Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Дневник К.Р. 1909 года

«Жизнь моя складывается необыкновенно счастливо, я действительно “баловень судьбы”...»

В год столетия со дня кончины великого князя Константина Константиновича — внука Николая I, президента Академии наук, более известного своими поэтическими произведениями и переводами, подписывавшегося криптонимом «К.Р.», — читатель имеет возможность познакомиться с интереснейшим историческим источником — его дневником, записи в котором К.Р. вел на протяжении почти всей сознательной жизни. В Государственном архиве Российской Федерации сохранились кожаные тетради, в которых великий князь записывал свои ежедневные впечатления за период с 1870 по 1915 год[1].

Великий князь Константин Констан­тинович оставил потомкам не только переводы, ставшие образцами по работе с классическими произведениями, и соб­ственные поэтические творения, но и об­ширное эпистолярное наследие[2], а также дневник с ежедневными записями за всю сознательную жизнь. Дневник великого князя охватывает столь значительный период и содержит подробное описание практически всех значимых событий как российской, так и европейской истории, в связи с чем вызывает стойкий интерес у специалистов и любителей отечественной истории и культуры. Сын К.Р. — князь Гавриил Константинович вспоминал: «Всю свою жизнь он вел дневник, который писал в тетрадях в желтых кожаных переплетах, и завещал напечатать его через девяносто лет после своей смерти»[3]. Дейст­вительно, в отдельном, седьмом пункте завещания великого князя были оговорены условия хранения и публикации дневниковых записей: «Завещаю Императорской Академии наук: <...> 7) все собрание тетрадей моего дневника, которому быть хранимым неприкосновенно в библиотеке или в архиве академии. Ни ближайшим моим родным, ни посторонним не предоставляю права читать мой дневник в течение девяноста (90) лет по моей кончине. По прошествию этого срока, по усмотрению академии, но не иначе как с благосоизволения царствующего Государя Императора и с согласия старейшего из прямых моих потомков, дневник мой, частями или полностью, может быть напечатан»[4].

Исследователями уже введен в научный оборот полный текст тетрадей дневника К.Р. за период с 1906 по 5 марта 1909 года и 1911–1915 годы[5]. Ранее были опубликованы выдержки из дневника К.Р. за 1870–1915 годы[6].

Настоящая публикация включает в себя следующие две тетради дневника великого князя Константина Константиновича: том LХI (61) за период с 5 марта 1909 года, начатый во время поездки из Петербурга в Воронеж и законченный в Осташеве 31 декабря 1909 года. В отличие от предыдущих революционных лет, политические события в Российской империи значительно реже вызывали у великого князя необходимость выплескивать негативные эмоции на страницах дневника. Он вновь посвящал все свободное время творчеству и начал работу над своей драмой «Царь Иудейский». 12 апреля 1909 года идея будущей драмы начала принимать четкие очертания: «Мне кажется, что задуманная евангельская драма постепенно зреет в голове. Говорю “кажется”, боясь, что ничего не выйдет. Во время обедни поминутно от молитвы переходил к обдумыванию плана. Драма пока представляется мне в 4-х действиях и 5–6-и картинах»*.

Великий князь, занимая пост главного начальника военно-учебных заведений, как и ранее, объезжал кадетские корпуса и юнкерские училища Российской империи. В 1909 году он предпринял путешествие в Хабаровск, посещая по пути учебные заведения и делая в дневнике записи об увиденном, которые удивительно актуальны для современной действительности.

Читатель войдет во внутреннюю жизнь не только Константиновичей — одной из самых многочисленных ветвей российского императорского дома, — но и династии Романовых в целом: великий князь подробно описывал взаимоотношения членов царского дома и его личные взгляды на события и поступки родственников. В 1884 году великий князь Константин Константинович вступил в брак с принцессой Саксен-Альтенбургской, получившей при замужестве титул и имя великой княгини Елизаветы Маврикиевны (ее отчество — вариант имени отца, саксонского герцога Морица). От этого брака родилось девять детей: дочери Татьяна и Вера (еще одна, Наталия, умерла в младенчестве) и шесть сыновей: Иоанн, Гавриил, Константин, Олег, Игорь, Георгий.

Князь Иоанн Константинович — первенец великого князя — стал первым князем императорской крови в российском императорском доме. Незадолго до его рождения началась интенсивная работа по пересмотру положений существовавшего «Учреждения об императорской фамилии», утвержденного 5 апреля 1797 года. И 24 января 1885 года был принят указ*, где говорилось, что великими князьями и княжнами, носящими титул «императорское высочество», считаются потомки императора по прямой линии, включая внуков. Правнуки же считались князьями императорской крови и получали титул «высочество», их финансовое содержание было уменьшено. Указ был спешно принят и опубликован в связи с ожидаемым рождением ребенка в семье великого князя Константина Константиновича. Впоследствии он был использован в новом «Учреждении об императорской фамилии», утвержденном Александром III 2 июля 1886 года. В связи с этими изменениями великий князь записал в дневнике 5 июля 1886 года: «Сегодня появился в газетах Указ об учреждении императорской фамилии с последовавшими изменениями, по которым мой сын носит титул князя и высочества. По старому положению он был бы великим князем и императорским высочеством. Все семейство очень недовольно этими нововведениями, не исключая и братьев государя. Кто-то из них в шутку назвал их указом о сидоровых козах, так эти будущие потомки не имеют определенного имени»*.

Текст дневника передан в соответ­ствии с современными правилами орфографии и пунктуации, с сохранением стилистических и языковых особенностей подлинников. Подчеркнутые в тексте документов фразы и предложения переданы жирным шрифтом, сокращения раскрыты в квадратных скобках. Сокращенно написанные и недописанные слова раскрываются в тексте в квадратных скобках. В подстрочных примечаниях содержатся указания на вставки, зачеркивания, имеющиеся в тексте. Отдельные слова и выражения на иностранных языках воспроизводятся в тексте на языке оригинала, а перевод их приведен в текстовых примечаниях.

Татьяна Лобашкова, кандидат исторических наук


[1] ГА РФ. Ф. 660. Оп. 1. Д. 3а–65.

[2] Бумаги великого князя Константина Константиновича и членов его семьи: Семейная и литературная переписка, отрывки из дневника, завещания. 1874–1918 годы / Сост., автор предисл., коммент., биографич. справ. Т.А. Лобашкова. М.: ООО «Буки веди», 2013. 956 с.

[3] Гавриил Константинович, великий князь. В Мраморном дворце: Из хроники нашей семьи. СПб.: Logos; Дюссельдорф: Голубой всадник, 1993. С. 10.

[4] Бумаги великого князя Константина Константиновича и членов его семьи: Семейная и литературная переписка, отрывки из дневника, завещания. 1874–1918 годы / Сост. Т.А. Лобашкова. М.: ООО «Буки Веди», 2013. С. 832–833.

