Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Учителя и ученики

Надежда Игоревна Подунова ро­дилась в подмосковном Ногинске. Окончила философский факультет МГУ. Писатель, переводчик.
Работала в различных НИИ и издательствах.
Публиковалась в «Московском журнале», «Москве». Перевела более десяти книг.
Живет в Москве.

В 1839 году по указу императора Николая I на Васильевском острове Санкт-Петербурга открылась Рисовальная школа. Она стала первым учебным художественным заведением, куда наравне с привилегированными гражданами допускались учиться представители всех слоев тогдашнего общества. Обучение в ней было бесплатным. Уже через три года в школе открылось женское отделение. Таким образом, школа стала первым (и долгое время оставалась единственным) художественным учебным заведением, где могли учиться женщины. За первые 50 лет своего существования Рисовальная школа воспитала большое число замечательных и известных русских художников. В этой статье мы расскажем о последующих десятилетиях существования школы, приходящихся на конец XIX — начало ХХ века.

Последняя четверть XIX века явилась временем поистине эпохальных изменений в культурной жизни Европы и России. Это период огромного творческого разнообразия, переосмысления традиции, пора «начинаний и прорывов»1. На смену романтизму и академизму, охватившим почти весь девятнадцатый век в Европе, приходят импрессионизм и символизм — течения, выступающие против старых форм искусства, как в литературе, так и в изобразительном искусстве. В Европе один за другим появляются литературные и живописные манифесты, отвергающие старые формы искусства и призывающие к экспериментам, отказу от прежних эталонов и идеалов. Во Франции Поль Бурже публикует «Теорию декаданса» (1881), а Жан Мореас — «Манифест символизма», где вводит в публичный оборот слово «символизм» (1886). Импрессионизм, возникнув лишь в семидесятые годы, к девяностым годам уже получил признание и стал довольно влиятельным направлением в живописи.

В России во второй половине XIX века еще безоглядно царил академизм, а система художественного образования оставалась без каких-либо заметных перемен. Громкий скандал, случившийся в Академии художеств и дошедший даже до императора Александра II, повлиял на дальнейшие судьбы русской живописной школы. В конце 60-х годов самые одаренные ученики Академии художеств покинули ее в знак протеста против устаревших правил и учредили Санкт-Петербургскую артель художников, позже преобразованную в Товарищество передвижных художественных выставок. Это был так называемый бунт четырнадцати. «Впервые академическому направлению противопоставила себя целая группа, к тому же группа организованная»2.

С этого времени положение в художественно-культурной жизни начинает постепенно меняться. Грядет новая эпоха: художники получают большую свободу в выражении своей индивидуальности. На смену устоявшимся и недвижным художественным формам приходит разнообразие художественных направлений и течений. Художественные процессы, происходящие в Европе, подхлестнули поиски различных формообразований и культурной самобытности в художественной жизни России, проблему традиции и новаторства.

Таким образом, к концу XIX века художественная жизнь России стала отличаться поразительным разнообразием и активностью. Создается множество всевозможных культурно-художественных объединений и обществ. Общий фон ее — различные направления. Академизм постепенно вырождается, утрачивает традиции. Появляются молодые мастера, а с ними и новые художественные течения: символизм, импрессионизм, обращение к художественному наследию прошлого.

Все эти процессы, естественно, не могли не затронуть и российское художественное образование. Не была исключением и Рисовальная школа в Санкт-Петербурге. В 1857 году Рисовальная школа перешла под эгиду Общества поощрения художников (с 1882 года — Императорское общество поощрения художеств), которое было первым независимым общественным культурным объединением в России. В связи с переходом школы под патронаж Общества поощрения художеств в ней произошла структурная реорганизация.

Обучение в ней становится платным, это повлекло за собой некоторое сокращение состава учащихся и изменения в его социальном составе. Еще одним следствием реорганизации явилась тенденция уделять большее внимание подготовке выпускников школы к поступлению в академию художеств (никакого художественного училища при Академии в то время не существовало). Основное же художественно-промышленное направление, которое было заложено в первоначальную концепцию школы, отошло на второй план.

Однако положение меняется, когда 7 марта 1882 года Общество поощрения художеств принимает новый устав, благодаря которому деятельность Рисовальной школы значительно расширяется. Главным в ее работе предполагается обучение и подготовка специалистов для художественной промышленности, а также преподавателей для подобных школ. В уставе говорилось, что школа должна иметь своей целью знакомство учеников с приложением художеств к ремеслам, а также с техническими приемами для овладения ими.

В дальнейшем в жизни школы происходят все новые и новые изменения, вытекающие из целого ряда обстоятельств, «которыми наполнена жизнь живого организма и жизнь учреждения»3. В школе вводится конкурсная система. Выпускников школы предполагается направлять за границу на стажировку. Общество поощрения художеств учреждает премии для способных учащихся. Для них выделялось по три золотые и серебряные медали. Те учащиеся, которые получали золотую медаль, могли продолжить образование за границей на средства общества.

