Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

«Ленинградское дело»

Владимир Дмитриевич Кузнечевский родился в 1939 году в Тюмени. Окончил философский факультет МГУ им. М.В. Ломоносова. Профессор, кандидат философских наук, доктор исторических наук.
Политолог, журналист. Ведущий научный сотрудник Российского института стратегических исследований, советник директора РИСИ.
Награжден орденом «За выдающиеся заслуги в информациологии», золотой медалью имени Ю.М. Воронцова.

Наивная попытка создать этнически чистое русское правительство была утоплена в крови

Одним из самых больших преступлений верхушки большевистского режима в послевоенное время, до сих пор еще не осознанное российской общественностью, остается физическое уничтожение партийной элиты русской национальности в 1949–1953 годах, которое в истории навсегда осталось под кодовым названием «Ленинградское дело». Как справедливо отмечают современные эксперты, «Ленинградское дело» является одним из самых загадочных и мало изученных так называемых судебных процессов сталинского времени.

Впрочем, если быть точнее, на закате жизни И.Сталина в СССР были проведены две репрессивно­карательные операции. Массовое истребление русских руководителей высшего, высокого и среднего звена в Москве, Ленинграде и других крупных городах совпало с изгнанием евреев из руководящих органов политики, науки, культуры, здравоохранения и средств массовой информации. Но русским повезло меньше, чем евреям, до казней последних дело не дошло: 5 марта 1953 года И.Сталина настиг смертельный инсульт.

 

Этнически чистое русское правительство?

История любой страны — это всегда история ее народа, взятая в целом, описание достижений и неудач, взлетов и обрушений. Но в глазах поколений историческое полотно всегда предстает в виде описаний жизни и деятельности конкретных людей — государственных руководителей, политических лидеров, деятелей науки и искусства.

В этом плане в истории России ХХ века существует лакуна. Вот уже десятки лет, с октября 1950 года, российские и зарубежные историки тщательно обходят своим вниманием государственную и политическую деятельность расстрелянных в соответствии с личной волей И.Сталина руководителей РСФСР и Ленинграда.

И это притом, что в отношении гонимых в этот же период евреев существует довольно многочисленная литература. Есть даже фундаментальные исследования — например, основательная, изобилующая многочисленными подробностями работа Г.В. Костырченко «Тайная политика Сталина: власть и антисемитизм» (2003). А вот литература о репрессиях в отношении русских руководителей в те же годы едва насчитывает какой­нибудь десяток публикаций в жанре статей или частично затрагивается в книгах, написанных совсем по другим темам.

Самое удивительное заключается в том, что о тех, кто организовывал «Ленинградское дело», подвергал его фигурантов физическим, психологическим и моральным пыткам и издевательствам и в конечном счете отнял у них жизни, а у их детей — отцов и матерей, литература существует: пишут о Берии, Маленкове, В.Абакумове, даже о Булганине, только не о братьях Вознесенских, Кузнецове, Попкове, Родионове, Бубнове, А.Жданове, Вербицком и др.

Возникают вопросы: почему в отношении «ленинградцев» Сталиным была проявлена такая бескомпромиссность и почему в отечественной и мировой сталиниане об этом событии так мало пишут?

Как видится мне сейчас, после многолетнего изучения сталинской темы во всем ее объеме, неимоверная жестокость, проявленная Генсеком по отношению к «ленинградцам», объяснялась, повидимому, охватившим его ужасом по поводу судьбы главного ленинскосталинского детища — Советского Союза. Еще в 1937 году И.Сталин предупредил, что будет уничтожен любой политический деятель, кто покусится «на единство социалистического государства». Документы и мемуарная литература свидетельствуют, что ко времени появления этого феномена — «ленинградцев» — основное беспокойство, снедавшее И.Сталина, было вызвано одной мыслью: что станет с Советским Союзом после его смерти? Объявив в 1948 году, что он хотел бы видеть в качестве своих преемников в руководстве государством и партией Николая Вознесенского и Алексея Кузнецова, Генсек потом «передумал» и позволил Маленкову и Берии убедить себя в том, что «ленинградцы» стремятся обособить РСФСР в составе Союза и тем самым разрушить СССР.

Нарисованный им самим прогноз казался ему реальным, и Сталин принял меры как к недопущению такого варианта развития страны, так и к тому, чтобы ни малейшей информации о «Ленинградском деле» никуда не просочилось. Первое ему удалось, второе — нет.

На Западе те, кому положено было знать о «Ленинградском деле», знали о нем практически все. Но популярным это «дело» в западной историографии так и не стало. И это вызывает вопросы: почему об уничтожении партийных деятелей и командных кадров Рабоче­крестьянской Красной армии во второй половине 30х годов и о гонениях на евреев конца 40х годов за пределами нашей страны существует обширнейшая историческая и публицистическая литература, а «Ленинградское дело» 1950 года практически находится в зоне умолчания?

Ответ на этот вопрос кроется, как мне представляется, в национальности репрессированных. В 30е годы гонениям подверглось много лиц еврейского происхождения, и потому пишут об этом и у нас, и за рубежом тоже преимущественно евреи. А в «Ленинградском деле» удар почти на 100% пришелся по этнически русской элите. Святослав Рыбас, один из самых эрудированных российских исследователей сталинского периода, так и назвал публикацию в газете «Культура», которой он предварил выход в свет своей монографии о «ленинградцах»: «“Ленинградское дело”: разгром “русской партии”».

Иными словами, объяснение замалчивания «Ленинградского дела» надо искать в национальной психологии историков и публицистов: евреям (и отечественным, и зарубежным) о русских жертвах писать неинтересно, а русские в массе своей всегда мало интересовались историей своих соплеменников.

Русский «флёр» этого «дела» отпугивает от него и американских историков: они никогда не станут будить интерес к опасным для них (с геополитической точки зрения) событиям русской истории. Причину этого опасения глубоко и точно недавно определил кандидат исторических наук Л.П. Решетников: «Запад не боялся большевистской идеологии, которую он сам и вскормил. Он не боялся диктатуры И.Сталина, пока речь шла о диктатуре руководителя ВКП(б). Но Запад и советская номенклатура смертельно боялись возрождения исторической России». В связи с этим примечательны слова одного из видных западных идеологов С.Хантингтона: «Конфликт между либеральной демократией и маркс­измом­ленинизмом был конфликтом идеологий, которые, невзирая на все различия, хотя бы внешне ставили одни и те же основные цели: свободу, равенство и процветание. Но Россия традиционалистская, авторитарная, националистическая будет стремиться к совершенно иным целям. Западный демократ вполне мог вести интеллектуальный спор с советским марксистом. Но это будет немыслимо с русским традиционалистом. И если русские, перестав быть марксистами, не примут либеральную демократию и начнут вести себя как россияне, а не как западные люди, отношения между Россией и Западом опять могут стать отдаленными и враждебными».

А теперь главный вопрос, который поставили ценой своих жизней «ленинградцы»: «Возможно ли в России этнически русское правительство?»

Или, может быть, правильнее этот же вопрос сформулировать поино­му: «Целесообразно ли нам в современной России стремиться к этнически чистому русскому правительству?»

Вопрос непростой. По переписи 2010 года в Российской Федерации проживает 143 млн человек. Из них русскими назвали себя 81%. Русским языком владеют 99,4% населения. Гражданство РФ имеют 138 млн человек, или 99,4%. 5,6% зарегистрированного населения не определились с национальностью, но своим родным языком считают русский. Таким образом, почти 87% зарегистрированного населения РФ составили русские по крови и по духу.

Каким по национальной принадлежности в такой стране должно быть правительство?

В одной из своих работ я привел слова известного русского историка, сына крепостного крестьянина, академика Русской академии Михаила Петровича Погодина (1800–1875), который, отражая мнение большинства народа Российской империи, заявил в 1836 году: «Русский государь родился, вырос из Русской земли, он приобрел все области с русскими людьми, русским трудом и русской кровью. Курляндия, Имеретия, Алеутия и Курилия суть воскрилия его ризы, полы его одежды, а его душегрейка есть святая Русь. Видеть в государе не русского, а соборного человека из живущих в России национальностей — это есть такая нелепость, которой ни один настоящий русский человек слышать не может без всякого негодования».

Но так было в XIX веке. А что сейчас?

С.Рыбас в своих размышлениях о «Ленинградском деле» применительно к сегодняшней ситуации пишет: «В человеческом же и историческом плане “Ленинградское дело” продолжается до сей поры в силу ряда обстоятельств.

Созданное русскими государство никогда не было чисто русским и не однажды переживало потрясения, вызванные как раз сопротивлением русского же населения имперской политике руководителей страны.

Как когда­то сказал славянофил Константин Аксаков, “русский народ не есть народ; это человечество”. А быть “человечеством” бывает смертельно трудно.

На протяжении одного только ХХ века эта проблема по меньшей мере трижды поднималась до точки кипения: в 1917 году, в 1945–1950 годах и в 1985 — начале 1991 года. Ни разу она не была решена, но в первом и третьем случаях дело закончилось срывом всех болтов с парового котла, разрушением государства и тяжким восстановительным процессом.

Разрушение СССР, обособление национальных республик и “освобождение” России от имперской миссии не привели к победе “русской национальной идеи” — за пределами Российской Федерации остались десятки миллионов соотечественников, она утратила многие исторические земли и геополитические преимущества. Думается, эта проблема едва ли имеет линейное решение».

В принципе размышление интересное. Вот только 1917 год решал совсем не «русскую» проблему.

Но что имеется в виду под понятием «национальное государство»? Состав подданных? Но такого никогда и нигде не было — чтобы существовало, например, чисто немецкое, чисто французское или чисто английское государство. Та же Германия даже во времена Гитлера чисто немецкой не была. Да и сам Гитлер «чистым» немцем, как известно, не был.

Тогда в чем дело? На мой взгляд, если речь идет о национальном государстве, то при этом имеется в виду главным образом не столько этнический состав населения и правительства, сколько доминирующая в государстве политическая культура основной нации. При этом речь идет о культуре в широком понимании этого слова: от норм и форм государственного устройства до художественной культуры и сферы искусства и вплоть до обычаев и норм поведения в общественном месте, в быту, на улице.

В этом плане в истории Руси/России доминирующей всегда (всегда!) была русская культура — от времен Русской правды Владимира Мономаха, полностью опубликованной еще в 1123 году в качестве «конечного кодифицированного результата Древнего русского права», и до 1917 года.

В принципе «ленинградцы» справедливо ставили вопрос о том, что государствообразующая нация, составляющая абсолютное большинство населения страны, не может всегда оставаться на третьестепенных позициях и ролях в системе политического управления обществом. Многонациональный состав населения диктует правило, в соответствии с которым все инонациональные элементы имеют право на участие во властных структурах. Однако речь должна идти именно об участии во власти, но никак не о господстве малых наций над интересами государствообразующей нации (народа). Как это сформулировал однажды известный русский писатель из СанктПетербурга Александр Мелихов: «Для всякого народа длительное унижение смерти не просто подобно, но оно и есть сама смерть. Поскольку народы создает не корысть, но гордость». По всей видимости, именно этим обстоятельством мож­но объяснить ничем иным не оправдываемое раздражение члена Политбюро, председателя Госплана СССР, заместителя председателя Совета Ми­нистров СССР (председателем Совмина был И.Сталин) Н.Вознесенского в отношении представителей других наций в руководстве страны, которое у него прорывалось слишком часто.

К слову сказать, незаслуженно под­чиненное положение русских в сравнении с другими нациями уже тогда отмечали многие представители узкого руководства страны. Это проявлялось, в частности, в том, что в преддверии смерти И.Сталина ни у кого не было сомнения, что наследовать его власть должен представитель русской нации. Так, тот же Анастас Микоян в своих мемуарах написал: «Все понимали, что преемник Сталина будет русским».

Но стремление к созданию этнически чистого русского правительства со стороны «ленинградцев» было конечно же ошибкой. А.Солженицын в своем двухтомном сочинении «200 лет вместе» пришел, как мне кажется, к очень верному выводу: правительство России должно в основном представлять государствообразующую, то есть русскую, нацию, но только в основном.

Окончательную устоявшуюся оценку исторической роли «ленинградцев» время еще не вынесло. Но уже пришла пора к этой оценке начать продвигаться. В связи с этим стоит привести несколько мнений.

С.Рыбас: «Если спросить у автора, на чьей он стороне — “ленинградцев” или на стороне их противников, то он замолчит в долгой задумчивости, а потом честно говорит: “...автор оставляет свой вопрос без ответа”».

Однако что­то беспокоит его самого в этом выводе, и в конце книги он вновь возвращается к этой теме: «А что было бы в случае прихода к власти “ленинградцев”? Тогда судьба СССР была бы иной. Думается, он избежал бы краха».

Фактически солидарен с С.Рыба­сом и автор фундаментального труда о положении евреев в СССР доктор исторических наук Г.Костырченко: «Это тем более печально, что “ленинградская” политическая ветвь, питаемая соками робко возрождавшегося после войны российского самосознания и так безжалостно обрубленная с древа национальной государственности, могла бы в перспективе стать для страны весьма плодоносной.

Правда, реализация ждановской идеи возрождения государственности России чревата была распадом империи, чего, впрочем, так и не удалось избежать.

Спровоцировав, таким образом, в грозные предвоенные и военные годы рост русского самосознания и прагматично использовав его, в том числе и в интересах сохранения собственной власти, И.Сталин из страха перед возможной перспективой выхода этого самосознания за рамки дозволенного безжалостно его растоптал».

В этих рассуждениях остается недосказанным один важный аспект: Россия для этих авторов существует только в имперском варианте, то есть со всеми союзными республиками: Прибалтикой, Кавказом и Закавказьем, Средней Азией. И это несмотря на то, что все 73 года существования советской власти эти союзные республики как в материальном, так и в культурно­цивилизационном плане развивались исключительно за счет РСФСР. В связи с этим мне представляется, что если моей стране и суждено существовать в виде империи, то только в составе трех славянских народов — России, Белоруссии и Украины. Все остальные бывшие союзные республики нельзя больше включать в единое с Россией государство: хватит русскому народу столетиями на своем трудовом горбу, на своей крови и упорном труде, на своей мирового значения культуре втаскивать эти «цивилизационно отсталые нации», как определяет их современный исследователь этих проблем профессор Белградского университета Драган Симеунович, в цивилизацию.

И прежде чем перейти к описанию самой этой политической русской национальной трагедии, может быть, и забегая вперед, но все же два слова о причинах трагической гибели фигурантов «Ленинградского дела».

