• «Немцы» Александра Терехова
• Приключенческий роман нового типа
• О традициях дома Романовых
• Исторический роман о Лукане

«Национальный бестселлер» о чиновниках

Терехов А. Немцы. М.: АСТ: Астрель, 2012.

До прошлого года имя писателя Александра Терехова было малоизвестно широкой читательской аудитории. Тем не менее его роман «Немцы» был номинирован на крупные литературные премии и завоевал русский Букер минувшего года. Это отрадно, потому что любители беллетристики за последние годы подустали от конкурсных побед серийных биографий. Биографии написаны основательно и, наверно, заслуженно завоевали литературные подиумы.

Название романа «Немцы» в этой связи не кажется безупречным. Такое название подразумевает если не кич на военно-патриотическую тему, то почин очередной литературной серии наподобие «Татары», «Гунны» и т.п.

Так о чем же роман «Немцы»?

В советской литературе бытовали поделки на производственную тему. «Произведения» такого рода, как правило, выходили массовым тиражом и продавались в нагрузку к дефицитным книгам, что само по себе говорило о качестве продукта — наискучнейшая серятина, написанная кондовым языком.

«Немцы» Александра Терехова что-то среднее между «производственным» романом и художественной публицистикой: повествование одноплановое, язык книги стилизован под журналистские и чиновные штампы, персонажи «ходульные», сюжет предсказуем, развязка угадывается в середине книги. Казалось бы, провальная характеристика романа, совершенно не совместимая с художественной прозой, в «Немцах» оправданна и предопределяет успех произведения. Александр Терехов абсолютно точную выбрал интонацию и язык книги, героями которой он вывел не знатных стахановцев или рабочую династию «производственных» бестселлеров, а современных человекоподобных чинодралов, оккупировавших страну, чинодралов, которые хапают сколько могут, «относят наверх» и снова хапают.

Впрочем, в «Немцах» все не так просто.

Герои романа, четыре московских чиновника и друга с немецкими фамилиями — Эбергард, Фриц, Хериберт и Хассо, — периодически «сверяют часы» в дорогих ресторанах. Условные географические ориентиры — Ворошиловский или «зажиточный Востоко-южный» районы города — подразумевают Москву. Немецкие имена всех главных персонажей подчеркивают инородное сословие чиновников, известное со времен «бироновщины», и намекают на питерских «немцев», захвативших власть в столице. Кроме того, это сословие противопоставляется «сословию людей, согласившихся с пожизненной и наследственной низостью». Таким образом оправдывается название романа.

Сюжет закручивается вокруг главного героя — руководителя пресс-службы Эбергарда. Он только что развелся с бывшей женой Сигилд. Женился на молоденькой Улрике и начинает тяжбу в суде за право встречаться со своей маленькой дочкой Эрной. Отношения между бывшими супругами и между отцом и дочерью обостряются: дочь не хочет видеться с отцом, у нее своя жизнь. Улрике ждет ребенка от Эбергарда. Эбергард живет с Улрике на съемной квартире, но купил себе элитное жилье и готовится к переезду. Вскоре выясняется, что свою молодую жену Эбергард не любит и не прочь вернуться к прежней семье. Получается такая вот своеобразная формула любовных отношений. Это бытовая линия романа.

Параллельно бытовой теме в романе развивается «производственная». В одну из территориальных единиц столицы назначен новый префект — Монстр. Человекоподобное чудовище, порождение административной системы. Единственная цель Монстра — отслеживание «финансовых потоков» и личное обогащение. Одного за другим он увольняет чиновников из окружения прежнего префекта.

Ритм благополучной жизни меняется в одночасье. Лишаются должностей его друзья. Хассо получает повышение, но в один день тоже слетает со своего поста.

Чтобы удержаться, Эбергард ввязывается в финансовую авантюру. В день рождения Монстра «заносит» префекту «откат» со сделки. Привычная и давно знакомая для всех схема: Эбергарда увольняют, и результаты тендера аннулируются. Подставная фирма требует с Эбергарда деньги назад. Тот продает квартиру, чтобы отдать долг бандитам, и погибает, так и не встретившись с дочерью.

