Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Треугольник США–Япония– Китай

Владимир Федорович Терехов окончил Московский авиационный институт им. Серго Орджоникидзе. Кандидат технических наук. Ведущий научный сотрудник сектора Азии Центра Азии и Ближнего Востока РИСИ.
Сфера научных интересов — тенденции в военном строительстве и реорганизация оборонной промышленности ведущих стран мира.

Соединенные Штаты Америки, Китай и Япония составляют треугольную конфигурацию ведущих региональных игроков, которые сегодня решающим образом влияют на характер изменения политической карты Азиатско-Тихо­океанского региона (АТР). Поскольку «центр тяжести» экономического развития, а также глобальных политических процессов в течение двух последних десятилетий постепенно смещается в АТР, то и политический облик мира в значительной мере формируется именно здесь.

В последнее время региональная игра наиболее драматично развивается на относительно узкой полосе моря, заключенной между восточным побережьем Китая, а также ряда стран Юго-Восточной Азии, и так называемой «Первой островной линией»[1] (рис. 1). Последняя проходит через архипелаг Рюкю, остров Тайвань и Малайский архипелаг, на котором располагаются Филиппины, Индонезия, Бруней и часть Малайзии. Здесь в последние 2–3 года обост­рились территориальные споры Китая с Японией, Вьетнамом и Филиппинами вокруг нескольких групп островов. Здесь же существуют и два других источника потенциального конфликта, сохраняющихся из-за нерешенности тайваньской и корейской проблем.

Хотя интересы США носят глобальный характер, а американо-китайское соперничество (составляющее основное содержание региональных и мировых политических процессов) про­является в той или иной мере практически на всех континентах, именно в указанной полосе оно носит наиболее острый характер. Здесь же проявляются основные особенности развития американо-китайских отношений, в которых все более весомым образом присутствует Япония[2].


Территориальные споры в Южно-Китайском море

Территориальные споры в Южно-Китайском море (ЮКМ) являются сегодня одним из основных источников угроз стабильности в АТР. Предметом этих споров стали несколько групп островов (по большей части кораллового происхождения и необитаемых). Хотя претендентов на владение островами условно можно разделить на КНР и «всех остальных», случаются инциденты и между этими последними. Так, в феврале 2011 года два вьетнамских рыболовных траулера были перехвачены патрульными судами Индонезии в районе принадлежащего ей архипелага Натуна. Согласно индонезийским источникам, в 2009 году около 180 «иностранных» рыболовецких судов осуществляли лов рыбы в Зоне исключительных экономических интересов (EEZ) Индонезии.

Между участниками территориальных споров активно ведется «война названий». В КНР по-своему обозначают архипелаги в ЮКМ: Параселы — Сиша, Спратли — Наньша, Пратас — Дунша. Филиппины с лета 2012 года называют ЮКМ «Западно-Фили­п­пин­ским», острова Скарборо — Панатаг (в КНР те же острова называют Хуанъян). В китайских комментариях по поводу филиппинских названий говорится об «уловке, направленной на то, чтобы заполучить суверенитет над частью территории другой страны...» (Далее в статье в основном будут использоваться наиболее употребляемые в мировой прессе названия.)

В настоящее время Китай контролирует все Парасельские острова и имеет свои военные гарнизоны на восьми или девяти атоллах архипелага Спратли. Вьетнам разместил военные гарнизоны на 21 острове того же архипелага, Филиппины — на восьми, Малайзия — на трех. Тайвань контролирует один, но зато самый крупный остров архипелага Спратли — Тайпиндао.

Впервые о своем суверенитете над всеми спорными островами и над большей частью акватории ЮКМ правительство КНР заявило еще в 1951 году. В мае 2009 года Комиссия ООН по границам континентальных шельфов (один из трех органов ООН по наблюдению за выполнением принятого в 1982 году «Морского закона» — UNCLOS 82) попросила всех участников территориальных споров в ЮКМ прислать свои варианты претензий. Первыми на этот запрос ответили Вьетнам и Малайзия.

Однако в КНР претензии этих стран были восприняты как ущемление «законных китайских интересов». Поэтому Пекин распространил в ООН собственную так называемую «девятипунктирную» карту, не привязанную точно к каким-либо географическим координатам (рис. 2). Эта карта была составлена еще в 1947 году гоминьдановским правительством. В ней практически все Южно-Китайское море со всеми его архипелагами обозначается как зона исключительных национальных интересов КНР («на уровне Тибета и Тайваня»).

C момента получения ООН официального послания с указанной картой отмечается обострение до того вялотекущих территориальных споров между Китаем и большинством прибрежных стран, а также активное подключение к ним США. При этом Вашингтон хотя и пытается заявлять о своей нейтральной позиции, фактически выступает на стороне оппонентов КНР.

21 июня 2012 года Национальной ассамблеей Вьетнама был принят «Закон о море» (Vietnamese Lawofthe Sea), в котором архипелаги Парасельский и Спратли обозначены как территории, на которые распространяются суверенитет и юрисдикция Вьетнама. В тот же день вьетнамский посол был вызван в МИД КНР для вручения официального протеста. В соответствующем письме Национальной ассамблее Вьетнама говорится, что вопрос о суверенитете КНР над архипелагами не подлежит обсуждению.