В школе впервые вводится практика посылать учащихся в различные местности России. Так, в 1888 году Рисовальная школа совместно с Императорской археологической комиссией посылает двух лучших своих учениц — Машукову и Горностаеву — в Ярославскую губернию, чтобы те сделали снимки с разных предметов древнерусского искусства, находящихся в музее ростовского кремля и ризницах церквей. В результате поездки эти учащиеся привезли 58 больших листов с рисунками древностей.

С тех пор Рисовальная школа начала ежегодно командировать своих учащихся в различные уголки России. На местах учащиеся школы могли знакомиться с образцами архитектуры, искусства и народного творчества, занимаясь копированием сохранившихся памятников материальной и духовной культуры.

В 1889 году в связи с возросшим интересом к школе при ней открываются несколько пригородных рисовальных школ, сначала в трех пунктах: при Ушаковской школе по Петергофскому шоссе, при 2-й Смоленской — по Шлиссельбургскому, при 1-м училище в селе Смоленском, а потом и при фарфоровом заводе и др.4

В 1888 году начинает издаваться «Сборник художественно-промышленных рисунков», в котором начинают публиковать работы учащихся школы. Еще раньше по инициативе секретаря Общества поощрения художеств Д.В. Григоровича был создан Художественно-промышленный музей. Его директором, естественно, стал его основатель. При музее была организована библиотека. И музей, и библиотека разместились в новом здании школы, в которое она к тому времени переехала (Большая Морская улица, д. 38). В этом здании находилось Императорское общество поощрения художеств. (В настоящее время в этом здании находится Санкт-Петербургское отделение Союза художников России). В новом здании, помимо музея и библиотеки, разместились и классы. А в 1897 году в Демидовском переулке, д. 6 открылись художественно-ремесленные мастерские. Со временем в школе стали проводиться художественные выставки, на которых учащиеся демонстрировали свои работы. Они становятся постоянными.

В те годы преподавательский состав школы заметно обновляется, в нее приходит много одаренных выпускников Академии художеств: Я.Ф. Ционглинский, Е.А. Вахтер, Н.И. Макаров, А.И. Морозов, Д.Н. Кардовский, К.Я. Крыжицкий, Ф.Ф. Бухгольц и др. С приходом молодых преподавателей меняются и сами основы преподавания. Акцент делается на развитие индивидуальности каждого ученика, раскрытие его творческого потенциала.

Из известных учеников, обучавшихся в школе в 90-е годы, можно назвать Ивана Билибина, Евгения Лансере, Надежду Любавину, Марию Чемберс, Елену Гуро, Аркадия Рылова, Александра Рубцова и многих других5.

Все они были учениками Яна Францевича Ционглинского, яркого и талантливого преподавателя Рисовальной школы. «Неистовый Ян» — так его называли товарищи. Движения его быстры, речь страстна, взмахи кисти смелы. «На редкость превосходный художественный педагог», — охарактеризует его Александр Бенуа6, а журнал «Аполлон» напишет о нем в 1913 году — уже после его смерти — как об «общепринятом блестящем преподавателе»7. Однако личность Яна Ционглинского выходит за пределы учительства, она не ограничивается лишь преподаванием. Он художник, музыкант, путешественник, человек «культуры совершенно особенной, уже вымирающей»8.

Родился Ян Ционглинский в Варшаве, там же провел детство и отрочество. Он учился в Варшавской рисовальной школе, а в двадцать лет уехал в Санкт-Петербург и поступил в Академию художеств. В Академии он попал в класс известного русского художника и педагога Павла Петровича Чистякова, под влиянием которого находился все время учебы в академии. Он многое усвоил из педагогического опыта своего учителя и в дальнейшем применял его педагогические принципы в своей работе. После окончания академии он остается жить и работать в Петербурге.

В Рисовальной школе, в которой Ян Ционглинский проработал более двадцати лет, он вел натурный класс. За это время у него сложилась определенная система преподавания. Основные положения его системы сводились к внимательному изучению натуры, вдумчивому исследованию окружающего мира, благоговейному отношению к искусству. Все это, по мысли Ционглинского, должно было помочь будущему художнику выразить себя, а в дальнейшем сформировать свой, особенный стиль.

Один из его учеников, Иван Билибин, так пишет о своем учителе: «...в первые годы университета я посещал рисовальную школу Поощрения художеств. Уже студентом я стал учеником... Я.Ф. Ционглинского, с которым после я стал коллегой-преподавателем в той же школе.

Это был прекрасный учитель, гордо и бурно входивший в класс и проповедовавший рыцарское преклонение перед Прекрасной дамой — святым искусством.

Все мы, кто у него учились, помним его пламенные афоризмы: “Кричите, свистите и рычите от восторга к искусству!” Или: “Помните, что художник не должен быть ни лакеем, ни обезьяной!”

Но кроме этих искромечущих заклинаний, Ционглинский давал еще целый ряд очень метких и чрезвычайно верных и ценных, чисто теоретических формулировок, открывавших у учеников еще недостаточно художественные зрячие глаза»9.

