось выбить или выкурить, вскоре появлялись новые силы. Они вылезали из подвалов, домов, из канализационных труб и других временных укрытий, вели прицельный огонь, и наши потери непрерывно росли».

Для солдат 45-й дивизии вермахта начало войны оказалось совсем безрадостным: 21 офицер и 290 унтер-офицеров, не считая солдат, погибли в ее первый же день. За первые сутки боев в России дивизия потеряла почти столько же солдат и офицеров, сколько за все шесть недель французской кампании.

А люфтваффе в первый день войны с Советским Союзом потеряло до 300 самолетов. Никогда до этого ВВС Германии не несли таких больших единовременных потерь.

Танкист 12-й танковой дивизии Ганс Беккер вспоминал: «На Восточном фронте мне повстречались люди, которых можно назвать особой расой. Уже первая атака обернулась сражением не на жизнь, а на смерть».

В середине ноября 1941 года один пехотный офицер 7-й танковой дивизии, когда его подразделение ворвалось на обороняемые русскими позиции в деревне у реки Лама, описывал сопротивление красноармейцев. «В такое просто не поверишь, пока своими глазами не увидишь. Солдаты Красной армии, даже заживо сгорая, продолжали стрелять из полыхавших домов».

29 ноября 1941 года, в день освобождения Красной армией от гитлеровцев Ростова-на-Дону и за несколько дней до начала советского контрнаступления под Москвой, имперский министр по делам вооружений и боеприпасов Фриц Тодт докладывал Гитлеру: «Мой фюрер, в военном и военно-экономическом отношении война уже проиграна». Самое интересное, что Гитлер не возразил Тодту, а только спросил, какими же путями закончить войну. Но Тодт не знал ответа на этот вопрос. Да и, в общем, не обязан был знать, это была не его компетенция.

Успешно для Красной армии развивались события не только под Ростовом и Москвой, о чем сегодня, похоже, подзабыли. 21 декабря 1941 года главные силы Черноморского флота под прикрытием мощного зенитного огня и залпов тяжелой бортовой артиллерии вошли в осажденный Севастополь. Транспорты высадили на берег бригаду морской пехоты и 10 маршевых рот, которые немедленно перешли в наступление и ликвидировали прорыв немцев на Северной стороне. Через несколько дней отряд кораблей ЧФ беспрепятственно ушел на новую операцию — высадку десанта в Феодосии и Керчи.

Это была самая крупная наша морская десантная операция за время всей Великой Отечественной войны (всего высадилось 54 тысячи человек, 236 орудий и минометов, 43 танка), что говорит о высоком потенциале советских вооруженных сил даже в несчастливом для нас 1941 году. К утру 30 декабря советские войска овладели Феодосией и развернули наступление на Влади­славовку и Коктебель. Это вынудило немецко-фашистские войска в ночь на 30 декабря начать отход из Керчи. В ходе наступления, по 2 января 1942 года включительно, советские войска продвинулись от восточного побережья Керченского полуострова на запад на 100–110 км и освободили города Керчь и Феодосию. К сожалению, Красная армия не смогла окружить отступавших немцев под Владиславовкой и не организовала немедленное наступление на Джанкой, чтобы перекрыть пути снабжения 11-й немецкой армии, чего так боялся генерал Манштейн.

Будь у нас в конце 1941 года больше боевого опыта, 1942 год мог бы стать годом освобождения СССР, а 1943-й — годом Победы.