Важным мероприятием превентивного характера явилось решение руководства КНР о повышении административного статуса всех групп островов в ЮКМ с уездного до волостного уровня и придании статуса города поселку Саньша на одном из островов (площадью 2,3 км2) Парасельского архипелага. Новая волость входит в провинцию Хайнань. В Китае полагают, что эти административные мероприятия являются только первым шагом по укреплению китайского суверенитета в ЮКМ, а также развитию здесь рыболовства и рыбоперерабатывающей промышленности.

Указанные мероприятия вызвали ожидаемые протесты со стороны Манилы и Ханоя. 23 июля в ежегодном обращении к нации президент Филиппин Бенигно Акино заявил, что его страна «не отступит» в территориальных спорах с Китаем. В этом же заявлении он сообщил о выделении Вашингтоном 30 млн долларов на создание центра наблюдения за ситуацией в ЮКМ, а также о намерении филиппинского правительства закупить в последующие два года 40 военных самолетов для повышения обороноспособности страны.

Неясность международно-право­вых аспектов проблемы суверенитета над островами в последние два десятилетия осложняет растущее значение акватории ЮКМ как источника углеводородов, залегающих на морском дне вблизи берегов стран ЮВА, а не за многие тысячи километров от них (например, в Персидском заливе). Это обстоятельство становится особенно важным, поскольку зависимость национальных экономик от экспорта энергоносителей все более усиливается. Уже в 2009 году Китай стал вторым после США потребителем углеводородов и, согласно оценкам, к 2030 году станет первым. В 2010 году он импортировал 52% потребляемой нефти. При этом на Анголу и страны Персидского залива пришлось 66% экспорта нефти, которая доставлялась по длинному и уязвимому маршруту, проходящему через Индийский океан, Малаккский пролив и Южно-Китайское море.

Пока лидером среди компаний-разработчиков в ЮКМ является вьетнамская «Петровьетнам». Для компенсации потерь от наметившегося истощения разрабатываемых месторождений она заключила несколько десятков контрактов с иностранными партнерами для совместной эксплуатации новых. Однако вьетнамские нефтяники начинают сталкиваться с активным китайским противодействием.

За счет разработки месторождений в районе острова Палаван пытаются решить свои проблемы в области энергообеспечения и Филиппины. По итогам 2011 года Манила заявила о семи случаях «враждебных действий» со стороны Китая. Ситуация достигла особой остроты весной 2012 года, когда вступили в прямое противостояние суда пограничных служб и ВМС обеих стран.

На фоне общего обострения ситуации в ЮВА все более заметным становится присутствие здесь США, что вписывается в общий контекст «сдвига» американской внешней политики в АТР (проходящего под лозунгом «возвращения в Азию») и перемещения КНР в центр американских внешнеполитических проблем. Выступая на саммите АСЕАН, состоявшемся в ноябре 2011 года, Б.Обама заявил, что, снижая свое присутствие в Ираке и Афганистане, США увеличат его в АТР.

В ходе прошедшего годом ранее Форума АСЕАН по безопасности (АРФ) тогдашний госсекретарь Х.Клинтон в жесткой форме констатировала наличие опасений, связанных с политикой КНР, у некоторых стран ЮВА. Она недвусмысленно заявила об американских интересах в этом субрегионе и призвала при разрешении территориальных споров в ЮКМ придерживаться положений UNCLOS 82, а также учитывать особенности прибрежного шельфа каждой страны. Кроме того, госсекретарь настаивала на многостороннем характере обсуждения территориальных споров.

Схожие по смыслу заявления прозвучали и со стороны руководителя американского «Тихоокеанского командования» (USPACOM) адмирала С. Дж. Локлира в ходе его визита в Пекин, состоявшегося в конце мая 2012 года. Он утверждал, что США «не принимают чью-либо сторону» в спорах за владение островами в ЮКМ, однако тут же заявил, что они против того, «чтобы чья-либо тяжелая рука накладывалась на процесс урегулирования» ситуации, а также отрицал наличие «чьих-либо исключительных прав».

Таким образом, вплоть до последнего времени Вашингтон ясно показывал, что не намерен обсуждать какие-либо варианты разграничения сфер влияния с КНР и претендует на свое участие во всех процессах в любой точке АТР. Тем самым странам ЮВА посылается сигнал об американской поддержке их противостояния с Китаем, что положительно воспринимается большинством из этих стран. Последние с настороженностью воспринимают «напористые» высказывания некоторых китайских СМИ*. Пока нет оснований говорить о сколько-нибудь существенных подвижках в политике новой американской администрации в ЮВА[3].

Все большее внимание субрегиону уделяет и Япония. Примечательным в этом плане является тот факт, что первое зарубежное турне новые премьер-министр и министр иностранных дел этой страны совершили в январе 2013 года по странам ЮВА. Причем если ранее главной сферой сотрудничества Токио с этими государствами являлась экономика, то теперь не меньшее значение придается и проблеме обеспечения безопасности[4].

Япония является вторым после Китая торговым партнером стран АСЕАН. Уже в 2007 году объем ее торговли с пятеркой стран, входящих в объединение «Большой Меконг» (БМ), — Вьетнамом, Лаосом, Камбоджей, Таиландом и Мьянмой — достиг 60 млрд долларов, а прямые инвестиции в их экономики выросли до 6 млрд долларов. Япония является основным внешним источником льготной помощи Вьетнаму в рамках программы ООН «Официальная помощь развитию» (Official development assistance), накопленный объем которой приближается к 10 млрд долларов (Южная Корея, занимающая по этому показателю 2-е место, отстает от Японии более чем в 4 раза).