Где-то в середине романа, после упоминания о пустых эсэмэсках, которые присылают бандиты жертве, развязка романа угадывается. Впрочем, в художественную задачу Александра Терехова, похоже, не входило поражать читателя острыми перипетиями сюжета. На примере своего героя автор исследует самые темные закоулки человеческой души. Считая себя свободным и независимым человеком, Эбергард обнаруживает в себе все качества, которые он презирал в чиновниках: чинопочитание, трусость, умение лавировать между сильными и бесчестно использовать «административный ресурс», чтобы подмять под себя близких. Для чего? Для того чтобы остаться среди равных.

«...Не годы и языки разделяли теперь русскоязычных, не полосатые столбики и мускулистые имена вождей, а — восходящий поток воздуха поднимал одних, земля же притягивала других, многих. Люди разделялись по участи. <...> Некрасивые люди из съемных комнаквартир разбирают сотни низких уделов для некрасивых людей-пчел, в дешевой одежде, с жидкими волосами и рябым лицом, учатся опускать глаза, узнав место...

Эбергард не спускался в метро к этим, в плацкартные вагоны, в очереди Сбербанка, в подсобные хозяйства участковых и уличного быдла — но понимал: родом отсюда, но теперь он и друзья, и соседние “правящие круги” живут на летающем острове... и он не вернется — сюда».

Поэтому как приговор звучат для Эбергарда слова бывшего приятеля Лени Монгола: «“Ты сам-то теперь кто?” — “Хороший человек”. Эбергард еще пытался ответить на равных, но чуял, как кровь заливает щеки и шею и рвутся его мундирные гнилые нити, он — беден, его позвали сюда за отпечатанные приглашения».

Лишь дочь Эрна связывает Эбергарда с прежней жизнью и напоминает ему о том, что, помимо денег, унижения перед «сильными», помимо страха потерять доходное место, помимо всего наносного, люди любят, заботятся о родных, живут обычной жизнью. Потеряв дочь, Эбергард навсегда теряет себя. Превратиться в безжалостного Монстра, только рангом пониже? Поэтому Эбергард так «цепляется» за дочь. Пытается отсудить ее у матери, сулит Эрне комнату в новой квартире, покупает решение органов опеки в свою пользу. Девочка же, словно понимая, что для отца она лишь средство доказать окружающим его принадлежность к тем, кто живет на «летающем острове», отдаляется от отца и становится для него недостижимой мечтой.

Терехов последовательно и точно прослеживает нравственную деградацию Эбергарда. Его герою, так же как и окружающим коллегам, не жалко своих бывших сослуживцев. Он даже не пытается протестовать против произвола административной машины. Если в начале романа независимый Эбергард возмущается тем, что Монстр бессовестно обманывает жителей микрорайона, пришедших на встречу с чиновником, и пробует шепнуть людям, что их все равно обманут, то в конце романа раздавленный собственным страхом, Эбергард, так же как окружающие его сослуживцы, лишь трясется за свое теплое место.

Подавляет безнадежная интонация книги: от начала романа и до конца чувствуешь страх маленького человека куда-то не успеть, что-то потерять, сгинуть в серой толпе. В процессе чтения кажутся убедительными доказательства автора, будто миллионы его сограждан не живут, а прозябают в сравнении с жизнью новой российской номенклатуры. На первый взгляд чудовищный язык изложения, стилизованный под неуклюжие обороты речи чиновников, в итоге лишь усиливает впечатление обреченности. Этот язык русским-то не назовешь! Там, где достаточно одного краткого абзаца, текст перенасыщен пояснительными предложениями; где хватило бы одного точного определения, синонимы выстраиваются в унылые ряды — так, словно руководитель пресс-службы Эбергард катает длиннющую пояснительную записку своим начальникам — Фрицам, Херибертам, Хассо и прочим второстепенным героям романа — на понятном только им языке. Чиновники Терехова совершенно безлики и не запоминаются. Так же как лишены характерных черт женские образы романа: Сигилд, Улрике — адвокатесса и одновременно любовница Эбергарда. Словно главный герой живет в мире теней или манекенов. И жизнь, которая представлялась Эбергарду жизнью на «летающем острове», в действительности его нескончаемый кошмар, который заканчивается закономерной гибелью героя.

