Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Ноябрята

Екатерина Сергеевна Стрельникова родилась в ПГТ Анна Воронежской области. Окончила филологический факультет Воронежского государственного университета.
Работает учителем, учится в аспирантуре. Публиковалась в воронежских изданиях «Подъем», «Мысли!», в коллективных сбор­никах и в региональных изданиях. Участник областных совещаний молодых литераторов Воронежской области (2013, 2016, 2018), Межрегионального совещания молодых литераторов в Воронеже (2019), Всероссийского совещания молодых литераторов в Химках (2020). Победитель молодежной номинации Всероссийского конкурса «Словенское поле» (2020). Живет в Воронеже.

Цикл

1

Дом мой стоит глазами
В губы закатным тучам,
В реку с шестью холмами,
Плачущими горюче.

В них — в каблуках заката
Под чешуей лесистой —
Ёжатся ноябрята
Чьей-то тоской ершистой.

Там незакрыты двери
Кованных для печали
Таинств и суеверий,
Песен и провожаний.

Зеленоглазый вечер
Рухнул плаксивым грузом
Ржавым крестам на плечи,
Рыхлым могилам в пузо...

Дом не привык, косится
Вверх по холму — куда-то,
Где хорошо лежится
Выплаканным когда-то.


2

Я не боюсь гробов —
Все, кто внутри, мертвы.
Я не боюсь их слов,
Взятых из темноты.

В полдень толпа машин
Траурной чередой
Часто ползет с чужим
Запахом и бедой.

Поле лежит и ждет,
Как естество границ.
Поле к себе зовет
Стаи кричливых птиц.

Поле дает дышать
Улице и домам:
Им не впервой встречать
Согнутых пополам.

Крыши машин блестят,
Манят меня в окно —
Люди спиной стоят,
Выпрямившись давно.

Косточкой синих слив,
Семечками цветов
Видятся мне они
Сквозь одеяло снов.

Сквозь пелену луны,
Сквозь логовой бурьян
Блещут из тишины
Крестики по краям.

Вечно стоят и спят,
Как вековой парад,
Как часовой отряд
Вымученных солдат.


3

В этой посадке есть угол, где топкое место, —
Можно зайти в землянику и стать земляникой,
Можно кричать — и пугать воробьев окрестных,
Странно смеющихся около повилики.

Там же — открытая яма в корнях деревьев.
Можно ползком подобраться, увидеть воду.
Можно припомнить аннинское поверье,
Будто цыгане водили тут хороводы.

Поле течет молоком и все ищет губы
Тонких телят с увлажненной большой ресницей —
Поле течет жирнотой широко и грубо,
Поле никем не приласкано, кроме птицы.

Будет пустыня в лесах от тоски и мора,
От неспособности гладить ладонью плечи
Грустной земли — от рассвета и до забора,
От глубины до приснившейся мне встречи.


4

Надо было идти по парку,
Надо было шагать по веткам.
В этом шарфе мне было жарко,
С этим грузом мне было терпко.

Кто-то щурил в меня ресницы,
Кто-то странно шуршал курткой.
Расплывались глаза и лица
В непонятной тоске минутной.

Мы вернулись и в классе взяли
По портфелю, как по билету, —
Чтобы долго еще плечами
Ощущать напряженность эту.

Было трудно понять небо,
Слишком радостное над нами.
Было трудно купить хлеба
И скорее нести маме.

Непонятно, как было щеки
Растянуть для какой-то шутки, —
Только ряд тополей высоких
Головами кивал жутко.

Непонятно, зачем мне имя,
Если в парке лежат каштаны
На ничейной косой могиле,
Засыхающей постоянно,

Если я, пробираясь между
Говорящих голов, случайно
Зацепилась живой одеждой
За надломленный крест печальный.


5

Говорят, прямо в Тойде топилась княжна —
От любви и мечты.
Говорят, если ты никому не нужна —
Утопись и ты.

Отойди от дороги — не зли людей:
Им еще идти
По промытому жалкой слезой твоей
Твоему пути.


6

Чтобы за телом белым,
Куполом побеленным,
Колоколом надменным,
Дьяволом подпаленным,
Синим платком старухи,
Яркой губной помадой
Бабы-немолодухи
И алтаря рядом,
Плачем больных читалок,
Криком крещенных силой,
Сытостью черных галок
Над белизной красивой

Стали ковшом вгрызаться
В кладбище костяное,
Стали его бояться,
Тлеющих беспокоя,
Стали блевать, вскоре
Тронув лопатой череп, —
Но продолжали строить?
Но продолжали верить?

Значит, давно и прочно
Тело стоит впустую,
Пальцем своим мощным
В зеркало указуя,
Значит, что в теле белом,
Куполе побеленном
Место нашлось надменным,
Дьяволом подпаленным!


7

Я жила у собора с большим колокольным зыком
И с традицией в Пасху давать позвонить любому.
Это было неделей почти непрерывных криков
От рассвета пути Христова и до закона.

Так случилось, что время пришло и не любит тихих,
Что привычней греметь и бряцать по пустой посуде,
Что на тех, кто молчит на кордоне любой шумихи,
Подозрительно и любезно доносят люди.

И что все так кричат, и дрожат, и растут, и бьются
За глаза остальных, что свое позабыли сердце.
Ему вредно лежать под давлением революций,
Ему хватит лучинки, чтоб заново разгореться.

Ему хватит ворот — их не смазали, чтоб скрипели, —
И тогда не опасно, что к дому придут чужие.
Этот скрип для него мелодичнее слов капели,
Он шуршит где-то в горле травами полевыми.

Дом по-прежнему смотрит в запад и видит темень
Много позже других — но и свет замечает позже.
А в колодце степи утопилось глухое время,
Не поладив с кричащей суетностью тоже.

Если видеть кордон — то за чахлой, ненужной пашней,
За упавшей тоской облаков в дождевой осколок,
За предчувствием скорой зимы, что придет однажды,
Прижимая стволы берез, как стволы винтовок.

Ей шагать по степи и рядить в полотно шинели
Одноногих плечистых солдат в неподвижной позе.
Заглушать громкий мир перестукиваньем шрапнели
После взрыва снежинок, дрогнувших на морозе.
14–15.11.2021





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0