В ноябре 2009 года состоялся первый саммит «Япония–БМ», завершившийся принятием «Токийской декларации». В августе 2012 года страны АСЕАН и Япония договорились завершить разработку программы экономического сотрудничества на следующие 10 лет. Она, видимо, будет утверждена в текущем году в Токио (когда исполнится 40 лет установлению отношений между АСЕАН и Японией). Агентство «Kyodo» сообщило, что Япония намерена предложить к этому времени комплекс совместных мер по укреплению безопасности в ЮКМ, имея в виду «быстрое расширение потенциала ВМС Китая в Азии». В связи с этим примечательным представляется высказывание министра иностранных дел Индонезии Марти Наталегавы: «Вне всяких сомнений, отношения между АСЕАН и Японией вносят исключительный вклад в процесс расширения в регионе пространства мира, стабильности и процветания».

Экспертные же оценки относительно территориальной проблемы в ЮКМ сводятся к тому, что она находится в «патовом состоянии без перспективы каких-либо позитивных подвижек».


Тайваньская проблема

Возникновение тайваньской проблемы связано с оккупацией острова Японией в соответствии с Симоносекским соглашением, которым завершилась японо-китайская война 1894–1895 годов. На заключительном этапе 50-летней оккупации Тайваня был усилен процесс «японизации» тайваньцев, который затронул прежде всего систему образования. Китайский язык постепенно замещался японским, а тайваньская молодежь принимала японские имена. Именно в то время определенная часть тайваньцев стала рассматривать Китай как иностранное государство.

В нынешнем же виде тайваньская проблема в основном (но не полностью) сводится к противоположным взглядам США и Китая на будущее Тайваня. Международно-правовой ста­тус острова сегодня нередко определяется размытым термином «специ­фический». Пекин с 1949 года рассматривает его в качестве неотъемлемой части КНР и способ его присоединения считает исключительно внутренним делом Китая. В основе же американской стратегии решения тайваньской проблемы фактически сохраняется (несмотря на все изменения официальной риторики) тезис генерала Д.Ма­картура, озвученный им в разгар Корейской войны, который говорил, что потеря Формозы (Тайваня) «...отодвинет наши границы назад до Калифорнии, Орегона и Вашингтона».

С окончанием войны на Тихом оке­ане, согласно принятым ранее союзниками Каирской (1943) и Потс­дамской (1945) деклараций, Япония отказалась от прав на Тайвань. В октябре 1945 года правительство Чан Кайши заявило, что Тайвань и прилегающие к нему Пескадорские острова возвращаются в состав Китая. Эта дата стала точкой резкого поворота в жизни тайваньцев.

Сегодня 40-летнее правление Чан Кайши (до 1975), его сына Цзян Цзинго (1978–1988) и партии Гоминьдан китайские эксперты оценивают противоречиво. В КНР положительно относятся к принципу «одного Китая», который отстаивался Гоминьданом вопреки американскому давлению. Вместе с тем фактическая диктатура «пришельцев с континента» способствовала дальнейшему отчуждению тайваньцев от «мэйнлэнда». В итоге «уровень (идеологической. — В.Т.) оторванности Тайваня от материкового Китая сегодня сравним или даже больше того — который наблюдался в период оккупации Тайваня Японией».

Выразителем стремления к политической независимости острова стала Демократическая прогрессивная партия (ДПП), являющаяся непримиримым оппонентом Гоминьдана. Представлявший ДПП Чэнь Шуйбянь занимал пост президента Тайваня с 2000 по 2008 год. В этот период наблюдался процесс быстрого развития китайско-тайваньских отношений в сфере экономики. Так, объем двусторонней торговли за это время возрос в 10 раз (с 10 до 100 млрд долларов). Причем она ведется с неизменным положительным балансом в пользу Тайваня (в 2008 году он составил 44 млрд долларов). Объем накопленных тайваньских инвестиций в экономику КНР (в зависимости от степени учета «непрямых», то есть перетекающих, например, через Гонконг) увеличился в 10 раз (приблизительно с 7 до 70 млрд долларов).

В то же время Чэнь Шуйбянь объявил курс на провозглашение независимости Тайваня через проведение референдума, что могло спровоцировать американо-китайскую конфронтацию (вполне вероятно, вооруженную). Однако за несколько месяцев до запланированного референдума Дж. Буш-младший заявил, что Вашингтон будет выступать против любых односторонних действий тайваньских лидеров, направленных на изменение существующего положения.

После избрания в 2008 году на пост президента представителя Гоминьдана Ма Инцзю Тайвань начал умело балансировать в поле интересов Китая и США. Сохранение за Тайванем статуса независимого государства де-факто стало следствием принципа «трех нет» (международно-правовой независимости Тайваня, объединению с КНР и использованию военной силы в Тайваньском проливе), которого он придерживался всегда (и задолго до избрания президентом в 2008 году).

