Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Паруса Риммы Алдониной

Юрий Тимофеевич Комаров родился в 1940 году в Москве. Окончил УДН им. Патриса Лумумбы.
Работал инженером-строителем в проектных организациях Москвы, трудился и за границей. С 1985 года и до развала СССР был занят в системе управления в Госстрое СССР. В постсоветский период продолжил управленческую деятельность в Госстрое РФ заместителем начальника Управления науки и проектных работ.
Печатался в журналах «Стандарты и качество», «Жилищное строительство», «Архитектура и время», «Архитектура и строитель­ство России», «Наш современник».
Почетный строитель России.

В 1976 году наша семья переселилась в Северное Чертаново, в одну из шести бело-зеленых шестнадцатиэтажных кооперативных башен. Они как свечи стояли между Варшавским шоссе и Чертановской улицей, обозначая въезд в район. А на другой стороне уже строился опытно-показательный жилой район Чертаново Северное, все поле было в котлованах, но к концу 70-х метаболический силуэт зданий из белых и голубых асбоцементных панелей, с глухими торцами, играющими на понижение этажности тремя ступенями, в основном был готов. Настоящий Кунио Маекава, только очень большой. Поскольку серой ветки метро еще не было, она только проектировалась, мы пользовались зеленой — Замоскворецкой, доезжали до «Каховки», а далее на автобусе. Обычно, возвращаясь с работы домой, при выезде из тоннеля на метромост я стремился держаться левой стороны, чтобы смотреть в оба, как надвигаются на меня удачно расставленные, оптимального масштаба бело-синие паруса домов Нагатинской набережной Москвы-реки. Я затрудняюсь назвать какой-нибудь из современных ансамблей, появившихся в куда более благоприятную для архитектуры пору, по эстетической глубине и достоинствам формы — подчеркиваю, на базе типовых серий, — которые приближались бы к застройке Нагатинской набережной. Вся композиция и цветовая гамма действовали как свежий ветерок, снимая усталость и восстанавливая силы после изматывающего трудового дня. Создатель этого чудодейственного, исцеляющего ансамбля — архитектор Римма Петровна Алдонина.

В архитектурном мире женщина-архитектор воспринимается как некоторый нонсенс. Мне не раз приходилось встречать такое мнение и у нас в Москве, в разговорах с практикующими архитекторами. Хотя в передовых странах почти каждая пятая в этой корпорации женщина.

Все перевернула Великая русская революция 1917 года, когда Московское училище живописи, ваяния и зодчества вместе со Строгановским превратились во ВХУТЕМАС[1], а затем в ВХУТЕИН[2], где первое место занимало обучение современной архитектуре без всякого гендерного различия, что в какой-то мере изменило все архитектурное образование.

Римма Петровна Алдонина родилась 7 марта 1928 года в Москве и выросла в обычной советской семье: отец — бухгалтер, мать — медсестра.

Окончив в 1945 году школу, Римма вовсе не собиралась становиться архитектором, она хотела быть актрисой. После неудачного поступления в театральное училище она забирает документы и переносит их в архитектурный институт.

Первый экзамен — творческий: рисунок и черчение. Одним из самых важных и сложных экзаменов при поступлении в архитектурный институт — рисунок античной головы. На этом рисунке экзаменаторам сразу видны основные ошибки абитуриента. Работу оценивают по нескольким параметрам: композиция, пропорции, светотень, штриховка. Нельзя сказать, что Римма не умела рисовать, но здесь очень важно регулярно тренироваться, и необходимо «набить» руку на античной голове. У нашей абитуриентки времени было в обрез. В оставшиеся полтора месяца до экзамена она чуть ли не каждый день посещала рисовальный зал института и «набивала» руку. Иногда заходили преподаватели и указывали на ошибки юных рисовальщиков. В результате руку она все-таки «набила» и с головой Диадумена[3] справилась на
троечку, остальные экзамены сдала на пятерки.

Годы обучения совпали с шатаниями и маятниковыми колебаниями школы классицизма Жолтовского, а из-за политических установок все круто подчинялось требованиям сиюминутной практики. В результате — диспропорция в художественном и техническом развитии будущего архитектора. Так, из-за нападок на архитектуру Ренессанса в полном объеме архитектурные ордера и композиции этот курс не изучал. Получается, Римма Петровна распрощалась с советским ампиром раньше других, а элементам современной (западной) архитектуры учить было некому, да и опасно. С годом рождения Римме явно не повезло — все время из огня да в полымя.