Ян Ционглинский считался не только адептом «чисто теоретических формулировок», он был и прекрасным практиком. Согласно его воззрениям, важны были не только цели, но и определенная совокупность приемов, средств, благодаря которым эти цели могут быть достигнуты. На занятиях он объяснял ученикам, как строить рисунок, что важно при копировании гипсовых фигур, как передать определенную форму. «Прежде всего надо глаз зацепить за что-нибудь определенное и отсюда начинать анализировать: смотрите все, куда стремится: это — там куда-то стремится, это — сюда стремится...»10

С первых шагов Ционглинский знакомил своих учеников с анатомией и перспективой. Так, в ученических тетрадях Елены Гуро, хранящихся в Центральном литературном архиве и архиве Института русской литературы (Пушкинского Дома), можно найти записи ее уроков в школе по анатомии, рисованию и перспективе (с рисунками). Каждая тема по анатомии (например, «Глаза», «Нос», «Мышцы туловища») сопровождается рисунками и подробнейшими описаниями11. «От учащихся не требовалось законченности, гораздо важнее для Ционглинского было поставить ученика перед проблемой того, что такое линия, тон и как следует правильно вести построение трехмерной формы на плоскости»12.

Методика рисования Ционглинского от простого к сложному относилась прежде всего к передаче света и цвета. Будучи большим приверженцем импрессионизма, Ционглинский стремился привнести его основополагающие постулаты в свою систему: «Первое условие живописи есть отношение силы света, а не краска. Можно писать одной краской. <...> Основа живописи та, что нет никаких предметов, а есть пятна и их игра. Отрешитесь от предмета. <...> Предмет есть ничто, но пятно есть восторг и божество»13.

Подобным образом при постановке этюдов Ционглинский основное внимание уделял не передаче учеником какой-нибудь сцены или сюжета, а развитию у него живописных способностей, умения видеть и передавать сложные комбинации цвета и различных материалов. Потому-то он применял яркие и необычные постановки. Поскольку ему самому в его живописи были присущи яркость и цветовая целостность, это передавалось и его ученикам.

Вот несколько примеров его установок: «Истинная колористическая живопись состоит в том, чтобы картина казалась написанной так, как будто бы было мазнуто одной краской, одной кистью, один раз. <...> Держите глаз внутри формы. Никогда не начинайте с контура. Контур есть синтез всего, что вы только что нашли с помощью анализа. <...> Кто хочет понять секрет красок, тот должен обращаться с ними осторожно; то есть не брать на кисть слишком много красок, — иногда сотую часть капли охры впустить в белила»14.

Постепенно и последовательно вводил учитель своих учеников в мир искусства. Ционглинский регулярно водил своих учеников в Эрмитаж, где они могли познакомиться с шедеврами корифеев Ренессанса. В зале итальянской живописи Ционглинский рассказывал ученикам о картинах венецианцев (Тициане, Тинторетто) и флорентийцев (прерафаэлитах), говоря, что первые являлись живописцами внешней стороны, а вторые — «живописцами души». Он раскрывал ученикам секреты великих мастеров: «...все великие мастера держались той теории, что следует начинать рисунок не с внешнего контура, а с внутренних форм, ища главным образом их взаимного отношения и «рентгеновскими лучами» ловя сочетание одной формы с другой... и тогда уже, когда вся эта внутренняя музыка найдена, завершать ее контуром, облечь ее во внешнюю форму»15.

«Ян Францевич Ционглинский преподавал не только в Рисовальной школе, он вел классы в Академии художеств, а кроме того, совмещал работу в классах с занятиями с учениками в своей собственной мастерской. Его мастерская располагалась на Литейном проспекте, д. 59, куда надо было проходить дворами, а потом забираться под самую крышу по черной лестнице. В мастерской, где он вел занятия, набивалось множество желающих. Часть мастерской занимал рояль, на котором во время занятий он играл Шопена или Листа. Ционглинский утверждал, что музыка способствует восприятию самых тонких красочных оттенков. Он не знал никаких физиологических законов и не руководствовался ими в своей педагогической деятельности, он чувствовал, реально ощущал воздействие музыки на учеников и как бы “подстегивал” звуками воображение молодых художников»16.

Если в школе и академии было принято работать в тишине, то в мастерской Ционглинского всегда было шумно. Он вносил в атмосферу мастерской бурление живой жизни. Замечания он делал громко, во весь голос, во всеуслышание, чтобы все могли почерпнуть необходимое из его указаний. По стенам мастерской были развешаны картины, на кожаном диване обычно возлежали две его собаки, которые дружным лаем возвещали приближение хозяина. Небольшая учебная мастерская всегда была набита до отказа. Сам он писал в отдельной мастерской в другой части квартиры.

Ционглинский страстно любил путешествовать. Почти каждый год он отправлялся в разные концы света. В Крым он ездил не один раз, и его крымские этюды — Ялты, Гурзуфа и др. — разошлись по разным музеям и частным коллекциям. В 1897 году он поехал в Испанию, откуда привез в 1897 году пятьдесят картин, которые затем выставил на Независимой выставке. Бывал в Италии и Германии, но особенно любил он путешествовать в тропические страны: в Палестину, Египет, Алжир, Индию. Аркадий Рылов, его ученик, а затем и коллега по работе в Рисовальной школе, вспоминал, что однажды в течение полугода замещал Ционглинского, когда тот путешествовал: «Во время урока вдруг с шумом врывается в класс Ян, прямо, так сказать, из Индии, с силой хватает меня в объятия, целует и благодарит.