Причины политического поражения «ленинградцев» заключаются, на мой взгляд, в том, вопервых, что хотя их и называли всегда «группой», но именно группой­то они никогда и не были.

А вот противостояла им в лице Маленкова, Берии, Хрущева действи­тельно группа, слаженная, скрепленная взаимными политическими интересами, поднаторевшая за много лет в дворцовых интригах. Эта группа была объединена жизненным интересом: после ухода И.Сталина из жизни не потерять своего положения в руководстве страны. (Потом эти люди сойдутся в смертельной схватке друг с другом, но это уже будет в иных условиях, когда в высшем звене политической власти в СССР после смерти И.Сталина останутся только духовно и интеллектуально ущербные индивидуальности.)

Политическая слабость «ленинградцев» заключалась и в том, что они слишком рано уверовали в то, что И.Сталин в 1948 году искренне назвал своими преемниками по государственной и партийной линии Н.Вознесенского и А.Кузнецова. Их политическая наивность сказывалась буквально во всем. Так, тот же Алексей Кузнецов, едва только пришедший на партийный политический олимп, не нашел ничего лучшего для своего утверждения на нем, как осуществить грубые нападки на родного сына И.Сталина — К.Кузакова. Причем сделал это публично, на заседании Политбюро ЦК, в присутствии самого Генсека (об этом подробнее ниже).

«Ленинградцы» действовали слишком прямолинейно, им явно недоставало царедворческого умения плетения интриг, и уж слишком акцентированно подчеркивали они свою национальную (русскую) сущность.

А теперь — о содержании «Ленинградского дела» подробно.

 

Об авторах
«Ленинградского дела»

Технически инициаторами осуществления репрессий в отношении руководящего состава русской нации от начала и до конца выступили три человека: этнический македонец, сын железнодорожного служащего из Оренбурга Г.М. Маленков; этнический грузин (мингрел), сын бедного крестьянина Л.П. Берия; украинизированный русский, сын бедного крестьянина из села Калиновка Курской области (на границе с Украиной) Н.С. Хрущев. Исполнителем же функций палача, по чьему непосредственному распоряжению к арестованным применялись изуверские физические пытки, был этнически русский, сын истопника и прачки, министр государственной безопасности СССР В.С. Абакумов. Активно поддерживал эту группу человек, непонятно как оказавшийся в узком высшем руководстве страны, поскольку, по отзывам современников, был абсолютно бездарен во всех делах, которыми по воле И.Сталина он занимался, сын приказчика мукомольной фабрики, этнически русский Н.А. Булганин[1].

Но подлинным мотором всей этой операции был сам И.Сталин. Именно он приказал арестовать проходящих по «делу» основных фигурантов, в ходе судебного процесса одобрил предложение Маленкова и Берии вернуть в судопроизводство смертную казнь[2], лично правил текстовую часть обвинительного приговора, требуя от судебной коллегии вынесения «ленинградцам» расстрельного вердикта, регулярно приказывал В.Абакумову доставлять ему протоколы допросов братьев Вознесенских, внимательно вчитывался в них и вплоть до расстрела обвиняемых интересовался, приведен ли приговор в исполнение.

30 сентября 1950 года в Ленинграде состоялся суд, который правильнее было бы назвать судилищем, над центральной группой фигурантов по «Ленинградскому делу»: Н.А. Вознесенским, членом Политбюро ЦК ВКП(б), заместителем председателя Совета Министров СССР, председателем Госплана СССР, депутатом Верховного Совета СССР, действительным членом АН СССР; А.А. Кузнецовым, секретарем ЦК ВКП(б), членом Оргбюро ЦК, начальником Управления кадров ЦК партии, депутатом Верховно­го Совета СССР; М.И. Родионовым, председателем Со­вета Министров РСФСР, кандидатом в члены ЦК ВКП(б), членом Оргбюро ЦК ВКП(б), депутатом Верховных Советов СССР и РСФСР; П.С. Попковым, первым сек­ретарем Ленинградского обкома и горкома ВКП(б), кандидатом в члены ЦК ВКП(б), депутатом Верховного Совета СССР; Я.Ф. Капустиным, вторым секретарем Ленинградского горкома ВКП(б), депутатом Верховного Совета СССР; П.Г. Лазутиным, председателем исполкома Ленинградского городского Совета депутатов трудящихся, депутатом Верховного Совета СССР. Спустя час после оглашения приговора они были расстреляны, тела их зарыты на Левашовской пустоши под Ленинградом и засыпаны негашеной известью. И.М. Турко, Т.В. Закржевскую и Ф.Е. Михеева осудили на длительное тюремное заключение.

Затем на московском процессе по «Ленинградскому делу» к смертной казни были приговорены еще 20 человек. После немедленного расстрела тела их вывезли на кладбище Донского монастыря, кремировали, сбросили в яму и небрежно забросали землей. Таким образом, расстрелу были подвергнуты 26 руководителей РСФСР, шесть человек скончались в ходе допросов. Репрессированы были и члены их семей.

Судебные процессы, моральные и политические расправы над этнически русскими руководителями по «Ленинградскому делу» продолжались по всей стране вплоть до смерти И.Сталина.

В Ленинграде на длительные сроки тюремного заключения были осуждены более 50 человек, работавших секретарями райкомов партии и председателями райисполкомов. Свыше 2 тысяч человек были исключены из ВКП(б) и освобождены от работы. Ты­сячи руководящих работников были репрессированы в Новгородской, Ярославской, Мурман­ской, Саратовской, Рязанской, Калужской, Горьковской, Псковской, Владимирской, Тульской и Калининской областях, в Крыму и на Украине, в среднеазиатских республиках. Освобождены от должностей и понижены в должностях более 2 тысяч военных командиров по всей стране. Всего, по позднейшим оценкам, в СССР, — но в основном в РСФСР — репрессиям по этому «делу» были подвергнуты более 32 тысяч этнически русских руководителей партийного, государственного, хозяйственного звена.

Репрессивная машина Сталина–Бе­рии–Абакумова жалости не знала. Гребли всех, невзирая на возраст, степень родства и знакомства с арестованными.

Так, 11летнюю дочь расстрелянного 28 октября 1950 года Алексея Александровича Бубнова, секретаря исполкома Ленинградского городского Совета депутатов трудящихся, Людмилу арестовали сразу же по возникновении «Ленинградского дела», отконвоировали в детприемник­рас­пределитель, а затем направили в трудовую воспитательную колонию № 2 города Львова. После смерти И.Сталина Людмила Алексеевна Бубнова (Вербицкая) окончила Ленинградский государственный университет, стала доктором филологических наук, профессором, ректором СанктПетербургского государственного университета, а с 2008 года — президентом СПбГУ.

84летняя мать Александра, Николая, Марии и Валентины Вознесенских — Любовь Гавриловна Вознесенская была арестована как «лицо, представляющее общественную опасность», осуждена на 8 лет ссылки и по этапу отправлена в Туруханский край. 15 января 1951 года, не выдержав издевательств и мучений, она скончалась.

Еще раз подчеркну, репрессиям были подвергнуты только этнически русские руководители.

В связи с этим приведу лишь один, но типичный для того периода факт, который на многое, до сегодняшнего дня закрытое, проливает свет.

Известный в России и за рубежом историк Константин Александрович Залесский, автор уникальных изданий «Империя Сталина: Биографический энциклопедический словарь» и исторической энциклопедии «Кто есть кто в истории СССР», узнав, что я работаю над исследованием «Ленинградского дела», поведал мне историю своей семьи, подтверждающую тезис о том, что в 1949–1952 годах И.Сталин действительно открыл охоту на этнически русских руководителей государственного, хозяйственного, партийного аппаратов в СССР. Вот этот рассказ.

Дед Залесского А.Ф. Щеголев, русский, в 1950 году работал министром легкой промышленности РСФСР. Ни о каком «Ленинградском деле» он и слыхом не слыхивал, и вдруг в середине года его вызывают в правительство, вручают трудовую книжку, где уже сделана запись, что он уволен по собственному желанию, и, не сказав даже «до свиданья», отбирают пропуск в здание министерства. Сказать, что министр был потрясен произошедшим с ним, — ничего не сказать. В СССР ведь в то время не было безработных, а тут — номенклатура ЦК ВКП(б) вдруг была выпровожена в буквальном смысле на улицу без выходного пособия и предложения нового места работы.

Оказавшись в таком положении, Алексей Федорович принялся обходить своих друзей и знакомых в поисках работы и узнал, что он такой не один: увольнениям без объяснения причин были подвергнуты все его русские знакомые начальствующего состава.

На работу эксминистру удалось устроиться только через год в глухом уголке Московской области — инженером на мебельную фабрику. И лишь после смерти И.Сталина Алексей Федорович смог вернуться в Моск­ву и стать инспектором на ВДНХ. Только тогда он узнал, что пострадал по «Ленинградскому делу», так как в 1950 году был строжайший негласный приказ с самых властных верхов увольнять всех руководящих работников русской национальности.

До сих пор серьезных, глубоких работ об этом событии нет. А вот о том, что И.Сталин в случае с «ленинградцами» был якобы «прав» и «расстреляли их» якобы правильно, пишут (А.Мартиросян, Е.Прудникова, С.Миронин, например). В 2013 году появилась первая, с претензией на объективность, монография по этой теме, под названием «Московские против питерских: “Ленинградское дело” Сталина», но и в ней продемонстрирован фактически тот же подход. Монографию создал автор нескольких политических биографий Сталина Святослав Рыбас, без всяких сомнений считающий Генсека «великим вождем», и именно с этих позиций он и рассказывает о «Ленинградском деле».

В целом же все пружины ленинградской трагедии 1949–1952 годов до сих пор во многом окутаны секретностью. Не смог раскрыть этой тайны и С.Рыбас. Скорее уж запутал читателей еще сильнее. Это объяснимо: часть хранящихся в архивах документов по этому «делу» продолжает оставаться недоступной для историков. Архивисты говорят, что некоторые документы не будут открыты для исследователей ранее 2020 года. Но даже если и будут доступны, полной картины уже все равно не восстановить[3]. Сразу после смерти И.Сталина часть архивных документов, относящихся к «Ленинградскому делу», была изъята из фондов Г.Маленковым, а часть просто уничтожена направленной в архивы командой, сформированной Н.Хрущевым, который целенаправленно заметал свои следы в репрессиях 30х годов и в «Ленинградском деле».

Особенную в этом плане активность Н.Хрущев проявил, когда Президиум ЦК согласился на расстрел сидящего в заключении Л.Берии и перед Никитой Сергеевичем замаячила перспектива стать первым лицом не только в партии, но и в государстве (в сентябре 1953 года Маленков и Берия дали согласие назначить его первым секретарем ЦК). Последнее означало, что надо скрыть даже намек на его участие в расстрельных делах не только в 30е годы, но прежде всего в «Ленинградском деле», потому что это произошло совсем недавно и оставшиеся в живых русские члены ЦК могли ему лично предъявить претензии за репрессии руководящих кадров РСФСР. За две недели до расстрела Л.Берии Н.Хрущев дает задание своему клеврету, генералу армии И.А. Серову, подготовить справку по «Ленинградскому делу». Тот, будучи обязан Н.Хрущеву своим назначением на должность первого заместителя министра внутренних дел СССР, в ходе подготовки этого отчета вычистил все следы его участия в «Ленинградском деле». Поэтому в справке, которую он 10 декабря 1953 года вместе с министром МВД С.Кругловым представил Н.Хрущеву, упор был сделан не на основных фигурантах дела, а на их дальних и близких родственниках.

«Разобравшись с лицами, осужденными по “Ленинградскому делу”, — докладывали первому секретарю ЦК КПСС министр МВД и его заместитель, — Министерство внутренних дел СССР считает целесообразным пересмотреть архивно­следственные дела на родственников осужденных для вынесения заключений об отмене решений Военной коллегии и быв. Особого совещания МГБ, так как на абсолютное большинство из них не имеется серьезных оснований для привлечения к уголовной ответственности или высылке в дальние районы страны.

Так, например:

— осуждены Особым совещанием МГБ на 5 лет ссылки мать бывшего секретаря Ленинградского обкома партии Бадаева в возрасте 67 лет и две его сестры, проживавшие самостоятельно;

— осуждены в ссылку: отец бывшего секретаря Ленинградского гор­исполкома Бубнова в возрасте 72 лет, мать 66 лет, два брата и две сестры;

— у бывшей заведующей Отделом комсомольских и профсоюзных органов Ленинградского обкома Закржевской осуждены Особым совещанием в ссылку три сестры и дочь одной из сестер — Балашова Таисия в возрасте 20 лет;

— у бывшего секретаря Ленинградского горкома Левина осуждены на разные сроки лагерей и ссылки: мать, жена и три брата, причем все братья значительно старше Левина, а одному из них 60 лет;

— у бывшего заместителя председателя Ленгорисполкома Галкина, кроме его жены, осуждены брат с женой и сестра на 5 лет ссылки каждый и дочь брата на 3 года ссылки.

Приведенные примеры свидетельствуют о том, что Особое совещание МГБ без законных оснований, только по родственным признакам, в том числе и дальним, осудило на различные сроки содержания в тюрьмах и лагерях, а также в ссылку большую группу лиц.

В связи с изложенным Министерством внутренних дел СССР будут все следственные дела на эту группу осужденных пересмотрены и с заключениями направлены Генеральному прокурору СССР с просьбой опротестовать в установленном законом порядке перед Верховным судом СССР и отменить решения военной коллегии и Особого совещания МГБ по лицам, незаконно осужденным.

Вся эта работа будет выполнена в месячный срок.

О результатах будет Вам доложено дополнительно».

Проведенная Н.Серовым операция позволила Н.Хрущеву в 1957 году на Пленуме ЦК, который отстранил Г.Маленкова от всех должностей в верховной власти СССР, обвинить последнего в том, что именно он организовал «Ленинградское дело». Г.Маленков на этом Пленуме ЦК попытался было и Н.Хрущева пристегнуть к участию в репрессиях в отношении руководства РСФСР, но у него это не получилось: Хрущев уверенно заявил, что его следов в «Ленинградском деле» нет. Как следует из стенограммы заседания, Г.Маленков, зная о проведенной И.Серовым работе в архивах в 1953 году, с сарказмом бросил фразу: «Ну, конечно, ты у нас, Никита Сергеевич, как всегда, чист».

В советское время в последний раз «Ленинградское дело» было рассмотрено 5 марта 1988 года.

В заключении Комитета партийного контроля (КПК) при ЦК КПСС отмечено: «Вопрос о преступной роли Г.М. Маленкова в организации так называемого “Ленинградского дела” был поставлен после июньского (1957 год) пленума ЦК КПСС. Однако Г.М. Маленков, заметая следы преступлений, почти полностью уничтожил документы, относящиеся к “Ленинградскому делу”».

