Дрифт

Суббота. Проснулась, оделась, умылась, позавтракала, убралась. На обед вчерашний суп. Почитала, повязала, посмотрела фильм. Звонок в дверь, открыла — никого. Поздний ужин: макароны и котлета. Уснула под телевизор.

Суббота. Проснулась, оделась, умылась, позавтракала, убралась. На обед вчерашний суп. Почитала, повязала, посмотрела фильм. Звонок в дверь, открыла — никого. Поздний ужин: макароны и котлета. Уснула под телевизор.

Суббота. Проснулась, оделась, умылась, позавтракала, убралась. На обед вчерашний суп. Почитала, повязала, посмотрела фильм, такое чувство, что уже смотрела его. Звонок в дверь, открыла — никого. Поздний ужин: макароны и котлета. Уснула под телевизор.

Суббота. Проснулась. Приснилось, что меня порезали во сне ножом и я, истекая кровью, ползла по улице. Плохой сон. Оделась, умылась, позавтракала через силу, убралась. На обед вчерашний суп. Почитала, повязала, посмотрела фильм, такое чувство, что уже смотрела его. Звонок в дверь, открыла — никого. Состояние разбитое весь день. Поздний ужин: макароны и котлета. Уснула под телевизор.

Суббота. Проснулась. Опять суббота? Вчера была суббота! И тот же сон — приснилось, что меня порезали во сне ножом и я, истекая кровью, ползла по улице. Плохой сон. Оделась, умылась, позавтракала через силу, убираться не стала. На обед вчерашний суп. Книга та же самая, я как будто бы в аду. Знаю, что сейчас будет звонок в дверь, встала у нее перед глазком. Мелькнула тень, и я дернула ручку на себя. Напротив, улыбаясь, стоит женщина. Вернее, мое отражение, вернее — я! Стало дурно. Моя копия, смеясь, убежала вниз по лестнице. Ужинать не стала. Приняла успокоительное. Не понимаю, что происходит. Легла спать. Если завтра опять суббота, то что мне делать?

Суббота, опять суббота. Та же дата. Во сне я стояла перед зеркалом и несколько раз ударила себя ножом. Себя! Но мое отражение стояло не двигаясь, а только улыбалось. Потом опять улица и я ползу. Трясет все утро. Аппетита нет. Надо разорвать этот круг. Вышла в подъезд и жду «себя». Слышу шаги, другая «я» поднялась, подошла ко мне вплотную, с той же улыбкой. Нажала на дверной звонок и побежала вниз. Я за ней, бегу и кричу: «Кто ты? Что тебе надо? Стой!» Открываю дверь на улицу и останавливаюсь. Вокруг на земле везде «я». Ползущая, окровавленная, десятки, сотни. Все ползут к огромной черной дыре, как муравьи. Почувствовала резкую боль в пояснице. Обернулась — одна из моих воплощений, в руках нож. Я упала. Мне осталось только ползти. Ползти вместе со всеми к этой черной дыре. Разорвать круг безумия. Разорвать...

Экскурсовод продолжил:

— ...уникальность этой картины Иеронима Босха в том, что до недавнего времени мир не знал о ее существовании. Картину обнаружили при реконструкции собора Святого Иоанна, в котором Иероним Босх занимался росписью створок алтаря. Специалисты относят работу художника к циклу «Блаженные и проклятые» как противопоставление другой работе автора — под названием «Восхождение в Эмпирей». И если на первой работе изображены страждущие, устремляющие свой взор к светлому кругу рая, то на этой картине — проклятые, самоубийцы, окровавленные, ползущие к черному центру, входу в подземный мир ада.

Монолог стола

У стола, как и у всех его знакомых, было четыре ножки. Столешница на восемь персон. В праздники помещались все четырнадцать. Но это было давно, еще в те времена, когда бабушки и дедушки были просто мамами и папами.

Моя третья нога расшаталась, на лаковой спине остались полоски. Как линии жизни. Порез от ножа дяди Бори: сала очень захотелось нарезать без доски. Морда человечка, оставленная внуком Сашей. Саморез для прочности, мне было больно, но я терпел. А сейчас? На балконе холодно, особенно зимой. Промерзаю до самых древокосточек. Видел через окно этот новый стол. Такой молодой, завтрака толком не нюхал. Я ему иногда кричу. Но он не отвечает или делает вид, что не слышит.

На балконе дни идут медленно, иногда впадаю в забытье. В один из таких дней очнулся на даче. На меня разложили еду, салаты, шашлыки. Наконец-то! Я снова нужен! Живой! Но радость моя продлилась недолго: все было съедено и выпито, сыграно несколько партий в тысячу, и меня сложили.

И таких моментов становилось все меньше и меньше, наступила зима. Долгая и мучительная. Я сложил свои крылья и больше мечтал о балконе, там хотя бы изредка выходил кто-то покурить, а один раз я даже видел салют.

