К 100-летию кончины Всеволода Федоровича Руднева

Несмотря на то что разговоры о «маленькой победоносной войне» всю вторую половину 1903 года постоянно циркулировали в придворных и правительственных кругах, император Николай II, по всей вероятности, до конца надеялся, что российское проникновение в корейское Приморье все-таки не потребует военных усилий больших, нежели простая демонстрация имперской морской и сухопутной мощи — вслед за политическими демаршами и интенсивной работой тайной дипломатии. В сеульский портовый пригород Чемульпо для поднятия дипломатического престижа русской миссии в Корее был направлен стационером¹ новейший крейсер Тихоокеанского флота «Варяг». Его командир, капитан 1-го ранга Всеволод Федорович Руднев, с кадетской поры имел прозвище «дипломат». Блестящий флотский офицер, В.Ф. Руднев обладал широкими политическими познаниями, был прирожденным психологом и искусным полемистом и мог при случае оказаться полезным российскому посланнику в Сеуле А.И. Павлову² не только в военно-морском отношении. Обоим было известно, что Петербург категорически запрещал инициировать военную развязку. «Желательно, чтобы японцы, а не мы открыли военные действия. Поэтому если они не начнут действия против нас, то Вы не должны препятствовать их высадке в Южную Корею», — писал Николай II дальневосточному наместнику Е.И. Алексееву. Павлов такую позицию полностью разделял и одобрял и недвусмысленно ориентировал прибывшего в Сеул Руднева на длительную «войну нервов». Собственно, эти соображения и подвигли российское морское командование избрать именно «Варяг» для выполнения задач стационера, в общем несвойственных быстроходному, легкому крейсеру: в Чемульпо он должен был стоять и пугать. И выбор морского начальства можно было понять.

«Варяг», построенный по российскому заказу в США в 1899 году, был первым кораблем новой российской судостроительной программы и считался очень сложным в эксплуатации, ибо имел в конструкции целый ряд экспериментальных технических новинок, которые предстояло еще оценить в действии³. Он был уникален во всем, и эта уникальность сообщала внешнему облику бронепалубного четырехтрубного крейсера 1-го ранга эффектную значительность, эстетически действующую на сторонних наблюдателей.

На Большой Кронштадтский рейд из Филадельфии он явился в мае 1901 года белоснежным, вызывая в памяти ликующих зрителей библейские строки о «белых одеждах» (Откр. 3, 5), в которые облекаются победители. Во время перехода из Петербурга в Порт-Артур «Варяг», выполняя особое пожелание МИДа, завернул в Персидский залив и неприятно удивил англичан, пытавшихся в одностороннем порядке объявить местные воды зоной своих исключительных интересов. В зарубежной прессе появились заметки о таинственном русском «белом крейсере», который обладает невероятной скоростью и, несомненно, претендует на первое место среди крейсеров иностранных государств. При Рудневе, принявшем командование в конце 1902 года, этого белого великолепия уже не было: «Варяг» перекрасили в защитный серый цвет (это тоже было новшеством). На весенних морских учениях 1903 года он играл роль военного разведчика и, сливаясь с водной поверхностью, возникал на заданном рубеже неожиданно, словно материализуясь из воздуха, подобно легендарному Летучему Голландцу. Тогда же выяснилась главная ходовая особенность нового крейсера: он мог стремительно развивать значительную скорость, сохраняя при этом высокую маневренность, однако не выдерживал такой скоростной режим долго⁴. Получалось, что более всего «Варяг» был приспособлен для короткой, стремительной и сокрушающей атаки, подобной броску ядовитой змеи.

Руднев учитывал это, как учитывал к тому времени все странные и непривычные особенности этого невероятного корабля. Лучшего командира для «Варяга» найти было нельзя. За год Руднев полностью подчинил своей воле строптивый крейсер и, несмотря на хроническую нехватку офицерских кадров, сумел создать образцовую команду, составляющую с орудиями и механизмами как бы единое целое. Таким образом, стационером в гавани Чемульпо в январе 1904 года находился, бесспорно, лучший корабль Российской империи, который гипнотизировал и завораживал как друзей, так и недругов, ежедневно созерцающих эту неземную, одухотворенную и мощную красоту. В качестве действенного аргумента в напряженной, чреватой всевозможными провокациями дипломатической игре присутствие «Варяга» в портовом пригороде Сеула было сильным ходом.

Но японцы, опрокинув расчеты петербургских стратегов, пошли напролом.