Еще в годы реализации политики индустриализации СССР сделал уникальный ход, ранее не предпринимаемый ни одним другим правительством, — он создал десятки государственных проектных организаций. Принятая в СССР организация проектирования не только позволила расставить архитекторов по ведомствам и отраслям экономики и промышленности, она исключала какие бы то ни было неожиданности, креативные сдвиги в проектировании, соперничество стилей и, не дай бог, свободное проявление личного творчества, отличного от проводимой государством технической политики в строительстве.

Восхождение к вершинам архитектурного мастерства Р.Алдонина начала в мастерской М.И. Синявского, где она прошла хорошую школу проектирования жилья, детально разрабатывая планы и прорисовывая фасады крупного комплекса 10–12-этажных жилых зданий на Автозаводской улице.

Во время становления Риммы Петровны как архитектора к середине 50-х и на долгие годы в архитектуре жилища закрепилась тенденция архитектурного и технологического упрощенчества и явного утилитаризма. Работа архитектора в основном сводилась к планировочным работам. С хрущевских времен строили по типовым проектам: типовые дома, и ничего больше. Лишних два кирпича не положишь — тут же закрывают смету! Дисциплина была жесточайшая — 120–130 рублей на квадратный метр жилья.

Годы ее работы на архитектурном поприще (1951–1991) пришлись на период максимального неуважения властями профессии зодчего. Постановление «Об устранении излишеств в проектировании и строительстве» безоговорочно утвердило приоритет строителя, сделало зодчего безгласным придатком в строительном процессе. К числу излишеств отнесли арки, портики, башни, скульптуры, барельефы-горельефы и «недопустимо завышенные площади передних, коридоров и других вспомогательных помещений». Крупномасштабная кампания по борьбе с излишествами обернулась резким возвратом к утилитаризму авангарда и низведением архитектуры до обслуживания инженерии, что резко понизило статус архитектора. По сути, речь шла не об архитектуре здания как такового, а об инженерном сооружении — «машины для жилья», по определению Корбюзье[4].

Страна пошла по самому дешевому пути, ликвидировав архитектуру... Вот и получили Новые Черемушки — архитектуру, «национальную по форме и социалистическую по содержанию» — на весь оставшийся XX век от Владивостока до Калининграда, превратив архитектора в шестеренку строительного механизма. Это обернулось двумя серьезными проблемами: серой унылостью новой застройки с ее эстетической индифферентностью и отсутствием в 1960–1980 годах практически полноценного индивидуального архитектурного творчества в строительстве жилых зданий. А Римма Петровна в итоге получила бесконечное количество «привязок» типового жилья: Царицыно, Нагатино, Орехово-Борисово. Бесконечные пятиэтажки, потом девяти-, двенадцати-, семнадцатиэтажки и т.д.

Тем не менее, уже став главным архитектором проектов, Римме Петровне удалось спроектировать кинотеатр «Эльбрус», отмеченный премией за лучшую постройку 1969 года.

Крупным, почти десятилетним, этапом, с 1966 по 1976 год, у Риммы Петровны становится реконструкция Дворца культуры ЗИЛа, созданного в тридцатые годы по проекту известных архитекторов Весниных.

Во время войны в здание попала бомба, была серьезно разрушена театральная часть. Как большинство шедевров конструктивизма, здание строилось из непотребных материалов: вместо кирпичных перегородок и железобетона в перекрытиях доски со штукатуркой по дранке да деревянные настилы и балки. ЗИС сразу же занялся восстановлением, благо у него в УКСе[5] были проектное и строительное подразделения и даже главный архитектор. Реконструкция проводилась согласно основному направлению на советский ампир. Поэтому украшательству подверглось все, даже колонны: вместо круглых поставили прямоугольные, да еще украсили филенками.