Ма Инцзю не акцентировал внимания на проблеме независимости от КНР де-юре. Это открыло путь для относительной стабилизации военной ситуации в Тайваньском проливе, улучшения политических отношений с «мэйнлэндом», развития с ним разносторонних связей и (по-видимому, самое главное) ускорения процесса проникновения тайваньского бизнеса на гигантский китайский рынок. Свыше 40% тайваньского экспорта и около 70% инвестиций[5] сегодня приходятся на КНР, что особенно важно в условиях «турбулентности» мировой экономической системы. Летом 2010 года было заключено рамочное соглашение об экономическом сотрудничестве, в соответствии с которым стороны намерены постепенно понижать или ликвидировать таможенные пошлины и защищать инвестиции.

По мере развития двусторонних отношений стал обозначаться (как представляется, неожиданно для КНР) эффект дальнейшего укрепления статуса Тайваня в качестве независимого государства де-факто.

Что касается американо-тайвань­ских отношений, то Ма Инцзю не давал поводов для волнений и Вашингтону. Регулярно следовали запросы на закупку американской военной техники, которые далеко не полностью удовлетворялись администрацией США, стремящейся не давать повода для излишнего раздражения в Пекине.

Под пристальным вниманием Вашингтона и Пекина 14 января 2012 го-да прошли очередные президентские и парламентские выборы. Как КНР, так и США достаточно ясно дали понять, что предпочитают сохранить за Ма Инцзю пост президента Тайваня. По мнению экспертов, тайваньское население приняло это послание обоих внешних «патронов». В результате выборов Ма Инцзю остался на посту президента, получив 51,6% голосов (в 2008 году его поддержали 58,5% пришедших на голосование). Представительницу ДПП Цай Инвэнь поддержали 45,6% избирателей.

Комментарии аналитиков КНР и США итогов выборов свидетельствуют о том, что в столицах главных региональных игроков «вздохнули с облегчением». Однако сохраняется ключевой вопрос: как долго Китай будет устраивать нынешнее состояние неопределенности вокруг стратегически значимой для него тайваньской проблемы? В официальном поздравлении победителя Пекин заявил о готовности сотрудничать с ним на основе отрицания независимости Тайваня. Едва ли КНР полностью устроит послевыборная реплика Ма Инцзю: «С материковым Китаем мы должны сначала работать над вопросами экономики и лишь затем — политики... Нет никакой спешки для начала политического диалога с КНР».

В целом же вполне соответствующей реалиям представляется оценка журнала «The Economist», согласно которой «даже нынешняя дружественная по отношению к Китаю администрация Тайваня... является скорее союзником США», что особенно проявляется в сфере оборонной политики. Так, в 2008 году, едва заняв пост президента, Ма Инцзю заявил о необходимости строить «сильную Китайскую Республику», опирающуюся на «достаточные, но не провоцирующие ВС».

С этой целью Тайвань продолжал разрабатывать собственные баллистические и крылатые ракеты. Кроме того, он закупает различное американское военное оборудование, в том числе патрульные самолеты (P-3C), универсальные и ударные вертолеты (UH-60M и AH-64В Apache), самолеты электронной разведки E-2 Hawkeye AWACS, минные тральщики, ракеты для борьбы с наземными, морскими и воздушными целями, современные системы связи и управления. Кроме того, заключен контракт на модернизацию имеющихся у Тайваня истребителей F-16 первых модификаций.

По мнению экспертов, в случае выполнения всех запланированных закупок американского оружия (включая прежде всего системы ПРО PAC-3, а также завершение модернизации уже имеющихся у Тайваня систем PAC-2 до конфигурации PAC-3) и продолжения разработок собственных систем вооружений Тайвань будет способен достаточно длительное время осуществлять «активную оборону» острова в условиях полномасштабного нападения со стороны КНР.

В основе современной американской позиции относительно тайваньской проблемы в целом остается «Закон о Тайване» (Taiwan Relations Act — TRA 1979), принятый конгрессом США в 1979 году, который сегодня оценивается «как символ американских обязательств обеспечения безопасности Тайваня». Содержание указанного закона сводится к трем основным положениям: США принимают тезис о «едином Китае»; предостерегают Пекин от использования силы (или угрозы ее применения) при разрешении проблем «между берегами Тайваньского пролива»; обязуются поддерживать оборонный потенциал Тайваня — в частности, путем продажи ему американских вооружений.

Эта американская формула делает призрачной перспективу присоединения Тайваня к «мэйнлэнду» в том или ином виде, что остается целью номер один в перечне долгосрочных внешнеполитических задач КНР. В принятом конгрессом «Законе об обороне» на 2013 финансовый год воспроизводятся основные положения TRA 1979, которые обозначаются в качестве «базовых» в последующей американской политике в отношении тайваньской проблемы.

Более того, президенту вменяется в обязанность «предпринять шаги» по продаже Тайваню новых истребителей F-16 либо «других аналогичных самолетов». Следует напомнить, что продажа подобных истребителей до недавнего времени рассматривалась в Пекине в качестве «красной черты» в американо-китайских отношениях.

«Стратегически двусмысленной» считают политику США американские эксперты. Профессор Брукингского института Р.С. Буш полагает, что «все последние американские администрации повторяют как мантру тезис об уважении интересов Пекина и Тайбэя», предостерегая от дейст­вий, способных изменить сложившееся статус-кво. «Но эта формула в той или иной мере обходит сердцевину проблемы».

Что касается Японии, то следует напомнить, что, выполняя требования победителей во Второй мировой войне, она никому конкретно не передавала те территории, от которых была вынуждена отказаться. В п. 3 Совместного коммюнике от 29 сентября 1972 года (которым устанавливались японо-китайские дипломатические отношения) вслед за китайским тезисом о том, что Тайвань «является неотъемлемой частью КНР», присутствует короткая запись: «Правительство Японии полностью понимает и уважает эту позицию правительства Китайской Народной Республики».

