Врач скорой

— Я в этом деле уже скоро сорок лет, — с гордой улыбкой рассказывал мне Сергей, когда мы с ним встретились прямо в воротах госпиталя.

— Сорок лет на скорой?

— Да, точно так. Начинал еще студентом. А вообще, я врач-кардиолог. Но работать врачом на скорой, тут особый талант нужен. У меня свои, авторские, так сказать, методы, как людей с того света возвращать.

Он не хвастается, но явно гордится своими достижениями. А успел этот человек в жизни совсем не мало, если считать спасенные жизни.

Поначалу у меня и в мыслях не было писать о враче скорой помощи. Мы ведь, военкоры, всегда стремимся в самую гущу событий. А события эти, как известно, на передовой. Но вот наш канал заказал репортаж о военном госпитале. Я уже наметил, с кем встретиться, побеседовать... И тут он. Мы с ним разговаривали вскоре после очередного обстрела. Машина Сергея попала под огонь, чудом вырвались.

— Ну, это у нас обычное дело, — усмехнулся Сергей, глядя, как мы фотографируем израненную машину. — Так уже почти десять лет работаем, с 2014-го. Я ведь местный, все видел, все знаю, все помню. Учился только в Москве и какое-то время работал там. А так все время здесь, в Донецке.

— А почему вы в Москве не остались?

— Не знаю, — пожал он плечами. — У меня там родственник, двоюродный брат, работает. У него своя клиника, зарабатывает неплохо... Звал меня к себе. Много вариантов предлагал. Займись пластикой, говорит, это золото! Даже в морге уговаривал работать — удалять гримасу смерти на лицах покойников. Через несколько лет миллионером станешь, а может, даже раньше, говорит. Все у него к деньгам сводится. А я так не могу. То есть мог бы и пластическим хирургом работать, и покойниками заниматься, но... не мое это. А главное — я здесь нужен, чтобы людей спасать. И мне моя работа нравится.

— На передовой доводилось работать? — спросил я.

— У нас здесь везде передовая, — улыбнулся Сергей. — Если пробудете здесь немного дольше, увидите — тут особенные люди живут. Вот сняли бы вы фильм о наших людях. А то всё, что ни снимут у вас в столицах, всё только о тех, кто успеха добился в Москве. Ну или в Питере. О таких, как мой брат, об олигархах разных, бандитах и тех, кому вдруг повезло. А вы сделайте фильм о людях, которые живут здесь или едут к нам. Вы как думаете, почему к нам столько людей едет? И ведь они все — особенные, лучшие. Таких вы больше нигде не встретите. Думаете, из-за денег или потому что войну любят? Они человеческое в людях любят, землю эту. Тебе сейчас кажется, что я общие слова говорю. — Увлекаясь, он перешел на «ты», и я был этому рад. — Если бы я это говорил тебе где-нибудь в Москве или в Питере, ты был бы на сто процентов прав. Но я говорю тебе это здесь. Ты чувствуешь эту землю, этих людей? — вдруг спросил он. — Ты ведь тоже из наших?

Тут уже улыбнулся я. Ведь он говорил то, о чем я постоянно думал.

— Вижу, что свой. У меня ведь глаз наметанный — всю жизнь с людьми работаю.

— А скажи, — спросил я, тоже переходя на «ты», несмотря на разницу в возрасте, — как тебе и твоим коллегам удается самим выживать под огнем?

— Ну, это отдельная наука, — лаконично ответил Сергей. — Тут главное — ответственность. Ведь если с нами беда случится, то мы уже никому не сможем помочь. Поэтому нужно знать, как человека из-под завала вытащить, к примеру, что и как делать под обстрелом. Ты вообще себе представляешь, как оказывать первую помощь под обстрелом, когда нельзя терять ни секунды, жизнь человеческую спасать?

— Нет, — просто ответил я. — Но думаю, что твой опыт очень бы пригодился при подготовке не только врачей, но и бойцов, чтобы знали, как товарищей спасать.

— Мы всё это делаем, — просто ответил он.

— Мне бы хотелось сделать репортаж о тебе и твоей бригаде скорой помощи.

— Не сейчас. Сейчас времени нет. Сейчас за ранеными нужно ехать. Как-нибудь в другой раз.

— Ладно. Ты только скажи, за эти десять лет что тебе больше всего запомнилось. Ведь наверняка и на передовой бывает что-то такое, что особенно в память врезается?

Он буквально на секунду задумался и сказал:

— Как раз лет десять назад, в самом начале этой войны, мне довелось возвращать с того света девяностолетнего дедушку, ветерана Великой Отечественной. У него сердце остановилось, а я смог вернуть его к жизни. Дед еще недоволен был тогда: «Зачем вы меня вернули, я так мучаюсь по ночам...»

— И что дед? — заинтересовался я.