Публицистический стиль «Немцев», прямолинейность композиции, «ходульность» персонажей, предсказуемую развязку безликих бандитских саг нельзя никак причислить к художественной ценности романа. Ну да, «Немцы» Терехова — памфлет на нынешнее московское чиновничество. Злой! Беспощадный! Понятно, что ничего не изменилось со времен знаменитого карамзинского определения русской действительности: «Воруют!» Ничего не изменилось со времен «Человека свиты» Владимира Маканина! «Немцы» лишь повторяют то, о чем давно рассказано в русской литературе.

Но любая оценка художественного произведения субъективна. Помимо литературных приемов, которые можно расписать по абзацам, хорошая книга запоминается неповторимой авторской интонацией. «Нервом», на котором держится произведение. В «Немцах» Терехова этот «нерв» оголен до предела! Поэтому книга запоминается. Можно возразить: мол, запоминаются не только чудесные книги, но и плохие! Нередко читательские впечатления складываются от противного!

Классики русской литературы, в сатире на современную им русскую действительность талантливо «клеймя пороки», любили тех, о ком писали, и любили страну, в которой жили. Они жалели своих героев, и читатель смеялся вместе с авторами над тем, что было выписано издевательски смешно и потому горько. Весь же нынешний литературный шлак объединяет единая тема — подглядывание в замочную скважину внутрь сортира, который летописцы эпохи замыслили как жизнь современной России. Именно замыслили, а не увидели! Они ковыряются в своем собственном отношении к карикатурным персонажам. Они издеваются над страной, которую не знают, а лишь представляют себе. Или знают, но ни истинного героя, ни истинной жизни описывать не хотят. Им это не интересно! За это не похвалят критики!

Иной раз создается впечатление, что ни в одной другой стране мира, как в многонациональной России, отечественные литераторы, во всяком случае думающие и пишущие на русском языке, не любят так поиздеваться над российским народом, как у нас, унижая и оплевывая его. При этом они конечно же радеют за «маленького человека». «Исследуют» его душу. И беда даже не в отсутствии у них литературного вкуса, а беда в том, что сервильные критики назойливо втюхивают публике: вот они, истинные «герои нашего времени»: перерожденцы, хвостатые уроды, «яти», нацболы, бандюханы, ущербные недоумки всех разрядов. А их создатели — летописцы эпохи.

«Немцы» же Александра Терехова — без преувеличения документ эпохи. Страшной, безликой, карикатурной! Эпохи, в которой те, кто живет на «летающем острове», беззастенчиво презирают покорных людей, «разобравших свои низкие уделы». И автор не издевается над «разобравшими низкие уделы», а сопереживает им, ощущая сопричастность своего героя к их судьбе. Потому-то публицистичность «Немцев» так востребована.

Валерий Осинский

Мамонты и люди

Березин В. Последний мамонт. М.: Paulsen, 2012.

Перед нами приключенческий роман постмодернистского типа. Значение термина «постмодернизм» окончательно стерлось: у одних это синоним эпатажа публики, у других — контаминация сюжетов прошлого, у третьих и вовсе просто всякий текст, непохожий на роман классического типа.

«Последний мамонт» действительно оказался романом не очень похожим на классический приключенческий роман. Но это только внешняя сторона текста. Автор балансирует на грани фантастики и не-фантастики. Во-первых, он рассказывает историю молодого человека, фронтовика, который после войны занимается самой мирной наукой — палеонтологией и мечтает найти мамонта. Поэтому он покидает Москву и в конце сороковых годов отправляется на Чукотку, а в конце концов — на остров Врангеля.

Вторая сюжетная линия — это история, связанная с войной: немецкий рейдер, незадолго до Отечественной войны (и в условиях уже начавшейся Второй мировой) прошедший Северным морским путем; другой рейдер, знакомый нам по финалу каверинского романа «Два капитана», рвется в советский тыл с таинственной целью. Вот тут-то и начинается фантастика, невиданные машины, которым подвластно время, и прочее.