[5] Дневник великого князя Константина Константиновича. 1906–1907 годы: К 100-летию кончины великого князя Конс­тантина Константиновича / Сост., авт. пре­дисл., коммент., биографич. справ. Т.А. Ло­башкова. М.: ООО «Буки Веди», 2015. 560 с.; Дневник великого князя Констан­тина Константиновича. 1907–1909 го­ды: К 100-летию кончины великого князя Конс­тантина Константиновича / Сост., авт. предисл., коммент., биографич. справ. Т.А. Ло­башкова. М.: ООО «Буки Веди», 2015. 560 с.; Дневник великого князя Конс­тантина Константиновича (К.Р.): 1911–1915 годы / Сост. В.М. Хрусталев. М.: ПРОЗАиК, 2013. 624 с.

[6] Великий князь Константин Конс­тантинович Романов. (К.Р.). Дневники. Воспоминания. Стихи. Письма / Вступ. ст., коммент. Э.Матониной. М.: Искусство, 1998. 492 с.

 

 

Дневник великого князя Константина Константиновича

5 марта — 31 декабря 1909 г.

 

Четверг. 5 марта 1909.

(7 марта 1909. В Воронежском в[еликого] к[нязя] Михаила Павловича кадетском корпусе.) В эту поездку обыкновенный мой спутник и высоко ценимый советчик А.Д. Бутовский1 не мог, к обоюдному нашему сожалению, меня сопровождать. Его преклонный возраст и подверженность простуде принудили его отказаться от зимней поездки. Но мы оба надеемся, что в конце апреля, когда я мечтаю ехать в дальний Хабаровск, более благоприятное время года позволит А[лексе]ю Д[митриеви]чу ехать со мною. Бутовского на этот раз заменил Ст[епан] Нил[ович] Лавров2. Это тоже очень ценный для меня спутник. Его чудесные качества, доброта, благородство, правдивость и справедливость, а также долголетний опыт мне очень дороги. В главнейших воспитательных вопросах и во взглядах на людей я с ним схожусь.

 

Пятница. 6 марта.

День прошел в дороге. Утром прибыли в Москву. Градоначальник пред­ложил свой мотор для переезда на Рязанский вокзал, где я с Шаховским долго прогуливался по платформе, пока мой вагон передавали по объездным путям с Николаевского вокзала на Рязанский.

За день езды время провел довольно толково: читал рукопись хрестоматии для кадет, составленной в ГУВУЗ ст[аршим] советн[иком] Петровым. Сличал с подлинником перевод Жуковского Lestrophies Эредиа. Перевел 13 строк из 3-го действия «Ифигении» Гёте.

 

Суббота. 7 марта.

Поутру были в Воронеже. Одевались, принял в своем вагоне губернатора, бывшего преображенца М.М. Бибикова3 и директора корпуса М.И. Бородина4. После кофе Бородин повел меня в корпус. 3-я рота только что причастилась, обошел ее и поздравил в коридоре. Затем к малышам в 4-ю роту, которая причащалась накануне; у нее был свободный день. Был на уроке в VII классе. В[ице]-фельдфебель — здоровенный малый Чулков. Почти без промаха угадывал по лицам, какой у кого балл за поведение. Видел кадет за завтраком в столовой, гимнастику в выпускном классе, фронт в VI-м. Ходил на уроки во 2-ю роту — пятые и четвертые классы. В лучшем из двух отделений VII класса был на уроке Бородина по русскому языку. Отвечали толково. За обедом кадет опять обходил столы. — Ездил к губернатору, в собор — на поклонение мощам святителя Митрофания и к архиепископу Анастасию.

Поместили меня в корпусе в удобной комнате внизу, налево от парадного подъезда. Отдохнув ¼ часа, отстоял всенощную. Поют стройно, но спешат, кадеты-чтецы торопятся. Священник Зверев не допускает сокращений, и, чтобы не затягивать богослужения, приходится спешить. — Обедал у Бородиных. Обошел все спальни кадет.

(В вагоне; Воронеж–Вольск. 10 марта.) Думаю, что не ошибся, называя Бородина хорошим директором. Корпус достался ему трудный и довольно расшатанный двумя его предшественниками. Соймонов, не лишенный положительных достоинств, проявленных им в Тифлисском корпусе, принял Воронежский в прекрасном состоянии от Григорьева. К сожалению, Соймонов допустил кумовство и бражничанье и опомнился, когда уже было поздно. Его преемник Агапов, человек заносчивый и бестактный, которого не следовало назначать директором. Я долго противился его назначению и, лично убедясь в его бестактности на должности[1] инспектора Одесского корпуса, даже вычеркнул его из кандидатского списка, но уступил настойчивым представлениям Попруженка, к которому перевели Агапова в Киев. В руках сильного директора, каким был Попруженко, Агапов оказался на месте. Назначенный в Воронеж, он не справился с положением и сильно возбудил против себя и служащих, и кадет, и даже городских жителей. Год назад 1-я рота учинила крупный беспорядок. Мне пришлось убрать Агапова, не побоявшись даже того, что кадетам может быть вселено мнение, будто в их власти свалить директора. Бородин принялся за дело осторожно, обдуманно, дальновидно и вместе с тем уверенно, со спокойной твердостью. Инспектором я назначил к нему Скалона, не ладившего с директором в Омске, а здесь, по-видимому, пришедшегося ко двору. Бородин доволен своими ротными командирами Черниковым, Лютером, Анохиным и, особенно, Трубчаниновым. Из воспитателей лучшим считался здесь капитан Потапов. Нашел я здесь и своего, посаженного сына Костю Цезарского Беломорского полка, с которым изредка переписываюсь.

 

Воскрес[енье]. 8 марта.

По телеграммам из Павловска знал, что в 7 утра тело нашей дорогой Вавы со станции Павловск II везли через Гатчину к Сергию для погребения на монастырском кладбище, рядом с ее сестрами. На всех панихидах пели Митя, мои дети и псаломщик. Одну панихиду соборне служил архим[андрит] Михаил с о. Сергием и сергиевскими монахами. Жена была на выносе, а Митя с детьми ездил на похороны. — Стоял обедню в корпусе. Помянули и новопреставленную Варвару. Об этом по моей просьбе распорядился Драшковский. О. Зверев, которого я не переношу, произнес слово, призывая кадет помолиться об отроке Борисе, прекрасном, недавно умершем кадете, и о рабе Божией Варваре, не чуждой корпусу, о которой, собрав справки, он, священник, сообщит подробнее. О. Зверев неисправимо бестактен. Конечно, никаких справок он не получит. — Днем гулял с Бородиным по Больш[ой] Дворянской улице, лучшей в городе. Таяло; снег с тротуаров не сгребают и не скалывают, чтобы не попортить асфальта, а потому и грязно, и мокро. Встречал немало кадет, которые не умеют громко отвечать на приветствие. В противоположность им, очень громко гаркнул вольноопределяющийся кубанский казак Бибиков, окончивший Харьковский университет, сын губернатора, поразительно похожий на родного дядю по матери, Котю Оболенского, когда при встрече я поздоровался. — Заходил в 1-ю роту побеседовать с кадетами. По обыкновению, у меня уже завелись знакомые и такие, братьев которых я знаю. Были тоже и понравившиеся мне, но состоящие на плохом счету, напр[имер] терец Келеушов, лентяй Лутовинов, дальний родственник Тургенева. — Обедал у губернатора; жену его, Варвару Дмитриевну (Авочку Оболенскую), знаю давно. Как-то, еще командуя полком, я был у нее, когда она определяла в полк вольноопределяющимся старшего сына Михаила. — Обед был замечательно вкусный. Среди присутствующих был красивый вице-губернатор гр[аф] Апраксин5, из пажей и Имп[ераторских] стрелков. Он скоро женится на княжне Барятинской.