В последующие 40 лет при составлении различного рода двусторонних документов, в которых КНР считала необходимым напомнить о своих претензиях на Тайвань, японская сторона ограничивалась ссылкой на эту запись. Признаки же новой вовлеченности Японии в ситуацию вокруг Тайваня в КНР начали (с настороженностью) отмечать уже со второй половины 90-х годов. В 1997 году тогдашний министр обороны КНР Чи Хаотянь говорил о «распространении на Тайваньский пролив» сферы ответственности Американо-японского договора о безопасности 1960 года.

В 2005 году по итогам очередного заседания американо-японского «комитета 2 + 2» (то есть министров иностранных дел и обороны США и Японии) в перечне «общих стратегических целей» Совместного заявления (п. 10) было записано о приверженности обеих стран «мирному характеру разрешения всех проблем, относящихся к диалогу через Тайваньский пролив».

В изданной в 2007 году книге «Безо­пасная Япония: Большая стратегия Токио и будущее Восточной Азии» известный американский японист, директор Центра международных исследований Массачусетского университета Р.Сэмюэльс приводит данные о том, что через год после упоминавшегося заседания «комитета 2 + 2» в Японии разрабатывались планы военных действий по трем сценариям, один из которых соответствовал «кризису в Тайваньском проливе».

Несмотря на то что в 1972 году Япония (как и США) прекратила официальные дипломатические отношения с Тайванем, на «полуофициальном» уровне они успешно развиваются. Следует отметить также в целом комплиментарное отношение к Японии тайваньской элиты. Так, бывший президент Ли Дэнхуэй в монографии «Позиция Тайваня» отмечает: «Не будет преувеличением сказать, что Япония выступила просветителем Тайваня в экономике».

Переизбрание в начале 2012 года Ма Инцзю в Японии восприняли вполне положительно, надеясь на укрепление двусторонних связей. В ходе состоявшейся 10 марта 2012 года в Тайбэе второй встречи с бывшим премьер-министром Японии Тосики Кайфу (первая прошла годом ранее) Ма Инцзю заявил, что «усилиями обеих сторон двусторонние отношения находятся на самом высоком уровне за прошедшие годы».

Символом активизации парламента Японии на тайваньском направлении явился визит в Тайбэй 66 членов его нижней палаты, состоявшийся в октябре 2011 года. 26 марта 2012 года Ма Инцзю принял первого заместителя спикера нижней палаты парламента Японии Сэйсиро Это. Сам указанный визит японского парламентария столь высокого уровня стал поводом для очередного заявления Ма Инцзю о «глубоких и дружественных отношениях между обеими нациями» (выделено мной. — В.Т.). Достаточно уверенно можно утверждать, что Японию (как и США) категорически не устроит присоединение Тайваня к КНР в том или ином виде.


Ситуация в районе островов Сенкаку

Показательным симптомом состояния и трансформации отношений в треугольнике США–Китай–Япония становится развитие ситуации вокруг пяти необитаемых островов Сенкаку (Дяоюйдао) общей площадью около 6 км2. Они расположены в Восточно-Китайском море приблизительно на равном расстоянии от японского архипелага Рюкю и побережья КНР[6]. Сегодня вопрос о владении этими островами является основным «раздражителем» японо-китайских отношений[7].

В 2012 году взаимная японо-китайская публичная пикировка по поводу различного рода инцидентов в районе этих островов стала почти непрерывной[8]. Она особенно обострилась после «выкупа» японским правительством у некоего частного владельца трех из пяти островов, на что последовал немедленный протест МИД КНР, заявившего о «принятии контрмер». В ответ на усиливающиеся антияпонские демонстрации в городах Китая 15 июля был отозван («на консультации») бывший посол Японии в Пекине Уитиро Нива. В ходе очередного саммита АРФ, состоявшегося в Пномпене в июле 2012 года, произошел обмен резкими заявлениями между тогдашними министрами иностранных дел Коитиро Гэмба и Ян Цзечи.

По мнению экспертов обеих стран, процесс обострения японо-китайского конфликта вокруг островов Сенкаку (Дяоюйдао) перешел на качественно новый уровень 11 декабря 2012 года, когда в воздушном пространстве вблизи указанных островов был обнаружен китайский патрульный самолет морского наблюдения. На его перехват с острова Окинава был поднят истребитель F-15 японских ВВС. После этого взаимные протесты стали заявляться в связи «с нарушениями» не только территориальных вод, но и воздушного пространства.

Через полтора месяца эскалация конфликта все еще продолжалась. По описаниям японской прессы, 30 января 2013 года в Восточно-Китайском море команда эсминца «Yuudachi» зафиксировала работу системы управления огнем (СУО) с китайского фрегата, находившегося на удалении 3 км. При этом пояснялось, что артиллерийское и ракетное оружие китайского фрегата не было направлено в сторону японского эсминца. Сообщается также, что нечто похожее произошло ранее, 19 января, когда палубный вертолет с другого японского эсминца якобы тоже подвергся облучению китайской СУО*.