Автор свободно вводит героев советской прозы в свой роман, заставляя их прожить дополнительную жизнь на своих страницах. Но не всякому современному читателю сразу понятно, из каких произведений «явились» эти персонажи.

В прозу введены несколько блоков текста, состоящих из документов с предваряющими их заголовками «всестороннее описание предмета», — это явная отсылка к советскому писателю Олегу Куваеву и его роману «Территория». Роман этот был написан в 1969–1975 годах, получил несколько неглавных премий и до сих пор остается культовой книгой на Крайнем Севере. Куваев был сам геологом и в роман о геологах ввел фразу из геологических отчетов, где полагалось описать предмет поисков. В романе «Территория» — это золото, и Куваев описывает его цитатами из Колумба, Третьей книги Царств и современной ему прессы. «Всестороннее описание предмета» в романе «Последний мамонт» — это описание мамонта так, как его воспринимали в разные годы, история острова Врангеля и история Дальстроя — удивительного образования, своего рода государства внутри СССР. Введение документа в текст — прием не новый и довольно распространенный: не вдаваясь в истоки этого способа оттенить художественную прозу, можно вспомнить о знаменитых цитатах из секретных документов, которые писатель Богомолов использовал в своей книге «Момент истины» («В августе сорок четвертого...»). Цитаты выглядели столь правдоподобно, что, согласно легенде, Богомолова вызвали в компетентные органы и спрашивали, как он получил доступ к закрытой информации. Тот честно говорил, что тексты им придуманы. Впрочем, Богомолов был, что называется, «в теме» сорок четвертого года и многое знал не понаслышке.

Автор «Последнего мамонта» по первому образованию связан с науками о земле, а по другому — с литературой, но кажется, что иногда он откровенно подтрунивает над этим приемом. К примеру, он приводит цитату из лубочного романа Фаддея Булгарина «Ермак Тимофеевич и сибирская царевна»: «Рассказывали также, что славный донской казак Ермак Тимофеевич, продвигаясь со своим войском, вдруг встретил в лесу большого лохматого слона. Язычники объяснили ему, что зверь этот до чрезвычайности важен и едом лишь в горькую бескормицу. Однако ж Ермак Тимофеевич не стерпел и велел установить самопал свой на рогульку. Через два дни после этой охоты и был кончен срок его жизни». Но у Булгарина нет такого романа!

Интересно, что современный автор, играя со стилем, обращается не к современным ему образцам, а к советской литературе двадцатых годов — все к тому же раннему Каверину, к бабелевскому введению страшных деталей во внешне бесстрастное повествование, к интонациям Вячеслава Иванова.

При этом конструкция сюжета счислена, и это тоже привкус литературы двадцатых с ее конструктивизмом. В самом начале автор заявляет все сюжетные линии: «Он ехал по темнеющему городу в кузове — вместе с вахтером и еще какими-то людьми, земное время которых уже кончилось. Теперь они находились в вечности, которая сорок четыре тысячи лет окружала мамонта. Мертвый император со своей семьей тоже находился там, лежа глубоко под землей.

И командир батальона, к которому ехал младший лейтенант Еськов, тоже уже находился в царстве мертвых. Пока Еськов шел по замерзшему льду Невы, на их участке была танковая атака, и с тех пор верхняя часть туловища комбата лежала рядом со взорванным танком...

Еськов ничего не знал о высшем офицере кригсмарине Эйссене, как не знал и о судьбах покойников, ехавших вместе с ним в кузове... Пока все они были там, в одной точке пространства и времени, мертвые и живые, вместе с древним рыжим мамонтом. Они были вместе — с той только разницей, что, в отличие от мамонта, никто и никогда не будет разглядывать людей, что умерли сейчас и умрут позднее, через стекло музейной витрины.

А Еськов был жив, только дышал аккуратно, чтобы внутри его воздух вел себя спокойно и не давил резко на простреленные легкие».

Ранее автор упоминает и другого персонажа, что является потомком русского первопроходца — но пришедшего на север огнем и мечом покорять чукчей, воевавшего с ними, и войны эти были полны взаимной жестокости: «...его голова и кольчуга долго кочевали вместе с северным народом, меняя владельцев, и, по слухам, были зарыты на высоком холме, на берегу другого океана, с противоположной стороны полуострова».