После обеда у радушных хозяев в корпусе был кадетский концерт. Учитель музыки, дирижируя струнным оркестром, немилосердно стучал палочкой по пюпитру. Этой дурной привычке не подражал кадет Пагосов, армянин, управлявший духовым оркестром. Стихи говорили слишком торопясь, без надлежащих передышек. После концерта обходил все спальни, говорил с кадетами, еще не успевшими заснуть.

 

Понедельн[ик]. 9 марта.

Обходил классы, начиная с 1-го урока: от 8–9. В 7-м классе попросил кадета Лисивицкого показать мне его стихи; они оказались ниже всякой критики. А мысли у этого юноши вдумчивые. За завтраком сел за первый стол 1-й роты, где сидел каждый из четырех раз, когда посещал корпус. — В IV классе при товарищах говорил неуспешному кадету Забиякину, что если он не приложит старания исправить свои 8 дурных отметок, то исключу его; уверял, что стоит ему выказать усердие и его можно будет оставить в классе, а товарищей убеждал помочь ему.

Отдохнув, был у губернаторши. Она позвала меня на чай. Там был директор музыкальных классов Миньяр; несколько учеников и учениц играли на фортепьяно, скрипке и виолончели. Пианистки слабы; 11-летний виолончелист Зубов, начавший учиться только в сентябре, играл препорядочно, а взрослый скрипач, Богачев, учащийся только 3 года, — превосходно, с огнем.

Обедал со спутниками, губернатором и губернаторшей у Бородиных. — Потом 3½ часа просидел в педагогическом комитете корпуса. Впечатление отрадное: трудных кадет много, а выдающихся проступков мало. Есть целые малоспособные классные отделения, а работают довольно успешно. — В 12 ч. ночи вернулся в вагон.

 

Вторник. 10 марта.

(Воронеж — Вольск. 11 марта.) Опять целый день в вагоне, где я окружен всеми удобствами и нужными вещами, так что не только не могу жаловаться на утомительность путешествия, а, напротив, наслаждаюсь полным отдыхом; никто не тревожил. Довольно много оставался один в своем отделении и занимался всласть. В Козлове целый час гулял пешком по станции. Там встретился мне елизаветградский юнкер Бек-Мармарчев, которого смутно помню плохим кадетом корпусов Воронежского, 1-го и Николаевского. Ходил с ним по платформе, расспрашивал, поверял его знание наименований кавалерийских полков; на мой вопрос, кто шеф Глуховского, он верно назвал в[еликую] к[нягиню] Александру Иосифовну, но не мог ответить, как она приходится мне.

Продолжал сличать подлинные сонеты Эредиа с переводами Жуковского, в которых нашел много оплошностей и несообразностей. Перевел из «Ифигении» стихи 941–957.

 

Среда. 11 [марта].

(11 марта. Вольский кад[етский] корпус.) Писал сегодня утром в вагоне Оле и привез в письме стихи мои Поликсене Соловьевой, а также изменения 6 последних строк сонета «Кадету»: переставил две заключительные строки на одну выше, а 12-ю поставил в самом конце, как 14-ю. Потом вместо обращения к кадетам переделал множественное число в единственное, и получилось обращение к кадету, что ближе подходит и к заглавию, и к первой строфе. — В Вольск прибыли днем, после нашего завтрака. На станции встретил директор корпуса генер[ал] Моралевский6. Его я пригласил в вагон. Принял две депутации с хлебом-солью от города и Союза русского народа. Поехали в город, отстоящий от станции на 5 верст, прямо в корпус. От прежней Вольской школы осталось только помещение и очень немногие служащие. Все прежние воспитанники или приняты в другие корпуса, или возвращены за неспособностью родителям. Кадеты приняты все вновь, в два младших класса; их всего 38. Что за прелестные дети! Веселые мальчики, краснощекие, гладко остриженные, приветливые; ну просто прелесть. Меня очень расположил в их пользу С.Н. Лавров, приезжавший сюда в декабре. Он вынес из Вольского корпуса самые светлые впечатления. Дети все хорошие, испорченных нет, учатся очень сносно, ведут себя хорошо. Конечно, я с каждым говорил отдельно. Слышал, как они играют на балалайках и поют церковные песни; прекрасно. Обедал и пил вечерний чай у директора, а в промежутке присутствовал при вечерней молитве, раздеваньи[2] и укладке спать.

 

Четверг. 12 марта.

(Вольск — Москва. 12 марта.) Встали перед первым уроком, в 8-м часу. Пили кофе со спутниками и директором в столовой лазарета. Поместили меня в одном из лазаретных покоев очень удобно.

Прослушал уроки в обоих классах; в I-м человек 25, во II-м только 12. Учитель арифметики Болтунов делает очень хорошее впечатление. Нельзя сказать того же о французском учителе, русском: произносит далеко не безукоризненно, вял, теряется, не умеет занять всего класса; успехи у него весьма ничтожны. Учитель русск[ого] языка из духовной академии; методика есть, но при разборе литературных образцов впадает в распространенный недостаток: слишком въедливо требует объяснений самых ясных выражений. — Четырех мальчиков священник привел мне в пустой класс и дал мне прослушать, как они читают в церкви молитвы, шестопсалмие, 1-й час. Читка превосходная. — Вольские кадеты — прелестные дети. — Завтракал у директора. У него пятеро детей, три девочки от 12-ти до 3-х лет и два мальчика; старший, 14-летний Игорь, так же как и средняя девочка, недоразвитой, полуидиотик, хотя оба хорошенькие, добрые. Младший мальчик, Вадим, кадет Вольского корпуса. — Жалко было прощаться с кадетами. Уехали среди дня.

 

Пятница. 13 [марта].

(Вольск — Москва. 13-го.) В поездках по корпусам очень я люблю долгие перегоны, когда более суток находишь отдых и свободное время в вагоне; так успокоительно. Сегодня утром гулял целый час на станции Козлов, а в 7-м часу в Ряжске по длинной платформе. Кормит нас Рощупкин превкусно. Шаховской болтает без умолку и порою так смешит, что Миша Репин, подавая блюдо, еле может его удержать. «Ифигения» подвинулась. Сличение перевода Жуковского с Эредиа то же.