Министр обороны Японии Ицунори Онодэра оценил эти инциденты в качестве причины возможного вооруженного конфликта. По его мнению, все произошедшее 30 января подпадает под действие той статьи Хартии ООН, в которой говорится о недопустимости угрозы использования силы. Приблизительно в том же плане высказалась и официальный представитель Госдепартамента США В.Нуланд, оценившая этот инцидент как «эскалацию напряженности... подрывающую мир, стабильность и экономическое процветание в жизненно важном регионе». В то же время С.Абэ в очередной раз призвал действовать «холодно и не поддаваться на китайские провокации».

Что касается позиции МО Китая, то 7 февраля последовало разъяснение, в котором отмечалось, что в Японии неверно оценили произошедшее, что на самом деле японский эсминец подвергся облучению со стороны обычной системы наблюдения, а не СУО. Однако нынешний руководитель японского МИД Фумио Кисида отказался принять подобные разъяснения.

Важные нюансы ситуации вокруг островов Сенкаку (Дяоюйдао) выявились в связи с подписанием 3 апреля 2013 года японо-тайваньского соглашения, которое позволяет тайваньским рыбакам заниматься рыбной ловлей в 200-мильной исключительной экономической зоне (Exclusive Economic Zone — EEZ), окружающей эти острова, но не в 12-мильной зоне, непосредственно примыкающей к их береговой линии. Фактически «сепаратное» поведение Тайваня в ситуации, складывающейся вокруг островов Сенкаку (Дяоюйдао), делает иллюзорной перспективу внешнеполитической консолидации Тайбэя с «мэйнлэндом» перед лицом «японского вызова», на что надеялись в Пекине. В связи с этим понятна озабоченность последствиями указанного соглашения, выраженная официальным представителем МИД КНР.

Что касается реальной позиции новой американской администрации относительно ситуации, складывающейся вокруг островов Сенкаку (Дяоюйдао), то примечательными явились итоги прошедшего 21–24 февраля 2013 года визита С.Абэ в Вашингтон и его переговоров с Б.Обамой. В выступлениях лидеров обеих стран на пресс-конференциях и в комментариях ведущих мировых новостных агентств приводятся вполне ожидаемые фразы общего характера об укреплении двустороннего союза.

Небезынтересно, однако, отметить, что в выступлении Б.Обамы на пресс-конференции, состоявшейся после завершения его переговоров с японским премьер-министром, отсутствовала тема островов Сенкаку (Дяоюйдао). Новый госсекретарь Дж. Керри ограничился одобрением слов С.Абэ о том, что Япония будет в «холодном режиме» решать свои территориальные разногласия с Китаем.

Ранее эксперты стали задаваться вопросом о надежности американских гарантий Японии, которые прописаны в ст. 5 двустороннего Договора о безопасности 1960 года. В ней говорится о немедленном совместном военном реагировании на вооруженное нападение на кого-либо из союзников, осуществленное на территории, находящейся под управлением Японии.

В докладе конгрессу о состоянии японо-американских отношений от 15 февраля 2013 года, подготовленном группой американских экспертов, его авторы, повторяя устоявшийся тезис о «критической важности» укрепления этих отношений, тем не менее полагают, что наиболее опасным их элементом «может оказаться вовлечение [США] в вооруженный конфликт между Японией и Китаем из-за островов Сенкаку (Дяоюйдао)».

В связи с этим обращает на себя внимание появившаяся несколько ранее в журнале «Forbes» статья под примечательным заголовком «Обязаны ли США оборонять острова Сенкаку?». Ответ автора на собственный вопрос заключен в следующей цитате: «Кризис в районе Сенкаку (Дяоюйдао) грозит разнообразными рисками. Из них основные обусловлены неверными оценками намерений партнеров. Для Японии подобные ошибки могут быть связаны не только с неверными оценками намерений Китая, но и ее союзника США». У автора не вызывает сомнения, что «молчание Китая» по поводу ст. 5 японо-американского Договора 1960 года означает не что иное, как предоставление США возможности избежать необходимости ее выполнения в связи с конфликтом вокруг упомянутых островов.

Особенности нынешней американской позиции в отношении КНР, а также своего ключевого союзника полностью воспроизводятся в официальной формуле по поводу произошедшего, казалось бы, весьма локального конфликта. Эта формула включает в себя три основных положения: подтверждается действенность американских обязательств по отношению к Японии в рамках Договора 1960 года, констатируется владение ими Японией де-факто; также констатируется отсутствие пока окончательного мнения по поводу их владельца де-юре. Соответственно, обеим сторонам конфликта настоятельно рекомендуется избегать его эскалации и разрешить его в ходе двусторонних переговоров.

Приведенная формула позволяет избежать «автоматизма» в выполнении Вашингтоном его обязательств перед Японией и подтверждает догадки автора цитировавшейся выше статьи. Она весьма напоминает основные положения TRA 1979, где изложена позиция США относительно не менее важной для американцев тайваньской проблемы. Указанной формулы в целом придерживалась и Х.Клинтон (а также бывший министр обороны Леон Панетта). Некоторые нюансы ее публичной риторики в связи с указанным конфликтом носили скорее стилистический характер.


Ситуация на Корейском полуострове

После неудачного запуска в апреле 2012 года в КНДР космической ракеты (что явилось нарушением резолюции от 12 июня 1874 СБ ООН от 2009 года) начался очередной этап обострения ситуации на Корейском полуострове. Поначалу вяло развивавшийся указанный процесс резко ускорился в конце того же года и наконец достиг апогея в марте–апреле 2013 года.