После путешествия он обыкновенно собирал у себя друзей и показывал свои тропические этюды. На Литейном проспекте в мастерской перед софитом на мольберте вставлялся в раму этюд. Это делал его сын Саша Рубцов. Гости сидели в темноте, а хозяин давал пояснения, причем то быстрыми шагами подходил к этюду, то так же быстро отходил от него, говоря: “То темные пятна — это слоны... это же мой слон, на этом слоне я ездил... Вы видите? Видите?.. То краски же горят! <...> Саша, дай Гималай!” В раме появлялся холст, покрытый серыми и розовыми мазками. Ян подбежал к мольберту, отошел назад, размахивая руками. “Вот, вот Гималай, великий Гималай! Я два дня ехал на слоне, потом верхом на коне, затем на осле, чтобы видеть отсюда Гималай, но туман закрыл его”, — волновался художник»17.

После показа этюдов Ян Францевич обычно садился за рояль и начинал музицировать. Он играл Шопена, Грига, Рахманинова. Вообще, Ционглинский вдохновенно любил и знал музыку. Он постоянно посещал музыкальные концерты, «сидел в первых рядах партера и горячо обсуждал музыку в группе музыкантов во время антракта»18. Он тесно общался со многими выдающимися музыкантами, композиторами и другими представителями музыкального мира столицы.

Например, он подружился с замечательным оперным певцом, одним из лучших теноров Петербурга и исполнителем партий Зигфрида в операх Вагнера Иваном Васильевичем Ершовым. Их дружба, по словам сына Ершова, была основана на любви его отца к живописи — с одной стороны, и увлечении музыкой Ционглинского — с другой. Иван Васильевич долгое время оставался под обаянием Ционглинского, «Янека», как любовно он называл его. А Ционглинский написал портрет Ершова, который сейчас находится в Третьяковской галерее. По рассказам Ершова, «на вечерах в мастерской Ционглинского играли такие выдающиеся пианисты, как С.В. Рахманинов, И.Гофман и Ф.Бузони. (Когда Ян Францевич умер, на его отпевании в католическом костеле исполняли «Реквием» Верди. Партию тенора пел Иван Васильевич Ершов.)»19

Как уже упоминалось, Ционглинский был неутомимым поклонником импрессионизма. Он безусловно принял основную цель импрессионистов — вернуться к подлинной живой природе, их комплекс мыслей, эмоций, ощущений, которые рождаются в художнике под влиянием окружающего мира. Ян Францевич был одним из основателей художественного объединения «Мир искусства» и организатором ряда Независимых выставок в Петербурге. Почти каждый год Ционглинский ездил в Париж и знакомился со всеми современными тенденциями в европейской живописи. Возвращаясь в Петербург, он всегда посвящал своих учеников в текущие живописные направления. Как писал позже один из его учеников Михаил Матюшин: «...быть в мастерской Ционглинского значило быть на грани всех современных знаний и понятий в искусстве, как за границей, так и у нас»20.

Своими новаторскими идеями Ционглинский оказал огромное влияние на развитие нового художественного языка многих молодых художников. Одни из них стали преподавателями в Рисовальной школе, другие — будущими пионерами авангарда. Следующее поколение учеников Яна Ционглинского — Н.В. Кузьмин, М.В. Матюшин, А.Х. Вестфален, Р.Р. О’Коннель, Н.Ф. Лапшин, Ю.П. Анненков и многие другие — училось уже в ХХ веке. Это было уже другое время и другая школа.

* * *

Бурная атмосфера начала ХХ века не могла не отразиться и на жизни школы. В 1906 году в школе происходит важное событие, повлиявшее на дальнейшую ее судьбу, — директором школы становится Николай Константинович Рерих. Николай Константинович был учеником знаменитого русского художника Архипа Ивановича Куинджи, одного из наиболее оригинальных национальных художников. Рерих всегда занимал активную творческую позицию, увлекался историей, занимался археологией, коллекционированием, участвовал во всевозможных обществах.

С Обществом поощрения художеств у Николая Рериха были тесные  дружеские связи. Сначала он работал в музее при обществе поощрения художеств, затем стал заместителем главного редактора журнала «Искусство и художественная промышленность», издававшегося непосредственно при обществе, а в самом начале века его назначают секретарем общества. Будучи по своей природе очень деятельным человеком, Рерих с радостью принял предложение возглавить Рисовальную школу и энергично принялся за дело.

Прежде чем непосредственно приступить к руководству школой, Рерих отправляется в Европу, чтобы непосредственно на месте познакомиться с опытом художественного образования. Он побывал во Франции и Италии, чтобы самому увидеть европейские художественные школы. А далее направляется в Германию, где знакомится с народными программами художественного образования.