Подвергнутый в ходе этого рассмотрения допросу бывший заведующий Секретариатом Маленкова А.М. Петроковский рассказал, что в 1957 году он произвел опись документов, изъятых из сейфа помощника Маленкова Д.Суханова. Как оказалось, Г.Маленков хранил в сейфе специальную папку с надписью «Ленинградское дело». В ней находились объяснения первого секретаря (с 1949 года) Ленинградского обкома В.М. Андрианова, подготовительные материалы выступления Маленкова в Ленинграде на партактиве по «Ленинградскому делу», проекты постановлений Политбюро ЦК об исключении из членов ЦК ВКП(б) Н.Вознесенского и других. В 1957 году, перед осуждением «антипартийной группы Маленкова, Молотова и др.», Г.Маленков многие материалы из этой папки брал домой (в папке сохранились записи о номерах изъятых листов), но когда в КПК при ЦК КПСС ему было предъявлено требование вернуть взятое, Г.Маленков заявил, что он эти листы уничтожил как личные документы.

Словом, «Ленинградское дело» все еще стоит в листе ожидания своего летописца и аналитика. А пока, за неимением лучшего, за описание (именно описание) этого непростого феномена берутся в основном журналисты, которые, к сожалению, слишком часто грешат не основанными на фактах собственными догадками, строят версии, которые не выдерживают и простого логического анализа.

Я в этой работе, естественно, не могу не затрагивать эти публикации (благо их не так уж много), но в основном мой текст строится на анализе документов, как хранящихся в архивах, так и уже опубликованных, а также на анализе бесед с людьми, пережившими ленинградскую трагедию как свою личную.

 

Ход «Ленинградского дела»

Почему возникло, как начиналось и развивалось так называемое «Ленинградское дело»?

Если судить по текстам обвинительных приговоров, проекту секретного письма Политбюро членам ЦК ВКП(б) под названием «Об антипартийной враждебной группе Кузнецова, Попкова, Родионова, Капустина, Со­ловьева и др.» от 12 октября 1949 года, авторами которого выступили Маленков и Берия, и представленному 18 ян­варя 1950 года И.Сталину министром госбезопасности СССР В.Абакумовым проекту «Обвинительного заключения по делу привлекаемых к уголовной ответственности участников вражеской группы подрывников в партийном и советском аппарате» в составе десяти человек, «ленинградцам» были предъявлены следующие обвинения.

1. Проведение в Ленинграде без разрешения ЦК ВКП(б) так называемой Всесоюзной оптовой торговой ярмарки по реализации неликвидной потребительской продукции.

2. Якобы сфальсифицированные результаты выборов руководящих партийных органов в Ленинградской партийной организации на партийной конференции в декабре 1948 года.

3. Пропажа в Госплане СССР с 1944 по 1948 год 236 секретных документов, относящихся к планированию народнохозяйственного комплекса страны.

4. Занижение планов хозяйственного развития страны в I квартале 1949 года.

5. Расхищение крупных государственных средств в целях личного обогащения.

6. Проведение «линии на отрыв Ленинградской парторганизации и противопоставление ее ЦК ВКП(б)» и «высказывание изменнических замыслов о желаемых ими изменениях в составе советского правительства и ЦК ВКП(б)».

Большинство пишущих о «Ленинградском деле» утверждают, что началось оно с проведения 10–20 января 1949 года в Ленинграде Всероссийской оптовой ярмарки, которую руководители «второй столицы» устроили якобы несанкционированно, превратили во всесоюзную и (тоже якобы) тем нанесли многомиллиардный (в рублях) ущерб народному хозяйству страны.

Произведенные мною исторические (в том числе архивные) «раскопки» позволяют прийти к выводу, что это утверждение представляет собой либо добросовестное заблуждение, либо преднамеренную ложь и подтасовку фактов с целью снять ответственность за кровавое «Ленинградское дело» лично со Сталина (сторонники этой версии обеими ногами стоят на тезисе: «правильно расстреляли»).

К этой пресловутой выставке мы еще вернемся, а сейчас следует отметить, что на самом деле все началось гораздо раньше и совсем не с нее.

Как пишет главный специалист Государственного архива Российской Федерации доктор исторических наук О.В. Хлевнюк, осенью 1948 года в ходе доклада Н.Вознесенским плана экономического развития страны на 1949 год И.Сталину тому показалось, что рост промышленного производства I квартала 1949 года выглядит слишком скромно, и он предложил повысить его на 5%.

В архивных документах не сохранилось следов мотивации этой сталинской интервенции. Думаю, что причина была простой: Генсек сравнил поквартальные планы роста промышленности и не понял — почему темпы роста в I квартале ниже, чем в IV. Н.Вознесенский, по идее, должен бы был объяснить вождю, что, по нашему стародавнему советскому обычаю, в декабре люди из кожи лезут, чтобы закрыть год с хорошими показателями, получить свои премии и встретить Новый год с хорошим настроением, а I квартал следующего года всегда начинается с раскачки и потом все наверстывается по ходу дела. Н.Вознесенский едва ли не впервые в плане промышленного развития 1949 года отразил данные реалии, а не дутые цифры, но объяснять это И.Сталину у него смелости не хватило. С поправкой вождя он согласился, а изменение натуральных показателей в документе оставил «на потом», видимо рассчитывая сделать это по ходу. Но до сведения подчиненных информацию о сталинской поправке довел сразу же и приказал пересмотреть цифры I квартала 1949 года в сторону увеличения.

Сотрудники Вознесенского при доработке плана это учли, и 15 декаб­ря 1948 года три руководящих работника Госплана направили Председателю записку, в которой сообщали, что в связи с перевыполнением плана IV квартала 1948 года имеется возможность изменить натуральные показатели I квартала следующего года в сторону увеличения на 1,7 млрд руб. Н.Вознесенский с предложением согласился и прямо на тексте записки поручил внести соответствующие изменения в план I квартала 1949 года.

Распоряжение было сделано, но что­то в бюрократической машине Госплана не сработало сразу, и этим люфтом во времени (кстати сказать, очень недолгим) кто­то эффективно воспользовался.

Дело в том, что к этому моменту в коридорах кремлевской власти уже получила распространение брошенная в декабре 1947 года (на дне рождения Генсека) фраза И.Сталина, что он уже стар и пришло время подумать о том, на кого можно оставить его наследство. В непринужденной обстановке застолья Генсек как бы в раздумье произнес, что на посту руководителя Совета Министров СССР он хотел бы видеть вместо себя Н.Вознесенского. Повернувшись к присутствующим, среди которых были Микоян, Маленков, Берия, Вознесенский и др., И.Сталин спросил: «Есть ли у когонибудь возражения на этот счет?» Совершенно ошарашенные таким неожиданным поворотом мысли вождя все молча закивали головами (наиболее полно эта ситуация описана в мемуарах А.Микояна, но имеются и другие источники, подтверждающие этот исторический факт).

Понятно, что с этого момента за поведением Н.Вознесенского, за его взаимоотношениями с Хозяином очень внимательно следили те, кто рассчитывал на другой вариант. Судя по имеющимся мемуарным воспоминаниям, тема эта не обсуждалась, но имена настоящих преемников И.Сталина были все же на слуху: Молотов, Берия, Маленков. Со стороны последних началась слежка за неопытным в дворцовых интригах Н.Вознесенским. Очень быстро это сработало. В январе 1949 года на стол члена Политбюро ЦК ВКП(б), секретаря ЦК, председателя Оргбюро ЦК, заместителя председателя Совмина СССР, председателя Бюро СМ СССР Г.М. Маленкова лег донос из Госплана о том, что Н.Вознесенский не выполняет распоряжений вождя по управлению экономикой страны.

Как следует из текста О.Хлевнюка, опытный царедворец Г.Маленков, который уже давно искал повод скомпрометировать Н.Вознесенского в глазах И.Сталина, использовал этот промах коллеги по Политбюро на сто процентов, но не впрямую, а поиезуитски. Он не стал сам информировать И.Сталина о том, что его распоряжение якобы проигнорировано Н.Вознесенским, а пошел в атаку на того обходным путем.

В начале февраля 1949 года связанный с Г.Маленковым первый заместитель председателя Госснаба СССР М.Т. Помазнев вдруг ни с того ни с сего направляет на имя Сталина записку о том, что председатель Госплана СССР Н.Вознесенский закладывает в годовые планы экономического развития страны заведомо заниженные показатели[4]. Прямого выхода на Генсека у М.Помазнева, естественно, не могло быть, и потому записка ложится на стол Г.Маленкову, который тут же отдает ее Берии, а тот передает И.Сталину сразу два документа: копию записки трех руководящих работников Госплана от 15 декабря Н.Вознесенскому (без резолюции на ней последнего) и записку Помазнева.

Судя по всему, И.Сталин сразу же, что называется, «навострил уши»: выходило так, что Н.Вознесенский не только игнорирует личные указания вождя, но еще и делает это за его спиной! Генсек назначает комиссию Совмина СССР по проверке этого факта, а во главу комиссии, по совету Л.Берии, ставит Г.Маленкова.

Это было именно то, чего и добивался Г.Маленков.

А между этими событиями Г.Ма­ленков сделал еще один «судьбоносный» для «ленинградцев» шаг. Внешне он был направлен на компрометацию политического руководства Ленинграда и РСФСР, но цельто была политически подобраться к главной фигуре — Николаю Алексеевичу Вознесенскому, которым И.Сталин готовился заменить Маленкова. Речь шла о Всероссийской оптовой ярмарке в Ленинграде. С этой ярмаркой с самого начала и до самого конца творились чудеса бюрократической эквилибристики.

Нынешние сторонники «правильности» действий И.Сталина в «Ленинградском деле» — питерская журналистка Е.Прудникова и итальянскороссийский журналист (с двойным гражданством), выступающий под псевдонимом Сигизмунд Сигизмундович Миронин (своего настоящего имени не раскрывает, отделываясь репликой, что время еще не пришло), утверждают, что ленинградское руководство, проводя в январе 1949 года в Ленинграде Всероссийскую торговую оптовую ярмарку товаров народного потребления и продовольственных товаров, совершило «антинародное преступление», выразившееся в том, что в условиях, «когда страна только что начала отходить от голода 1947 года», допустило порчу этих товаров, что якобы привело к «астрономическому ущербу в 4 млрд рублей». «Уже за одно только это, — пишет из своего итальянского далека С.Миронин, — люди, совершившие подобный шаг, заслуживают самого серьезного наказания».

Однако о чем же действительно идет речь?

Сегодня уже никто не может ответить на вопрос, каким образом создалась совершенно фантастическая ситуация, когда после войны, в условиях острейшей нужды, на складах Министерства торговли СССР скопилось неликвидных товаров народного потребления на сумму более 5 млрд рублей, в том числе и продовольственных. Но терпеть такую ситуацию правительство дальше не могло, и 14 октября 1948 года Бюро Совмина СССР под председательством Н.Вознесенского (председателем Бюро на тот момент был Сталин, а его заместителями, которые попеременно вели заседания, — Вознесенский, Маленков и Берия) приняло решение о разработке мероприятий по реализации этих неликвидов. Позднее в их числе были названы межобластные оптовые ярмарки, куда были разрешены вывоз и продажа этих товаров. К слову сказать, инициатором организации таких ярмарок выступил Г.Маленков. 11 ноября 1948 года он подписал постановление Бюро Совмина СССР «О мероприятиях по улучшению торговли», где всем руководителям союзных республик и областей указывалось: «Организовать в ноябре–декабре 1948 года межобластные оптовые ярмарки, на которых произвести распродажу излишних товаров, разрешить свободный вывоз из одной области в другую купленных на ярмарке промышленных товаров».

Наибольшее количество подобных товарных остатков собралось в РСФСР, и руководство республики (председатель Совмина РСФСР М.И. Родионов) в точном соответствии с установившимся по таким поводам правилам вошло в Бюро Совета Министров СССР с предложением провести в целях реализации этих неликвидов 10–20 января 1949 года в Ленинграде Всероссийскую оптовую ярмарку. В нем выражалась просьба разрешить приглашение на участие в ярмарке торговых организаций союзных республик.

Бюро Совмина СССР предложение руководства РСФСР рассмотрело и приняло решение согласиться с ним. Председательствовал (в силу очередности) на этом заседании Н.Вознесенский.

В Ленинград были свезены образцы товаров 450 наименований. Ярмарка прошла успешно. Как пишет профессор В.А. Кутузов, «по образцам заключались сделки и договоры на доставку товаров в различные районы. А до этого товары, в том числе и продовольственные, хранились на базах и складах производителей. Всего было предложено заключить договоры на поставку промышленных товаров на 6 млрд рублей и продовольственных — на 2 млрд рублей». Об этих сделках 8, 11 и 21 января сообщала на своих страницах «Ленинградская правда», то есть все происходило открыто и гласно.

Искажая эти факты, Е.Пруднико­ва, С.Миронин, А.Мартиросян пишут, что на эту оптовую ярмарку были якобы свезены все товары, они там якобы испортились, и был нанесен ущерб народному хозяйству на 4 млрд руб­лей, и потому, дескать, И.Сталин «правильно расстрелял» «ленинградцев». Желание этих авторов с помощью подтасовки фактов «реабилитировать» И.Сталина в «Ленинградском деле» объяснить можно, но ложь оправдания не имеет.

С.Рыбас в монографии «Московские против питерских: “Ленинградское дело” Сталина» (2013) также высказал обвинение в адрес «ленинградцев»: «Кузнецов, Родионов и Попков не только не получили разрешения на ее (ярмарки) проведение, но и не поставили ЦК и Политбюро в известность о предстоящей ярмарке. Налицо было превышение должностных полномочий целой группой высших партийных и государственных работников, их сговор. Ленинградские руководители и Родионов напрямую вышли на союзные республики, минуя Центр, создав до сих пор небывалую управленческую коллизию и опасный прецедент. Кроме того, устроители ярмарки не смогли толком реализовать продовольственные товары, свезенные в Ленинград со всей страны, что привело к их порче и ущербу в четыре миллиарда рублей. Нелишне напомнить, что именно в этот период колоссальные средства были направлены на восстановление народного хозяйства и создание атомного оружия. Ярмарка проводилась без рекламы».

Здесь все те же подтасовка и искажение фактов, все та же логика (в огороде бузина, а в Киеве дядька) и все то же стремление оправдать И.Сталина с его «расстрельным приговором» высшим руководителям РСФСР.

