Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Алексей Щусев: зодчий всея Руси. Избранные главы

Александр Анатольевич Васькин родился в 1975 году в Москве. Российский писатель, журналист, исто­рик. Окончил МГУП им. И.Федорова. Кандидат экономических наук.
Автор книг, статей, теле- и ра­диопередач по истории Москвы. Пуб­ликуется в различных изданиях.
Активно выступает в защиту культурного и исторического наследия Москвы на телевидении и радио. Ведет просветительскую работу, чи­тает лекции в Политехническом музее, Музее архитектуры им. А.В. Щусева, в Ясной Поляне в рамках проектов «Книги в парках», «Библионочь», «Бульвар читателей» и др. Ве­дущий радиопрограммы «Музыкальные маршруты» на радио «Орфей».
Финалист премии «Просвети­тель-2013». Лауреат Горьковской ли­тературной премии, конкурса «Лучшие книги года», премий «Сорок сороков», «Москва Медиа» и др.
Член Союза писателей Москвы. Член Союза журналистов Москвы.

Проект всей жизни


12 ноября 1913 года был утвержден проект Казанского вокзала. Два года — непривычно много — трудился Алексей Викторович Щусев над этим проектом (а ведь в это время велась работа и по другим направлениям), но ведь и объем­то был какой!

Начало Первой мировой войны не остановило планы по постройке вокзала, а даже наоборот, вызвало еще большую потребность в его скорейшей сдаче. Железная дорога стала активно использоваться для перевозки продовольствия и фуража воюющей армии.

К 1915 году удалось закончить закладку фундаментов и построить главную башню вокзала. Нестеров писал в те дни: «На днях поеду на Казанский вокзал. Щусев звал посмотреть модели постройки вокзала. Сооружение очень интересное, и думаю, оно займет среди московских архитектурных красот не последнее место. Здание в минувший сезон доведено почти доверху Сумбекиной башни и представляет массив, перед которым противоположный старый Николаевский вокзал кажется игрушкой».

А вот что сообщала газета «Московские ведомости»:

«Новый Казанский вокзал, сооружаемый по проекту и под наблюдением А.В. Щусева, будет грандиозным сооружением, выходя фасадами на Каланчевскую площадь, Рязанский проезд и Рязанскую улицу. Общий объем всего помещения составит 60 тыс. куб. сажен. Постройка вокзала с полным его оборудованием исчислена по смете в 7 млн. Центральный вход, ведущий с площади в вестибюль, будет увенчан башней — башней княжны Сююмбеки в Казани с гербами Казанского царства — золотым стилизованным петушком, тут же под башней — громадные часы.

Обширный вестибюль будет отделан с роскошью, стены украсят панно работы Н.К. Рериха, изображающие битву с татарами при Керженце и покорение Казани. Пол в вестибюле из черного и красного порфира. Расположенный рядом с перронным залом зал ожидающих восьмигранной формы, со звездчатым сводчатым куполом, просветы которого будут расписаны в восточном вкусе.

Из вестибюля и перронного зала выходы ведут в громадный зал­ресторан 1­го и 2­го классов. Он будет обставлен в стиле Петровской эпохи. Стены затянуты зелеными с розовым шпалерами. Деревянный резной плафон будет изображать в аллегорическом виде города и народности тех губерний, с которыми соприкасается линия Московско­Казанской железной дороги. Особый вестибюль для прибывающих пассажиров, отделенный от зала­ресторана служебными помещениями, выводит с платформы приходящих поездов прямо на Рязанский проезд.

Правая часть здания вокзала по Каланчевской площади отводится под багажный зал и зал 3­го класса. Вход в багажный зал расположен вблизи центрального входа и будет украшен гербами Москвы, Рязани и Казани. Для пассажиров 4­го класса и воинских команд отводится особое помещение. Центральную часть вокзала займут шесть крытых платформ длиной по 80 сажен, с 12­ю подъездными к ним путями».