(Москва — Нижний. 15-го). За день три раза получали почту. Поздно вечером в Рязани узнал из «Нов[ого] времени», что Редигер уволен от должности военного министра и заменен Сухомлиновым7. Это меня взволновало. Я привык к Редигеру. Как-то пойдет у меня дело с новым министром? До 4-го часа утра не мог заснуть.

Пытался изобразить стихами Благовещение. Очень давно эту мысль подал мне И.А. Гончаров. Придумал несколько отдельных стихов.

 

Суббота. 5-й недели.

Весь день 14 марта провел в Москве, объехав все пять военно-учебных заведений. Оттепель, мокрый снег. Объезд заведений начал с Алексеевского училища. Младший класс только что причащался. В­ старшем слушал лекцию русск[ой] словесности (Анна Каренина и семейное счастье) и репетицию по военной истории. Юнкер с знакомым лицом, черноглазый Кожевников, переведенный из Казанского у[чили]ща, где я видел его прошлым летом, довольно нескладно докладывал о действиях Шиль­дер-Шульднера под Плевной. Видел нескольких знакомых юнкеров; один — Забуга или Заруба — памятен мне еще с Чугуевского у[чили]ща. Заметил Конст[антина] Аносова, бывшего юнкером Киевского училища под судом по обвинению в заочном оскорблении меня на словах, оправданного, прослужившего год в строю и принятого в Алексеевское у[чили]ще. Им довольны. Встретил Киленина; хорошо помню его в Полоцке, во 2-м корпусе и в Павловском у[чили]ще, и не подозревал, что он опять принят юнкером. — Какую радость доставляют мне довольные, веселые лица юнкеров при моем появлении! В 3-м Московском к[орпу]се обошел все роты, начиная с младшей, где во 2-м классе слушал хороший немецкий урок у преподавателя Пиллау. Заходил в 3-й роте к отличному учителю математики Левкову, окончившему Сорбонну и много времени добровольно посвящающему корпусу. Во 2-й роте обидел усатого кадета — фамилии не помню, предположив, что у него 5 баллов за поведение, а у него 8. — 1-ю роту видел в классах. Завтракал у Лобачевских8. — Во 2-м Московском отдохнул с полчаса на квартире директора Данкварта9, в той самой комнате, где год назад неведомо для себя заболел дифтеритом. Видел кадет всех 3-х рот; болтал с ними. Перейдя в 1-й Московский к[орпу]с, отстоял всенощную. Поют замечательно хорошо. Кадет видел за чаем в столовой и в лазарете. Обедал у Римских-Корсаковых. Около 10-ти вечера попал в Александровское у[чили]ще, где новый начальник — Геништа10, переведенный из Казанского. Большинство юнкеров спало. Однако все же кое с кем поговорил. Трогательно видеть, как С.Н. Лавров и в корпусах, и в училищах, встречаясь с кадетами — бывшими суворовцами, целует их и называет по уменьшительному имени.

 

Воскрес[енье]. 15 марта.

(17 марта. Нижний — Ярославль.) В поезде с нами ехали в Нижний на 75-летие своего корпуса три киевских юнкера. Конечно, я позвал их к себе в вагон. Лица двоих были мне хорошо знакомы, но фамилий не вспомнил; один — фельдфебель Садовников, другой — Петровский. Третий был Яцевич, которого не помню, но не забыл, что нескольких Яцевичей, его родных и двоюр[одных] братьев, я знал и по фамилиям, и по проступкам. Прибыли в Нижний в 4-м часу, на вокзал на левом берегу Оки. С директором Жилинским поехал в санях в корпус. Оттепель, распутица, дорога дурная. Оку переезжали еще по льду. Поднялись в город по Похвалинскому съезду, где дороги кружнее, но лучше. На Мал[ой] и Больш[ой] Покровке много богатых, хорошеньких домов — особняков. — Подъехали к директорскому подъезду. Поместился, как всегда, в квартире директора, в угловой светлой комнате. В ожидании приезда Миши с вещами и мундиром, в который надо было одеться ко всенощной и панихиде, пошел знакомым путем, по чугунной винтовой лестнице, в спальню, а он туда в залу 1-й роты. Люблю эти знакомые, уютные помещения. В 1-й роте три класса — VII-й, состоящий из одного отделения (24 кадета), VI-й и весь V-й, так что тут вместе живут зрелые, усатые юноши и совсем еще юные мальчики. Разрешил дать вольно; кадеты, видимо, стеснялись сразу меня окружить, и я сам подходил то к одной, то к другой кучке. Сейчас же образовался кружок, и я стал болтать с кадетами, знакомиться, угадывать — и большей частью верно — успехи и поведение по лицу, узнавать, вспоминать перезабытых старых знакомых, переведенных за проступки из других корпусов. Очень мне понравился знаменщик, вице-унт[ер]-офицер Надежный, видимо, добрый и скромный юноша, собирающийся в Елизаветградское училище. — 15 марта Аракчеевскому, бывшему (с 1834–1866 г.) Новгородскому, корпусу исполнилось 75 лет. В виду 40-го дня по кончине Владимира11 празднование перенесли на 16-е.

(Ярославль — П[е]т[ер]б[ург]. 20-го.) Поют очень хорошо. Были у всенощ­ной и панихиды многие бывшие служащие и питомцы корпуса, напр[имер] генералы И.И. Ордынский, Н.А. Якубович. После церкви видел кадет в столовой и обходил роты. Младшая — третья — при мне молились Богу и укладывались. То же во 2-й. Старшая уже улеглась. Поместился у директора.

 

Понедельн[ик]. 16 марта.

В корпусной церкви архиерейская обедня. Служил викарный епископ Балахнинский Евфимий, грузин с огромным носом. Пели прекрасно; среди певчих есть хороший тенор Михайлов и бас — Близнюк. После недолгого перерыва поехал в манеж на церковный парад. Хорошо прошли церемониальным маршем. В 3-й роте свои барабанщики, среди которых самый крохотный кадетик всего корпуса. Они отлично барабанили. Большой обед для гостей и выпускного класса в зале и для кадет в столовой, служащей ее продолжением. Были депутации от некоторых полков, войск местного гарнизона и местных гражданск[их] учебн[ых] заведений.

Днем вскрыл почту, отдохнул, ходил к кадетам. Вечером был концерт — музыка и декламация. Близнюк пел прекрасным, от природы правильно поставленным голосом; он нигде не учился и даже не знает нот. Жаль было уезжать. Кадеты стояли шпалерами от выхода вдоль стены; по общественному лифту спустились до электр[ического] трамвая, в вагоне которого доехали до берега Оки. Ее переехали по льду в санях. Перевел несколько строк из «Ифигении» и поздно лег спать в вагоне.

 

Вторн[ик]. 17 марта.