Вернувшись домой и приступив к работе, Николай Константинович производит в школе поистине революционные преобразования. Прежде всего, он восстанавливает педагогический совет. Если в прежнее время все решения принимал директор единолично, то при Николае Рерихе положение в корне изменилось. Любые предложения, идеи или замыслы вначале обсуждались между преподавателями. «Рерих выносил сначала на обсуждение своих двух-трех близких товарищей, а затем в Курилке потолкует с другими преподавателями, узнает их мнение и тогда уж готовое доложит общему собранию преподавателей. Вопрос был настолько продуман, что возражений не встречал и принимался единогласно»21.

Преподаватели школы быстро приняли нового директора и стали его соратниками, разделив его взгляды на нововведения. С Рерихом работать было легко и приятно. Не было никаких неравных отношений, все делалось по-товарищески и совместно. Но иногда Николай Константинович единолично принимал решения. Так, например, было с классами рисования животных, вести которые стал Аркадий Александрович Рылов. Учащиеся школы по достоинству оценили новый класс и всегда гадали, что же в очередной раз принесет учитель на занятия для этюдов — обезьяну, белку или птичку. Каждый год открывались новые классы или мастерские, увеличивался состав преподавателей.

Атмосфера в школе кардинально меняется — повеял пробуждающий свежий ветер. Менялись социальный состав и облик учащихся, никакие сословные отличия не служили препятствием для поступления в нее. Вот как вспоминал школу народный художник СССР Николай Кузьмин, когда он учился в ней в десятых годах ХХ века. «В <...> классах и коридорах приятная вонь красок и скипидара, крепкий смешанный запах фиксатора, которых закрепляют рисунки углем». Несмотря на день, а в Петербурге зимой довольно темно, горит электричество, по коридорам школы снуют «поощренцы» — «публика самая разношерстная: некормленные гении в испачканных красками блузах, с длинными шевелюрами и челками “по-флорентийски”; светские девицы в сопровождении лакеев с этюдниками, украшенными серебряными инициалами владелицы по геральдической короне; поседевшие в скитаниях по разным студиям мученики смутного призвания, медлящего проявиться; стриженный под машинку солдат в мундире с медными пуговицами; бородатый, с иконописным ликом богомаз; <...> прибалтийские студенты — аккуратные юноши в серых костюмах и крахмальных воротниках...»22.

В школе с открытием новых классов вводятся новые курсы и предметы. В первый же год директорства Рерих открывает женский этюдный класс, класс художественной вышивки и обсуждения эскизов. Он считал, что для будущих художников необходимо более глубокое знание истории искусств, чем преподавалось в школе, а потому он увеличивает количество часов в уже существующем в школе курсе истории искусств. С другой стороны, он отменяет некоторые классы, которые, по его мнению, не столь необходимы учащимся. Так, был отменен класс отмывки тушью, кроме того, в классе акварели было отменено рисование «с оригиналов и заменено постановкою простых предметов, овощей, птиц и т.п.».

В то время в школе обучалось уже более тысячи учащихся: 448 учениц и 567 учеников (из них лишь чуть больше сотни обучались бесплатно). В художественно-ремесленных мастерских обучались 93 человека. Кого там только не было... Когда начинались занятия в школе, все учащиеся спешили в классы, чтобы начать этюды, или слушать лекции, или заниматься графикой и т.п. И вот входит преподаватель, и занятия начинаются. В процессе работы ученики показывали свои этюды преподавателю, а по окончании урока происходило совместное обсуждение.

Николай Рерих, будучи сам смелым новатором в живописи, вносил новые идеи и в отечественное художественное образование. Он приглашает в школу многих талантливых художников, скульпторов и архитекторов. Таким образом в педсовете появились художники И.И. Андреолетти, И.Я. Билибин, Г.М. Боборовский, А.И. Вахрамеев, А.Э. Линдеман, Н.П. Химона, В.А. Щуко, историк искусства С.К. Маковский, мстерский иконописец Д.М. Тюлин и др.

Некоторые из пришедших преподавателей были ее выпускниками, а теперь они работали вместе со своими бывшими учителями. Так, один из бывших учеников школы Аркадий Александрович Рылов в своих воспоминаниях пишет, как с 1902 года начинал преподавать в школе в обще- рисовальных классах и классах рисования с животными. В то время с ним рядом работали его прежние учителя Иван Кузьмич Федоров, Алексей Федорович Афанасьев и др. А.Рылов: «Мы любили сидеть в курилке и разговаривать, засиживаясь дольше, чем следовало. Рерих часто принимал участие в разговорах»23.

В школе открывается иконописная мастерская, которую начинает вести известный иконописец из Мстеры Д.М. Тюлин, а также мастерские рукоделия, чеканки и ткачества. Об уровне подготовки в мастерских школы свидетельствуют результаты, достигнутые учащимися мастерских. Уже через некоторое время они смогли выполнять серьезные заказы. Например, ими были отреставрированы гобеленовые ковры петровской эпохи по заказу Императорского дома. А ученики иконописной мастерской написали в 1909 году икону, которая была поднесена в подарок императору Николаю II.