Во­первых, повторюсь, решение о ярмарке принималось на Бюро Совмина СССР. Представители союзных республик, присутствовавшие на заседании, узнали и о ярмарке, и о товарах и немедленно (информациято горячая!) уведомили об этом свои столицы. Поэтому никакой «небывалой управленческой коллизии», о которой с показушным ужасом пишет С.Рыбас, не было и в помине.

Во­вторых, позиция С.Рыбаса по этому вопросу как профессионального историка вообще оставляет странное впечатление. Дело в том, что двумя годами ранее, в 900страничной монографии в серии «ЖЗЛ», этот исследователь высказал прямо противоположный взгляд по поводу данной ярмарки. «Если учесть, — пишет он, — что в Ленинграде была проведена не всесоюзная, а всероссийская оптовая ярмарка для распродажи товарных излишков, то все обвинения формально слабо мотивированы: обвиненные действовали в рамках своей компетенции».

Впрочем, «предоставим мертвым погребать своих мертвецов»[5] и вернемся к тому, как события разворачивались дальше.

Не искушенные в кремлевских интригах ленинградцы были абсолютно уверены в рутинности своих действий по поводу проведения этого мероприятия и никакого подвоха не ожидали. Они не подозревали, что в Москве Г.Маленков затеял большую политическую интригу против Н.Вознесенского с целью устранения его как соперника во власти. Потрясающую наивность проявил в этом случае и сам Николай Алексеевич.

Но через три дня после начала работы ярмарки, 13 января 1949 года, председатель Совета Министров РСФСР М.Родионов почувствовал, что здесь что­то идет не так, и решил подстраховаться: направил Г.Маленкову специальное письмо с докладом о ходе работы ярмарки и о проявлении большого интереса к ней со стороны торговых организаций союзных республик.

Но оказалось, что заместитель председателя Совета Министров СССР только и ждал повода для развития атаки на Н.Вознесенского. Сразу по получении этой депеши прямо на письме Родионова Маленков написал: «Товарищам Берии Л.П., Вознесенскому Н.А., Микояну А.И. и Крутикову А.Д.[6] Прошу Вас ознакомиться с запиской тов. Родионова. Считаю, что такого рода мероприятия должны проводиться с разрешения Совета Министров».

Вот эта январская резолюция и стала понастоящему спусковым крючком «Ленинградского дела».

Маленков и Берия немедленно расширяют поле наступления на, условно говоря, «ленинградцев», и к двум главным направлениям (якобы непрофессиональное и политически неправильное руководство Н.Вознесенского Госпланом и опять же якобы превышение полномочий ленинградским руководством в деле проведения Всероссийской оптовой ярмарки, хотя бы и с разрешения заместителя председателя Бюро Совмина СССР Н.Вознесенского) Г.Маленков добавил третье и тоже вывел его на И.Сталина.

Этим третьим направлением стали нарушения в подсчете голосов во время выборов партийных руководителей в Ленинграде в конце 1948 года.

25 декабря 1948 года в Ленинграде состоялась Х областная и VIII городская объединенная партийная конференция, в ходе которой были проведены выборы руководящих партийных органов. На должность первого секретаря горкома партии был избран П.С. Попков, первого секретаря обкома партии — С.Ф. Бадаев, второго секретаря горкома — Я.Ф. Капустин, председателя Ленисполкома — П.Г. Лазутин. Как было зафиксировано в протоколах избирательной комиссии, все руководители избраны единогласно.

Но в первых числах января 1949 года в ЦК ВКП(б) на имя И.Сталина поступило письмо анонимных авторов, в котором говорилось о том, что «очень многие коммунисты» голосовали против руководителей Ленинграда.

Письмо было анонимным, но не случайным. Судя по всему, оно было инспирировано из Москвы, и знающие люди подозревали тогда (так считают и сегодня), что этими анонимами были лица, связанные с Г.Маленковым.

Бывший Главный военный прокурор СССР, а потом заместитель Генерального прокурора СССР А.Ф. Катусев (1939–2000) незадолго до своей смерти (после увольнения из органов подвизался консультантом в частных коммерческих фирмах; покончил с собой при невыясненных обстоятельствах в станице Голубинской Краснодарского края) был членом «Комиссии Политбюро ЦК КПСС по дополнительному изучению материалов, связанных с репрессиями, имевшими место в период 30–40х и 1950 года», работавшей в марте 1988 года, в связи с этим рассказал под аудиозапись журналисту Столярову: «...Маленков — один из главных вдохновителей “Ленинградского дела”. Он занимал в то время пост председателя Совмина СССР. Кузнецов, Попков, Родионов, Лазутин и Соловьев были арестованы 13 августа 1949 года в кабинете Маленкова, а Вознесенский арестован на основании решения Пленума ЦК ВКП(б), проходившего 12–13 сентяб­ря 1949 года».

По существовавшим тогда правилам анонимные письма на имя И.Сталина (а их были сотни, а иногда даже и тысячи в день) на стол хозяина, как правило, не попадали. Их рассматривал его аппарат, где конечной инстанцией, принимавшей решение, класть их в папку для доклада или отправить гулять по аппарату ЦК партии, был генерал­лейтенант А.Н. Поскребышев, заведующий канцелярией Генсека, личный секретарь Сталина. Кроме него, в Кремле было всего лишь два человека, кто мог лично положить на стол Сталина, то есть отдать ему в руки, анонимный документ, — Берия и Маленков. Как попало к Генсеку это письмо из Ленинграда, теперь уже выяснить невозможно. Известно только, что Сталин держал его в руках, прочитал немедленно и вызвал Г.Маленкова для прояснения ситуации.

Г.Маленков, судя по всему, именно в этот момент и доложил Генсеку не только о нарушениях партийной демократии при выборах руководящих органов на ленинградской партийной конференции, но и том, что в Ленинграде идет какаято «непонятная» Всероссийская оптовая ярмарка, на которую съехались торговые делегации из всех союзных республик, и что ему, Маленкову, об этом мероприятии ничего не известно.

И.Сталин был обеспокоен и приказал Г.Маленкову через Комиссию партийного контроля при ЦК ВКП(б) разобраться и с партконференцией, и с ярмаркой. Уже 12 января комиссия доложила, что действительно против П.Попкова на партконференции было подано 4 голоса, против С.Бадаева — 2, против П.Лазутина — 2, против Я.Капустина — 15.

Вот после двух дней работы этой комиссии в Ленинграде, 13 января 1949 года, председатель Совмина РСФСР М.Родионов и направил письмо Г.Маленкову о работе в Ленинграде Всероссийской оптовой ярмарки, достоверно не зная о том, что колесо дискредитации российского руководства в глазах И.Сталина уже крутится, а у штурвала этого колеса стоит именно Г.Маленков.

Международный журналист Сигизмунд Миронин о работе КПК пишет так: «Попков, Капустин и Кузнецов подтасовали партийные протоколы по избранию на ответственные должности на объединенной партконференции города и области 25 декаб­ря 1948 года, когда 23 бюллетеня с голосами “против” были заменены на положительные для руководства. В то время самым ужасным преступлением высокопоставленного партийного или государственного деятеля была измена. Но неменьшим преступлением была и фальсификация партийных выборов. Дело партии было священным, и в особенности внутрипартийные выборы тайным голосованием, которые считались наиболее эффективным инструментом внутрипартийной демократии».

Оставим пока в стороне демагогические рассуждения С.Миронина (и А.Мартиросяна) о «священном» характере «внутрипартийной демократии» в ВКП(б). Не будем напоминать читателю и о том, сколько партийных функционеров, избранных в руководящие партийные органы до войны и после нее, расстались с жизнью по нормам этой самой «священной внутрипартийной демократии», а таких были сотни тысяч.

С.Миронин ведь не случайно не говорит о том, что делегатов на упомянутой ленинградской конференции было около 1200 и 23 голоса, поданных «против» старого партийного руководства, ничего конечно же не решали.

Он простонапросто вслед за Маленковым, Берией, Хрущевым и Сталиным повторяет их ложь по поводу действий ленинградского руководст­ва. Онито ведь прекрасно знали и о казусе XVII съезда ВКП(б), прошедшего 26 января — 10 февраля 1934 года, так называемого «съезда победителей». 1966 делегатов были избраны на этот съезд, из них: 1227 с решающим голосом и 739 с совещательным. После ХХ съезда КПСС стало известно, что несколько сот делегатов на том съезде при выборах руководящих парторганов в условиях тайного голосования выступили против И.Сталина и его соратников и поплатились за это жизнью. Член Счетной комиссии этого съезда, делегат от московской парторганизации В.М. Верховых в записке в Комитет партийного контроля при ЦК КПСС 23 ноября 1963 года вспоминал: «Сталин, кажется, имел 122 или 123 голоса “против”, а Молотов и Каганович — каждый более 100 голосов. Но все бюллетени “против” были уничтожены».

Об этом инциденте в партии уже тогда знали многие. За что и заплатили своими жизнями: почти все делегаты этого партийного форума были потом расстреляны.

Между прочим, современные западные советологи в один голос говорят, что более сотни голосов против И.Сталина на том съезде было действительно подано, но при этом признают, что этот факт никак не мог повлиять на судьбу выборов руководящих органов.

На партконференции в Ленинграде несколько голосов из 1200 против отдельных членов партруководства города и области имели место, но, как удалось выяснить КПК, ни Попков, ни Лазутин, ни Капустин, ни другие руководители об этом не знали. Председатель Счетной комиссии партконференции А.Я. Тихонов просто не стал ставить в известность руководство Ленинграда и области о нескольких несогласных с общим мнением и объявил, что все кандидатуры прошли единогласно.

Нет слов, это было нарушение партийных норм. Не вызывает удивления и то, что Г.Маленков, а вслед за ним и И.Сталин объявили это «фальсификацией» выборов. Им этот факт был нужен только для того, чтобы представить ленинградское руководство перед партийной общественностью города преступниками. Удивление вызывает другое, а именно то, что некоторые нынешние авторы, пишущие о «Ленинградском деле», вслед за Г.Маленковым и И.Сталиным повторяют слова о фальсификации выборов. Так, С.Рыбас уже от себя, а не от имени Г.Маленкова и И.Сталина повторяет: «Комиссия партийного контроля при ЦК ВКП(б) выявила факт фальсификации». Между тем можно просто заглянуть в толковый словарь русского языка, где разъяснено, что под фальсификацией понимается сознательное изменение качества состояния подделываемого предмета. А в уголовном праве РФ именно в этом плане (решающее изменение качества) установлена ответственность за фальсификацию избирательных документов, документов референдума или неправильный подсчет голосов (ст. 142 УК РФ). Словом, как раз фальсификации выборов парторганов на ленинградской партконференции не было.

Не стану утомлять читателя подробным «разбором полетов» по поводу пропажи документов в Госплане с грифом «секретно» и обвинений «ленинградцев» по части так называемого личного обогащения. При ближайшем рассмотрении ситуация, взятая в целом, показывает, что и здесь в основном идут подтасовки и домыслы. Материал этот в моем распоряжении имеется, но, скажу откровенно, возиться с ним и скучно, и омерзительно.

Намного интереснее (и полезнее) разобраться с основными причинами «Ленинградского дела».

 

Народпобедитель
не заслужил
достойную жизнь?

Пишущие о «Ленинградском деле» слишком часто сводят всю канву этих событий к «грызне за власть» между различными группировками под сталинским властным покрывалом. Например, С.Рыбас главу 14 своей монографии завершает такой сентенцией: «Что же, противостояние элит по линии “московские — питерские” здесь (в монографии С.Рыбаса. — В.К.) показано достаточно полно». Резонным такой вывод назвать сложно. Хотя бы по внешним признакам: Берия, Маленков, Хрущев, да и сам Сталин по происхождению «московскими» не были, а Жданов, Н.Вознесенский, Кузнецов и многие другие фигуранты «Ленинградского дела» не были «питерскими».

Нет слов, противостояние между властными группировками место имело. Известен и тот, кто эту борьбу постоянно провоцировал и разжигал, если видел, что она начинает затухать. Но сводить всю политику в управлении государством только к борьбе за власть недостаточно. Были и причины глубинного характера.

Еще в последний год войны часть руководства СССР, пришедшая во власть не из союзных республик, а из центральных областей России, выступила с предложением по завершении военных действий изменить приоритеты в развитии экономики страны и перейти к преимущественному росту не производства средств производства, а продовольствия и предметов широкого потребления. Это были руководители, которых собирал под своим крылом выходец из Нижегородского губкома (Горьковского обкома) ВКП(б), руководивший в войну блокадным Ленинградом, ставший в 1944 году секретарем ЦК А.А. Жданов. В это «крыло» постепенно вошли его выдвиженцы — первый секретарь МГК и МК ВКП(б) и секретарь ЦК Г.М. Попов, председатель Госплана СССР, член Политбюро ЦК Н.А. Вознесенский, секретарь ЦК А.А. Кузнецов, председатель Совмина РСФСР М.И. Родионов и др., которых позднее в судебном деле назвали «ленинградцами» (хотя все они были выходцами из разных центральных областей РСФСР).

Всех их объединяла одна мысль: советский народ заплатил немыслимо высокую цену за Победу в Великой Отечественной войне и заслужил достойную жизнь по завершении своего подвига.

В осуществление своих замыслов «ленинградцы» (будем всех их условно называть так) предложили И.Сталину заложить в послевоенный план экономического развития страны, рассчитанный на три пятилетки, опережающие темпы развития отраслей промышленности группы «Б» по сравнению с отраслями группы «А», производящими производство средств производства.

Такие структурные подвижки в экономике требовали изменений в политике и идеологии, и «ленинградцы» обратились к Генсеку с инициативой провести ряд политических мероприятий. Сын А.А. Жданова Юрий Жданов вспоминал: «На заседании Политбюро сразу после окончания войны А.А. Жданов обратился к И.Сталину с предложением: “Мы, вопреки Уставу, давно не собирали съезд партии. Надо это сделать и обсудить проблемы нашего развития, нашей истории”. Отца поддержал Н.А. Вознесенский. Остальные промолчали».

Как пишет первый архивист независимой России Рудольф Пихоя, «Жданов и Вознесенский предприняли попытку поднять жизненный уровень народа, вводя существенные изменения в управление экономикой страны».

Пожалуй, большее удивление в данной истории вызывает то, что И.Сталин тоже «загорелся» этой идеей и разрешил «ленинградцам» готовиться к этому повороту — разработать не только новый Устав партии, но и новую Программу ВКП(б), поддержав предложение А.Жданова в 1948 году провести XIX съезд ВКП(б). Работу «ленинградцы» начали незамедлительно.