Прибыли в Ярославль во 2-м часу дня. Встречал губернатор А.А. Рим­ский-Корсаков12 и пригласил к себе обедать на другой день. В корпусе застал годичное испытание по музыке и пению. В зале 1-й роты были собраны все кадеты, кое-кто из их родителей, а также служащие с семьями. Была и старая ярославская знакомая, жена начальника гарнизона Эвелина Иван[овна] Дебагорий-Мокриевич. В перерыве, когда все выходили в приемную, меня окружили кадеты. Скоро многим определил по лицу, каковы их успехи и поведение. Сырцову VI класса сказал, что по глазам он должен быть из породы «артистов», т.е. часто нарушающих порядки и правила заведения, — и не ошибся.

В лазарете несколько человек не на шутку больных. Самый жалкий — маленький Ермолов I класса, с туберкулезными явлениями в четырех местах зараз. Он 9-й в семье из 14-ти детей. На обратном пути, когда я шел через спальню и залу 1-й роты, кадеты схватили меня на руки и пронесли в мое помещение — учительскую и кабинет инспектора. Обедал у директора Латура13. Жена его — австрийская полька — не делает впечатления дамы.

Латур с основания корпуса был в нем ротным командиром и самым видным из служащих. Калишевский14, в первый же год моего управления назначенный сюда директором, нашел в Латуре твердого и надежного помощника. В 1906 году Латур назначен прямо из ротных командиров директором Неплюевского корпуса, а Ярославский принял от Калишевского Бордель фон Борделиус. При нем все пошло вверх дном; своею бестолковостью и беспримерной слабостью он в два года довел корпус до совершенной распущенности. Летом 1908-го я устранил Борделиуса и на его место перевел из Оренбурга Латура. Новый директор, явившийся в корпус своим, хорошо известным человеком, сразу привел его в порядок. Опять здесь все пошло по-старому, по-хорошему, и одни и те же служащие, никуда не годные при распустившем их Борделиусе, принялись за дело, подтянулись и подтянули кадет. Мне отрадно, что я не ошибся в Латуре. — Здесь увидал я в числе воспитателей двух питомцев: Алешу Турчанинова, которого помню еще кадетом VI-го класса, и Федорова, кот[орый] в Павловском у[чили]ще отлично играл Фамусова. Много здесь переведенных кадет других корпусов ради исправления.

 

Среда. 18 марта.

Прекрасное впечатление делает немецкий учитель Вальтер во II классе и русские — штабс-капитаны Миляшкевич в I-м и VII-м и Молчанов в средних. Эти два офицера из одногодичников Киевского у[чили]ща и с наших учительских курсов; я говорю им «ты». При Борделиусе у них с некоторыми служащими выходили крупные столкновения, все из-за неумения директора держать подчиненных в руках и руководить суждениями в Педагогическом комитете. Теперь и отношения уладились, и ученье сразу пошло на лад. Эти офицеры, которым Борделиус, как и двум ротным командирам и некоторым воспитателям, дал дурную аттестацию, высоко ценятся новым директором. — Законоучитель — совершенно[3] бесцветная личность. Нельзя сказать, чтобы Латур был счастлив в ротных командирах. Лучший из них, как убежденный, вдумчивый педагог Михайловский, вследствие неловкого положения, созданного ему бывшим директором, и некоторых личных промахов в корпусе одинок; он возбудил против себя и сослуживцев, и кадет. Бришков во 2-й роте и Беляев в 3-й терпимы только под начальством такого сильного человека, как Латур. Инспектор классов Бабченко, генерал смирный, слабый, но добросовестный, не честолюбивый и не метящий в директора. — Кадетами директор доволен. Они очень отзывчивы. — Обедал у губернатора. Вечером в корпусе продолжительный педагогический комитет. Впечатление отрадное.

 

Четверг. 19 марта.

Предполагал ехать домой 19-го, но вечером этого дня была генеральная репетиция «Ревизора» и кадеты упросили меня остаться. Опять ходил по классам. В корпусе два французских учителя: Шансаль, порядочный, и Пикильу, плохой.

(В Павловске, Страстной понедельник, 23-го.) Ярославские кадеты приветливы и податливы. 1-я рота, так же как и обе младшие, при первой возможности окружали меня тесным кольцом, часто подхватывали меня на руки и носили, крича «ура!».

Сыну Алеши Турчанинова, моему крестнику, трехлетнему Владимиру, я подарил серебряный стаканчик. Мальчика два раза ко мне приводили.

Много слушали рассказы директора о положении дел в корпусе. Подобно Ст[епану] Нил[овичу] Лаврову, я вынес впечатление, что Латур человек твердый, сильный и умелый; под его крепкою рукой корпус, несомненно, направится в желательную сторону.

Обедали у директора с инспектором классов генералом Бабченко, доб­росовестным, но довольно бесцветным человеком, и Римскими-Корсако­выми. На пути из квартиры директора в мое помещение кадеты 1-й роты ждали меня у дверей лазарета в их спальню, подняли меня на руки и с криками «ура!» помчались со мною через свою спальню и залу в приемную.

«Ревизор» сошел очень удачно. В нем приняли участие три офицера: Федооров — городничий, Новицкий — Осип и Минаев — Ляпкин-Тяпкин. Анну Андреевну играла жена воспитателя Володкевича, дама, не отличающаяся супружескою верностью, Марью Антоновну — жена Минаева. Все остальные роли исполнялись кадетами. Хлестакова совсем не дурно играл в[ице]-унт[ер]-офиц[ер] Хаборский. — Больного милого кадетика I класса Ермолова, с которым я днем в лазарете играл в шашки, проиграв партию в поддавки и выиграв в крепкие, доктор выпустил на спектакль.

 

Пятница. 20 марта.

Яркий солнечный день; таяло вовсю. Ходил по классам. — Чествовали столетие со дня рождения Гоголя: в церкви панихида, потом в столовой шт[абс]-кап[итан] Миляшкевич прочел служащим и кадетам речь о жизни и значении великого писателя. Три кадета прочли отрывки из Гоголя. На прощанье с корпусом я, как и в Нижнем, написал на листе бумаги свой сонет «Кадету» и вложил его в книгу, где расписывался при каждом посещении. В Ярославский корпус приезжал 8-й раз.

Днем пил чай у губернатора и оттуда прямо отправился на вокзал, где провожали меня две старшие роты кадет. На этот раз в проводах не участвовали, как в прошлые года, фанагорийские офицеры.

В переводе «Ифигении» дошел до 1002-го стиха.

 

Лазарева суббота. 21.

(Павловск. Страстной вторник.) Прибыли в Петербург с опозданием на ¾ часа, около 10-ти утра. Лайминг15, Яковлев16, Роберт17 и Короченцов18 встретили на Николаевском вокзале. Роберт довез меня в моторе до Гл[авного] управления в[оенно]-у[чебных] з[аведений]. Там поговорил с обоими помощниками и принял доклады. В Мраморном позавтракал с Робертом, а Павел Егорович сидел у нас. Говорили о происшедших за мое отсутствие переменах, о новом военном министре, о дипломатическом поражении России, вынужденной признать присоединение к Авст­рии Боснии и Герцеговины. — Пока меня стригли, вскрывал пакеты и читал бумаги, в немалом количестве поступившие за мое отсутствие из дома. Состоялось высочайшее соизволение на мой отказ от должности вице-председателя имп[ераторского] русск[ого] музыкального общества.