— А что дед? Жив до сих пор. Столетний юбилей отметил. — Врач скорой засмеялся и добавил: — Сейчас он умирать уже не хочет. Говорит, хочу до этой победы дожить. До той дожил и до этой доживу. Такой — точно доживет! Мы же не зря работаем!

Последние слова он говорил, надевая бронежилет. Здесь без этого никак. Мы попрощались с Сергеем, и я тогда же решил, что сделаю об этих людях во врачебной униформе и бронежилетах специальный репортаж.

Своя война

С Виктором Семеновичем и его женой — Ольгой Юдовной Ноткиной мы очень дружили.

Первой войной Виктора Семеновича была Великая Отечественная. Призыву он не подлежал, во-первых, из-за возраста — ему тогда и семнадцати не было, а во-вторых, по причине слабого зрения. Однако, презрев все ограничения, Виктор Семенович, а тогда просто Витя, вступил в народное ополчение и участвовал в обороне родного города. В одном из боев Виктор был тяжело ранен, долго потом лечился по госпиталям и даже Победу на костылях встретил. Мало кто верил в то время, что он на своих ногах ходить сможет. А он смог. Главным образом благодаря своей стальной воле. Он вообще удивительным человеком был — с бескомпромиссным и непреклонным характером, трудяга — в лучшем смысле этого слова, да вдобавок ко всему язык у него был как бритва.

Если старик видел, что кто-нибудь из студентов небрежно обращается с книгами или с каталогом, то выходил из себя и стыдил «варвара», как он называл таких:

— Вы с какого факультета? С геолого-географического? А, ну тогда все понятно — это же самые страшные варвары. Хорошо хоть биологи к нам не ходят. Этим хватает передачи «В мире животных».

Спорить с Виктором Семеновичем о чем-либо считалось напрасным занятием. Будучи главным библиографом нашей библиотеки, он обладал поистине энциклопедическими знаниями и феноменальной памятью. У него можно было получить справку по любому историческому событию, по любой книге, а уж историю нашего края никто лучше его не знал. Казалось, нет такой книги, которую бы не читал подслеповатый Виктор Семенович. Он ведь после войны умудрился окончить два факультета нашего родного Одесского, а когда-то Новороссийского университета — истфак и филфак.

Он от природы был очень любознательным, обожал учиться, и выбор профессии определила любовь к книгам. Еще будучи студентом, Виктор Семенович начал работать в научной библиотеке да так и остался здесь, составляя каталоги книг, библиографические справочники и указатели.

Несмотря на свою очень мирную профессию, Виктор Семенович был бойцом по натуре и вел свою нескончаемую войну десятилетиями. Он не любил две категории людей: дураков и подлецов. Именно от тех и других больше всего страдали и люди, и книги. В конце концов, дураки и подлецы составили коалицию, объявив себя потомками скифов и остготов, а Одессу — Коцюбеевкой. Вот с такими и воевал всю жизнь Виктор Семенович.

Это была тяжелая и очень опасная война. Воинствующие невежество и глупость — страшная сила. Они иррациональны, непредсказуемы и беспощадны. Но самое страшное в том, что они повсюду и недостающий им ум заменяют дьявольской хитростью.

Казалось бы, кому нужна университетская библиотека, кроме студентов да преподавателей? Но это очень наивное представление, потому что библиотеку еще как защищать приходилось: от воров, от негодяев и просто дураков.

После войны директором библиотеки была Елена Егоровна З. — очень честная женщина, но малограмотная. И вот она решила, что все книги, изданные до революции, устарели и их нужно утилизировать.

— Ей бы детским садом заведовать, — сокрушался тогда Виктор Семенович, — цены бы ей не было! Ни капли молока не пролилось бы мимо детской мисочки под ее руководством! Но какой негодяй назначил ее заведовать библиотекой?!

Когда он возмущался, то становился похож на главного бога из древнегреческих мифов: голос его гремел, глаза искрились гневом, и ему только длинной седой бороды не хватало.

Благо заведующую удалось удержать от «непоправимого» шага. Но впереди Виктора Семеновича ждала война с новым ректором С., который вознамерился, чисто в швондеровском стиле, «уплотнить» библиотеку, то есть лишить ее части имеющихся помещений.

То выступление Виктора Семеновича на ректорате запомнили многие. Он говорил непривычно тихо, спокойно, но именно поэтому замерли все присутствующие и буквально ловили каждое слово этого уже немолодого тогда человека.

— Была когда-то традиция. Очень хорошая, на мой взгляд, традиция — передавать свои книги в библиотеку родного университета. Нам присылали свои собрания книг, монографии, статьи, диссертации со всего света. И мы все это принимали и принимаем до сих пор. А сейчас вы, — он упёр взгляд в ректора, — хотите лишить нас такой возможности. Но придет время, вы тоже захотите оставить о себе память. Не на кладбище, а среди людей. Вам захочется передать написанное вами или просто сохраненное, а нам негде будет это хранить. Поэтому не лишайте себя такой возможности, и пусть помнят ваши добрые дела, а не зло, которое вы хотите причинить нашей библиотеке.