Основную часть подготовки к новому повороту в экономике взял на себя председатель Госплана, заместитель председателя правительства СССР, член Политбюро Н.Вознесенский. Руководимый им журнал «Плановое хозяйство» (орган Госплана) в целом ряде своих публикаций начал пропаганду экономических рычагов организации производства и распределения. Благодаря усилиям Н.Вознесенского была разрешена торговля продовольствием и товарами широкого потребления в городах и рабочих поселках, ставилась задача повсеместного расширения сети магазинов и лавок. 6 января 1947 года передовая статья газеты «Правда» указала ориентир в этом плане: «Чем шире будет развернут товарооборот, тем быстрее поднимется благосостояние советских людей».

Полным ходом шла разработка проекта новой программы партии. В 1947 году для этой цели решением Политбюро была создана специальная комиссия по ее подготовке. Во главе комиссии Сталиным был поставлен А.Жданов, а заместителем Н.Вознесенский.

Основной упор в партийной программе был сделан на решение социальных проблем — жилищное строительство (к концу 70х годов обеспечить большинство городского населения отдельными квартирами и бесплатными коммунальными услугами), переход к массовому производству легковых автомобилей для населения по доступным ценам с переложением основных затрат на государство, много внимания уделялось инфраструктурным проектам, то есть, говоря современным языком, созданию среды обитания человека.

Были обозначены и совсем уж революционные новации: в проекте программы впервые была поставлена задача замены государства диктатуры пролетариата общенародным государством с постепенным сужением политических функций последнего; было предложено создать механизм всенародного голосования по важнейшим вопросам государственного развития, по предоставлению законодательной инициативы общественным организациям, а также ввести принцип конкурентной выборности руководителей.

Все эти новации А.Жданов и Н.Вознесенский формулировали в тесном контакте с Генсеком. В семье Вознесенских сохранилась информация о том, как уже и после смерти А.Жданова И.Сталин очень много времени проводил в разговорах с Н.Вознесенским на Ближней даче в своем кабинете и во время длительных прогулок вдвоем.

К 1948 году Н.Вознесенский подготовил монографию «Политическая экономия коммунизма» (822 машинописные страницы), которую до самой смерти считал главным трудом своей жизни.

Но эти длительные интеллектуальные беседы уже ничего не могли изменить: в высшем руководстве страны существовала группа людей, которая придерживалась иных взглядов на прогнозное развитие СССР, и эта группа обладала более мощным влиянием на умонастроения Генсека, потому что опиралась на сталинский тезис о том, что Советский Союз, существуя во враждебном окружении империалистических государств, должен первостепенное внимание уделять не немедленному улучшению жизни населения, а росту расходов на оборонные нужды, и в том числе ядерной составляющей. Решать одновременно две такие крупные задачи, как оборона и социальные проблемы, СССР не в состоянии, считали они. А потому повышение жизненного уровня людей должно быть принесено в жертву резкому наращиванию оборонных расходов и экономической поддержке стран Восточной Европы, которые следует держать под жестким контролем Москвы. Во главе этой группы были Г.Маленков и Л.Берия. Оба были вхожи к И.Сталину и оба стремились торпедировать многие инициативы А.Жданова и Н.Вознесенского по развитию социальной сферы.

Совершенно неожиданно на сторо­не «ленинградцев» автономно и самостоятельно выступил академик Е.С. Варга, крупнейший ученыймеждународник, пользующийся большим авторитетом не только в СССР, но и за рубежом. Авторитетом Е.Варга пользовался и у И.Сталина, и заслуженно: в 1928 году он спрогнозировал начало Великой депрессии в США, а в 1932 году, когда все советские аналитики убеждали Генсека в том, что капитализм заканчивает свое историческое существование, Е.Варга предсказал, что президент Рузвельт выведет экономику США из кризиса. Но в 1946 году, когда СССР уже втягивался в процесс «холодной войны» и И.Сталин вернулся к предположениям В.Ленина о том, что противоречия капиталистической системы должны только обостряться, а потому нужно готовиться к неизбежной войне за новый передел мира, Е.Варга вдруг выступил против этого сталинского тезиса. Ученый публикует книгу «Изменения в экономике капитализма в итоге Второй мировой войны», где высказывает мнение о временном смягчении противоречий в развитии капиталистической системы вследствие более энергичного вмешательства государства в управление экономикой (теория Кейнса).

Более того, в специальных записках И.Сталину Е.Варга рекомендует вождю отказаться от идеи насаждения родственных СССР политических режимов в странах Восточной Европы и сконцентрировать основные усилия советского государства на внутреннем экономическом развитии. По сути, Е.Варга, как и Н.Вознесенский, выступил против линии Маленкова, Берии и др., толкавших И.Сталина на ужесточение экономического давления на жизненный уровень советских людей, только что вышедших из неимоверно тяжких условий войны и справедливо ожидавших от руководства СССР существенного улучшения их жизни.

И.Сталин жестко отреагировал на выступление Варги. Был ликвидирован возглавляемый им с 1925 года Институт мирового хозяйства и мировой политики, создан новый Институт экономики Академии наук СССР, а куратором этого нового образования Политбюро ЦК ВКП(б) назначило председателя Госплана СССР, члена Политбюро ЦК Н.Вознесенского, сделав, по сути, врагами двух самых авторитетных академиков. Е.Варга же, став рядовым сотрудником нового института, от своих взглядов тем не менее не отказался.

К 1947 году политическая линия И.Сталина претерпевает сильные изменения. Он начинает отходить от поддержки А.Жданова и Н.Вознесенского в их планах, считая, что в условиях все обостряющейся конфронтации с Америкой необходимо высвободить финансовые средства для противостояния с западными странами в «холодной войне», а для этого следует перейти к жесткой налоговой политике государства в социально­экономической сфере.

Расходы на военные дела, на которых настаивали Берия и Маленков, и в неменьшей степени расходы на экономическую поддержку политических режимов союзников в Восточной Европе и Азии были огромными. Иных источников, кроме как ужесточения экономического пресса на собственное население, у И.Сталина и поддерживавших его Берии и Маленкова не было. Принятием целого ряда постановлений правительство значительно ужесточило экономическое давление на население.

Заработная плата рабочих заводов снизилась почти на треть. В Москве, например, с 680 рублей в месяц в мае 1945 года до 480 рублей в 1947 году. А заработки низкоквалифицированных рабочих не менялись с 1937 года и составляли в среднем около 200 рублей в месяц. Но если бы только это. Такая, по сути, нищенская зарплата еще и сильно уменьшалась за счет налогов и государственных займов. Так, на некоторых крупных заводах тяжелой промышленности из зарплаты удерживалось по государственному займу до 35% (данные Пыжикова и Данилова).

Но в особенности под тяжелым прессом оказалось село.

В мае 1947 года специальным постановлением правительства были сохранены практика военных лет повышения минимума трудодней в колхозах и судебная ответственность за его невыполнение. Приусадебные участки колхозников были обложены дополнительными налогами. Крестьянам перестали выдавать хлеб на трудодни, а за так называемое «хищение хлеба» (сбор колосков с уже убранных полей) допускался расстрел. Как пишут вышеназванные авторы, «отдавая государству не только прибавочную, но и значительную часть необходимого продукта, деревня переживала самые трудные годы в своей истории».

Колхозы не могли обеспечить своих тружеников даже необходимым прожиточным минимумом продуктов питания. Это заставляло людей искать выход в развитии приусадебного хозяйства. Но власть, и центральная, и местная, зорко следила за тем, чтобы сельские жители не расширяли личное хозяйство, и постоянно увеличивала размеры натурального и денежного налога с них. Кроме того, в послевоенные годы продолжилась практика 30х годов: колхозники не имели паспортов, им не полагались отпуска, пенсии, бюллетени по нетрудоспособности и т.д.

Видевшие все это «ленинградцы» в разрабатываемых ими документах пытались изменить гибельную для широких слоев населения ситуацию. Но не дремала и противоположная им сторона. В середине 1948 года А.Жданов в глазах И.Сталина попадает в опалу. Вождь отстраняет его от политической деятельности и отправляет в двухмесячный отпуск с неопределенными перспективами на возвращение в политическую жизнь. В августе А.Жданов внезапно умирает от инфаркта, а через несколько месяцев Г.Маленков переходит в последнее, решающее наступление на «ленинградцев». И делает это поэтапно, вначале наносит удар по секретарю ЦК А.Кузнецову, председателю Совета Министров РСФСР М.Родионову и первому секретарю Ленинградского обкома и горкома ВКП(б) П.Попкову.

15 февраля 1949 года Политбюро ЦК принимает постановление «Об антипартийных действиях» и отрешении от должностей поименованных выше лиц. Проект постановления с крайне резкими оценками готовил Г.Маленков (в машинописном тексте документа остались его личные пометки), а на самом заседании Политбюро замечания в текст вносил И.Сталин. Все обвинения в адрес обсуждаемых лиц касались только оптовой ярмарки в Ленинграде, но Г.Маленкову впервые удалось в этом документе привязать к действиям ленинградского руководства А.Кузнецова и Н.Вознесенского, а также совершить подмену понятий.

Во­первых, Всероссийская оптовая ярмарка в Ленинграде по образцам товаров широкого потребления и продовольственных товаров (как она официально проходила по документам) в постановлении Политбюро была названа «Всесоюзной».

А вовторых, само слово «образцы» из постановления исчезло, и, таким образом, дело было представлено так, что в Ленинград были свезены все (все!) товары со складов Министерства торговли СССР.

То есть из текста документа можно было сделать вывод, что на ярмарку были свезены все имеющиеся в РСФСР неликвиды, и на этом основании и было построено основное обвинение. В этом якобы криминале удалось убедить и И.Сталина. Не думаю, что Генсек не заметил этой подтасовки, но для себя он уже, видимо, принял решение о расправе с «ленинградцами».

Обратимся вновь к архивным документам.

В Постановлении Политбюро «Об антипартийных действиях члена ЦК ВКП(б) т. Кузнецова А.А. и кандидатов в члены ЦК ВКП(б) тт. Родионова М.И. и Попкова П.С.» все было выстроено по законам жесткой драмы.

На основании проведенной проверки, — фиксировалось в этом документе, — установлено, что председатель Совета Министров РСФСР вместе с ленинградскими руководящими товарищами при содействии члена ЦК ВКП(б) тов. Кузнецова А.А. самовольно и незаконно организовал Всесоюзную оптовую ярмарку с приглашением к участию в ней торговых организаций краев и областей РСФСР, включая и самых отдаленных, вплоть до Сахалинской области, а также представителей торговых организаций всех союзных республик. На ярмарке были предъявлены к продаже товары на сумму около 9 млрд рублей, включая товары, которые распределяются союзным правительством по общегосударственному плану, что привело к разбазариванию государственных товарных фондов и к ущемлению интересов ряда краев, областей и республик. Кроме того, проведение ярмарки нанесло ущерб государству в связи с большими и неоправданными затратами государственных средств на организацию ярмарки и на переезд участников ее из отдаленных местностей в Ленинград и обратно.

Политбюро ЦК ВКП(б) считает главными виновниками указанного антигосударственного действия кандидатов в члены ЦК ВКП(б) т.т. Родионова и Попкова и члена ЦК ВКП(б) т. Кузнецова А.А., которые нарушили элементарные основы государственной и партийной дисциплины, поскольку ни Совет Министров РСФСР, ни Ленинградский обком ВКП(б) не испросили разрешения ЦК ВКП(б) и Совмина СССР на проведение Всесоюзной оптовой ярмарки и, в обход ЦК ВКП(б) и Совета Министров СССР, самовольно организовали ее в Ленинграде.

Политбюро ЦК ВКП(б) считает, что отмеченные выше противогосударственные действия явились следствием того, что у т.т. Кузнецова А.А., Родионова, Попкова имеется нездоровый, небольшевистский уклон, выражающийся в демагогическом заигрывании с ленинградской организацией, в охаивании ЦК ВКП(б), который якобы не помогает ленинградской организации...

В этом же свете следует рассматривать ставшее только теперь известным ЦК ВКП(б) от т. Вознесенского предложение «шефствовать» над Ленинградом, с которым обратился в 1948 году т. Попков к т. Вознесенскому Н.А., а также неправильное поведение т. Попкова, когда он связи Ленинградской партийной организации с ЦК ВКП(б) пытается подменить личными связями с так называемым «шефом» т. Кузнецовым А.А.».

В тексте постановления была усмотрена связь такого поведения «ленинградцев» с действиями А.Зиновьева, который «прибегал к таким же антипартийным методам».

В постановляющей части Родионов, Попков и Кузнецов отрешались от своих должностей.

А потом наступила очередь Н.Вознесенского.

5 марта 1949 года состоялось заседание Политбюро ЦК ВКП(б), принявшее Постановление ЦК «О Госплане». Его проект был вновь написан лично Г.Маленковым и принят без каких­либо изменений. Вел заседание Политбюро И.Сталин.

Текст постановления Политбюро по своей тональности и лексике резко отличается от всех подобного рода документов. Г.Маленков вложил в него все свои эмоции по отношению лично к Н.Вознесенскому. Из постановления уже с первых строк явствовало, что Н.Вознесенскому уже никогда не восстановить свое положение в высшем руководстве партии и страны. Вот только некоторые пассажи из этого документа, который сломал судьбу не только Николая Алексеевича, но, по сути, и всех «ленинградцев».

Являясь общегосударственным органом для планирования народного хозяйства СССР и контроля за выполнением государственных планов, Госплан должен быть абсолютно объективным и на сто процентов честным органом; в работе его совершенно недопустимы вихляние и подгонка цифр, «ибо попытка подогнать цифры под то или другое предвзятое мнение есть преступление уголовного характера» (вписано рукой И.Сталина).

Однако в результате проверки, произведенной Бюро Совета Министров СССР в связи с запиской Госснаба СССР (т. Помазнев) о плане промышленного производства на I квартал 1949 года, вскрыты факты обмана Госпланом СССР правительства, установлено, что Госплан СССР допускает необъективный и нечестный подход к вопросам планирования и оценки выполнения планов, что выражается прежде всего в подгонке цифр с целью замазать действительное положение вещей; вскрыто также, что имеет место смыкание Госплана СССР с отдельными министерствами и ведомствами и занижение производственных мощностей и хозяйственных планов министерств. Все это подтверждается следующим.

Постановлением от 29 сентября 1947 года Совет Министров СССР признал недопустимой повторившуюся в 1947 году практику снижения валовой продукции промышленности в I квартале по сравнению с IV кварталом предыдущего года и указал на необходимость не только не допустить снижения производства в I квартале 1948 года, но и достигнуть дальнейшего серьезного увеличения выпуска промышленной продукции.