Этому предшествовала цепь событий: повторный (уже успешный) запуск северокорейского спутника, состоявшийся в декабре 2012 года; осуждение этого запуска всеми членами СБ; заявление северокорейского руководства о готовности к проведению третьего ядерного испытания; категорическое предупреждение СБ о недопустимости подобного испытания; проведение КНДР 12 февраля указанного испытания; единогласное принятие СБ ООН резолюции 2094 от 7 марта 2013 года, вводящей новые санкции в отношении Северной Кореи; объявление почти одновременно с ее принятием о начале на юге полуострова (как утверждалось, «заранее запланированных») комплексных американо-южнокорейских учений.

Далее последовало заявление КНДР о «потере всякого смысла соглашения Севера и Юга о ненападении... давно утратившего силу», совместного с Сеулом заявления о денуклеаризации Корейского полуострова, а также о разрыве единственной линии телефонной связи («с группой предателей-марионеток») в Пханмунджоне. Говорилось также о праве КНДР нанести превентивный ядерный удар. На подобные заявления МО Южной Кореи отреагировало не менее жестко и эмоционально.

Вся указанная цепь событий прямо противоречит логике решения ключевой проблемы Корейского полуострова, которая обусловлена разделом в 1945 году единого народа. Другие относительно частные вопросы (например, связанные с той же ракетно-ядерной программой КНДР, трансформацией ее политического устройства, процедурные проблемы процесса сближения обоих государств с различными социально-экономическими системами) могут быть разрешены только при видимом прогрессе на пути решения этой ключевой проблемы. Между тем она находится в замороженном состоянии с 1953 года, когда на полуострове было заключено перемирие после трехлетней опустошительной войны.

При двух подряд сроках правления в Республике Корея (РК) Демократической партии (то есть вплоть до конца 2008 года) был налажен процесс постепенного укрепления связей между обеими странами. В связи с этим появилась перспектива урегулирования корейской проблемы как в целом, так и в частностях. Однако неизбежно возникал и вопрос о перспективах дальнейшего пребывания на Корейском полуострове 25-тысячного контингента американских войск. Вместе с 50-тысячной группировкой, размещенной в Японии, они составляют силы «передового базирования» США в АТР, и их антикитайская «нацеленность» не вызывает сомнений.

Упомянутый вопрос утратил актуальность уже через два-три месяца после проведения в конце 2008 года в РК президентских выборов, в ходе которых на высшую государственную должность был избран Ли Мён Бак, представлявший Партию великой страны, оппозиционную Демократической партии. Новым руководством РК был свернут межкорейский диалог, а на самом Корейском полуострове и в окружающих его морях стала быстро нарастать напряженность. Ее и следует рассматривать в качестве одной из основных причин очередного этапа актуализации КНДР своей ракетно-ядерной программы.

Лишь формально продолжая занимать пост президента РК и за месяц до инаугурации Пак Кын Хе (победившей на выборах 2012 года) Ли Мён Бак инициировал очередное предупреждение в адрес КНДР о «серьезных последствиях». Оно смотрелось вызывающе на фоне северокорейской риторики об антиамериканской (но не антиюжнокорейской или антияпонской) направленности ракетно-ядерной программы КНДР.

В этом плане примечательной представляется сдержанность риторики Пак Кын Хе как во время инаугурации, состоявшейся 25 февраля 2013 года (то есть уже после ядерного испытания КНДР), так и спустя десять дней, на пике словесной дуэли между обеими Кореями. Выступая 7 марта на одном из общественных мероприятий, она, напомнив о проблеме национальной безопасности в связи с возможными провокациями со стороны Северной Кореи (но не сделав никаких «предупреждений»), произнесла символическую фразу о том, что будет благодарна, если политические круги предоставят ей шанс работать ради граждан, доверяя ей так же, как доверяют граждане. Видимо, для некоторых из этих «кругов» мнение их собственного нового президента по ряду важных государственных проблем является недостаточно авторитетным.

Что касается Северной Кореи, то в условиях внешней изоляции и постоянных угроз с суши, моря и воздуха у Пхеньяна фактически не остается свободы выбора политического курса как внутри, так и вне страны. Вольно или невольно северокорейский режим выполняет сегодня полезную некоторым ведущим региональным игрокам функцию пугала. Его «полезность» может быть самой разной. Фактор «северокорейской угрозы» используется в Японии в процессе постепенного снятия всех послевоенных ограничений на ее политику в области обеспечения безопасности страны.

О характере «полезности» для США поддержания КНДР в ее нынешнем, фактически безальтернативном положении говорилось выше. Собственно, основными «выгодополучателями» от проведения запусков КНДР космических ракет, а также третьего ядерного испытания и являются США и Япония.

Что касается Китая, то оценить вполне очевидные и негативные для него последствия акций КНДР последних месяцев (особенно ядерного испытания) было несложно, и поэтому как раз из Пекина раздавались особенно резкие предостережения в адрес Пхеньяна[9]. Именно благодаря позиции КНР стало возможным принятие резолюции СБ ООН 2094. Тем не менее не возникает сомнения, что КНР не бросит своего северо-восточного клиента, дабы не повторилась ситуация с Мьянмой, где Китай теряет свои лидирующие позиции в борьбе с США за влияние на эту страну. У Пекина нет иного выбора, как не допустить коллапса Северной Кореи (например, из-за голода).