Алдонина действовала четко как реставратор, максимально стараясь восстановить и сохранить брутальность веснинской постройки, например применение скрытого света, отсутствие декоративных деталей и т.п. Но полное восстановление авангардных форм было невозможно из-за изменения нормативов, да и строители не реставраторы. К примеру, строители в силу потери навыков отказались выполнить бывшие ранее наливные мозаичные полы и подоконники и главное — веснинский штукатурный потолок из концентрических кругов в зрительном зале. В результате проведенной реконструкции привнесенные ранее элементы советского ампира были убраны, деревянные конструкции заменены на кирпич и бетон, а пристроенный кассовый вестибюль, реконструированный зал с повышением высоты сценической коробки согласно новым нормам и обновленный большой витраж на фасаде, операторские помещения и современные отделочные материалы мало изменили первоначальный облик, придав некую преемственность архитектуры советского постмодернизма признанному шедевру конструктивизма. По истечении сорока лет после постройки в силу изложенного дворец получил статус лишь памятника архитектуры регионального значения, и теперь столичные власти собираются отреставрировать его фасады. Благо со времени последней реконструкции прошло более 40 лет, после удачной реставрации можно надеяться на повышение статуса памятника. Противоречивый XX век... Ведь таким же памятником, как и ДК, являются и уцелевшие мощные кирпичные башни, и монументальные постройки Симонова монастыря, составляя в единстве с Дворцом культуры, стоящим на месте Успенского собора и других снесенных храмовых сооружений, памятник эпохи социализма.

Остались на бумаге созданные Алдониной проекты общественных зданий: Дворца культуры Судоремонтного завода, Дворца культуры Общества глухонемых, стадиона в Нагатине, здания Центральных клубов ДОСААФ и ряда других. С 1975 года страна готовилась к Олимпиаде-80, денег на все не хватало. Да и Главмосстрой культбыт строить не рвался, а выбирать было из чего — пылились «монбланы» рабочей документации, и это при плановом ведении хозяйства.

Звездный час для Р.П. Алдониной наступил, когда ей поручили выполнение проекта детальной планировки и застройки Нагатинской набережной. Этому способствовали некоторые обстоятельства. В 1970 году умирает лауреат Сталинской премии за высотку у Красных Ворот Б.С. Мезенцев, муж Б.А. Этчин, руководителя Алдониной, и М.В. Посохин, главный архитектор Москвы, из уважения к его памяти предлагает вдове мастерскую в Моспроекте-2, и Римма Петровна занимает место Этчин, становясь полновластным руководителем архитектурной бригады.

К тому времени весь район Нагатино уже был застроен пятиэтажками с вкраплениями девятиэтажных башен. Оставалась незастроенной только тянувшаяся вдоль берега резервная полоса шириной метров сто. В мастерской эту полосу берегли для лучших времен и не спешили застраивать типовыми домами.

Специалистам понятно, какая необычная, можно сказать, уникальная складывалась градостроительная ситуация. Такое случается раз в жизни, и упустить такой шанс, право, грешно. А с метромоста и широкой двухкилометровой Нагатинской поймы представлялась возможность окинуть взглядом всю протяженную набережную. Хотя пойму теперь можно оставить в покое: сегодня она застроена сооружениями тематического парка «Остров мечты».

Было сделано множество вариантов, но все они в итоге замыкались на банальном чередовании шестнадцатиэтажных «стен» с «башнями» той же высоты. Такая крепостная монастырская застройка, как любил говорить Посохин, была неприемлема. Типовых башен выше 16 этажей тогда не было разработано.

Алдонина предложила решить застройку крупным ритмом зданий переменной этажности — от 10 до 25 этажей — с понижением этажности по секциям.

Проблема заключалась в том, что можно было использовать только номенклатуру московских панельных домов, освоенную Главмосстроем. Интересное архитектурное решение априори предполагало добавление нескольких нетиповых железобетонных изделий, которые никто не собирался изготавливать для Алдониной. В то время как для проектирования опытного перспективного жилого района Чертаново Северное, которое проходило параллельно, под патронажем самого М.В. Посохина, было создано целое управление, совмещающее в себе функции заказчика, проектировщика и строителя. Возглавлял управление архитектор Л.К. Дюбек. Здесь инженеры могли проектировать для архитекторов любые необходимые для ОПЖР[6] конструкции. В дальнейшем Римма Петровна этим воспользовалась при проектировании секций в 19 и 23 этажа для своих не «пирамид». Для ОПЖР Посохин мог наклонить любой институт ГлавАПУ[7]. Так, Московский НИИ типового и экспериментального проектирования разработал для Дюбека «секции повышенной этажности». Но такие секции могли быть только угловыми. Создатели нагатинского ансамбля решили воспользоваться этой новинкой, пусть даже ценой эстетического компромисса. Вмешайся в это дело Посохин, все могло бы обернуться к лучшему и по всему комплексу, но из-за занятости он заявил: «Решайте без меня». Винить его в этом или отнестись снисходительно, не знаю. Но первый из «парусов», что у моста, получался угловатым, однако силуэт в целом сохранялся.