В итоге мы получаем текст-плетенку, в котором историческая реальность сплетена не просто с художественным вымыслом, а с реальностью литературной.

В заключение надо сказать, что идея соединения познавательного и авантюрного давно реализована в романах Жюль Верна, считающегося основоположником современной научной фантастики. Однако если сейчас перечитать великого француза, то обнаруживаешь, насколько искусственны речи, которые произносят его персонажи. Часто они замирают и начинают говорить будто школьные учителя, обращаясь не к своим спутникам, а к невидимому читателю: о травах, магнитном склонении, свойствах металлов и движении светил. Это plusquamperfekt — прошедшее, давно совершенное. Будущее за тем повествованием, в котором сведения о мире введены в литературу как-то иначе, более современно. Что не отменяет величия жюль-верновских романов, на многие годы задавших стиль литературы о путешествиях.

Так что опыт автора «Последнего мамонта» в любом случае заслуживает уважения. И интерес к нему жюри разных литературных премий — и «детских», и «взрослых» — вполне закономерен.

Иван Лопухин

Традиции дома Романовых

Международная научная конференция «Династия Романовых: традиции благотворительности и меценатства»: Тез. докл. — М.: Дом русского зарубежья имени А.Солженицына, 2013.

Книга эта, составленная доктором исторических наук Натальей Гриценко, — собрание основных докладов, заслушанных на июньской конференции, проходившей в Москве, в Доме русского зарубежья. Участниками форума стали исследователи из США, Греции, Сербии, Украины, Польши, Финляндии, а также из Москвы, Санкт-Петербурга и других российских городов. Благотворительность и помощь бедным в России под покровительством дома Романовых; выдающиеся меценаты из династии Романовых как пример общественного служения; династия Романовых и российские наука и образование; династия Романовых и российская культура — темы, вошедшие в сферу исследований и обсуждений. Поэтому почти каждая статья — самостоятельное и скрупулезное историческое исследование о душевной щедрости тех, кого еще совсем недавно называли эксплуататорами и врагами трудового народа.

Здесь и рассказ о жизни создательницы Марфо-Мариинской обители Елизаветы Федоровны, в 1918-м сброшенной большевиками в шахту в Алапаевске, и материалы о деятельности ее мужа, московского генерал-губернатора Сергея Александровича, убитого террористом Каляевым. По инициативе великого князя Сергея Александровича создавался Московский народный дом, началось строительство Музея изобразительных искусств на Волхонке. Взявшие в руки сборник узнают о благотворительной деятельности вдовы Павла I — императрицы Марии Федоровны, в том числе о создании ею вдовьих домов, а также о Верховном совете по призрению семей лиц, призванных на войну. Совет этот, кстати, возглавляла последняя русская императрица Александра Федоровна. Уникальна информация о Временном доме призрения для осиротевших от холеры, основанном в 1831 году великой княгиней Еленой Павловной. Благотворительная деятельность принца Петра Ольденбургского хорошо известна в России. Он был создателем целой сети лечебных учреждений. Не случайно в 1889 году на Литейном, у Мариинской больницы, ему был поставлен памятник с благодарственной надписью. К сожалению, памятник был снесен в 30-х годах ХХ столетия.

«Династия Романовых» дает широкий простор и для историков науки и культуры. К примеру, можно познакомиться с новыми материалами, связанными с деятельностью великого князя Константина Константиновича на посту президента Императорской академии наук и почетного попечителя Женского педагогического института. Те, кого интересует история изобразительного искусства, узнают о покровительстве сестрой императора Николая II — Ольгой Александровной Обществу возрождения художественной Руси и Императорскому обществу поощрения художеств. Проведение конференции и выпуск сборника — достойные события в год 400-летия династии Романовых.

Оксана Липина

Лукан, Нерон, Сенека и другие...

Александрова Т. День рождения Лукана. М.: Изд-во Православного Свято-Тихоновского ГУ, 2013.