Я ждал весну, но никто так и не приехал. Летом на дачу забрались странные, неприятно пахнущие люди. На меня что-то разлили и не вытерли. После этого на мне появилась опухоль, я заболел. Эти люди все приходили и приходили. Во время одного из приходов бородатый человек, по имени Ржавый, упал на меня и сломал мне ногу.

— Ржавый, ну чё ты вторишь? Вставай!

Ржавого подняли, а меня нет.

Так и лежу. Мне больно. Жду, когда огонь придет с соседних дач. Я чувствую постоянно дым. Слышал, как говорили, что здесь скоро все застроят многоэтажками. Лежу и жду. Иногда даже молюсь, хоть и неверующий, во Всевидящее Древо.

Иногда кажется, что Он мне отвечает.

Диалог девочки и бабушки, или Деепричастие

С самого утра — как так можно? День наперекосяк. Сначала носки никак найти не могла, потом злой кот утащил ободок и пришлось минут двадцать его искать. А еще бабушка на завтрак приготовила невкусную, но очень ПОЛЕЗНУЮ овсяную кашу.

На часах еще не было десяти, а девочка с необычным именем Дея сидела за столом, насупившись и еле ковыряя ложкой в тарелке с кашей.

— Давай, давай, кушай. Каша сама себя не съест, — заметила бабушка Деи.

— А вот возьмет и съест! — буркнула девочка, а потом наклонила голову так сильно над тарелкой, что светлые кудри кончиками окунулись в кашу.

— Дея, ты волосы, что ли, кормишь? Сядь ровно, у нас дел сегодня много. Еще не хватало тебя отмывать.

Дея подняла голову и, заметив суровый взгляд бабушки, взяла салфетку и убрала кашу с кончиков волос. И даже целых три ложки засунула в рот и демонстративно пожевала, чавкая. Дея вообще-то очень любила бабушку. А кроме бабушки, у нее никого не было. Просто день с самого утра был наперекосяк, поэтому можно было повредничать.

— Все, заканчивай. Айда собираться, — сказала бабушка и ушла в спальню.

— Я кашу больше не буду! — крикнула вслед Дея.

Из спальни сквозь шорох бабушка ответила:

— А я так и поняла. Поставь у раковины, я приберу. Одевайся.

Пока Дея одевалась, бабушка все убрала, послушала новости по радио, покормила Степку, рыжего кота, неугомонного охотника на носки, и несколько раз успела повздыхать, как умеют все бабушки:

— Ой, Дея, ну копуша, копуша...

— А я все слышала, — заявила девочка, выйдя одетая из комнаты.

Бабушка осмотрела Дею с ног до головы, утвердительно кивнула и улыбнулась.

— Ну вот, другое дело, красавица, вся в маму... — сказала бабушка и осеклась на мгновение, думая о чем-то своем. — Обуваться!

Дея и правда была красавицей, особенно в этом зеленом платье, и косички сама заплела аккуратно. Бабушка тоже была красавицей в ажурном голубом сарафане, только пожилой красавицей. Уже обуваясь в коридоре, бабушка вдруг ойкнула:

— Ой, забыла совсем, — и обутая побежала в спальню, через минуту выйдя с платком в руках. — Платок тебе забыла.

— И кто из нас теперь копуша? — улыбаясь, спросила Дея.

— Я тебе поёрничаю! Бабушке можно, у нее память уже не та, столько лет все запоминать.

Бабушка с Деей вышли из дома. Сегодня у них много дел: и на рынок успеть, и на почту, но перед этим зайти в храм. Помолиться, свечки поставить за маму и папу девочки. Причастие пройти. Батюшка в первый раз как узнал имя девочки, так и не сдержался:

— Это получается, Дея на причастие пришла. Так это целое Деепричастие выходит.

А вечером бабушка почитает Дее что-нибудь про приключения, далекие страны. Что-нибудь с хорошим и светлым концом.

Например, как этот.

Сон первых китов

В синей-синей синеве, в темной-темной глубине, в самой глубокой и темной воде, на дне огромному и старому киту снился сон.

В этом сне на самом дне кит был не китом, а чем-то другим.

Вместо плавников — ноги, вместо брюха — тело, вместо рта и маленьких глаз — голова, уши и бесполезный нос.

«Глупый сон», — подумал кит.

«Глупый кит», — подумал человек и снова уснул.

Так сон первых китов превратился в сон первых людей.

Звенящие провода

Туман над рекой. Иней на окне, дом на пустыре.

Трамвай металлической птицей летит сквозь морозный воздух.

Человек курит на остановке, рукам зябко, растирает.

Бегут дети, за ними бежит время.

Соседи сверху катают шары по полу, соседи сбоку молчат, соседей снизу не существует.

Соседи, люди, город — все крутится, все перемешано в одной снежной куче.

Снег кружится, кружится, летает...

Радио еще существует, звук в бесконечном эфире летит в космос и исчезает.

Иней на окне. Прикладываешь пальцы, остаются отпечатки — проталины. Весной они исчезнут, а холод на пальцах останется.

Человек докурил на остановке, никого и ничего не дождался, ушел. Только цепочка следов на новом снеге.

Трамвай металлической птицей летит в завтра».