Как говорил Б.Мезенцев, архитектору нужно иметь бычью шею. Римма Петровна такими волевыми качествами обладала, к тому же она, как женщина, более эмоциональна и человек более беспокойный. Только такой человек может создать хорошую архитектуру через многочисленные варианты. Как вспоминает она сама: «Мы с молодым архитектором Костей Запасовым и руководителем мастерской П.Зиновьевым предложили решить застройку набережной единым ансамблем из домов переменной этажности 10–25 этажей с акцентами из 35-этажных башен в центре и по концам застройки. Место требовало крупного ритма и интересного силуэта. Понижение крыльев зданий делало новые дома сомасштабными существующей застройке, а воздушные разрывы активно включали пространство поймы в ткань жилого района». Предполагалось построить шесть домов-«пирамид», по три с каждой стороны от Нагатинского моста, который делит набережную на две части. Именно эти три «пирамиды» задают ритмичный силуэт застройки восточной половины самой длинной (5,6 км) набережной Москвы-реки. Левые их половинки, из пяти секций, вытянуты вдоль набережной на восток, а правые, из четырех блок-секций — повернуты под углом примерно 45 градусов на юго-запад, а за ними следует шлейф из пятиэтажек. Но «парусную» застройку осуществили только восточной половины набережной.

Многие москвичи знают эту застройку набережной по бело-синим домам, спускающимся лесенкой вдоль берега реки, с 23-го до 10-го этажа, формируя большой архитектурный ансамбль Нагатинской набережной. Все три группы планировались одинаковыми, но при реализации проект был изменен, и правая «пирамида», что у моста, получила ступенчатый план.

Редкостная отточенность формы, соразмерность блок-секций и завершенность целого поставили ансамбль в ряд лучших произведений советской архитектуры. Сочетание синих вертикальных полос на перегибах плана с белыми горизонталями межэтажных панелей создают определенную динамику фасадов, которую подчеркивают серые вертикальные светотени балконов, — просто настоящие трепещущие паруса на водной глади реки. Тогда же, в 1972 году, проект был отмечен по Моспроекту-1 как лучший проект года и опубликован в журнале «Строительство и архитектура Москвы» и в других изданиях.

Три группы бело-голубых домов переменной этажности сформировали на целых двадцать лет живописный ритмичный силуэт Нагатинской набережной. А сколько усилий было приложено Алдониной в борьбе со строителями для реализации проекта, только Богу известно.

А южнее, в Нагатине, на углу улиц Затонной и Речников, Алдонина поставила группу из 13-этажных кирпичных башен, которые она разработала специально для этой площадки. Эти башни потом разошлись по многим районам Москвы. Проектирование точечных жилых домов — это ее конек, в Москве нашли широкое применение разработанные Алдониной и другие серии кирпичных башен в 9, 12 и 14 этажей.

Так случилось, что Римма Петровна получила квартиру в собственной девятиэтажной башне на улице Трофимова, с окнами на свое детище — бело-голубую гряду Нагатинской набережной. Но сегодня лишний раз подходить к окну не любит. Глаз упирается в непоправимо испорченный силуэт набережной — СУ-155 воткнуло между первыми «парусами» два двухсекционных 22-этажных дома, и они стоят, по ее меткому выражению, «как чемоданы на обеденном столе». Как такое могло получиться? Кто согласовал? Кто разрешил? Куда делась корпоративная этика?

Просто сменились ориентиры, поменялись полюса. Если раньше архитектура служила народу, то теперь она служанка золотого тельца. Ничего не изменилось с тех пор, когда все восхищались сталинскими высотками, а в хрущевские времена их авторы посыпали голову пеплом, да еще критиковали друг друга за допущенные «излишества». Сегодня капитал диктует другие правила: сначала максимальная прибыль, а уж потом все остальное, включая этику и эстетику. На первый план вышел его превосходительство рубль, и все остальное не имеет значения. История сделала виток, только не по восходящей спирали, а по замкнутому кругу, как слепая лошадь.

Архитектурное руководство Москвы высоко оценило талант, упорство и организаторские способности Риммы Петровны в реализации застройки Нагатинской набережной и удачно проведенную реконструкцию ДК ЗИЛа, так что в 1980 году предложило ей возглавить мастерскую № 17 Моспроекта-1. Она стала главным архитектором Тушинского района, представляющего собой сегмент между МКАД, Химкинским водохранилищем и Москвой-рекой: Тушино Северное и Тушино Южное. Частью этого района и природного парка «Тушинский» является Сходненская (Тушинская) чаша — памятник природы, «амфитеатр» с оползневым рельефом вокруг болотистой поймы реки Сходни глубиной 40 метров, что давало возможность тренироваться дельтапланеристам.