24 января (6 февраля) 1904 года дипломатические отношения между Россией и Японией были разорваны, и в тот же день японский флот двинулся из порта Сасебо к Порт-Артуру. 26 января отдельная эскадра контр-адмирала С.Уриу окружила Чемульпо и высадила десант. Война пока не объявлялась, и Руднев, помня распоряжения Петербурга, не препятствовал действиям японцев — тем более что чрезвычайный посланник, с которым капранг накануне имел беседу в сеульской резиденции, продолжал верить в возобновление переговорного процесса. «Рыцарь плаща и кинжала» А.И. Павлов считал происходящее грандиозной политической провокацией и категорически отказался покинуть корейскую столицу и прорываться на стационере к основным силам флота. «Варяг» был приведен в боевую готовность, а находившаяся при нем канонерская лодка «Кореец» отправилась в Порт-Артур с донесением. Вернулась она ни с чем: выход из Чемульпо был заблокирован.

Утром 27 января на экстренном совете командиров иностранных судов, собранном на английском крейсере «Ищейка» («Talbot»), Рудневу передали ультиматум, полученный от адмирала Уриу: японцы намеревались атаковать русские военные корабли немедленно, даже если для этого эскадре придется, нарушая все международные договоренности, вести боевые действия непосредственно в нейтральных водах порта, среди кораблей других, непричастных к конфликту держав. Ситуация наконец прояснилась.

— Уриу прислал мне вызов на бой, — лаконично подытожил услышанное Всеволод Федорович. — Я принимаю вызов и выйду в открытое море до полудня. Я приму бой с его эскадрой, как бы она велика ни была, но сдаваться никогда не буду, равно как не буду и сражаться на нейтральном рейде...

Вернувшись на «Варяг», Руднев сообщил команде об открытии боевых действий.

— Мы идем на прорыв и вступим в бой с эскадрой, как бы она сильна ни была, — повторил он. — Никаких вопросов о сдаче не может быть. Мы не сдадим ни крейсера, ни самих себя и будем сражаться до последней возможности и до последней капли крови. Исполняйте каждый обязанности точно, спокойно, не торопясь, особенно комендоры, помня, что каждый снаряд должен нанести вред неприятелю. В случае пожара тушите его без огласки, давая мне знать.

В одиннадцать двадцать утра «Варяг» двинулся к выходу с рейда; в кильватере шел «Кореец»:

Наверх вы, товарищи, все по местам!
Последний парад наступает...
Врагу не сдается наш гордый «Варяг»,
Пощады никто не желает.

Все вымпелы вьются, и цепи гремят,
Наверх якоря поднимают,
Готовьтеся к бою, орудия в ряд
На солнце зловеще сверкают.
 

Видя, что на всех иностранных судах, стоявших в Чемульпо, команды выстроились во фронт, салютуя отважным русским, Руднев отдал приказ поднять на крейсере флажный сигнал по международному своду: «Не поминайте лихом!» В ответ с итальянской «Эльбы» раздался имперский гимн «Боже, Царя храни!..» — подхваченный затем на других кораблях; «ура!» гремело со всех сторон:

И с пристани верной мы в битву
                                                         пойдем
Навстречу грядущей нам смерти.
За родину в море открытом умрем,
Где ждут желтолицые черти.
 

Японская эскадра расположилась в строе пеленга⁵ от видневшегося на горизонте острова Риху. Руднев насчитал четырнадцать кораблей: шесть крейсеров и восемь миноносцев. «Желтолицые черти» не признавали европейские условности в военных спорах, но ценили боевую доблесть: адмирал Уриу, не желая расстрела, распорядился сделать сигналом предложение о почетной капитуляции⁶. Руднев, увидев сигнал, пожал плечами, и «Варяг», минуя узкий фарватер, совершил свой коронный «бросок змеи», оказавшись в мгновение ока перед строем японских кораблей. В 11 часов 45 минут с флагманского крейсера «Асама» был сделан пристрельный выстрел (это был первый выстрел в русско-японской войне), и... началось.

