Я начинаю эту повесть, чтобы рассказать своим потомкам о чуде, бывшем в моей жизни, ибо мне посчастливилось — одной из многих смертных, поклоняющихся неведомым богам — вкусить плод, слаще которого не было во веки веков. Я видела и слышала такую мудрость, о которой ходят легенды, и эта мудрость не сокрыта в веках, ее прославила она сама — ведь нельзя утаить свет светильника, стоящего на вершине холма. Я прикоснулась в течении жизни к такому чуду, забыть которое не в силах, да и не в хотении моем. Сказать же о нем всем, кто запомнит меня — мой долг и желание моего сердца.

Имя, данное мне при рождении — Балкис, и я царского рода. Моя родная земля — Саба, изобильна и щедра на дары. Столичный город наш, Мариб, огромен и прекрасен. Здания его высоки и стройны, обласканы солнцем и овеяны ветрами. Мы нежим тела в глубоких бассейнах из мрамора, умащиваем кожу благовонными драгоценными маслами и изучаем вселенную — у нас много рабов, и труд для нас сокрыт в чтении трудов великих ученых мужей, коих мы знаем сотни и тысячи. Я была единственной дочерью властителя Сабы, и сражаться за право первородства мне не пришлось, трон отца перешел ко мне без кровопролития. С детства меня обучали премудростям власти, учили быть доброй и справедливой, и уроки эти не прошли втуне. Нравом была я кротка, разумом — пытлива, главное же желание моего сердца состояло в поисках высшей мудрости и блага для народа моей державы. Так возрастала я в разумности и манускриптах, поглощая знания моего народа и других без конца, ибо знаниям нет предела в подлунном мире. Я стремилась узнать всё, что уже изучил человеческий разум, и была ненасытна до всего, что превосходило мое понимание мира. Сердце же моё, погруженное в сладостные воды философии и наук, дремало и билось ровно, не откликаясь на вызовы мира. Я не познала любви и страсти, хоть, говорят, была красива — так считали мои вельможи. Сама же я была к себе равнодушна, не пытаясь найти удовлетворение тщеславия в разглядывании себя в начищенных до блеска серебряных пластинах. Отражение же в воде открывало мне лицо правильное, но без ужимок, свойственных суетным женщинам нашего народа. Я не сурьмила брови, не рисовала вторых глаз на веках, не смолила ресницы, обходясь тем, что дали мне боги. Ведь прекрасный лик никак не помог бы мне открыть тайны вселенной, а гибкий стан не приближал к мудрости мыслителей древности. И я была спокойна и несуетна, погруженная в размышления и чтение.

Я многое узнала о мире и силах, правящих в нем. Я склоняюсь перед богами, но на дне моего сердца лежи т камень — мне кажется, что меня обманули. Однажды, когда я была еще ребенком, моя нянька протянула мне сладкий шарик из меда и кунжута. Я сунула его в рот и принялась сосать, думая, что хватит этой сладости надолго, но через мгновение шарик растаял, потому что внутри был пуст. Так и с моими книгами — они обещают многое, но всё, дарованное ими, оказывается пустым внутри. И эта пустота давит мне на грудь по ночам и не дает дышать при свете солнца. Мне кажется иногда, что я стою посреди зыбучих песков — старом кошмаре из детства — и пустота под ногами затягивает меня в бездну, из которой я не никогда не выберусь. Тоскливый ужас небытия охватывает меня, и по коже шершавым языком пантеры пробегает мороз. Я не хочу умирать в пустоте.

В изысканиях своих я вскоре достигла таких совершенств, что стала понимать язык птиц и зверей. Это открыло мне новые ступени познания, так как птицы, к примеру, летали так далеко и видели так много, что могли поведать мне о том, о чем не знают самые великие путешественники. Сколько дивных историй довелось мне услышать, о каких красотах узнать! Ни одна книга, ни один манускрипт не открывали для меня таких тайн. Птицы, эти дудки богов, весьма охочи до рассказов и поют бесконечно о том, что видели. Когда бы люди могли так петь, сколько бы в мире было прекрасного! Исчезли бы слезы и скорби, только дивные трели восхваляли бы мудрое устройство мира и его красоту и благолепие. Возможно, и пустота, так мучающая меня, заполнилась бы пением…