Мама нашел в том же положении. — В 4½ в Царском Селе меня встретил Георгий с няней Ирой, приехавший на вокзал в Гаврилушкином моторе. Мой испорчен. Дома в Павловске поджидали меня на подъезде жена, Татиана, Костя, Олег, Игорь и Вера. Без меня дети решили поставить сюрпризом для меня с женой к нашей серебряной свадьбе «Свадьбу солнца и весны» Поликс[ены] Соловьевой19.

(Вечером 24 марта). В этом представлении будут участвовать более 40 детей. — К вербной всенощной приходили и Георгий, и Вера (маленькая).

 

Вербное воскресенье. 22 марта.

Являлся в Царском государю. Говорили о переходе Веры (конечно, моей сестры) в лютеранство. Это совершилось 12/25 марта. Он узнал об этом от жены (моей), а также из донесения нашего поверенного в делах и велел, чтобы в русских газетах это не объявлялось. Он остался доволен смотром 1-му кадетскому корпусу 19 марта. Говорил, что наследник с нетерпением ждет кадетского мундира, который поднесет корпус, и особенно ружья. Я докладывал о корпусах, которые посетил.

Был в академии на публичном заседании в честь Гоголя. Читали Шляпкин и Овсянико-Куликовский. Речь последнего мне очень не понравилась.

Был у нового военного министра Сухомлинова в здании Гл. штаба, откуда он еще не переехал, в доме, где я бывал с докладом у Куропаткина. На мой вопрос, не будет ли указаний, Сухомлинов ответил, что ждет их от меня. Стелет мягко, каково-то будет спать. — Пообедав у измайловцев, к вечернему богослужению поспел в Павловск.

 

Страстной понедельник. 23 [марта].

(Благовещение. Страстная среда.) Говеем. Приехал из Сергиевской пустыни о. иеромонах Сергий, чтобы служить у нас в походной церкви всю Страстную неделю. — Приезжал к завтраку Шильдер. Ходил с ним гулять, слушал его доклад о делах в Пажеском корпусе и довел до поезда. Мокро. Гуляю в резиновых валенках. Снег заметно исчезает, но все же не так быстро, как бы хотелось. И Митя, и дети, и я навещаем ежедневно Веру Никол[аевну] Зернину, которую просили не выезжать из помещения покойной Вавы, по кр[айней] мере, до 40-го дня. Все вещи нашей дорогой усопшей пока остаются на местах.

 

Страстн[ой] вторник. 24.

Третий день подряд побаливала голова. К завтраку приезжал непр[емен­ный] секретарь академии Ольденбург. Довел его до поезда. После вечерней службы ходил с Митей и детьми в комнаты Вавы и там служили панихиду — 20-й день.

(Павловск. Страстной четверг). Снимался в Царском у Городецкого в тифлисском мундире для офицеров полка и для жены к серебр[яной] свадьбе. Тает; мокро.

 

Страстная среда. Благовещение.

Задул северо-восточн[ый] ветер. С утра еще таяло, а к полудню заморозило. Прогулялся. Часы служили великопостные, в последний раз прочитали молитву Ефрема Сирина, а литургия была Иоанна Златоуста. У всех благодушное настроение. Вставая от завтрака, запел было «Днесь благоволения Божия предображение» вместо благовещенского тропаря «Днесь спасения нашего главизна». Детей душил смех, некоторые не могли петь, а когда кончили, все разразились хохотом.

Съездил в город исповедоваться у о. Макария и вернулся в 7-м часу.

 

Страстной четверг. 26 марта.

(Павловск. Страстная пятница.) Митя, я, Гаврилушка, Татиана, Костя, Олег и Игорь причащались в походной церкви. Иоанчик, хотя и говеет с нами, будет причащаться в ночь на Пасху, т.к. вчера у него была репетиция к конногвардейскому параду. — Блаженное состояние духа. После исповеди на 1-й неделе поста и до сих пор я оставался в ладу с совестью. Опять, как лет 20 назад, обдумываю драму, содержанием которой должны быть страдания и крестная смерть Господни. Действующими лицами явились бы Пилат, его жена, Иосиф Аримафейский, Никодим, мироносица Иоанна, жена Хузы. Главные события Голгофы будут видны действ[ующим] лицам, но не зрителям. Говорил о своем замысле Ермолинскому; странно, у него такие же намерения, и мы случайно даже сошлись на том, что Никодиму надо быть главнейшим лицом. — С утра –6°F, солнечно; днем таяло. Дважды выходили гулять. — Двенадцать Евангелий длились два часа. Слушал благоговейно и внимательно, а потому не заметил, как прошло время, и не чувствовал усталости. — И в эти святые дни не могу отказать себе в раскладывании пасьянсов.

 

Страстная пятница. 27.

(Вечере Страстной субботы.) Стал набрасывать на отдельных листах первую сцену драмы, содержание которой пришло мне в голову лет 20 назад; тогда мне хотелось озаглавить ее «Что есть истина». Теперь придумал бы другое заглавие, напр[имер] «Распни Его» или как-нибудь иначе. Начал ее с изображения торжественного входа Спасителя в Иерусалим. Христа не видно, Он уже выехал в Золотые ворота. Слышны народные клики. В них я строго придержался всех четырех евангелистов. Вставил от себя несколько лиц из народа. Я суеверен: начало положено в святой день — Страстную пятницу; не предвещает ли это добрый конец? Перед началом помолился и положил к рукописи образец-складень от Сергия, который всегда лежит на моем письменном столе. Так я делаю часто, когда особенно сильно желаю успеха какому-либо делу: письму, просьбе, сочинению. Восторженные клики народа уложил в стихи 5-стопного ямба. — День свободный. Три раза были в церкви. Внимательно, закрыв глаза, слушал чтение евангелия. Нет-нет и приходила в голову моя евангельская драма. Когда вечером носили Плащаницу, несли ее Митя и я в головах, а Иоанчик и Гаврилушка в ногах. Мы были в мундирах. Проходили темными залами. Свечи крестного хода зажигали хрусталь люстр, позолоту на стенах и рамах картин и зеркал. Как было торжественно, таинственно и красиво. Медленно-медленно опускали Плащаницу на приготовленный для нее перед Царскими вратами походной церкви стол, точно самое Тело Спасителя клали в гроб.

 

Страстная суббота. 28 марта.

(Второй день Пасхи.) Радостное, предпраздничное настроение. Подморозило, шел снег. Готовил и отправлял поздравительные карточки и пасхальные яички. — Четверых младших детей позвали днем к царским детям красить яйца. — Досадую на себя, тратя много времени понапрасну. Приходится подолгу сидеть у письменного стола, вскрывая почту, читать скучные бумаги, писать скучные, но обязательные записки. Изведешься, устанешь, отдыхаешь за пасьянсами, а дорогое время уходит.