Николай Константинович считал, что «главное значение художественного образования заключается в том, чтобы учащимся открыть возможно широкие горизонты и привить им взгляд на искусство как на нечто почти неограниченное»24, а потому он организовывает постоянные посещения столичных музеев учащихся с педагогами И.Билибиным, В.Щуко, Н.Макаренко, которые стремились привить учащимся любовь к изучению музеев. А в самой школе читались лекции по искусству. Для изучения и знакомства с древнерусской живописью и зодчеством Рерих начал устраивать экскурсии в старинные русские города Новгород, Вологду, Ярославль, Москву, где учащиеся копировали фрески и делали зарисовки различных храмов.

Николай Константинович Рерих любил и занимался археологическими раскопками. Еще со студенческой скамьи он становится членом Императорского русского археологического общества и активно участвует в его деятельности. Став директором Рисовальной школы, он решает привлекать ее учащихся к работе общества. Ученики участвовали в совместной деятельности общества и школы: проводили раскопки и ездили в экспедиции, откуда привозили свои работы.

Больше того, Николай Рерих начал привлекать учеников и к выполнению своих заказов для театров, частных лиц и т.д. Это были великолепная практика для студентов и наглядный урок работы мастера. Так, например, расписывая по просьбе княгини М.К. Тенишевой храм Св. Духа в усадьбе Талашкино (в 1909–1914 годах), он привлек к работе своих лучших учеников А.В. Щекатихину-Потоцкую и Е.З. Земляницыну25, а также Дмитриева и Чернова.

В 1906 году по настоянию Николая Константиновича Рериха открывается класс графического искусства. Вести классы Николай Константинович поручает художнику Ивану Яковлевичу Билибину, который когда-то учился в Рисовальной школе. Билибин был человеком открытым и увлекающимся, но, кроме того, строгим и ответственным преподавателем. Н.Кузьмин вспоминает, в частности, один из уроков графики у И.Я. Билибина: «Вот один из учеников показывает ему свои рисунки. Билибин долго и молча рассматривает их с непроницаемым видом, а затем, заикаясь, произносит свой вердикт: «Бердслей спать не дает”. (В начале века Бердслей был властителем дум всей Европы.)»26

* * *

Графические классы Рисовальной школы оказались весьма востребованными: существующее в то время художественное объединение «Мир искусства» перевернуло представление о книжной графике. Оно явилось реформатором этого вида искусства и способствовало развитию новых тенденций и направлений в нем.

Одним из активных участников его был и Иван Яковлевич Билибин, чьи труды на поприще книжной графики переоценить невозможно. Он создал свой, «билибинский» стиль, оказавшийся очень популярным в начале века. Его книжные иллюстрации узнаются и выделяются сразу своей законченностью, четкостью и колоритом. Недаром друзья Билибина называли его «Иван — железная рука».

Будучи невероятным тружеником и высоким профессионалом в своей области, Билибин старался передать навыки — работать до изнеможения, доводить рисунок до совершенства — своим ученикам. Дома у него всегда толпились ученики, помогая ему в его работе. Вспоминает его ученица, а затем и жена Рене Рудольфовна О’Коннель: «Со временем Иван Яковлевич стал привлекать своих учеников как помощников в порученных ему работах по графике, а также в театральных постановках. <...> Часто у нас была целая производственная мастерская, так как во время исполнения театральных работ много подсобной работы, и бывшие ученики и ученицы принимали близкое участие в ней. Так, работали вместе М.В. Лебедева, А.В. Щекатихина, А.Х. Вестфален, И.И. Мозалевский, М.Ф. Кобышев»27.

Другой ученик Ивана Яковлевича — Иван Мозалевский писал о чисто дружеской атмосфере в мастерской И.Я. Билибина, где никогда не было никаких признаков боязни или стеснения хозяина. И еще: «У него был уже установленный обычай: брать каждого своего лучшего ученика после окончания им школы Общества поощрения художеств на один-два года к себе на дом, производя его в чин платного помощника. <...> Я почувствовал, что начинается интересная, полная глубокого внутреннего смысла трудовая творческая жизнь»28.

У Ивана Яковлевича Билибина была огромная библиотека по изобразительному искусству, и он знакомил учеников с книгами по искусству Европы, с японскими гравюрами, учил любить и понимать русское народное творчество. У него была большая коллекция русского лубка, которую он собирал, путешествуя по русскому Северу. Из класса Ивана Яковлевича Билибина вышло много талантливых художников29. Одни из его учеников много и плодотворно работали на родине, другие уехали после 1917 года и осели в разных странах Европы и Америки.

Рисовальная школа получала множество заказов на иллюстрации книг, изготовление всевозможных плакатов, заставок и т.п. от различных государственных и частных организаций. Возросший объем работ потребовал и новых помещений для их изготовления, и более глубокого и серьезного изучения различных прикладных дисциплин. Со временем школа ОПХ с находящимися при ней художественно-ремесленными мастерскими по литографическому делу приняла участие в Международной выставке печатного дела и графики. В Русском павильоне, открытом 14 (27) мая 1914 года, она экспонировала работы учеников классов графики, композиции и офорта, а также литографических мастерских — в том числе и показанные на отчетной ученической выставке30.