В один из бесконечных дней, полных неги и тягучего аромата благовоний, я в окружении служанок возлежала на балконе. Нежный ветерок с моря овевал голову, даруя прохладу разгоряченной плоти. На перила балкона присела птица — такой я еще не видела. Небольшая, с неярким оперением и хитрым взором крошечных ясных глазок, похожих на капли янтаря, она склонила головку, открыла клювик — и начала свой дивный рассказ. Она пела о дивной стране, лежащей на сотнями дюн от Сабы, о великих воинах и о дивном храме из кедра и золота, который стоит там, укрытый от ветров и песчаных бурь. В этом храме живет Тот, имени которого не знает никто из живущих, а народ, который воздвиг этот храм, считает себя его детьми. Правит в той благословенной земле великий царь, мудрейший из людей, и мощь его столь велика, что он повелевает духами. Суд его мудр и справедлив, речи его полны сладостнейшего знания на земле — бог, которому царь поклоняется, ему знаком! Невиданное в наших краях чудо — мы не знаем своих богов, они не говорят с нами. Они только наказывают или молчат — и молчание их для нас великое благо. Бог же той земли снисходит к своему народу! Но что же это за народ, подумала я — что за гиганты эти люди, что дотянулись до бога? Птичка давно умолкла и упорхнула, а я всё размышляла над ее песнью. Птичий век короток, крылья слабы и хрупки, и раз она пела о царе и его боге сейчас, значит, земля это лежит не столь далеко от Сабы. Мне нужно увидеть этот храм! Мне нужно услышать об этом Боге — и кто знает, может быть, Он снизойдет и будет говорить со мной? Мысль эта лишила меня покоя.

Трижды пустыня за стенами Мариба сменила одежды, пока я собралась в путь. Я выведала всё, что знали об этой чудесной земле мои мудрецы — она называлась Израиль, путь к ней далек и опасен, но всё же его можно преодолеть. Царь же этой земли — великий Соломон, и он знает ответы на все вопросы и всё, что лежит на сердце каждого из живущих под луной. Он могуч и богат, и храм его — величайших из построенных на земле руками людей. Он украшен слоновой костью, самоцветами и золотом, ливанским кедром и огромнее самой высокой дюны в пустыне.

Я собрала караван — самый большой из когда-либо собранных в моем царстве. Я нагрузила верблюдов маслами, благовониями, золотом и драгоценными камнями. В повозке, запряженной откормленными мулами, порыкивали два львенка из моего зверинца — брат и сестра. В хвосте каравана вставали на дыбы могучие жеребцы из моих конюшен — гордость и слава Сабы, с шелковыми гривами и яростными глазами. Две борзые, выкормленные в моих покоях, изгибали стройные спины и нюхали воздух, а цепи от их ошейников держал в руках главных силач моей псарни — собаки были столь сильны, что удержать их было под силу только моему голосу и рукам воина. Я трепетала от возбуждения, так не терпелось мне увидеть этого великого царя, познать его мудрость и увидеть жилище Бога, способного говорить. Однако путь занял долгие месяцы, ведь верблюды неспешны, а пустыня коварна.

Но всё имеет свой конец, и мой долгий переход завершился под стенами Иерусалима — золотого города. Воистину велики и прекрасны люди, возведшие сей град! Однако я не видела ни гигантов, ни чародеев — обычный народ, похожий на нас. Мы разбили лагерь у стен города, и отправили гонцов к царю. Оставалось ждать — но я уже столько ждала, что лишние мгновения ничего не меняли. Я возлежала в шатре, гладя собаку и слушая незнакомую речь — красивый язык! Пока я его не понимала, но мне казалось, что с богами нужно говорить именно так, нараспев и схоже с журчанием потока, который бурлил невдалеке. Но вот наконец благая весть — царь ждет меня!