К живописному оформлению Казанского вокзала Щусев привлек весь цвет изобразительного искусства, это были Александр Бенуа, Борис Кустодиев, Зинаида Серебрякова, Мстислав Добужинский, Николай Рерих, Александр Яковлев, Иван Билибин, Евгений Лансере. Со всеми художниками Щусев работал в творческом содружестве. Например, о работе Бенуа он писал: «Над отделкой ресторана вокзала пришлось много поработать и по деталям сложной орнаментации. Первые эскизы отделки сделал я. Затем включился приглашенный Александр Бенуа. Он сначала повернул характер орнаментики немного в сторону рококо, но затем направил и ее в характере Петровской эпохи московского периода».

А вот владельцы дороги фон Мекки (дядя и племянник) приглашали художников по своему вкусу, с чем Щусеву приходилось считаться. Так, для росписи зала ожидания первого класса они позвали князя Сергея Щербатова, даже не имевшего профессионального образования, но бравшего уроки живописи у Игоря Грабаря и Леонида Пастернака. Вскоре у Щусева с Щербатовым случились творческие разногласия:

«В одно из моих посещений мастерской Щусева, я услышал вдруг от него такое неожиданное заявление: “А я решил изменить пропорции вашего зала”. “Как? — спросил я. — И это после того, что все проекты уже сделаны по точно данным мне вами лично размерам, как я знаю, установленным Правлением ж.д.!” — “Ну что ж, срежьте по две фигуры — перекройте, что это вам стоит; архитектура важнее росписи”. Эта разыгранная наивность была столь неубедительна, что я сразу почувствовал, в чем дело, заключавшееся в желании отбить у меня охоту и отшить меня после законного, ясно предвиденного моего возмущения. Понял это, конечно, и Мекк, которому я сообщил немедленно о неожиданном для меня сюрпризе. Он, конечно, возмутился, но не удивился, так как он был человеком, искушенным горьким опытом.

“Размеры утверждены и изменены не будут, Щусеву будет сказано, что нужно, а ты берись за работу и начинай с Богом”. Эти слова меня окончательно успокоили, и Щусев был со мной с той поры несколько сконфуженно любезен. Все вошло в норму».

Эстетствующий князь Щербатов, видимо, не мог постичь всего огромного масштаба грандиозного строительства, осознать его глубочайший смысл. В его словах чувствуется некоторая снисходительность по отношению к Щусеву, вызванная, скорее всего, не слишком знатным происхождением зодчего, как думал Щербатов. Да, между князем и архитектором была большая дистанция, но не социального, а образовательного характера. Щербатову само все плыло в руки, а Щусев добился положения в обществе исключительно своими силами. И золотую медаль Академии художеств получил он не за происхождение, а за талант. К слову, уже будучи автором Марфо­Мариинской обители, архитектор так и не дождался заказов от петербургских богатеев, ярким представителем которых и был князь Щербатов.

На Щербатова Щусеву жаловался и Александр Бенуа: «Господи Боже мой, что за сумасшедший дом вся наша матушка Россия и, в частности, какая сплошная ерунда наша художественная жизнь!», «Добужинский, и Серебрякова, и Лансере, и бедный больной Кустодиев немало уже потрудились над общей задачей. Что же теперь, потому только, что какой­то дилетантишка вздумал мне напакостить в отместку за мое выступление в защиту Грабаря, все эти отличные художники также должны ретироваться или почтительно ждать, пока князь Щербатов не удостоит наконец отнестись к нашему труду с благорасположением? Это же, дорогой, невозможно. Это же настоящий скандал», — писал художник зодчему 17–18 ноября 1916 года.

Но и в Москве нашлись критики, называвшие художников, участвующих в росписи грандиозного здания, «вокзальными». Этим выражением отметился известный литератор Давид Бурлюк, попытавшийся таким образом задеть Бориса Кустодиева, что выглядело совершенно несправедливо. Ведь Кустодиев для написания плафонов (по приглашению Щусева) на тему «Присоединение Казани к России» поехал в Италию: «Я был очень доволен, остановившись в Милане. Там очень хороший музей Брера с чудными фресками Бернардино Луини, хорошими венецианцами и Рубенсом, которого я много смотрел для своих плафонов» (из письма Ф.Ф. Нотгафту от 18 мая 1913 года). Жаль, что роспись так и не была осуществлена, а оставшиеся эскизы хранятся в Государственной Третьяковской галерее.