 

Начальник генштаба вермахта гене­рал-полковник Гальдер в своем дневнике приводил данные, полностью подтверждавшие выводы Тодта. Только с 1 ноября 1941 года по 1 апреля 1942-го на Восточном фронте выбыло из строя 900 000 человек, а пополнение за это время составило 450 000. С октября 1941-го по март 1942 года было потеряно 74 183 автомашины, поступило новых 8411, пало 179 609 лошадей, поступило 20 000. Только пополнение бронетехникой было более или менее удовлетворительным, хотя военная промышленность производила в месяц только 200 танков вместо требующихся 600. Таким образом, к весне 1942 года, еще до Сталинградской катастрофы, неизмеримо увеличившей эти потери, гитлеровская армия была обескровлена и обречена на поражение. Наши потери в той войне велики, особенно среди мирного населения (три четверти от общего числа), но и 6 923 700 солдат и офицеров вермахта, убитых и пропавших без вести на Восточном фронте, — это около 285% от его личного состава (2,5 млн человек) на 22 июня 1941 года! Гитлеровский Восточный фронт был стерт с лица земли трижды! Огромные потери понесли войска стран-сателлитов — 1 725 800 человек.

Вот что скрывал туман, белесой стеной стоявший над Неманом и Бугом 22 июня 1941 года...

Успешная кампания лета–осени 1942 года потребовала такого титанического напряжения рейха и его сателлитов, которое Германии больше не удалось повторить. Большинство немецких генералов поняли неизбежность поражения сразу же после провала наступления под Москвой: 185 человек из них отправились в отставку (в том числе и сам Гальдер).

Как пишет Владимир Карпов в книге «Генералиссимус», в условиях наметившегося к началу 1942 года перелома в войне в пользу Красной армии немцы, еще такие высокомерные недавно, даже пошли на тайные переговоры о мире с СССР. Судя по приведенным писателем документам, достоверность которых еще требуется установить, 20–27 февраля 1942 года во Мценске заместитель Берии Меркулов встречался с группенфюрером СС Вольфом, тем самым, что вел сепаратные переговоры с Даллесом в фильме «Семнадцать мгновений весны». По утверждению Карпова, стороны не смогли договориться «о территориальном размежевании и разделе влияния в мире между СССР и Германией». Так это или не так, судить трудно, поскольку так называемые «секретные приложения» («схема № 1» и «схема № 2»), которые якобы обсуждались во Мценске, Карпов не приводит. А может быть, немцы взяли паузу для раздумий, а тем временем удача снова повернулась к ним — и под Керчью, и под Севастополем, и под Харьковом.

Полагаю, существовала еще одна причина неудачи мценских переговоров. Согласно «Майн кампф», главной целью войны являлся вовсе не Запад, а Восток. Великая Отечественная вой­на была не локальной гитлеровской агрессией, а очередным походом на Россию «двунадесяти» языков — как в 1812-м, как в 1854 году. Немцы, итальянцы, румыны, финны, венгры, словаки, хорваты, добровольцы-испанцы, добровольцы-поляки, добровольцы-французы... Нацизм стал той формой военно-политической мобилизации Запада, что призвана была обеспечить завоевание ему «жизненного пространства» на Востоке.

Исторически мы уже доказали, что ни рыцари-псы, ни шакалы-ляхи, ни бонапартисты, ни прусские милитаристы для завоевания России не подходят. Их побитые рати были хороши, но идеология «хромала». Совершенной безжалостности к нам, аборигенам, им не хватало, тактики «тотальной войны», «выжженной земли». И вот появился немецкий Урфин Джюс — Гитлер — и его железные солдаты.

Катастрофу под Москвой, в отличие от поляков и французов, эта армия выдержала. Как некий голливудский урод-терминатор, она, лязгая, восстала из разобранного состояния и нанесла сокрушительный последний удар, последний в любом случае — как победы, так и поражения.

Помните гитлеровскую кинохронику лета 1942 года, после нашего сокрушительного поражения под Харьковом? Грохочущие по пыльному шляху под безжалостно палящим солнцем танки, на броне — голые по пояс, а то и вовсе в одних трусах веселые немецкие парни. Мускулистые торсы, белозубые улыбки, губные гармошки... Едут испить стальными шеломами воды из Волги... Но вот отмелькали крупные планы и пошла панорама бескрайней донской степи, по которой извивается стальная змея. Издали она уже не кажется такой страшной. Ну, танки, ну, пушки... Но вокруг-то — необозримые, почти космические пространства... Куда же вы едете, дурашки? Тут многие ездили — вон их кости вдоль шляха белеют...