 

Пасха. 29 марта.

Ровно в 12 тронулся крестный ход из малой походной церкви через все залы в большую церковь, где и была пасхальная служба. Стоялось легко. В церкви зажгли свечи в стенных канделябрах, было светло и красиво. В ¾ 2-го отошла обедня. Разговлялись в Греческой зале. Иоанчик во время обедни причащался.

Утром в 10 поехал в город. В Мраморном христосованье с многими заведениями. К 4-м вернулся в Павловск к вечерне. Опять христосовался с домашними. Множество телеграмм.

 

Понедельн[ик]. 30.

(Третий день Пасхи.) Все под снегом; опять совершенная зима. От мо­ей роты имп. стрелков пришло христосоваться человек 20. Пригласил и командира батальона Чернавина, и ротного командира Давыдова, и офицеров роты. Первые двое отстояли у нас обедню, а остальные — Митя Зиновьев и Миша Губкин явились к завтраку. — Был в Царском на хрис­тосовании у их величеств. — Мосолов20 говорил мне, что к производству П.Е. Кеппена21, которого я представил в генералы от артиллерии к нашей серебряной свадьбе, встречаются препятствия в Военном министерстве. Просил Мосолова вызвать Минкельде и переговорить. Недели три назад получил я от фотографа Коваленского из Ростова-н[а]-Д[ону] письмо с приложением большой фотографии мальчика одного года или двух лет, заказанной поручиком Сухумского полка Федорова накануне его смерти 7 февраля. Догадался, что это мой питомец. Еще воронежским кадетом он, будучи в VI классе, выбросился из окна 3-го этажа корпуса и, упав на каменную мостовую, остался жив, только сломал себе кисть руки. Его перевели в Псковский корпус, где я его и узнал. В Александровском училище он провинился в глупом плутовском проступке. Просить за него приходила ко мне его невеста, и Федорова перевели в Алексеевское. Произведенный в офицеры, он женился и не раз бывал у меня. Когда в Сухуми у него родился первый ребенок, Николай, я согласился быть крестным. На крестинах меня заменял командир полка Федорова фон Бадер, бывший тифлисский штаб-офицер.

Все ждал известий от бедной вдовы и вот вчера получил от нее письмо из Карса. Да, вместе с портретом фотограф прислал и визитную карточку с прощальным приветом Федорова и просьбой не оставить его Коли. Федоров, запутавшись в долгах, отравился.

 

Вторник. 31 марта.

(Павловск. 1 апреля.) Видели в Михайловском театре «Синюю птицу» Мориса Метерлинка. Говорят, автор, сочинив эту сказку, не предвидел возможности постановки ее на сцене. Но художеств[енный] театр Стани­славского не останавливается перед самыми невероятными волшебными явлениями. В пьесе изредка попадаются удачные и трогательные символы, красивые аллегории; но есть в ней и невыдержанность, и шутовство, и просто балаганные сцены. Сила не в них, а в удивительной постановке. Волшебная сторона удалась необыкновенно.

 

Среда. 1 апреля.

(Павловск. 3 апр[еля].) Две прогулки: одна с Татианой, Костей, Олегом и Игорем, другая только с Татианой. На первой увидали на Ботанической аллее михайловского юнкера со студентом. Они сидели на скамейке напротив «Первого свидания». Подозвав юнкера, расспросил его, узнал, что его фамилия Неведомский, что он кадетом не был и поступил в училище из университета. Он в младшем классе, имеет 11,2 в среднем. Подергал его за уши за то, что, по традициям юнкеров-михайловцев, он был со шпорами. Солнечный день, но еще не очень тепло. Под вечер поехал в город. Был с женою в мал[ой] зале консерватории, на квартетном вечере. 1-й квартет Бетховена (ор. 18) привел меня в совершенное восхищение. Рад был видеть кн. Цертелеву (Лавровскую); в ней мне нравится даже ее некрасивость. — Был один у Бэби Лейхтенбергской на именинах22. Гостей было очень мало. Время провел у нее до 1 часа ночи уютно и приятно с баронессой Нолькен (разведенной женой бывшего преображенца, рожд[енной] Лорис-Меликовой), Навроцкими, бароном Паленом. Вклеиваю сюда карточку гостиной Бэби, снятую Колей Лейхтенбергским23.

 

Четверг. 2 апреля.

Опять не было доклада у Сухомлинова из-за парада Собственного Е. В. сводн[ого] пех[отного] полка. Принимал доклады в Гувуз и завтракал у Лаймингов. Оттуда отправился[4] домой пешком, но заболел живот и я взял извозчика. — Побывал у Редигера. Государь был недоволен его выступлением в Гос. думе и заявлением о несовершенстве нашего командного состава. Тем не менее государь простился с Редигером милостиво и дал ему на прощанье свою фотографию с подписью. — Обедал запросто у Роберта. Его жена с двумя младшими детьми только что вернулась из Павловска с репетиции пьески Поликс[ены] Соловьевой «Свадьба солнца и весны», в которой участвует около 50-ти человек. Она пойдет к нашей серебр[яной] свадьбе.

Два м[еся]ца прошло после представления «Мессинской невесты». Государь разрешил поставить ее опять там же 9 апреля взамен спектакля, не состоявшегося по случаю смерти Владимира24. Чтобы возобновить в памяти наши роли, мы собрались в Измайловск[ом] офицерск[ом] собрании и прошли всю трагедию. Чигаев уехал в Крым, и вместо него играл Кузьминский. Мы ролей не забыли.

 

Пятница. 3 апреля.

(Павловск. 5 апр[еля].) Ко мне заходил греческий Ники25, приехавший с Еленой26 сейчас после смерти Владимира. За двухмесячное его пребывание мне почти не пришлось с ним видеться. Петербургская беспокойная, полная обязательств жизнь так затягивает и засасывает, что невозможно платить дружбе то, что ей следует. — Мы приятно поговорили. Ники прекрасно умеет что французы называют causer; говорит он гладко, легко и всегда занимательно. В Царском поджидал меня с Гаврилушкиным мотором Игорь, и к завтраку были в Павловске. Гулять не ходил: с кануна горло болело.

 

Суббота.

Проснулся с сильной головной болью, сопровождавшейся рвотой, и не мог быть в Царском на параде конной гвардии. Все утро пролежал. Потом стало лучше. — Начал читать новую книгу академика Кондакова, посвященную мне, «Македонию». — Был новый осташевский управляющий Кербер. Это человек деятельный, знающий, опытный. Можно надеяться, что при нем доходы будут.

 

Фомино воскресенье. 5 апреля.

(Вечером 5-го.) Опять выпал снег, и хотя тает, но холодно и неприветливо. Голова еще побаливала, но значительно меньше. Два снегиря, которых дети подарили мне на елку, долго не привыкали; однако один через 2 м[еся]ца, а другой через 3 стали есть из рук.