Его слова подействовали на ректора, и он отказался от своей затеи. Вообще, Виктор Семенович был в равной степени не только библиографом, но и хранителем библиотеки в полном смысле этого слова, ее защитником. Начальство, библиотечное, университетское и городское, приходило и уходило, а он оставался. Но, как всякий человек, Виктор Семенович старел и постепенно сдавал физически. Когда он сделался совсем старым, тогда и началась последняя и главная война в его жизни. На этот раз — война за архив, который он собирал всю жизнь.

Виктор Семенович очень любил свой город, свой край и, сколько себя помнил, собирал материалы для собственной книги. Он даже название придумал для своей книги, которую задумал как многотомную монографию, — «История Новороссии».

Вообще, у него было много задумок. Собрав единомышленников, любивших Одессу больше жизни, он создал вместе с ними неформальное общество любителей края и назвал его «Одессика». Хотя неофициально он с друзьями называл его «Новороссийское историческое общество». На заседания общества мог прийти кто угодно — списки не велись. А вот богатый краеведческий материал постоянно пополнялся новыми документами.

Власти города и университета поначалу воспринимали их как чудаков — пускай, мол, занимаются своей историей. Но потом вдруг спохватились. Сначала забеспокоилось и начало «сигнализировать» руководство местного истфака, потом делом занялись органы, а дальше его взяло на контроль ЦК Украины. Неизвестно, чем бы закончилась эта история для Виктора Семеновича и его соратников, но только грянула перестройка и на какое-то время о «новороссийцах» забыли. Кто-то за это время уехал в Россию, а кто-то умер.

Новороссийцы встречались все реже, коллекция документов давно уже не пополнялась, а сам Виктор Семенович хорошо понимал, что с каждым днем шансов закончить свой труд у него все меньше и меньше. Здоровья тоже не прибавилось — с глазами стало совсем плохо, и вдобавок ко всему он уже еле передвигался по квартире.

— Скажите мне что-нибудь очень хорошее, — со свойственным ему сарказмом обратился ко мне Виктор Семенович, когда я навестил его в один из зимних дней 2014 года.

Мы оба знали, что время хороших новостей прошло. Но мы знали и то, что нам в любом случае нужно выстоять.

— Как «эти», больше не приходили? — спросил я.

— Как же, приходили, — усмехнулся Виктор Семенович. — Много раз приходили. Уж очень хочется им завладеть нашим новороссийским архивом. Они и в библиотеку годами наведываются. Только ничего у них не выйдет. Я тот самый орешек, который им явно не по зубам. Живу давно и не таких видал. Этим потомкам полицаев со мной не справиться!

— Нужно немного потерпеть, — пытался я успокоить старика.

— Молодой человек, — строго сказал он. — Я этих «скифов-остготов» хорошо знаю. Даже слишком хорошо. Еще с Великой Отечественной. И поэтому со всей ответственностью вам заявляю: «просто» с ними не получится!

— Знаю.

Он долго испытующе смотрел на меня своими подслеповатыми глазами и потом промолвил:

— На войне каждый обороняет определенный рубеж, будь то целый край или всего только один окоп. В моем случае речь идет о спасении книг, не только архива.

— Прогоним бандеровцев, и жизнь наладится.

Старик бросил на меня быстрый взгляд и произнес только одну фразу:

— Если хотите спасать книги и документы, это нужно делать сейчас.

У него был удивительный дар убеждения. А может, его мудрость и честность не оставляли сомнений у собеседника? В любом случае с того дня мы работали каждый день и многое успели до 2 мая 2014 года.

Как мы вывозили из города наследие новороссийцев — это отдельная история. Всякое бывало.

Книги и документы, как и люди, тоже гибнут, горят, становятся калеками. Что-то нам удалось вывезти до того страшного дня, а что-то уже потом. Нет сейчас с нами Виктора Семеновича, и многих наших товарищей, погибших кто на Куликовом поле в Одессе, а кто освобождая Донбасс, тоже нет. Часть новороссийского архива сгорела во время обстрелов Донецка, часть была захвачена бандеровцами.

И все-таки наш труд не был напрасным. На смену Виктору Семеновичу и его соратникам пришли молодые историки, архивисты, библиографы и просто энтузиасты. Общество возродилось, и с каждым днем к нашей работе присоединялись все новые люди, и не только из Одессы, Харькова и Днепропетровска, — новороссиец, это ведь прежде всего состояние души.

И наша история не закончилась. Она только начинается.