Ноги сами несут по ступеням роскошного дворца — мой дом рядом с ним как хижина ремесленника рядом с пирамидой. Всюду склоненные головы слуг, ароматы дивных курений, музыка не оглушает, но ласкает слух — вот я вхожу в тронный зал, и словно оступаюсь — предо мной озеро. В глубине его плещутся рыбы, вьются пряди зеленых водорослей — а на том берегу стоит самый прекрасный человек из рожденных под небесными светилами. Да и человек ли это? Не демон ли, осиянный светом далеких звезд — или огненных недр матери Земли? Он делает шаг и ступает на воду озера, я невольно содрогаюсь, свет меркнет, стен больше нет — я вижу бурю, меня захлестывают волны, небо озаряют вспышки невиданных молний, и по воде ко мне идёт Некто — воплощенный Свет? Я чувствую, как подкашиваются ноги, и уже готова упасть и погибнуть в этих волнах, когда голос — полный доброты и великодушия, говорит мне: приветствую тебя, о великая Балкис, пришедшая к нам от Южных земель! Тьма рассеивается, снова виден солнечный свет в проемах арок, я опускаю глаза и понимаю — пол сделан из прозрачного стекла и выдержит не только меня, всю мою армию. Я делаю шаг навстречу царю и низко слоняюсь пред ним, не в силах унять трепет — его лицо, словно высеченное из слоновой кости, дивно красиво, а глаза сияют ярче черных бриллиантов из моей сокровищницы. Сердце подсказывает мне, что я стою на пороге новой жизни.

Соломон, величайший из царей, повелитель мира, был ко мне благосклонен. Мудрейший из людей, он посвятил меня в такие глубины знаний, открыл мне столько тайн, что моя голова и сердце готовы были лопнуть, как перезревший плод. В моей душе не осталось для него тайн, ибо взгляд его подобен ножу врачевателя и вскрывает самые сокровенные раны, срывает самые плотные покровы. Все мои загадки он разгадал так легко, будто я была несмышленым младенцем. Он говорит со мной и позволяет мне видеть всё, что делает — как пишет законы, как вершит суд, как молится и возносит жертвы. Его Бог не говорит со мной, но в храме я чувствую его дыхание — Он рядом, и слышит меня, и видит меня. Мои боги глухи и слепы, холодны их тела и мертвы их лица. Бог Соломона живой — у него нет тела, но есть Дух, который окутывает меня, словно ангел, крыльями, и я чувствую себя защищенной и нужной. Если бы на то была моя воля — я бы осталась рядом с Соломоном навечно, стала бы его тенью. Но мой народ ждет возвращения своей царицы, и я чувствую — срок приближается. Соломон тоже знает, что мне нужно уйти, и не удерживает меня — желания моего сердца ведомы ему лучше, чем мне. Он знает, что в Иерусалиме я оставлю свою любовь — не к мужчине, но к воплощению всего лучшего, что есть на Земле. Соломону нет равных, и я рядом с ним подобна своим борзым — бессловесна, но преданна до последней капли крови. Долг правителя же диктует мне, что пора возвращаться.

В ночь перед возвращением я не спешу уснуть. Соломон долго говорит со мной о том, что будет через сотни лет — он пророк и видит грядущее. Он говорит о том, что в храм войдет телесно Тот, кто живет в нем сейчас незримо. Курительница чадит, дым заволакивает мой взор, и я вижу храм — таким, какой он стал мне привычен. В нем стоит мальчик и разговаривает с мужьями, когда в храм вбегает женщина и старец. Женщина пробирается в мальчику и говорит с укором: мы давно ищем Тебя! Отрок поворачивается и спрашивает Мать: зачем? Я там, где мне положено быть. Глаза Матери вспыхивают пониманием… Дым рассеивается, и я снова вижу Соломона, его мудрый, полный знания взгляд останавливается на моем лице. Он будет из нашего рода, — говорит Соломон, и я понимаю, почему вижу всё это — потому что кровь Соломона будет течь в жилах Того, Кто войдет в храм на правах наследника и Сына.