У жены ночью сделалась невралгия в лице; она никуда не выезжала, а я со всеми детьми, кроме Иоанчика, кот[орый] дежурит по полку, ездил в Царское к Государевым детям. У них в Александровском дворце большие светлые комнаты. В самой большой у каждого из 4-х детей по своему письменному столику; везде большой порядок. Девочки миленькие, приветливые, а Наследник превеселый, бойкий шалун.

Меня позвали вниз, к Их Величествам, чай пить. Был и Дмитрий27, всегда по праздникам приезжающий к Государю. — Показывали кинематограф. Наследник прелестно играл с нашей Верой.

Примечания

 

1 Бутовский Алексей Дмитриевич (1838–1917) — генерал-лейтенант (1904), один из учредителей и член Международного олимпийского комитета (МОК) (1894–1900). Генерал для поручений при Главном управлении военно-учебных заведений (09.04.1890–04.03.1910); генерал для особых поручений при генерал-инспекторе Военно-учебных заведений (04.03.1910–1915).

2 Лавров Степан Нилович (1842–?) — генерал-майор (1895). Директор Суворовского кадетского корпуса (08.05.1899–01.08.1908). Генерал-лейтенант (1903). Генерал для особых поручений при Главном управлении военно-учебных заведений (01.08.1908–04.03.1910). Генерал для поручений при генерал-инспекторе военно-учебных заведений (с 04.03.1910).

3 Бибиков Михаил Михайлович (1848–1918) — сын Михаила Илларионовича Бибикова (1818–1881) и Софьи Никитичны Муравьевой (1828–1892). Служил в лейб-гвар­дии Преображенском полку. В 1906–1909 годах воронежский губернатор.

4 Бородин Матвей Илларионович (1862–?) — воспитатель старших сыновей великого князя Константина Константиновича — князей Иоанна и Гавриила; состоял при главном начальнике военно-учебных заведений великом князе Константине Константиновиче. Директор Воронежского Михайловского кадетского корпуса (01.08.1908–02.02.1917).

5 Апраксин Петр Николаевич (1876–1962) — граф, политический и государственный деятель, таврический губернатор (1911–1913), глава Русского собрания. Занимал пост воронежского вице-губернатора (1907–1911).

6 Моралевский Петр Викторович (1857–?) — генерал-лейтенант (1910), 28 января 1906 года назначен директором Вольской военной школы, а 21 ноября 1908 года — директором Вольского кадетского корпуса.

7 Сухомлинов Владимир Александрович (1848–1926) заменил на посту военного министра А.Ф. Редигера 11 марта 1909 года.

8 Лобачевский Валериан Лукич (1859–?) — генерал-майор (1904). С 1905 года директор 3-го Московского кадетского корпуса.

9 Данкварт Владимир Эдуардович (1857–1918) — генерал-майор (1908). Директор 2-го Московского императора Николая I кадетского корпуса (с 19.10.1907).

10 Геништа Николай Иванович — военный деятель, с 8.12.1908 года по август 1917 (до 16.01.1909 — и. д.) начальник Александровского военного училища.

11 Великий князь Владимир Александрович скончался 4 (17) февраля 1909 года в Санкт-Петербурге. Его кончину и захоронение К.Р. описал в предыдущей тетради дневника (См.: Дневник великого князя Константина Константиновича. 1907–1909 годы: К 100-летию кончины великого князя Константина Констан­тиновича / Сост., авт. предисл., коммент., биограф. справ. Т.А. Лобаш­кова. М.: ООО «Буки Веди», 2015).

12 Римский-Корсаков Александр Александрович (1849–1922) — государственный деятель. 5 октября 1905 года назначен на должность губернатора Ярославской губернии. В 1909 году из-за крайне правых убеждений переведен П.А. Столыпиным на должность сенатора.

13 Латур Иосиф Онуфриевич (1853–?) — генерал-майор, директор Ярославского кадетского корпуса.

14 Калишевский Александр Иосифович (1853–1918?) — генерал-лейтенант (1907). Ди­ректор Ярославского кадетского корпуса (16.06.1900–13.08.1906). Директор кадетского императора Александра II корпуса (с 13.08.1906).

15 Лайминг Павел Александрович, фон (1852–1917) — генерал от инфантерии (1914); 23.02.1908 года получил пост помощника главного начальника военно-учебных заведений великого князя Константина Константиновича.

16 Яковлев Григорий Михайлович (1852–?) — генерал-лейтенант (1907), с 1906 по 1917 год помощник начальника Главного управления военно-учебных заведений.

17 Минкельде Роберт Юльевич — с 1907 по 1911 год заведующий шталмейстерской частью при дворе великого князя Константина Константиновича.

18 Короченцов Александр Васильевич (1877–1922) — заведующий двором великого князя Константина Константиновича (12.05.1907–28.01.1911).

19 Соловьева Поликсена Сергеевна (1867–1924) — поэтесса и художница, дочь историка С.М. Соловьева.

20 Мосолов Александр Александрович (1854–1939) — военный, дипломат; в марте 1900 года назначен начальником канцелярии министерства императорского двора, где 16 лет ведал его внутренней жизнью, принадлежал к ближайшему окружению императора Николая II.

21 Кеппен Павел Егорович (1846–1911) — управляющий двором великой княгини Александры Иосифовны. С 1879 года адъютант великого князя Константина Николаевича, воспитатель его сыновей — Константина и Вячеслава.

22 Мария Николаевна Лейхтенбергская отмечала именины 14 (1) апреля — день преподобной Марии Египетской.

23 Лейхтенбергский Николай Николаевич (1868–1928) — герцог, сын князя Николая Макси­милиановича Романовского, герцога Лейхтенбергского (1843–1891) и Надежды Сергеевны Анненковой (1840–1891), в первом браке Акинфовой. По указу Александра III от 11 (23) ноября 1890 года сыновьям герцога Николая Максимилиановича предоставлено право пользоваться титулом герцогов Лейх­тенбергских с наименованием светлости, с совершенным отделением от императорской фамилии и внесением в родословные книги Санкт-Петербургской губернии.

24 Великий князь Владимир Александрович.

25 Николай Георгиевич, принц греческий (1872–1938) — сын короля Греции Георга I (1845–1913) и великой княгини Ольги Константиновны (1851–1926). 29 августа 1902 года женился на великой княжне Елене Владимировне (1882–1957), дочери великого князя Владимира Александровича.

26 Елена Владимировна, великая княгиня (1882–1957) — дочь великого князя Влади­мира Александровича (1847–1909) и великой княгини Марии Павловны (Стар­шей) (1854–1920). С 1902 года супруга греческого королевича Николая Георги­евича (1872–1938).

27 Дмитрий Павлович, великий князь.

 

Продолжение следует.



[1] После должности зачеркнуто директ.

[2] Так в тексте.

[3] После совершенно зачеркнуто бесвет.

[4] отправился вписано над зачеркнутым вернулся.

 





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0