Целью прирезки в 1960 году Тушина к Москве, да и других поселений, было наращивание площадок для расширения жилищного фонда столицы. Алдонина бараков не застала, на их месте уже стояли кварталы пятиэтажек, но заметила, что в центральной части района наиболее парадно застраивается улица Свободы. Основная задача, поставленная перед ее мастерской — всего около 60 человек, — сделать Тушино московским районом. Главная магистраль — улица Свободы, проходящая через Южное и Северное Тушино. За эту магистраль и взялась Алдонина: разработала и осуществила ансамблевую застройку с постановкой нескольких групп 22-этажных башен. Появилась интересная панорама со стороны Химкинского водохранилища, а на бровке Сходненской чаши вырос крупный жилой комплекс. Она собиралась поставить еще один ступенчатый ансамбль, но уже не из жилых секций, а из типовых зданий разной этажности, но для некоторых зданий задуманного ансамбля следовало понизить этажность, однако идею снижения этажности ГлавАПУ не поддержало.

Свою архитектурную деятельность Римма Петровна закончила в Техническом управлении Москомархитектуры, где она проработала с 1987 по 1991 год сначала главным специалистом, затем главным архитектором. Здесь она использовала весь свой богатый опыт для изучения московской демографии и социологических исследований. Благодаря этим исследованиям и дару архитектора она старалась повлиять на расширение палитры домостроительных комбинатов по набору квартир в соответствии с демографией Москвы по этажности и цветовой гамме фасадов зданий. Золотой мечтой Риммы Петровны было увеличение номенклатуры зданий одной серии как по горизонтали, так и по вертикали, хотя бы до трех размеров. Это значительно обогатило бы возможности архитектора при планировочных работах и создало условия для проектирования разнообразных градостроительных ансамблей.

Многогранная деятельность Риммы Петровны была по заслугам оценена коллегами и руководством. Кроме правительственных наград за свои архитектурные работы, она отмечена не только властью (заслуженный архитектор Российской Федерации, кавалер ордена «Знак почета» и медали «За трудовое отличие», три премии Госстроя РСФСР), но и признана собратьями по профессии (член Правления, член Президиума Московского отделения Союза архитекторов, дипломы МОСА и др.).

Счастливы ли женщины, так отдающиеся любимой работе? Этот вопрос остается открытым. Но русская женщина тем и отличается, что:

Есть в русской женщине
                                   божественная сила:
Не помня зла, не зная похвальбы,
Уж как бы подло жизнь порой
                                                         ни била,
Не падать под ударами судьбы...

Эти строки принадлежат Любови Степановой, учительнице с Псковщины. Они хорошо ложатся на всю творческую жизнь архитектора.

Оскар Уайльд точно определил самую большую беду старости: «Беда старости не в том, что человек стареет, а в том, что он душой остается молодым».

В свои 92 года Римма Петровна сохранила эту душевную молодость и не утратила вкуса к жизни: «Я люблю петь и люблю, когда поют другие. Ведь пятьдесят лет провела на сцене в составе самодеятельного ансамбля архитекторов “Кохинор и Рейсшинка”, для которого я написала кучу песен, правда сатирических. Я проявляю интерес к хорошей архитектуре. Пишу стихи для детей, которые вот уже тридцать лет публикуются в детских книгах и журналах. Мне интересно, как “дети говорят”, люблю животных, путешествия, тайны и новости космоса, юмор, историю и вообще...»

 

[1] ВХУТЕМАС — Высшие художественно-технические мастерские.

[2] ВХУТЕИН — Высший художественно-технический институт.

[3] Диадумен — знаменитая статуя древнегреческого скульптора Поликлета, созданная около 430 года до н.э.

[4] Ле Корбюзье (настоящее имя и фамилия Шарль-Эдуар Жаннере-Гри) (1887–1965) — французский архитектор швейцарского происхождения, пионер архитектурного модернизма и функционализма, представитель архитектуры интернационального стиля, художник и дизайнер.

[5] УКС — управление капитального строительства.

[6] ОПЖР — образцово-перспективный жилой район.

[7] ГлавАПУ — Главное архитектурно-планировочное управление Москомархитектуры.





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0