Госплан СССР вместо того, чтобы честно выполнять директиву Правительства, встал на путь обмана Правительства и в этих целях ввел с I квартала 1948 года подозрительное новшество в планировании, начав определять темпы роста промышленности без сезонных отраслей...

Совет Министров СССР рассматривает отмеченные выше антигосударственные действия как сопротивление со стороны Госплана СССР линии партии и Правительства в вопросе обеспечения систематического роста промышленного производства в I квартале по сравнению с IV кварталом...

Совет Министров Союза ССР постановляет:

1. Признать совершенно нетерпимыми вскрытые при проверке факты обмана Госпланом СССР Правительства, преступную практику подгонки цифр, осудить неправильную линию Госплана СССР...

Отметить, что проверка показала, что т. Вознесенский неудовлетворительно руководит Госпланом СССР, не проявляет обязательной, особенно для члена Политбюро, партийности в руководстве Госпланом СССР и в защите директив Правительства в области планирования, неправильно воспитывает работников Госплана СССР, вследствие чего в Госплане СССР культивировались непартийные нравы, имели место антигосударственные действия, факты обмана Правительства, преступные факты по подгону цифр и, наконец, факты, которые свидетельствуют о том, что руководящие работники Госплана СССР хитрят с Правительством.

Обязать Госплан СССР решительно покончить с антигосударственной практикой...

2. Освободить т. Вознесенского от обязанностей Председателя Госплана СССР...

Председатель Совета Министров Союза ССР И.Сталин.

Управляющий делами Совета Минист­ров СССР Я.Чадаев.

Роль Г.Маленкова вообще была самой зловещей в этом «деле». Его сын, А.Г. Маленков, попытался было оспорить роль своего отца в уничтожении «ленинградцев», но документы неопровержимо свидетельствуют об обратном.

Если документы ЦК КПСС в 1955 году возлагают на Г.Маленкова еще только «моральную» ответственность за «ленинградский процесс»[7], то в 1957м и в 1988 году он уже был прямо обвинен в организации этого «дела».

Материалы КПК при ЦК КПСС 1988 года не оставляют никакого сомнения в участии Г.Маленкова в «Ленинградском деле». «С целью получения вымышленных показаний о существовании в Ленинграде антипартийной группы, — говорится в заключении Комиссии при ЦК КПСС, — Г.М. Маленков лично руководил ходом следствия по делу и принимал в допросах непосредственное участие. Ко всем арестованным применялись незаконные методы следствия, мучительные пытки, побои и истязания. Для создания видимости существования в Ленинграде антипартийной группировки по указанию Г.Маленкова были произведены массовые аресты. Более года арестованных готовили к суду, подвергали грубым издевательствам, зверским истязаниям, угрожали расправиться с семьями, помещали в карцер и т.д. Психологическая обработка обвиняемых усилилась накануне и в ходе самого судебного разбирательства. Подсудимых заставляли учить наизусть протоколы допросов и не отклоняться от заранее составленного сценария судебного фарса. Их обманывали, уверяя, что признания “во враждебной деятельности” важны и нужны для партии, которой необходимо преподать соответствующий урок на примере разоблачения враждебной группы. Однако вопрос о физическом уничтожении Н.А. Вознесенского, М.И. Родионова, П.С. Попкова, Я.Ф. Капустина, П.Г. Лазутина был предрешен до судебного процесса».

Сын Л.Берии Серго в своих мемуарах рассказал, что Кузнецова, Попкова, Родионова, Лазутина и Соловьева 13 августа 1949 года Г.Маленков пригласил прийти к нему в кабинет, и именно здесь все они были арестованы офицерами НКВД даже без предъявления санкции прокурора.

Функции непосредственного исполнителя репрессий в отношении «ленинградцев» с огромной энергией выполнял министр госбезопасности В.Абакумов. По малейшему намеку И.Сталина он приказывал производить аресты, пытать фигурантов по «Ленинградскому делу», если те отказывались подписывать наветы на самих себя, помещал их в карцерхолодильник на несколько суток. Арестованных сотни раз вызывали по ночам к следователям и сутками не давали спать. А когда это не помогало,  подвергали зверским избиениям.

Ради выполнения приказа вождя добиться «признаний» от арестованных В.Абакумов не только подвергал их истязаниям, но и шел на совершенно фантастические обещания и беспардонный обман и ложь. В материалах заседания КПК при ЦК КПСС 1988 года были записаны его показания о том, что он убеждал арестованных в том, что, каков бы ни был приговор, даже к высшей мере, его никогда не приведут в исполнение.

Летом 2013 года я спросил Л.А. Вознесенского, что означали в этом документе КПК слова о том, что следователи обманывали арестованных? Сославшись на беседы с членом Комиссии партийного контроля при ЦК КПСС А.И. Кузнецовым, Лев Александрович рассказал, что следователи НКВД убеждали «ленинградцев», что если они подпишут навязываемые им протоколы допросов, то на самом деле их не расстреляют, а направят на подпольную партийную работу.

В архивах не сохранились свидетельства этих пыток, так как «ленинградцы» если и писали бумаги, то только такие, в которых они опровергали возводимую на них ложь. Но на следователей не жаловались, считая это ниже своего достоинства. В этом они кардинально отличались от своих палачей.

А В.Абакумов был именно палачом, с большой выдумкой и неменьшим энтузиазмом. Публицист Л.Млечин рассказал, например, такой эпизод: «Когда Абакумова после смерти И.Сталина судили, Генеральный прокурор СССР Роман Руденко сказал: “Я не хочу расшифровывать некоторые формы пыток, с тем чтобы не унижать достоинство тех лиц, к которым они применялись”».

Но сам В.Абакумов при этом, даже когда его арестовали, стремился сделать вид, что он якобы многого не знал из того, что творили подчиненные непосредственно ему следователи.

В архиве сохранилась жалоба В.Абакумова на бывших его непосредственных подчиненных, которые его самого подвергали пыткам после его собственного ареста (В.Абакумов был арестован в июле 1951 года по распоряжению И.Сталина, а в декабре 1954 года по настоянию Н.Хрущева приговорен к расстрелу).

Вот письмо арестованного В.Абакумова из тюремной камеры:

Товарищам Берии и Маленкову.

Дорогие Л.П. и Г.М.!

Со мной проделали что­то невероятное. Первые восемь дней держали в почти темной, холодной камере. Далее в течение месяца допросы организовали таким образом, что я спал всего лишь час­полтора в сутки, и кормили отвратно. На всех допросах стоит сплошной мат, издевательство, оскорбления, насмешки и прочие зверские выходки. Бросали меня со стула на пол.

Ночью 16 марта меня схватили и привели в так называемый карцер, а на деле, как потом оказалось, это была холодильная камера с трубопроводной установкой, без окон, совершенно пустая, размером 2 метра. В этом страшилище, без воздуха, без питания (давали кусок хлеба и две кружки воды в день) я провел восемь суток. Установка включалась, холод все время усиливался. Я много раз впадал в беспамятство. Такого зверства я никогда не видел и о наличии в Лефортово таких холодильников не знал, был обманут. Этот каменный мешок может дать смерть, увечье и страшный недуг. 23 марта это чуть не кончилось смертью — меня чудом отходили и положили в санчасть, впрыснув сердечные препараты и положив под ноги резиновые пузыри с горячей водой...

...Уважающий Вас — В.Абакумов.

18 апреля 1952 года.

К этому письму следует добавить, что камерахолодильник, которую описывает в своем письме В.Абакумов, была той самой, куда он лично по требованию И.Сталина с целью ускорить процесс «признания» в якобы совершенных ими преступлениях приказывал поместить Н.А. и А.А. Вознесенских. Так что он испытал «всего лишь» то же самое, на что он обрекал «ленинградцев».

Но все это было потом, когда И.Сталин уже расправился с «ленинградцами» и В.Абакумов больше был ему не нужен. А в самом начале августа 1950 года вождь приказал своему министру госбезопасности предоставить ему список обвиняемых по «Ленинградскому делу», и уже 10 августа такой список на 10 человек был готов. Однако И.Сталин в грубой форме, в матерных выражениях, обругал В.Абакумова за «мягкотелость», потребовал увеличить список до 33 человек и приказал добиться от арестованных признательных показаний. Поскольку министр не знал, кого еще включать в список, то вождь лично вписал карандашом еще 23 фамилии.

23 августа 1950 года В.Абакумов представил И.Сталину новый проект обвинительного заключения, уже на 33 человека, с протоколами допросов и личными «признаниями в преступлениях», полученными за эти месяцы от арестованных.

Но и такой текст И.Сталина не удовлетворил, тогда за дело взялся Г.Маленков.

По проекту обвинительного заключения, составленному Г.Маленковым, Генсек лично «прошелся» с карандашом в руке и оставил в нем плотную личную правку. Изменил, в частности, очередность перечисленных фамилий. На первое место вывел А.Кузнецова, а Н.Вознесенского переместил на третье, написав: «Во главе обвиняемых поставить Кузнецова, затем Попкова и потом Вознесенского». К Кузнецову вождь вообще проявил почемуто повышенное внимание. Это хорошо видно по его личной правке на тексте проекта обвинительного заключения, который представили ему Маленков и Берия. Они же по собственной инициативе сочинили проект закрытого обращения Политбюро к членам ЦК ВКП(б) с разъяснением причин возникновения «Ленинградского дела». Этот проект назывался «Об антипартийной враждебной группе Кузнецова, Попкова, Родионова, Капустина, Соловьева и др.» И.Сталин несколько дней держал этот документ на своем рабочем столе, неоднократно брался за него и сильно поправил текст предполагаемого письма. В частности, трижды ввел в текст имя А.Жданова, написав, что А.Кузнецов был переведен на работу в ЦК «по рекомендации тов. Жданова», что Кузнецов злоупотребил «доверием тов. Жданова», что кадровые «назначения происходили при поддержке тов. Жданова, питавшего полное доверие к Кузнецову». При этом дважды зачеркивал слово «полное», менял его на «безграничное», но в конце концов все же оставил первоначальный вариант.

Почему Генсек в проекте обвинительного приговора вывел на первое место Кузнецова и почему в проекте закрытого письма к членам ЦК он проявил столь сильное раздражение в его отношении, остается загадкой. Возможно, свет на эту загадку пролил С.Рыбас, который рассказал такой эпизод:

В борьбе двух группировок — ждановской и маленковско­бериевской — однажды под удар попал и побочный сын Сталина, Константин Степанович Кузаков. Он родился от связи Сталина во время вологодской ссылки с молодой вдовой Матреной Кузаковой и был записан на имя умершего за два года до рождения младенца мужа. После революции Сталин помогал им. По воле судьбы их пути пересеклись. Константин Кузаков стал заместителем начальника Управления пропаганды и агитации Александрова, «человека Маленкова».

В конце сентября 1947 года на заседании Политбюро было решено создать в аппарате ЦК «суд чести». 29 сентября на собрании работников аппарата на Старой площади в присутствии Сталина выступил с докладом секретарь ЦК Кузнецов. Говоря о борьбе с антипатриотизмом, он вспомнил закрытые письма ЦК от 1935 года — «Уроки событий, связанных с злодейским убийством товарища Кирова» и «О террористической деятельности троцкистско­зиновьевского революционного блока», а также другие документы, посвященные «революционной бдительности». Кузнецов подчеркнул, что «главной задачей в подрывной деятельности против нашей страны иностранная разведка ставит прежде всего обработку отдельных наших неустойчивых работников». Он привел много соответствующих примеров, и основной удар был нанесен по Александрову и другим руководителям УПиА. Ключевой фигурой в докладе стал бывший заместитель заведующего отделом УПиА, директор государственного издательства иностранной литературы Б.Л. Сучков, которого обвинили в передаче американцам атомных секретов, а также сведений о голоде в Молдавии. Кроме того, попытавшись помочь бывшему однокурснику Льву Копелеву, осужденному на 10 лет заключения за «контр­революционную деятельность», Сучков написал в его защиту письмо в прокуратуру. Из прокуратуры письмо переслали в ЦК Маленкову, где в аппарате дело было замято. Испуганный Сучков советовался с Кузаковым, не следует ли ему написать покаянное объяснение. Тот советовал подождать, не раскрываться, то есть стал соучастником.

Сталин молча выслушал доклад Кузнецова и не вмешивался в дальнейшие события.

23–24 октября 1947 года «суд чести» рассмотрел дело об антипартийных поступках бывшего заведующего отделом кадров УПиА М.И. Щербакова и бывшего замначальника УПиА Кузакова, обвиненных в потере политической бдительности и чувства ответственности за порученную работу в связи с разоблачением Б.Л. Сучкова, которого они рекомендовали в аппарат ЦК. Им объявили общественный выговор. Решением Секретариата ЦК они были исключены из партии. Сучкова приговорили к заключению и освободили только в 1955 году.

Возможно, Кузакова тоже арестовали бы, но Сталин не позволил. В дальнейшем сын вождя работал на киностудии «Мосфильм» и на Центральном телевидении СССР, главным редактором Главной редакции литературно­драматических программ.

Но отец и сын так никогда и не поговорили друг с другом.

Если о Константине Кузакове Сталин знал и признал его своим сыном, то второго внебрачного сына (родился в 1914 году от Лидии Перепрыгиной в Курейке Туруханского края) он никогда не вспоминал. Только в 1956 году председатель КГБ СССР Иван Серов сообщил Хрущеву, что внебрачный сын Сталина Александр Давыдов (фамилия отчима) служит в армии в звании майора.

Вообще­то политическая наивность А.Кузнецова в этом эпизоде поражает. Судя по его поведению, он даже не подозревал, что наносит удар сразу по двум сильнейшим политическим фигурам, делая их своими смертельными врагами: Маленкову и Сталину. Это ведь был всего лишь 1947 год, Кузнецов толькотолько начал работать секретарем ЦК и, не зная всей обстановки, сразу позволил себе такой политический залп! В отличие от него, Маленков­то знал, что Кузаков — сын Сталина и что Сталин признает его за своего кровного родственника.

А что касается Сталина, то он личных обид не прощал никогда. В 1940 году он за одну только фразу 29летнего генерал­лейтенанта авиации, Героя СССР Рычагова, брошенную Сталину в лицо на заседании Политбюро («Вы заставляете нас летать на ваших гробах!»), отстранил летчика от должности, приказал арестовать, а в октябре 1941 года в куйбышевской тюрьме приказал расстрелять вместе с другими политзаключенными. И это уже в то время, когда Сталин знал, что в первые же недели войны немцы практически уничтожили большую часть советской авиации и что в ВВС катастрофически не хватает опытных летчиков, и уж тем более командиров.