Да, были у нас тогда чудо-полко­водцы — Жуков прежде всего. Но было и еще кое-что. Немецкие историки любят разъяснять: мол, русские прорвали фронт на позициях итальянцев и румын, а манштейновским танкам не хватило всего на один переход горючего, чтобы пробиться к окруженному Паулюсу... нет, не бензина вам не хватило!

Вам не хватило того, что было у русского солдата, который, увидев, что рушится мост, принял, как атлант, на плечи его ферму и так стоял, пока по мосту ехала техника! Он остался жив-здоров, этот солдат! Взводы бросались из окопов в штыковую против полков — и полки лучших, искуснейших бойцов Европы отступали, обливаясь кровью! Может быть, всему причиной заград­отряды, о которых тоже любят писать немецкие историки? Или «жестокий» приказ Сталина № 227 от 28 июля 1942 года: «Ни шагу назад!»?

Почему же немецкие историки забывают об аналогичном приказе Гитлера, отданном 16 декабря 1941 года? Участник Московской битвы генерал Клаус Рейнгард писал в своей книге «Поворот под Москвой»: «Взвешивая доводы “за” и “против” решений удерживать фронт или отвести войска, Гитлер пришел к убеждению, что в сложившейся обстановке не имеет смысла отходить на неподготовленную позицию, которая не может быть должным образом оборудована в такие короткие сроки, тем более что несколько дней спустя можно оказаться в подобном же положении, но без тяжелого оружия и артиллерии, и что есть только одно решение, и оно таково:

Ни шагу назад (курсив мой. — А.В.), залатать бреши и держаться”.

...Чтобы придать своим словам еще большую значимость, он в тот же день, 16 декабря, отдал приказ удерживать фронт до последнего солдата... Командующим, командирам и офицерам, лично воздействуя на войска, сделать все возможное, чтобы заставить их удерживать свои позиции и оказывать фанатически упорное сопротивление противнику, прорвавшемуся на флангах и в тыл...»

Анализируя приказ Гитлера от 16 декабря 1941 года, Рейнгард далее пишет: «Оценив все эти обстоятельства, можно констатировать следующее: когда Гитлер принял решение о безусловной необходимости удерживать достигнутые рубежи, он выбрал для себя единственно возможный путь из тех, которые вообще были хоть сколько-нибудь приемлемы в подобной ситуации». То же самое мы могли бы сказать и о приказе «Ни шагу назад!» от 28 июля 1942 года.

Приказы такого рода существовали практически во всех армиях мира, находившихся в тяжелом положении. Во французской армии, оборонявшей Париж во время Первой мировой войны, подобный приказ появился уже 5 сентября 1914 года, и в нем, между прочим, войскам настойчиво рекомендовалось выбрать между гибелью и отступлением гибель, чего все же в сталинском приказе (во всяком случае, прямым текстом) мы не найдем.

Да, за плечами наших солдат были заградотряды — отряды грозных ангелов Господних с пылающими мечами в руках! И невидимо входили они в наших воинов, и те, с особенным блес­ком в глазах и странно, нечеловечески бледнея — той бледностью, что описана Гомером у героев «Илиады», — разили «терминаторов» налево и направо пачками... А закосневшие в материализме историки тянут свою тоскливую песнь: бензин, итальянцы... А почему же вам не хватило бензина? И почему на ответственные участки фронта были поставлены итальянцы и румыны? Что вы за историки, если история вас ничему не учит? «Утерянные победы» — так назвал свою книгу о Великой Отечественной войне генерал-фельдмаршал Эрих фон Манштейн. Дескать, это не вы нас победили, а мы свою победу упустили. Нет, не так: мы вас победили, а вы нам проиграли. Русская цивилизация победила западную. Ведь говорил же Гитлер, что под Сталинградом сошлись в смертельной схватке не просто две армии, а две цивилизации.





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0