К сожалению, не украсили вокзал и два огромных панно Николая Рериха — «Сеча при Керженце» и «Покорение Казани», о которых писали «Московские ведомости». Та же участь постигла и прекрасные плафоны Зинаиды Серебряковой, создавшей для Казанского вокзала серию своих замечательных одалисок.

Через год после начала Первой мировой войны темпы строительства заметно сбавились. Оно и понятно: речь шла уже не о том, как проторить пути на восток, а как защитить дорогу на запад. Резко возрос спрос на строителей фортификационных сооружений и тех, кто вообще мог держать в руках лопату для рытья окопов. Щусеву пришлось проявить неимоверные усилия, чтобы уберечь от мобилизации хотя бы часть своих сотрудников и строителей.

Реставратор Петр Нерадовский вспоминал: «Помню, в 1915 году на Казанском вокзале шли строительные работы. Санитарный поезд, в котором я служил во время войны, сдав раненых, до отправки на фронт стоял на Казанском вокзале. Я часто встречался здесь с Щусевым. После утреннего завтрака мы с ним шли на вокзал, в чертежную мастерскую, заставленную длинными столами, за которыми работали помощники архитектора. Щусев подходил к каждому, не спеша, внимательно рассматривал чертежи, говорил помощнику свои замечания, затем, продолжая обсуждать и давать пояснения, как­то незаметно брал чистую кальку, накладывал ее на часть большого чертежа и уверенно наносил на ней акварелью исправление, которое преображало деталь. Нужно было видеть, как во время длительного обхода легко и изобретательно из­под кисти Щусева появлялись новые элементы постройки, каждый раз в измененной расцветке. Так руководил Щусев разработкой своего проекта, не жалея сил, перерабатывая его в целом, не пропуская ни одной детали и добиваясь высокого строительного качества».

Сам Щусев скупо вспоминал то время: «Все помнят, как мировая война обес­кровила страну настолько, что социальный заказ в архитектуре совершенно выпал из жизни. Во время войны строились походные бани, дезинфекционные пункты, но крупных заказов не было. Из монументальных построек строился во всем Союзе почти один Казанский вокзал, а я был производителем его работ. Я прочно засел на постройке, стараясь не бросить его, так как знал, что в противном случае работу не закончить. Все, что закон революции национализировал — собирали, материал складывали в кладовую, и у меня на постройке теплилась какая­то жизнь», — из автобиографии 1938 года.

Архитектор занимался самыми разными вопросами, вплоть до обеспечения своих сотрудников калькой и карандашами. Недаром в одном из сохранившихся документов эпохи 1917 года он подписывается как «академик­прораб». А иногда он был и бухгалтером, выплачивая из собственного кармана жалованье строителям. Это было в те дни, когда акционерное общество Московско­Казанской железной дороги распалось, а большевикам было не до вокзала.

Трагические события довольно серьезно отразились на проекте Щусева, внеся свои поправки, главным образом идеологического толка. Например, не могло быть и речи о постройке царской башни, предназначенной для размещения в ней императорской семьи (этот проект был осуществлен уже в 1997 году). Да и сама дорога стала государственной, поэтому и сроки ее окончания были поставлены иные, к новым праздничным датам. Не случайно в ноябре 1919 года, к двухлетию октябрьской революции, было объявлено о сдаче Казанского вокзала в эксплуатацию.

Годом окончания первого этапа строительства Казанского вокзала считается 1926­й, когда на небольшой вокзальной башенке (похожей на башню на Сан­Марко в Венеции), увенчанной колоколом, заиграли удивительные часы, заказанные Щусевым у петербургских часовщиков. Циферблат часов украсили изящными знаками зодиака, изготовленными по эскизам зодчего. В 1941 году колокол сорвало ударной волной во время бомбежки Москвы, восстановили его на прежнем месте лишь в 1970 году.