За один час самого знаменитого боя в военно-морской истории с «Варяга» было выпущено 1105 снарядов 152-, 75- и 47-мм калибров. Комендоры крейсера, равно, впрочем, как и вся команда, творили невиданное чудо, повинуясь той высшей степени вдохновенного порыва, который вдруг наступает на поле брани, на сцене или в мастерской лишь для избранных и только раз в жизни. Крейсер накрыла лавина огня, однако синхронное волевое усилие, осуществленное разом всей вступившей в бой командой, на эти десятки минут сообщило каждому эйфорическую нечувствительность к боли и страху, и все моряки действовали потому точно, спокойно, не торопясь, как и желал их командир. Сам капранг чуть не погиб в разгар сражения, когда пополудни снаряд, разорвавшийся у фок-мачты, осыпал осколками рубку, поразив наповал находившихся рядом горниста и барабанщика. Раненный в голову, в окровавленном мундире, Руднев азартно поднялся на мостик:

— Братцы, я жив! Целься верней!

Управление кораблем он не терял ни на минуту. И японцы дрогнули.

Вся японская эскадра за время боя смогла произвести около полутысячи выстрелов. Суда Уриу не поспевали за молниеносными маневренными эволюциями сумасшедшего русского крейсера (которые с исключительным мастерством прикрывал «Кореец», вступивший в бой чуть позже), и поэтому скоростную артиллерийскую дуэль невиданной ожесточенности вели с «Варягом», в сущности, лишь крейсеры «Асама» и «Нанива». Эпизодически их пытались активно поддержать «Чиода» и «Ниитака». Остальные японские корабли реагировали на происходящее лишь беспорядочной редкой стрельбой: все происходило слишком быстро. В 12.05 «Варяг», сотрясаемый ударами снарядов, проскочил траверз острова Иодолми и на несколько минут оказался вне зоны огня эскадры. Кормовой мостик и орудийная башня оставшейся позади «Асамы» были разрушены и охвачены пламенем. Путь на Порт-Артур был открыт, но «Варяг» на глазах ужаснувшихся японцев развернулся и вновь пошел на сближение! Сквозь сплошной дым пожаров он, быстро увеличиваясь в размерах, виделся теперь сущим кошмаром, жутким ветхозаветным морским чудовищем:

«Можешь ли ты удою вытащить левиафана и веревкою схватить за язык его? вденешь ли кольцо в ноздри его? проколешь ли иглою челюсть его? будет ли он много умолять тебя и будет ли говорить с тобою кротко? сделает ли он договор с тобою, и возьмешь ли его навсегда себе в рабы? станешь ли забавляться им, как птичкою, и свяжешь ли его для девочек твоих? будут ли продавать его товарищи ловли, разделят ли его между Хананейскими купцами? можешь ли пронзить кожу его копьем и голову его рыбачьею острогою? Клади на него руку твою и помни о борьбе; вперед не будешь. Надежда тщетна: не упадешь ли от одного взгляда его?» (Иов. 40, 20–41, 1).

Верный «Кореец» совершил оверштаг вслед за своим флагманом.

Второй раз сквозь японский строй «Варяг» прошел как раскаленный нож сквозь масло. Вновь вокруг мгновенно выросла огненная стена, и показалось, что само течение времени застыло, распавшись вдруг на отдельные бессвязные фрагменты: горели «Чиода» и «Такачихо», шел ко дну метнувшийся в атаку миноносец, а русский крейсер начал оседать и крениться на левый борт, словно наскочив в узком фарватере на мель. Затем «Варяг» последним, невероятным усилием рванулся к Чемульпо и, оторвавшись от двух выкатывавшихся на линию стрельбы японцев, оказался в нейтральных водах. «Кореец», невредимый, беспрепятственно вернулся за ним к месту прежней стоянки.

После этого японские корабли вновь отошли к Иодолми и бой закончился.

Несколько часов, которые понадобились японской эскадре, чтобы прийти в себя после сражения, Руднев использовал для того, чтобы не доставить противнику ни пленных, ни трофеев: «Кореец» был взорван, а «Варяг» затоплен. С военно-прагматической точки зрения это было логично, если учитывать, что канонерская лодка почти не пострадала, тогда как «Варяг» получил пять подводных пробоин, множество надводных, был полуразрушен и лишился к концу боя почти всей артиллерии. Вместе с «Варягом» был затоплен и товарно-пассажирский пароход «Сунгари», входивший в качестве вспомогательной единицы в отряд русских стационеров в Корее. Все команды до занятия гавани японцами были рассредоточены по экипажам иностранных судов. Подводя итоги своей миссии в Чемульпо, Руднев мог констатировать, что в сложившейся ситуации сделал все от него зависящее: до последней возможности обеспечивал дипломатические маневры российского МИДа, попытался в условиях внезапно начавшейся войны осуществить прорыв, а убедившись в невозможности такового (когда были перебиты рулевые приводы и крейсер на ручном управлении стал терять скорость), возобновил бой, стремясь нанести противнику максимальный урон. В этом он преуспел:

«По сведениям, полученным в Шанхае, японцы понесли большие потери в людях и имели аварии на судах, особенно пострадал крейсер “Асама”, который ушел в док. Также пострадал крейсер “Такачихо”, получивший пробоину; крейсер взял 200 раненых и пошел в Сасебо, но доругой лопнул пластырь и не выдержали переборки, так что крейсер “Такачихо” затонул в море. Миноносец затонул во время боя. Донося о вышеизложенном, считаю долгом доложить, что суда вверенного мне отряда с достоинством поддержали честь Российского флага, исчерпали все средства к прорыву, не дали возможности японцам одержать победу, нанесли много убытков неприятелю и спасли оставшуюся команду».

Что же касается петербургских мудрецов, жестоко просчитавшихся в своих политических играх в Приморье, то им командир «Варяга» ничем помочь не мог.

Вернувшись в Россию, Всеволод Федорович с некоторым удивлением узнал, что оказался главным героем событий, которые, стремительно усвоенные и преображенные народным мнением, стали в один ряд с Куликовым полем, Полтавой и Бородином. Руднев получил звание контр-адмирала, офицеры и нижние чины — боевые награды и премии, а сверх того, была учреждена особая медаль «За бой “Варяга” и “Корейца”», которой были отмечены все участники сражения. В Одессе, Севастополе и Петербурге прошли торжественные встречи. Цезарь Кюи написал музыку к специальному песнопению «“Варяг” идет свершить свой подвиг славный...», а скульптор К.Казбек создал композицию-мемориал «Прощание В.Ф. Руднева с “Варягом”». Появились несколько батальных полотен на сюжеты сражения при Чемульпо и массовые тиражи открыток с изображениями героических кораблей и их командиров и офицеров. И тем не менее привкус тревоги и горечи был в этом торжестве. Результаты великого боя 27 января 1904 года до сих пор вызывают ожесточенные дискуссии историков и публицистов: кто же оказался победителем? «Варяг» не смог прорваться в Порт-Артур и был в конце концов затоплен. Но и японскую эскадру по итогам схватки 14 кораблей с двумя (или, если угодно, шести крейсеров с одним) назвать победителем, по совести, нельзя. По удивительной формуле, найденной Рудневым, «Варяг» не победил сам, но и «не дал японцам одержать победу». Эти слова, вырвавшиеся случайно и не предназначенные в момент высказывания для большой истории, точно выражали общее переживание современников странного единоборства, впервые наглядно указавшего вступающей в новое столетие империи какую-то невиданную еще в ее судьбе провиденциальную миссию: не победить, но не позволить одержать победу над собой.

В этом было что-то очень грозное и мрачное не только для привыкшей к военным и политическим триумфам России, но и для всего европейского мира, мыслившего еще категориями минувшего века. Это почувствовал в феврале 1904 года, просматривая передовицы австрийских газет с отчетами об открытии боевых действий на Дальнем Востоке, несостоявшийся филолог-классик, этнограф-беллетрист и автор тяжеловесных немецких стихотворных сатир Рудольф Грейнц (Greinz), весьма далекий от всех российских страстей того времени. Переживание было столь сильным и гнетущим, что памяти никогда не виданного им крейсера, покоящегося на грунте Желтого моря в девяти тысячах километрах от Тироля, он посвятил стихотворение, которое, в отличие от прочих многочисленных разнообразных сочинений, оставило за Грейнцем право на литературное бессмертие:

Lebt wohl, Kameraden, lebt wohl,
                                              hurra!
Hinab in die gurgelnde Tiefe!
Wer haette es gestern noch gedacht,
Dass er heut' schon da drunten schliefe!
 

Эти стихи, появившиеся в мюнхенском журнале «Jugend» 12 (25) февраля 1904 года, спустя две недели после боя и гибели русских кораблей, в апреле были переведены Еленой Студенской и, положенные на музыку кларнетистом 12-го гренадерского Астраханского полка Алексеем Турищевым (специально для чествования экипажей «Варяга» и «Корейца» в Петербурге), стали для России XX века национальным гимном и, вероятно, самым главным итогом противостояния под Чемульпо:

Прощайте, товарищи! С Богом, ура!
В кипящее море под нами!
Не думали мы еще с вами вчера,
Что ныне уснем под волнами!
 