* * *

И наконец, хотелось бы еще отметить особую атмосферу, царившую в школе при Н.К. Рерихе. Отношения между преподавателями и учащимися были ровными и уважительными, а среди преподавателей царил дух товарищества и доброжелательности. «Два раза в год, после полугодовых экзаменов, в середине декабря, и в начале мая, в школе устраивался банкет для всего педагогического состава с директором во главе. Подавался традиционный пирог, закуски и жаркое. Говорились тосты, лились речи. Длинных и скучных речей не было: за выпивкой и едой никто бы не стал слушать оратора, а смеха было много. И.Я. Билибин каждый раз выступал с новыми стихами на злобу школьного дня. Его комически возвышенный стиль и сильное заикание вызывали непрерывный смех, так что поэтому приходилось выжидать, чтобы продолжать стихи»31.

Николай Константинович Рерих оказался талантливым директором: он умел привлекать нужных людей, старался повысить качество образования и все время заботился о ее нуждах. Посвящая немало времени административной деятельности (можно только удивляться, откуда у него столько сил и энергии), он находил время писать много прекрасных картин, работать для театра, делать росписи храмов и т.д. Кроме того, писал статьи по истории и искусству.

Все происходящие в школе и со школой изменения не могли остаться незамеченными. Когда открывалась очередная выставка работ учащихся Рисовальной школы, в газетах или журналах обязательно появлялись интересные и обстоятельные рецензии о ней. Так, Александр Бенуа в статье, посвященной Рисовальной школе, отметил новаторский дух Рериха, огромную работу его на посту директора, а также высокий уровень работ ее учащихся. Он упомянул несколько талантливых учениц: Александру Щекатихину, Марию Лебедеву, Нину Блуменфельд, Антонину Вестфален и Елену Земляницыну, которым предсказал большое будущее.

А в журнале «Биржевые ведомости» после Весенней выставки Рисовальной школы 1910 года было написано: «С каждым годом эти отчетные выставки все интереснее, богаче, глубже. Угадывается дружная, вдумчивая работа как самого директора школы Рериха, так и талантливой фаланги его товарищей преподавателей... Моментально поражаешься той грамотностью, что знаменует собой зрелых, законченных мастеров. И у кого же она, эта грамотность? У юнцов и юниц, которые прямо физически не могли успеть поработать над своими Богом данными способностями.

И повсюду бурлит и брызжет упругим фонтаном новая освежающая струя»32.

Все первое десятилетие ХХ века Рисовальная школа постоянно менялась и развивалась и к концу его вышла на качественно новый художественный и образовательный уровень. Из «захудалого», обычного заведения она превратилась в одну из лучших художественных школ России и Европы. «Эта Школа искусства... была замечательная, самая свободная, самая демократическая. <...> Она открыла свои двери всем желающим посвятить себя искусству или просто познакомиться с ним»33.

Примечания

1 Бадью А. Век. М.: Логос, 2013. С. 14.

2 Сарабьянов Д.В. История русского искусства второй половины XIX века. М.: Изд-во МГУ, 1989. С. 24.

3 Макаренко Н. Школа Императорского общества поощрения художеств 1839–1914: Очерк, составленный по поручению комитета Императорского общества поощрения художеств. Пг.: Тип. «Якорь», 1914. С. 21; Устав Императорского общества поощрения художеств, Высочайше утвержденный 7 марта 1882 года. СПб.: Тип. В.Киршбаума, 1882. С. 22.

4 ЦГАЛИ, ф. 1152, оп. 11, д. 38.

5 Любавина Надежда Ивановна (1876 — не ранее 19 октября 1928) — художница. Подруга живописца и поэта Елены Гуро, вместе с которой училась в Рисовальной школе в 90-е годы. Любавина иллюстрировала первую книгу Е.Гуро «Шарманка». Состояла в различных художественных группах: в 1913–1914 годах она состояла в «Союзе молодежи» и участвовала в его последней выставке в Петербурге. В 1917 году — в группе «Зеленая птица», затем в обществе «Искусство. Революция», впоследствии вошла в «Левый блок». В 1918 году сотрудничала в артели «Сегодня». Преподавала в Витебском художественном училище, созданном Марком Шагалом в 1918 году.

Чемберс Мария Яковлевна (1874–1962) — талантливый живописец и график. Первая жена Ивана Яковлевича Билибина. В 90-е годы училась в Рисовальной школе ОПХ. Много работала в книжной графике, участвовала в выставках «Мир искусства» и др.

Гуро Елена Генриховна (1877–1913) — художница, поэтесса, одна из наиболее оригинальных представительниц художественной жизни первых лет ХХ века. Училась в Рисовальной школе в 1890–1898 годах.

Рылов Аркадий Александрович (1870–1939) — русский советский живописец-пейзажист. Учился в школе в конце XIX века, а с 1902 года стал преподавать в ней. После 1917 года преподавал в Академии художеств. Заслуженный деятель искусств РСФСР.