Исторический роман Татьяны Александровой открывает перед читателем одну из драматических страниц римской истории. В центре его — судьба поэта Марка Аннея Лукана, племянника философа-стоика Луция Аннея Сенеки. Сюжет подсказан стихотворением их младшего современника Публия Папиния Стация, написанным через четверть века после гибели Лукана по просьбе его вдовы, Поллы Аргентарии. В ракурсе ее воспоминаний и строится повествование. Читателей ждет увлекательное путешествие в эпоху трагических перемен, в эпоху великих философов, мыслителей и поэтов.

Глазами Поллы читатель увидит Рим I века н. э., времен молодого императора Нерона. Бережная реконструкция позволяет читателю в полной мере узнать жизнь, быт, обычаи описываемых времен и насладиться атмосферой города, с афоризмами философов, красочными строками поэтов, с жизнью «великих мира сего» и простого люда. Города, в котором во все времена и при всех богах жили и будут жить простые человеческие чувства, как возвышенные, так и низменные: любовь и предательство, дружба и зависть, гениальность и тщеславие. Города, в который в описываемую эпоху уже проникало христианство; проникало с болью, кровью и светом новой веры.

На фоне исторических событий Вечного города воспоминания Поллы Аргентарии возвращают читателя к временам ее юности, охватывая шестилетний промежуток. За этот период герои повзрослеют и, лишившись первых иллюзий, осознают весь ужас несвободы и тирании; за эти же годы будет создан один из шедевров мировой литературы — поэма «Фарсалия».

Звезда Марка Аннея Лукана стремительно взошла на поэтическом небосклоне римского «Серебряного века» в 60-х годах I века н. э. Являясь представителем известного испанского всаднического рода Аннеев, Лукан получил прекрасное образование, его первые стихотворные опыты вызывали общий восторг. Уже в ранние годы своего учения юный Лукан обнаружил способности столь блестящие, что не только превзошел соучеников, но и почти сравнялся с учителями. Из-за того что в его творчестве четко прослеживаются темы и взгляды, объединяющие его со знаменитым дядей-философом, можно говорить о том, что Сенека, не имея собственных детей, принимал активное участие в воспитании даровитого и нежно любимого племянника. Учителем Лукана был также философ-стоик Анней Корнут, один из ученейших людей своего времени.

В начале пути талант Лукана был обласкан дружбой столь же юного императора Нерона. Дружба осложнялась тем, что и сам император тоже был — или считал себя — поэтом. Молодой император, увлеченный поэтическим творчеством, стремился и к сценическому успеху. А в молодости мудрость часто еще дремлет. И поэт, и император были подвержены всем страстям, свойственным их возрасту: тщеславию, гордости, импульсивности, душевным терзаниям. Но все же развитие их индивидуальностей шло в разном направлении, и, в отличие от своего друга-поэта, император обладал еще и могуществом, и властью.

Юная Полла остается верной подругой своего мужа и в дни его блистательного взлета, и в дни, когда на поэта со всем имперским могуществом обрушилась немилость Нерона. Все душевные переживания человека и поэта легли нелегким бременем на женские плечи. И всего превыше опять ее величество Любовь! Именно она помогла молодой женщине выдержать все жизненные перипетии, предательство людей и трагическую гибель мужа. Именно она оставила свет в душе Поллы и побудила ее сохранить неоконченную поэму Лукана для будущих поколений.

Роман будет интересен и читателям, далеким от истории великого города, античной поэзии и стоической философии, потому что дает возможность прикоснуться к таким непревзойденным ценностям, как любовь, самопожертвование и преданность. В нем тонко прописаны характеры персонажей, которые меняются под воздействием обстоятельств и времени. Психологическая составляющая романа не менее интересна, чем историческая. На страницах произведения дружба, смешанная с завистью, трансформируется в ненависть, тщеславие идет бок о бок с отчаянием и неуверенностью, и только любовь все терпит и все понимает, только она дает силы и вдохновение.

При всей трагичности судьбы главного героя, которому судьбой было отпущено всего 25 лет жизни, роман оставляет очень светлое чувство, озаренное мудростью философских мыслей, стихами поэта, безграничной любовью и преданностью Поллы Аргентарии.

Наталья Плотникова