В предрассветном тумане храм кажется темным и спящим, но я знаю — тяжелая дверь приотворена, чтобы я могла зайти и попрощаться с Тем, кто живёт здесь. Я протискиваюсь внутрь, и прохлада каменных стен окутывает меня. Покров тишины саваном ложится голову, и я опускаюсь на колени. Я хочу остаться здесь навсегда, раствориться в плитах пола, срастись с кедровыми колоннами, рассыпаться бликами света по золотым подсвечникам. Но меня ждет мой народ. Я поднимаю глаза к украшенному потолку и силюсь найти там хоть что-то — отсвет Божества, которое успела полюбить. Я должна уйти от Него сейчас, и мне тяжело, я боюсь снова очутиться в той пустоте, что уже давно гложет мне душу. Я прошу Его — не оставляй меня. Мне страшно среди моих немых богов и мертвых идолов. Мне нужен живой Бог — такой, как Ты. Забери мою душу, я хочу остаться с Тобой!

Словно прохладный ветер проносится по храму и окутывает меня. Я слышу голос, он звучит отовсюду и внутри меня: Балкис, иди и не бойся. Твоя душа уже со мной. Бог Израилев не оставит тебя и удержит на ладони, когда пустота захочет тебя поглотить. Но другие души не ведают истинного Бога. Иди и расскажи обо мне всем, кого встретишь, ибо я Тот, кто привел тебя в этот мир и кто заберет тебя отсюда. Я спрашиваю: а Тот, кто придет сюда из рода Соломона, это Ты? И Голос ничего не отвечает, но в голове моей проносятся картины чужой жизни: холодная пещера, морды волов и их теплое дыхание и купающийся в нем младенец, стены храма, десятки людей вокруг, Мать, ищущая Сына… пустыня и человек в верблюжьей шкуре, чьи глаза мечут огонь, а руки полны невиданной силы, струи реки и Голос — Это мой Сын, и я благоволю о Нем… воды, которые держат тело Человека, и мертвый, смердящий труп, вышедший из могилы по зову Человека… толпа, кричащая осанну, и залитый лунным светом оливковый сад… и рвущийся в небо страшный черный крест, орудие невиданной и жестокой казни, которую придумают после меня… капли дымящейся крови на челе… Голос говорит: ты будешь ждать Его. Иди. Я с тобой.

В день моего исхода Соломон ни о чем не спрашивает. Его глаза полны света и нежности — он понимает, какую тайну я увожу с собой в свою столицу. Он знает, что сейчас я ближе к нему, чем жена и сестра. Я не хочу уходить, я хочу стать деревом и пустить корни в эту землю. Но долг сильнее меня, он толкает меня в спину, как попутный ветер. Я говорю на прощание слова, которыми сочится моё сердце, как сочится кровью израненная плоть: блаженны твои слуги, которые всегда стоят перед тобой; блаженны люди твоего народа, которые находятся под твоей рукой: и да будет благословен твой Бог, так возлюбивший свой народ, что снизошел до него! Слёзы застят мне глаза, и мне кажется, что я слепну.

Я вернулась и рассказала моим людям о Боге, который жив и говорит с людьми. Я слушала сердце и говорила с ними словами, которые Бог, которого я научилась слышать, сказал мне Сам. Мы верили в Него как дети, которые были сиротами в чужом доме, а потом узнали родителя и вернулись к Нему. И я очень хочу увидеть Того, о ком Бог сказал мне в храме — Он будет много страдать, потому что любит своих людей. Я видела тогда, в последнюю ночь в Иерусалиме, как цари Востока принесут Ему дары — золото, и ладан, и смирну. Я буду давно мертва и обо мне забудут все народы мира. Но я принесу Ему всё, что смогу — души, мою и моих людей. Потому что тоже люблю их.

Ночь сияет веснушками звёзд,
Ждёт опять ежегодного чуда - 
Чу! Залаял вдали дикий пёс, 
Слыша лёгкую поступь верблюда.
Вот бряцание седел, стремян 
Донеслось до пещеры холодной.
Там, на сене, лежит мальчуган, 
Светоносный и светородный.
Улыбается, глядя на Мать,
Кулачками глаза протирает - 
Ночь в пустыне, малыш хочет спать...
Пусть сегодня Ему не мешает
Ни поклоны волхвов, их восторг,
Ни пастушье дивленье простое...
Спит Ребёнок. Алеет восток.
Место лобное стынет, пустое...