Ну а что же стало с участниками проекта? Николай фон Мекк не уехал на Запад, как прочие представители богатого сословия. Но в советской России такой человек вряд ли мог прожить долго. Его арестовывали девятнадцать раз. Последний арест состоялся в 1929 году, тогда же его и расстреляли. Вдова фон Мекка после расстрела мужа оказалась в бедственном материальном положении. Щусев не побоялся помогать ей — и не только деньгами, он приютил ее у себя в доме в Гагаринском переулке, несмотря на отсутствие у нее права проживать в Москве.

Князь Сергей Щербатов успел покинуть родину, долго скитался с континента на континент. Умер в своей постели, в девяносто лет. На чужбине нашли вечный покой Зинаида Серебрякова, Николай Рерих, Александр Бенуа. Иван Билибин умер в блокадном Ленинграде.

Казанский вокзал стал самым длительным проектом Щусева. Он то и дело возвращался к нему. «Кончить такое большое сооружение, как вокзал, мне не удалось, он так и остается до сих пор незаконченным: дальние башни не осуществлены, внутренняя отделка не закончена», — писал архитектор в 1947 году, за два года до смерти. Лишь через полвека проект был доведен до конца. В Моск­ве лишь одно здание строилось дольше — храм Христа Спасителя.

Но все же Щусев осуществил свою мечту — создал «Хованщину» в русской архитектуре. Напомним, что эту оперу Модеста Мусоргского называли народной музыкальной драмой, а В.В. Стасов и вовсе считал ее «истинным подвигом», где все «сочинено и выполнено необыкновенно даровито, картинно и верно».

Что­то удивительно схожее есть в судьбах этих двух великих произведений — «Хованщины» и Казанского вокзала. Мусоргский задумал писать оперу в 1872 году, но так и не увидел ее на сцене, не закончив партитуру и скончавшись в 1881 году. Щусев также не смог осуществить задуманное до конца. Получается, что и для Щусева, и для Мусоргского эти произведения с момента возникновения их замысла стали делом всей жизни.

Еще более глубоким видится смысловое единство двух произведений, созданных в разных видах искусства — музыке и архитектуре. В «Хованщине» Мусоргский сумел раскрыть всю глубину духовной трагедии народа, произошедшей вследствие насильственного слома и крушения многовекового жизненного уклада старой Руси. Композитор воплотил в опере те глубокие пласты народной жизни, из которых и складывается русская история.

Щусев же, начав работу над вокзалом, стал свидетелем очередной трагедии планетарного масштаба, которая развернулась на просторах некогда огромной Российской империи. Столетиями собиралось это географическое, политическое и гуманитарное пространство. Революции 1917 года и гражданская война перевернули все вверх дном...

Мусоргский написал оперу о русском разломе, а Щусев сам при нем присутствовал и продолжал создавать свой Казанский вокзал, ставший уже не только «Воротами на Восток», но и символом трансформации России самодержавной в Россию большевистскую.

Творческой удаче Щусева способствовало то, что он, не занимаясь подражательством и заимствованием, смог мастерски использовать накопленное художественное богатство своего народа, что роднит его не только с Мусоргским, но и с такими композиторами, как Римский­Корсаков и Глинка.

Интересно, что сам Щусев любил себя называть дирижером и часто говорил: «Мои помощники — это музыкальные инструменты, на которых я играю». Какие ошеломляющие, опять же музыкальные аналогии приходили на ум Щусеву в процессе творчества! Неудивительно, что сам процесс грандиозной работы, в который Щусев сумел вовлечь столько незаурядных людей, был так похож на исполнение симфонии большим и слаженным оркестром, где каждый исполнитель прекрасно знал свою партию. Да, не зря занялся Алексей Викторович своей, архитектурной «Хованщиной».

В настоящее время Казанский вокзал является самым большим в Европе, превратившись в памятник его главному автору и вдохновителю — Алексею Викторовичу Щусеву.

Александр Васькин

Продолжение следует.





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0