* * *

Политическая карта АТР быстро меняется. Высокая динамика отношений в ключевом региональном треугольнике США–Китай–Япония отчетливо проявляется в морской полосе, заключенной между восточным побережьем Китая и «Первой островной линией».

Обусловленная этой динамикой неопределенность, которая является главным затруднением в прогнозировании характера развития ситуации в АТР даже на ближайшую перспективу, усиливается прошедшей почти одновременно в конце 2012 года сменой власти во всех трех ведущих региональных игроках. Тем не менее уже сегодня достаточно уверенно можно говорить о сохранении на обозримую перспективу нескольких фундаментальных тенденций, наметившихся еще в середине 90-х годов XX столетия.

Во-первых, продолжится перераспределение «весовых категорий» в системе американо-китайских отношений в пользу Китая (несмотря на все внутренние проблемы последнего) и, следовательно, сохранятся (хотя, возможно, и не в столь явном виде, как до недавнего времени) опасения США относительно поддержания своих «лидирующих позиций» в регионе и в мире в целом. Эта задача составляла ядро американской внешней политики всего периода «после окончания холодной войны».

Во-вторых, продолжится и процесс «нормализации» Японии, который будет сопровождаться окончательной ликвидацией ограничений (прежде всего конституционных) в области внутренней и внешней политики страны, наложенных на нее победителями во Второй мировой войне.

Это, а также, в-третьих, всесторонний рост Китая останутся объективно обусловленными (то есть неустранимыми) причинами сохранения (возможно, и роста) напряженности в японо-китайских отношениях. В этом плане ситуация вокруг островов Сенкаку (Дяоюйдао) является скорее симптомом, чем главной причиной нынешнего негативного состояния этих отношений.

Представляется очевидным, что ни один из тройки основных региональных игроков (даже нынешний мировой лидер — США) не обладают свободой действий, а их политика определяется как совокупностью внутренних факторов, так и тенденциями во внешнеполитической обстановке. Из последних особую значимость для каждого ведущего игрока приобретают стратегии других.

С учетом изложенного представляется, что партийно-персональные изменения во властных структурах ведущих игроков могут повлиять (и существенным образом) скорее на тактику, но не на стратегию их политики в регионе.

Позиция России относительно разворачивающейся в АТР политической игры заключается в достаточно отчетливо выражаемой руководством нашей страны позиции стратегического нейтралитета[10]. Поддержание РФ взаимовыгодных отношений со всеми ведущими региональными державами можно рассматривать в качестве ее посильного вклада в обеспечение столь необходимой стратегической стабильности в АТР.



[1] «Вторая островная линия» начинается от восточного побережья Японии (в районе Токийского залива) и простирается на юго-восток, включая в себя острова Идзу, Бонин (Огасавара), Марианские и Каролинские. Крупнейшим из Марианских островов является Гуам (541 км2), принадлежащий США.

[2] По мнению некоторых экспертов, Китай несколько лет назад якобы предлагал США раздел сфер влияния в АТР по «Второй островной линии». Представляется очевидным, что при любом гипотетическом сценарии дальнейшего развития американо-китайских отношений перспектива подобного раздела не устроит в первую очередь Японию.

[3] Во время турне в Южную Корею, КНР и Японию, прошедшего 13–15 апреля, новый госсекретарь — «прагматик» Дж. Керри произносил разные по смыслу речи в разных столицах. Так, в Пекине он говорил о необходимости «расширения диалога, формулировании дорожной карты» за совместную с Китаем работу в ЮКМ и ВКМ. Однако в Японии он произнес гораздо более конкретные и весьма важные для Токио слова: «Кое-кто скептически относится к американским обязательствам в регионе. Позвольте мне совершенно определенно заявить, что президент Обама принимает эффективные, стратегически значимые решения, а также подтверждает обязательства [США] по перебалансированию наших интересов и наших капиталовложений в Азию». Непонятно, как с обозначенных в Токио (фактически прежних «ястребиных») позиций США будут «совместно работать» с Китаем.

[4] В частности, в п. 3 совместного Коммюнике по итогам визита С.Абэ во Вьетнам говорится, что «оба лидера согласились с необходимостью активно продвигать диалог между ними и кооперацию в политической области и в сфере безопасности».

[5] Эксперты, включая авторов данного исследования, отмечают различного рода сложности в получении достоверных данных о реальных масштабах торгово-финансовых отношений между Тайванем и КНР, поскольку далеко не все сделки между ними носят прозрачный характер.

[6] Подобное расположение указанных островов позволяет КНР не считать их частью архипелага Рюкю и, следовательно, отрицать правомерность распространения на них акта передачи США Японии указанного архипелага, состоявшейся в 1972 году.

[7] Тайвань, к которому они располо­жены ближе всего, также претендует на владение ими.

[8] В частности, поводом для взаимных резких заявлений стала публикация в середине апреля 2013 года очередной «Белой книги» по обороне КНР, в которой выражается «беспокойство в связи с действиями Японии в районе островов Дяоюйдао».

[9] Для этих целей китайское руководство использовало главным образом такое специфическое издание, как «Global Times» (с помощью этого ресурса официальный Пекин распространяет в СМИ свои пробные «послания»).

[10] В частности, эта позиция прослеживается в Концепции внешней политики Российской Федерации от 18 февраля 2013 года.

 





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0