Следует отметить, что в конце концов вся эта кропотливая работа Генсека с проектом закрытого письма во многом оказалась напрасной: он так и не решился познакомить с творением Маленкова и Берии не только широкую общественность, но даже членов ЦК ВКП(б). Вплоть до его смерти о расстрелах и репрессиях по этому «делу» знал только самый узкий круг лиц. А тех, кого согнали в Ленинграде на так называемый «открытый процесс» в Доме офицеров, предупредили о неразглашении, и никто из них до самой смерти Генсека не решился раскрыть рот. Какова была строгость соблюдения этой тайны, можно судить по тому, что о «Ленинградском деле» вплоть до смерти И.Сталина ничего не знали даже такие люди, как заместитель начальника Первого главного управления МВД СССР генерал­лейтенант П.А. Судоплатов, о чем он написал в своих мемуарах за два месяца до своей кончины в 1996 году.

Возникает естественный вопрос: почему И.Сталин не решился на обнародование этой информации? Ведь когда в 30е годы он уничтожал своих старых соратников по партии и военные кадры, об этом не только знала вся страна, но и специально проводились массовые публичные мероприятия с осуждением обвиняемых. Почему же в случае с процессами 1949–1950 годов была соблюдена такая секретность?

Думаю, что И.Сталин страшился именно огласки того, что массовая расправа им совершалась над представителями русской руководящей элиты. Ведь он сам сразу же после войны вознес здравицу русскому народу, признав, что именно благодаря его таланту и мужеству СССР победил гитлеровскую Германию. Более того, И.Сталин практически принес публичные извинения русскому народу за военные поражения 1941 и 1942 годов, вина за которые, как он это признал, лежит прежде всего на нем и его правительстве.

Наверное, нечеловеческая интуиция вождя подсказывала ему, что было чего опасаться. Прошло всего четыре года после Победы, а Генсек подверг кровавым репрессиям именно тех, кто в основном вынес на своих плечах эту Победу, — представителей государственного, партийного, военного и хозяйственного аппарата не только Ленинграда и Ленинградской области, но и практически всех областей Центральной России и выдвиженцев РСФСР на руководящую работу в другие союзные республики.

Таким образом, мы подходим к главной причине возникновения «Ленинградского дела».

И.Сталин так и не произнес этого вслух, но анализ всех его интервенций в «Ленинградское дело» неопровержимо показывает, что обвинял он «ленинградцев» в «русском национализме», который, по его мнению, мог подорвать единство Советского Союза, а в этом вопросе Генсек о компромиссах не хотел даже слышать. Уже после распада СССР в Болгарии были опубликованы дневники Г.Димитрова, в которых тот записал тост И.Сталина, произнесенный им 7 ноября 1937 года, где Генсек высказал свое отношение к проблеме единства СССР. «Каждая часть, которая была бы оторвана от общего социалистического государства, — сказал И.Сталин в этой короткой речи, — не только бы нанесла ущерб последнему, но и не могла бы существовать самостоятельно и неизбежно попала бы в чужую кабалу. Поэтому каждый, кто попытается разрушить это единство социалистического государства, кто стремится к отделению от него отдельной части и национальности, он — враг, заклятый враг государства, народов СССР. И мы будем уничтожать каждого такого врага, хотя бы был он и старым большевиком, мы будем уничтожать весь его род, его семью... беспощадно будем уничтожать. За уничтожение всех врагов до конца, их самих, их рода!»

Сам Генсек был человеком скрытным и осторожным. Он всю жизнь предпочитал, чтобы его настоящие мысли угадывали и преподносили ему на бумаге другие, а он бы выступал в роли редактора этих мыслей. Никого этой манерой обманывать, конечно, не удавалось.

Маленков и Берия скрытые мысли И.Сталина в «Ленинградском деле» угадали и в проекте закрытого письма к членам ЦК написали прямо: «Во вражеской группе Кузнецова неоднократно обсуждался и подготовлялся вопрос о необходимости создания РКП(б) и ЦК РКП(б), о переносе столицы РСФСР из Москвы в Ленинград. Эти мероприятия Кузнецов и др. мотивировали в своей среде клеветническими доводами, будто бы ЦК ВКП(б) и союзное правительство проводят антирусскую политику и осуществляют протекционизм в отношении других национальных республик за счет русского народа. В группе было предусмотрено, что в случае осуществления их планов Кузнецов А. должен был занять пост первого секретаря ЦК РКП(б)...»

Правда, авторы проекта перебрали с усердием. Они так хотели оправдать возникновение «Ленинградского дела», что ввели в текст «шпионский след».

«Следует учесть, — писали Берия и Маленков, — что с одним из руководящих членов этой группы — Капустиным, как выяснилось теперь, во время пребывания его в 1936 году в Лондоне установила связь английская разведка. Сейчас стало очевидным, что Кузнецов А. и Попков имели сведения об этом, но скрыли их от ЦК ВКП(б)».

Но тут они явно перестарались. В.Абакумов не смог предоставить Генсеку каких­либо доказательств на сей счет, и этот сюжет не вошел ни в обвинительное заключение по «делу», ни в приговор.

Что же касается судьбы самого письма к членам ЦК, то И.Сталин просто запретил его, не решившись предать гласности вообще какуюлибо информацию о «Ленинградском деле». По­видимому, тезис о том, что русские коммунисты захотели иметь свою собственную организационно оформленную компартию, Генсек посчитал крайне опасным. Сталин боялся популяризации этой идеи в среде русского народа.

 

Патриотизм: советский
или русский?

«Ленинградцы» были патриотами своей земли, русской земли. Как умели, они это выражали. Конечно, Советский Союз был тоже их родиной. Но СССР Россией никогда не был. Поэтому у них душа болела именно за Россию. За создавший Россию и духовную ее культуру русский народ. Поэтому, как только уроженец Нижегородской губернии М.Родионов в марте 1946 года сменил на должности председателя Совета Министров РСФСР А.Н. Косыгина, он сразу же поставил перед И.Сталиным вопросы об образовании, по примеру других союзных республик, Коммунистической партии России и канонизации символов России: трехцветного знамени, гимна, а столицей РСФСР предложил сделать Ленинград — словом, все то, что уже было сделано в других союзных республиках. Сделал он это открыто, сначала вербально, а потом и официально. 27 сентября 1947 года Родионов направил И.Сталину официальную записку:

Товарищу Сталину И. В.

О создании Бюро ЦК ВКП(б) по РСФСР

27 сентября 1947 года

Прошу Вас рассмотреть вопрос о создании Бюро ЦК ВКП(б) по РСФСР.

Создание Бюро, как мне представляется, необходимо для предварительного рассмотрения вопросов РСФСР, вносимых в ЦК ВКП(б) и Союзное Правительство, а также для обсуждения важнейших вопросов хозяйственного и культурного строительства РСФСР, подлежащих рассмотрению Советом Министров РСФСР.

Наличие такого органа при ЦК ВКП(б) даст возможность привлечь еще большее внимание местных партийных и советских организаций к более полному использованию местных возможностей в выполнении пятилетнего плана восстановления и развития народного хозяйства.

Лучшее использование местных возможностей особенно необходимо, наряду с союзным хозяйством, и в таких отраслях, как городское хозяйство, дорожное строительство, сельское и колхозное строительство, местная промышленность, просвещение и культур­ностроительная работа.

Понимая всю неординарность своей просьбы, М.Родионов обращается за поддержкой к первому секретарю МГК и МК ВКП(б), секретарю ЦК Г.Попову:

Товарищу Попову Г.М.

Направляю Вам копию письма, посланного мною на имя товарища Сталина И.В. по вопросу создания Бюро ЦК ВКП(б) по РСФСР. Прошу Вас, Георгий Михайлович, поддержать эту просьбу.

М.Родионов.

27 сентября 1947 года.

Судя по всему, Михаил Иванович опирался при этом на исторический прецедент: 19 июля 1936 года сам И.Сталин на заседании Политбюро предложил создать Бюро по делам РСФСР при ВКП(б) во главе с А.А. Андреевым. И такое Бюро было создано. Правда, просуществовало оно недолго, что­то в этом органе Генсеку не понравилось, и через несколько месяцев он предложил упразднить его. Рассмотреть успели всего 11 вопросов.

Но первый секретарь МГК был поопытнее М.Родионова в царедворских делах и на его письмо не ответил. Возможно, что этим и спас себе жизнь. Не случайно ведь из всех назначенцев А.Жданова после «Ленинградского дела» в живых остался он один. В отличие от Н.Вознесенского и др., И.Сталин держал его на всех прежних должностях почти весь 1949 год. Лишь в декабре вождь срочно вызвал с Украины Н.Хрущева и поставил его на Москву. Г.Попов же после отставки сначала был назначен министром городского хозяйства СССР, потом министром сельского хозяйства, затем последовательно директором ряда авиационных заводов, а после смерти И.Сталина был отправлен послом в Польшу. На пенсию Г.Попов ушел в 1965 году, в возрасте 59 лет, а умер на 61м году жизни, пережив «всю команду» Жданова на целых 17 лет.

Что же касается просьбы М.Родионова об образовании Бюро ЦК по РСФСР, то И.Сталин не стал на нее отвечать. Однако Михаил Иванович поторопился и провел переговоры с Д.Д. Шостаковичем на предмет создания гимна России. Композитор согласился сразу, но заявил, что для написания музыки ему нужны стихи. Тогда М.Родионов обратился к замечательному русскому поэтулирику Степану Щипачеву, и тот написал слова. Российский государственный архив социально­политической истории сохранил их. Гимн был создан в ускоренном темпе. А заканчивался он куп­летом:

Славься, Россия, отчизна свободы!

К новым победам пойдем мы вперед.

В братском единстве свободных
                                                         народов

Славься, великий наш русский народ!

В 1991 году, когда встал вопрос о восстановлении символики независимой от СССР России, созданный «ленинградцами» гимн народным депутатам Верховного Совета РСФСР не понадобился. Не пришелся он ко двору и руководителям новой России.

Современники «ленинградцев» в высшем звене руководства Советского Союза через много лет после смерти И.Сталина утверждали, что все они, начиная с А.Жданова, Н.Вознесенского, А.Вознесенского, М.Родионова и др., действительно чувствовали себя в большей степени патриотами России, нежели Советского Союза. Н.Хрущев в оставленных после себя мемуарах вспоминал, что А.Жданов в 1945–1946 годах в разговорах с ним не один раз сетовал на то, что в социалистической семье союзных республик самой обделенной остается РСФСР, что города и села Центральной России выглядят просто бедными по сравнению с таковыми в других республиках, а жизненный уровень русских значительно ниже по сравнению с другими нациями в составе СССР. А.Микоян вспоминал, что в 1947 году И.Сталин не раз говорил ему, что для Н.Вознесенского на первом месте всегда стоят русские, а уже потом все остальные. Для него, говорил И.Сталин, даже украинцы менее уважаемы, чем русские.

Откуда такие настроения возникали и преобладали (если преобладали) у «ленинградцев»? Думаю, что ответ на этот вопрос есть. Уж кто­кто, а председательто Госплана СССР Н.Вознесенский хорошо знал, что ленинскосталинское творение — Советский Союз — если и жизнеспособно, то только в одном случае: если все союзные республики будут существовать и развиваться за счет экономики РСФСР.

К «ленинградцам» это понимание стало приходить, когда они один за другим после войны стали выдвигаться в высшие эшелоны власти.

Дело в том, что сразу после образования СССР был сформирован общесоюзный бюджет, а в его рамках постановлением ВЦИК от 21 августа 1923 года был создан Союзно­республиканский дотационный фонд СССР, средства из которого стали направляться на экономическое и социальное развитие кавказских, среднеазиатских и других союзных рес­публик, включая Украину. Весь этот фонд формировался за счет РСФСР (из союзных республик просто нечего было брать). В отличие от РСФСР, в бюджеты союзных республик полностью зачислялись сборы налога с оборота (один из основных источников бюджетных поступлений), также полностью оставался в республиках подоходный налог. И хотя российская экономика играла решающую роль в формировании упомянутого фонда, дотациями из него никогда не пользовалась. Как откровенно признавал в 30х годах Г.К. Орджоникидзе: «Советская Россия, пополняя наш (Грузинской ССР) бюджет, дает нам в год 24 млн рублей золотом, и мы, конечно, не платим ей за это никаких процентов. Армения, например, возрождается не за счет труда собственных крестьян, а на средства Советской России».

Доктор экономических наук, профессор В.Г. Чеботарева на международной конференции в Москве в 1995 году привела свои расчеты, которые показали, как протекал процесс перекачки прибавочного продукта из РСФСР в союзные республики.

Как отметила ученый, прежде всего через денежные вливания в чистом виде. Опубликованные отчеты Минфина СССР за 1929, 1932, 1934, 1935 годы позволяют сделать вывод, что в указанные годы Туркмении в качестве дотаций было выделено 159,8 млн рублей, Таджикистану — 250,7, Узбекистану — 86,3, ЗСФСР — 129,1 млн рублей. Что касается, например, Казахстана, то до 1923 года эта республика вообще не имела своего бюджета — финансирование ее развития шло из бюджета РСФСР.

Но в расчет следует включать не только чисто денежные вливания. Как сообщила международной и российской общественности профессор В.Че­ботарева, на протяжении десятков лет, кроме чисто денежной дани, Россия отдавала союзным республикам «свой самый драгоценный капитал — высококвалифицированных специалистов». В 1959 году за пределами России находилось 16,2 млн русских, в 1988 году — 25,3 млн. За 30 лет их численность увеличилась на 55,5%, а в пределах России — только на 22%. Представители русской диаспоры создавали значительную часть национального дохода в республиках. Например, до 1992 года 10% русского населения Таджикистана производили до 50% внутреннего национального продукта.

Образовался у этого феномена и еще один, побочный, но существенный эффект. «Русский народ, — сказала В.Чеботарева, — которому был навязан комплекс “исторической вины” за злодеяния царизма, сделал все, чтобы покончить с вековой отсталостью братских народов». «Но на этом благородном поприще, — отметила она, — русский народ утратил элементарное чувство самосохранения; под влиянием политической пропаганды он впал в беспамятство и погубил многие национальные традиции, среду своего исторического обитания»[8].