Примечания

¹ Стационер (от фр. stationnaire — неподвижный; в данном случае постоянно находящийся на стоянке в иностранном порту) — судно, в задачу которого входит контроль за ходом событий, угрожающих интересам дружественной державы. Последней обычно делегируется право распоряжаться действиями корабля-стационера в случае военной необходимости. Иногда стационер находится в распоряжении отечественного посланника и обеспечивает его безопасность.

² Александр Иванович Павлов (1860–1923), как и Руднев, с отличием окончил Морское училище, но вскоре был направлен Александром III на дипломатическую работу в Азиатский департамент Министерства иностранных дел. С 1891 года состоял при российской дипломатической миссии в Китае, принимал участие в событиях вокруг японо-китайской войны и активно способствовал заключению «корейских» соглашений Пекина с Петербургом. С 1898 года работал генеральным консулом (позже чрезвычайным посланником) в Корее, имел большое влияние на короля Коджона и, как С.Ю. Витте, полагал возможным уладить конфликт в Приморье путем «восточной дипломатии». Во время русско-японской войны ведал разведкой и контрразведкой и сумел наладить эффективную работу созданной им агентурной сети. Умер в эмиграции.

³ Конструкция «Варяга» вот уже сто лет является темой дискуссий специалистов и историков. Создатель крейсера Ч.Крамп оценил результаты первых испытаний корабля как «триумф искусства и техники». Между тем известно, что «Варяг» в первые два года его российской службы часто ремонтировался и отлаживался, а его переход в Порт-Артур был крайне тяжелым для тогдашней команды из-за постоянных авралов, прежде всего в силовой установке. Споры ведутся вокруг системы вооружений, защиты экипажа, комфортности жилых помещений и т.д. Не вдаваясь в детали, скажем только, что подобная полемика неизбежно присутствует в судьбе всех великих созданий человеческого гения — от портрета Моны Лизы до космического корабля «Восток», как правило, парадоксальных и необычных по самой своей природе.

⁴ Поэтому скорость «Варяга» была официально продекларирована специальной комиссией порт-артурской эскадры в пределах от 20 до 16 узлов, хотя во время заводских испытаний он установил мировой рекорд для кораблей своего класса — 24 и 59 узлов при волнении на море в 10 баллов. Приведем еще несколько основных характеристик «Варяга». Водоизмещение — 6500 тонн. Артиллерия главного калибра — двенадцать 152-мм (шестидюймовых) орудий. Помимо того, «Варяг» имел на вооружении двенадцать 75-мм орудий, восемь 47-мм скорострельных пушек, две 37-мм пушки и шесть торпедных аппаратов.

⁵ Строй пеленга — боевой строй кораблей в линию, расположенную по горизонтальному углу от ориентира до ведущего (пеленгу). — Примеч. ред.

⁶ Следуя необходимости развернутой в 1904–1905 годах против Российской империи идеологической и психологической войны, японские источники тщательно дозировали внешнюю информацию о событиях в Чемульпо 27 января 1904 года, стремясь представить их как незначительный эпизод, связанный с высадкой десанта в Южной Корее. О потерях отдельной эскадры С.Уриу (один миноносец и два выведенных из строя крейсера) упоминать было запрещено, а в качестве единственной характеристики боевых действий российских моряков, употребительной в японской печати, вообще долгое время оставалась формула Х.Того: «русские стреляют по рыбам». Но, отдавая необходимую дань пропаганде, японцы в полной мере использовали «самурайскую символику» боя «Варяга» в собственных эстетических и воспитательных целях. Как известно, затопленный крейсер был поднят, несмотря на сложность и дороговизну этой операции (работы продолжались около года). Для боевых целей он оказался непригоден, однако его перестроили (опять-таки не считаясь с издержками) и под именем «Сойя» использовали как учебный корабль, причем каждой команде новобранцев сообщалась героическая история боя крейсера с целой эскадрой. По личному распоряжению императора Муцухито на корме «Сойи» было сохранено историческое название, а в Чемульпо создан музей знаменитого сражения. В.Ф. Рудневу после войны Муцухито пожаловал орден Восходящего Солнца. Уместно будет добавить также, что автор этих строк, сохраняя в тексте уничижительные формулировки первоисточников начала XX века, передающие пристрастную и нетерпимую стилистику эпохи, менее всего хочет продемонстрировать собственную нетолерантность к Японии.