Рубцов Александр Александрович (1884–1949) — живописец и график. Учился в Рисовальной школе в 1893–1898 годах, позже поступил в Академию художеств. Написал книгу об учителе «Заветы Ционглинского», вместе с которым много путешествовал за границей: бывал в Испании, Египте и других странах. В 1914 году навсегда покинул Россию и обосновался в Тунисе, где и скончался в 1949 году.

6 Бенуа А. История русской живописи в XIX веке. СПб.: Тип. Е.Евдокимова, 1901–1902. С. 247.

7 Ростиславов А. Ционглинский // Аполлон. 1913. № 1. С. 57.

8 Посмертная выставка произведений Я.Ф. Ционглинского: Каталог. СПб.: Тип. «Якорь», 1914. С. 8.

9 Билибин И.Я. Статьи. Письма. Воспоминания современников. Л.: Художник РСФСР, 1970. С. 50.

10 Заветы Ционглинского: Мысли и взгляды, высказанные Яном Францевичем Ционглинским... и дословно записанные его учеником Рубцовым / Сост. А.А. Рубцов. СПб.: Тип. «Сириус», 1913. С. 34.

11 ЦГАЛИ, ф. 134, оп. 1, ед. хр. 4 (1); ИРЛИ, ф. 631, оп. 1, д. 53.

12 Молева Н., Белютин Э. Русская художественная школа во второй половине XIX — начале XX века. М.: Искусство, 1967. С. 290.

13 Заветы Ционглинского... С. 15.

14 Там же. С. 24, 34, 41.

15 Там же. С. 37.

16 Рылов А.А. Воспоминания. Л.: Художник РСФСР, 1977. С. 151.

17 Там же.

18 Крыжицкий К.Я. Судьба художника (Воспоминания о К.Я. Крыжицком). Киев: Мистецтво, 1966. С. 38.

19 Шведе Е. Из минувшего: Певец-художник // www.belkanto.ru

20 Матюшин М.В. Путь художника. Коломна: Музей органической культуры, 2016.

21 Рылов А.А. Воспоминания. С. 147.

22 Кузьмин Н.В. Страницы былого. М.: Книга, 1984. С. 134. (Сер. «Художник и книга. Воспоминания».)

23 Рылов А.А. Воспоминания. С. 147.

24 Рерих Н.К. О задачах художественного образования // Слово. 1908. 11 сентября.

25 Щекатихина-Потоцкая Александра Васильевна (1892–1967) — художница-керамист. Поступила в школу в 1908 году, была ученицей Н.Рериха и И.Билибина. После 1917 года работала на Ленинградском фарфоровом заводе, где стала одним из выдающихся мастеров знаменитого агитационного фарфора.

Земляницына Елена Захаровна (1889–1941) — художница, ученица и помощница Н.Рериха. После 1918 года уезжает в Суздаль, где принимает постриг и становится монахиней.

26 Кузьмин Н.В. Страницы былого. С. 134.

27 ОКоннель-Михайловская Р.Р. Воспоминания // Билибин И.Я. Статьи. Письма. Воспоминания. Л.: Художник РСФСР, 1970. С. 150, 159.

28 Мозалевский И.И. В Петербурге и Париже // Там же. С. 206, 208.

29 Вестфален Антонина Христиановна (1881–1942) — график-иллюстратор, училась у И.Билибина, Н.Рериха и А.Рылова. Одна из лучших учениц школы, серебряная и золотая медалистка.

ОКоннель-Михайловская Рене Рудольфовна (1891–1981) — художник-график, керамист. Училась в школе в классе И.Билибина, а впоследствии преподавала в ней. Много работала в области графики и живописи. После 1917 года стала работать на Ломоносовском фарфоровом заводе. Ее работы можно увидеть в коллекции фарфора Русского музея.

Лебедева Мария Васильевна (1892–1942) — художница. В Рисовальной школе была одной из самых талантливых учениц И.Я. Билибина. Часто ездила от школы в командировки на Русский Север и за границу. После 1918 года работала (с перерывами) на Ломоносовском фарфоровом заводе, в книжной графике. Много экспонировалась на международных выставках.

Кузьмин Николай Васильевич (1890–1987) — художник-график, народный художник СССР. Иллюстрировал русскую и зарубежную классическую литературу. Учился в школе в 1912–1914 годах.

Лапшин Николай Федорович (1888–1942) — живописец, график. Учился в Рисовальной школе в 1911–1912 годах, а затем в частной студии Я.Ф. Ционглинского в 1912–1913 годах. Во второй половине 20-х и 30-х годов получил известность как иллюстратор детских книг.

Мозалевский И.И. (1890–1975) — художник-график. Учился в Рисовальной школе в 1909–1913 годах. В 20-е годы уехал из России, долгое время жил во Франции. Вернулся на родину в конце 40-х годов.

30 Из писем И.Я. Билибина к Н.К. Рериху // ЦГИА СПб., ф. 448, оп. 1, ед. хр. 1631, л. 15, 16.

31 Рылов А.А. Воспоминания. С. 153.

32 Биржевые ведомости. 1910. 18/31 мая. Вечерний выпуск. № 11719. С. 6//Цит. по: www.rerich.9.sitecity.ru

33 Рылов А.А. Воспоминания. С. 153.





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0