В октябре 2010 года в Академии повышения квалификации работников образования прошла международная научнопрактическая конференция под названием «Неконфликтное прочтение совместной истории — основа добрососедства», на которой историки из Москвы, Саратова и Таллина представили доклад под редакцией заведующего кафедрой истории Московского городского педагогического университета профессора А.Данилова, где по рассматриваемой теме были приведены следующие факты.

В 1987 году в Латвии поступления из РСФСР и Украины составили 22,8% от величины всего произведенного национального дохода республики.

Не менее впечатляющи цифры межреспубликанского обмена, которые показывают, за счет чего развивались все прибалтийские союзные республики. Так, в 1972 году Эстония ввезла товаров на 135,2 млн рублей больше, чем вывезла, Литва — на 240 млн, Латвия — на 57,1 млн рублей. С годами разрыв между ввозом и вывозом только возрастал. Например, в 1988 году для Эстонии этот разрыв составил уже 700 млн рублей, для Литвы — 1 млрд 530 млн, для Латвии — 695 млн рублей.

Иными словами, вся государственная политика СССР по всем направлениям строилась на удовлетворении интересов национальных окраин, а интересы коренного населения РСФСР приносились в жертву этому абсолютному меньшинству. В то время как промышленность и инфраструктура союзных национальных республик жирели и пухли, исконно русские города и веси нищали.

В 1997 году известный писатель и ученый Александр Кузнецов писал: «Горько становится на душе, когда видишь старые русские города. Старинные дома с обвалившейся штукатуркой, деревянные одноэтажные дома ушли по окна в землю, а двухэтажные покосились и пропахли уборной. Картина знакомая. Так выглядят сейчас все старые русские города, не то что кавказские или среднеазиатские.

Ереван целиком построен в годы советской власти. Раньше он состоял из глинобитных и каменных одноэтажных домишек, а теперь возведен из благоустроенных многоэтажных и, заметьте, нетиповых домов, облицованных разноцветным туфом. И ни одного старого дома во всем городе. Советский период — золотой век для Армении. В Тбилиси оставили одну старую улицу, как памятник истории. Реставрировали ее, выглядит как картинка. Все остальное выстроено заново, как и в других кавказских городах.

О среднеазиатских республиках и говорить нечего — дворцы, театры, парки, фонтаны все в граните и мраморе, в каменной резьбе. Богатели, тяжелели 70 лет края государства, чтобы, насытившись, потом отвалиться. Россия же как была нищей, так и осталась».

Председатель Совета Министров РСФСР в 1971–1983 годах М.С. Соломенцев вспоминал, как в начале 70х годов в поездке по Брянской области видел целую деревню, с Великой Отечественной войны живущую в землянках. В своих мемуарах он пишет: «Когда Брежнев рекомендовал меня на должность предсовмина РСФСР, я поставил лишь одно условие: перестать затюкивать Россию. Леонид Ильич, помнится, не понял меня, спросил: “Что значит затюкивать?” Я объяснил: отраслевые отделы ЦК и союзное правительство напрямую командуют российскими регионами и конкретными предприятиями, руководствуясь больше интересами союзных республик, оставляя России лишь крохи с общесоюзного стола».

Любопытную картину нарисовал в этом плане в «Независимой газете» 12 июня 1992 года Иван Силаев, первый премьер­министр ельцинского правительства.

Став летом 1990 года первым председателем Совета Министров независимой России, он обнаружил, что в течение всех лет советской власти РСФСР ежегодно выплачивала союзным республикам, включая Украину, а с 1940 года и прибалтийским республикам, по 46 млрд рублей в год. Пересчитав эти деньги по существовавшему в 1990 году валютному курсу (1 доллар был равен 60 копейкам), премьер в июне 1991 года доложил первому президенту России Борису Ельцину, что РСФСР ежегодно направляла на развитие союзных республик 76,5 млрд долларов, что составляло более 30% ежегодного российского бюджета.

После его доклада независимое правительство РСФСР потребовало в корне изменить практику истощения экономического ресурса России и в дотационный фонд заложить только (только!) 10 млрд рублей. Да и то при условии, что та республика, которая будет брать средства из этого фонда, станет делать это не безвозвратно, а только в кредит и обязуется заключить с правительством РСФСР соглашение о поставках своей продукции в счет обязательного погашения кредита в оговоренный срок. Услышав это, республиканские лидеры, включая Украину и прибалтийские союзные республики, тут же потребовали от президента СССР М.Горбачева «поставить русских на место»...

Эта большевистская линия сказывалась и на кадровой национальной политике в союзных республиках.

В центральных комитетах партии в союзных республиках СССР первым секретарем ЦК назначался, как правило, представитель так называемой титульной нации, а вторым секретарем (в обязательном порядке) — партийный работник русской национальности. В задачи последнего входило в основном соблюдение правил функционирования единой (союзной) экономической политики. В политическую сферу, идеологическую в том числе, этот второй секретарь мог вмешиваться только лишь в исключительных случаях, и то не прямо, а через Москву.

Не мог он никак влиять и на кадровую политику в республике. Какой бы процент населения некоренной нации ни проживал в ней, все ключевые должности во всех сферах жизнедеятельности республики неизменно занимали представители коренной национальности. Причем это относилось абсолютно ко всем некоренным нациям и народностям. В Тбилиси, например, могла проживать какая угодно многочисленная армянская диаспора, но в руководстве города или республики ее интересы мог представлять только грузин.

До 1917 года цари дома Романовых проводили совсем иную политику в этом плане.

Исследуя эту проблему, известный российский историк Алексей Миллер пишет, что до революции «имперская нация», то есть русские, в кадровом составе чиновничества была представлена адекватно ее численности, равно как и другие существовавшие на тот момент нации и народности. «Исследуя состав бюрократии на западных окраинах, — пишет он, — следует отметить, что “представители местного населения были представлены среди чиновников в пропорциях, которые в целом соответствовали удельному весу различных этнических групп в этих губерниях”».

Иными словами, И.Сталин как единоличный властитель в СССР с конца 20х годов в этих вопросах кардинально отошел от политики русских царей, которые, вопервых, внимательно следили за тем, чтобы во властных структурах национальных окраин строго соблюдалось пропорциональное представительство всех народов и наций, проживающих на этих территориях. А вовторых, наместник «Белого царя» на национальных окраинах отнюдь не был такой, по сути, декоративной фигурой, какой был в союзных республиках СССР второй секретарь ЦК любой союзной компартии.

Большевики после 1917 года вообще создали довольно странную «империю». В отношении малочисленных национальностей и народов в ее составе СССР вообще представлял собой уникальное государственное образование. Получалось, что Советский Союз был создан для целенаправленного выкачивания материальных и культурных активов в пользу отставших в своем цивилизационном развитии малых наций. Эту особенность сталинской политики в отношении русских отмечают не только российские историки.

Профессор Гарвардского университета Терри Мартин пришел к выводу, что СССР был вообще абсолютно новым видом империи — «империи наоборот», а советскую национальную политику он характеризует как «радикальный разрыв с политикой империи Романовых».

Вслед за Т.Мартином профессор А.Миллер пишет: «В рамках советской политики государствообразующий народ, русские, должен был подавлять свои национальные интересы и идентифицировать себя с империей положительного действия». Большевики пошли даже на то, что отказывали «в праве на национальную автономию в местах компактного проживания русских в союзных республиках», в «праве на национальное представительство во властных структурах автономных республик», более того, осуждали «рус­скую культуру как буржуазно­помещичью, как имперскую культуру угнетателей». «Большевики, по сути... создавали национальные элиты там, где их не было или они были слабы. Они распространяли и поддерживали в массах различные формы национальной культуры и идентичности там, где эта задача стояла на повестке дня. Они способствовали территориализации этничности и создавали национальные образования на разных уровнях».

В результате же вся эта политика привела к тому, что возникшие национальные элиты в конце существования Советского Союза создали свою собственную национальную историю и на базе развития в их территориальных национальных образованиях процессов индустриализации, урбанизации, распространения грамотности под лозунгами демократии оправдывали их вычленение из состава советской империи.

Т.Мартин в своем исследовании внимательно проанализировал столк­новение И.Сталина с В.Лениным в 1922 году по поводу образования Советского Союза и пришел к выводу: «Из высказываний И.Сталина видно, что причиной его разногласий с Лениным был русский вопрос. [Но] сохраняя РСФСР, вместо того чтобы создать СССР, И.Сталин не собирался усиливать позиции русских, наоборот, он хотел их ослабить. Больше всего он боялся отдельной русской республики...»

Собственно говоря, в этом выводе гарвардского историка и содержится ответ на вопрос, почему И.Сталин столь безжалостно расправился с «ленинградцами»: Генсек панически боялся пробуждения русского национального самосознания, видя в нем сильнейшую угрозу для своей безраздельной власти в СССР.



[1] Из доклада И.Сталину Л.Берии: «Маршал Булганин в ночь с 6 на 7 января 1948 года, находясь в обществе двух балерин Большого театра в номере 348 гостиницы “Н”, напившись пьяным, бегал в одних кальсонах по коридорам третьего и четвертого этажей гостиницы, размахивая привязанными к ручке от швабры панталонами фисташкового цвета одной из балерин, и от каждого встречного требовал кричать: “Ура маршалу Советского Союза Булганину, министру Вооруженных Сил СССР!” Затем, спустившись в ресторан, Н.А. Булганин, поставив по стойке “смирно” нескольких генералов, которые ужинали там, потребовал от них “целования знамени”, то есть вышеуказанных панталон. Когда генералы отказались, маршал Советского Союза приказал метрдотелю вызвать дежурного офицера комендатуры со взводом охраны и дал команду прибывшему полковнику Сазонову арестовать генералов, отказавшихся выполнить приказ. Генералы были подвергнуты аресту и увезены в комендатуру Москвы. Утром маршал Булганин отменил свой приказ». «Докладная записка осталась без последствий: Булганин Сталину был нужен» (писатель Александр Головков).

[2] С 1946 года смертная казнь в СССР была отменена. Но в ходе судебного процесса над «ленинградцами» 12 января 1950 года был издан Указ Президиума Верховного Совета СССР «О применении смертной казни к изменникам родины, шпионам, подрывникам­диверсантам».

[3] Единственным человеком, которому после смерти Сталина удалось не только поработать с архивными документами «Ленинградского дела» в читальном зале КГБ СССР в советское время, но и побеседовать с ответственными сотрудниками Комитета партийного контроля при ЦК КПСС, которым при Хрущеве была поручена работа по пересмотру ряда сталинских политических процессов, в том числе и «Ленинградского дела», до сегодняшнего дня остается Л.А. Вознесенский — сын выдающегося государственного деятеля России, министра образования РСФСР, ректора Ленинградского государственного университета, родного брата Николая Вознесенского, расстрелянного в 1950 году, Александра Алексеевича Вознесенского. В неоднократных личных беседах Лев Александрович рассказывал автору настоящей работы о хранящихся в архивах подробностях «Ленинградского дела». В частности, и о том, что Г.Маленков после смерти Сталина изъял из этого архива 36 листов и не вернул их.

[4] На связь Маленкова с Помазневым указывает вся дальнейшая судьба Помазнева. Услугу М.Помазнева в «Ленинградском деле» Г.Маленков оценил высоко. Сразу после Постановления Политбюро ЦК о снятии Н.Вознесенского с поста председателя Госплана, 13 марта 1949 года, Сталин принимает предложение Маленкова о назначении Помазнева управляющим делами Совмина СССР, награждает его орденом, а позднее Помазнев становится кандидатом в члены ЦК ВКП(б). Но Г.Маленков отдавал себе отчет в том, что он сам и М.Помазнев слишком уж явно замазаны в «Ленинградском деле», и потому после смерти И.Сталина сразу же убирает Помазнева из Москвы, направляя его председателем Областной плановой комиссии в Рязань, а записку Помазнева по поводу Вознесенского со своими письменными следами из архива изымает. Судя по всему, на сегодняшний день текста этой записки­доноса более не существует. В архиве сохранилась лишь запись, что все эти документы изъяты товарищем Маленковым и не возвращены.

[5] «Предоставь мертвым погребать своих мертвецов», — сказал Господь одному из своих учеников, имея в виду, что хоть и живы еще в миру те, кто не верит в Спасителя (то есть в Истину), но на деле уже мертвы, то есть грешники, потому что не имеют веры в Спасителя (Мф. 8, 22).

[6] А.ДКрутиков — заместитель председателя Совмина СССР, председатель Бюро по торговле и легкой промышленности при Совете Министров СССР. Позже по представлению Г.Маленкова своей должности лишился.

[7] Из постановления Пленума ЦК КПСС от 31 января 1955 года «О товарище Маленкове Г.М.»: «Заслушав доклад тов. Хрущева Н.С. о тов. Маленкове Г.М. и полностью одобряя предложения Президиума ЦК по этому вопросу, Пленум ЦК КПСС считает... тов. Маленков несет моральную ответственность (только моральную. — В.К.) за позорное “Ленинградское дело”, созданное Берией и Абакумовым, оклеветавшее перед И.В. Сталиным ряд руководящих работников... Тов. Маленков, находясь в столь тесных отношениях с Берией, не мог не знать о клеветнических наветах на этих работников со стороны Берии перед И.В. Сталиным».

[8] Чеботарева В.Г. Россия: донор или метрополия // Материалы международного симпозиума «Куда идет Россия?» / Ред. Т.И. Заславская. М.: Аспект Пресс, 1995. С. 343–344. Профессор В.Г. Чеботарева довольно точно определила духовное состояние русского народа после 27 лет сталинского руководства страной. В 1949 году ленинградскую поэтессу Ольгу Берггольц просто потрясло духовное состояние русских людей, тех самых, которых она на высокой ноте все 900 дней Ленинградской блокады призывала по радио к сохранению стойкости духа. Приехав 20 мая 1949 года под Ленинград на отдых, в село Старый Рахин, она сделала запись в своем дневнике о жизни колхозников: «Первый день моих наблюдений принес только лишнее доказательство к тому же, все к тому же: полное нежелание государства считаться с человеком, полное подчинение, раскатывание его собой, создание для этого цепной, огромной, страшной системы... Вот все в этом селе — победители, это и есть народ­победитель. Как говорится, что он с этого имеет? Ну, хорошо, послевоенные трудности, пиррова победа (по крайней мере, для этого села) — но перспективы? Меня поразило какое­то, явно ощущаемое для меня, угнетенно­покорное состояние людей и чуть ли не примирение с состоянием бесперспективности» (см.: Берггольц О. Из дневников (май, октябрь 1949) // Знамя. 1991. № 3. С. 160–172).

 





Сообщение (*):

Алексей

03.10.2016

Читать всем сталинистом.

Комментарии 1 - 1 из 1