Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Родимое гнездо

Ирина Рудольфовна Монахова — писатель, литературный критик, литературовед, публицист. Окончила Литературный институт име­ни А.М. Горького.
Автор книг «Бог и человек: путь навстречу» (2000), «Небесное и зем­ное: Статьи о художественном и духовном творчестве Н.В. Гоголя» (2009) и др., а также ряда статей, опубликованных в журналах «Вопросы литературы», «Наш современник», «Москва», «Слово», «Ро­ман-журнал XXI век», «Культура и время», «Юность» и др.
Победительница I тура конкурса сочинений, посвященных 200-летию В.Г. Белинского.
Член Союза писателей России, член Союза литераторов России. Живет в Москве.

В 2013 году исполняется 200 лет со дня рождения Николая Владимировича Станкевича (1813–1840) — философа, поэта, просветителя, создателя и руководителя знаменитого «кружка Станкевича», оказавшего большое влияние на культурную и общественную жизнь России в XIX веке.

В Белгородской области, в селе Мухо-Удеровка, вблизи которого была усадьба Станкевича и где он похоронен, создан музей Станкевича. Здесь ежегодно осенью проходит литературный праздник «Удеревский листопад», издается одноименный литературно-краеведческий альманах.

В Воронеже 2013 год объявлен годом Станкевича, запланированы посвященные ему выставки, лекции, экскурсии, публикации и доклады на краеведческих чтениях.

И все же самая яркая часть биографии Станкевича связана с Москвой. Здесь он учился в университете и создал кружок единомышленников — общество молодых литераторов и философов, объединенных научными интересами, любовью к искусству и, главное, стремлением к познанию истины, к самосовершенствованию. Среди участников кружка были В.Г. Белинский, М.А. Бакунин, Т.Н. Грановский, К.С. Аксаков, А.В. Кольцов, В.П. Боткин, Я.М. Неверов, А.П. Ефремов, И.П. Клюшников, В.И. Красов, М.Н. Катков и др.

Кружок Станкевича был одним из самых ярких явлений в интеллектуальной и духовной жизни своего времени. Участники кружка — в основном студенты и выпускники Московского университета. Им были тесны рамки «официальной» учености, они стремились по-новому осмыслить литературу, искусство. А философия для них была не только наукой, но и самой живой частью их жизни, проникавшей в их эстетические взгляды и сопутствовавшей в их поисках смысла всего происходящего, в осмыслении истории и роли личности в обществе и мироздании.

Здесь молодые люди обсуждали, спорили, делились новыми знаниями из области философии, но не повторяя университетскую программу, а приобщаясь к последним достижениям европейской философской мысли — к идеям Фихте, Шеллинга, Канта, Гегеля — и стремясь творчески развивать их. Кружок Станкевича для его участников стал фактически вторым университетом, причем образовывавшим не только их умы, но и души.

Именно Станкевич привлек внимание членов кружка к философскому познанию действительности, считая, что научное познание — это не самоцель, а основа для «постройки жизни» (как писал он в одном из писем). Во многом под его влиянием сформировался у них пристальный интерес к философии, в том числе  у В.Г. Белинского и М.А. Бакунина. Станкевич стоял как бы у истоков их дальнейшего философского пути и их идейного развития. Особенно их роднило непосредственное, жизненное отношение к философии не только как к отвлеченной схеме, но и как к основе для преобразования жизни и человека.

Даже религию он пытался постичь путем философии — такова была надежда на разум человека и его просвещенность. Поначалу осознавая религию как нечто не осознаваемое умом («между бесконечностью и человеком, как он ни умен, всегда остается бездна, и одна вера, одна религия в состоянии перешагнуть ее, она одна способна заполнить пустоту, вечно остающуюся в человеческом знании»), он в дальнейшем в познании этого бесконечного явления надеется на разум («Да и чем передается тебе религия? не умом ли? Разве верование не есть мысль, мысль, одобряемая целым разумением?»).

Важной идеей была и новая эстетика, новое понимание сущности искусства (включая художественную литературу) и его отношения к жизни. Об этом шла речь в работе Станкевича «Об отношении философии к искусству». Поиск Станкевичем новой эстетики, способной стать основой для понимания искусства в новую эпоху, — это представляло насущный интерес и для Белинского, ярким результатом которого стала его статья «Литературные мечтания» (1834). В ней основательно запечатлелся дух московского кружка Станкевича — отрицание всего фальшивого, напыщенного, «ложновеличавого» в литературе и поиск истинной поэзии («рожденной», а не «смастеренной») и истинной народности (выражающей дух народа, а не внешние атрибуты его быта). Станкевич во многом способствовал созданию той интеллектуальной среды, которая, с одной стороны, сфокусировала запросы и устремления молодых ученых и литераторов, а с другой — послужила для них питательной почвой для их дальнейшего творческого роста.

Велика роль Станкевича и в судьбе поэта А.В. Кольцова и вообще в том, что в русской литературе существует это поэтическое имя и его творчество. Вряд ли поэт-прасол смог бы самостоятельно, без участия Станкевича, преодолеть тяжелое притяжение своей среды и вырваться на столь высокую орбиту всеобщего признания.

Одна из замечательных особенностей кружка Станкевича — в нем легко объединялись люди совершенно разные по происхождению, имущественному положению, образованию. Они были кто из помещиков, кто из купцов, кто из мелких чиновников. Некоторые из них были весьма обеспеченными, а некоторые — бедными, почти нищими. Одни окончили университетский курс, другие нет, а Кольцов вообще почти не имел образования. Конечно, им открыто было (не без помощи Станкевича) нечто большее, что было над сословностью и принадлежностью к определенному роду деятельности, на которую, казалось бы, каждый из них был «обречен» от рождения. Таким образом, кружок Станкевича — это своего рода прообраз русской интеллигенции, которая в то время начала формироваться.

Особенно большое значение это общество любомудров, искателей истины имело для Белинского. Круг друзей и единомышленников стал воплощением всего лучшего в его московской жизни. В 1839 году в письме к уехавшему за границу тяжело заболевшему чахоткой Станкевичу Белинский ностальгически восклицал: «О, если бы ты опять стал жить в Москве, и мы, разрозненные птенцы без матери, снова слетелись бы в родимое гнездо!»

Действительно, он был центром и вдохновителем созданного им кружка, обладавшим какой-то необыкновенной силой притяжения. Белинский замечал в письме М.А. Бакунину: «Станкевич никогда и ни на кого не налагал авторитета, а всегда и для всех был авторитетом, потому что все добровольно и невольно сознавали превосходство его натуры над своею». Т.Н. Грановский вспоминал о Станкевиче: «Никому на свете не был я так много обязан. Его влияние на нас было бесконечно и благотворно»; «Он был нашим благодетелем, нашим учителем, братом нам всем, каждый ему чем-нибудь обязан. Я больше других».

Личность Станкевича значила для его друзей нечто гораздо большее, чем просто надежный друг, наставник и интересный собеседник. Обладая по природе своей необыкновенным душевным тактом и внутренней (а не только внешней) красотой, он был как бы нравственным камертоном кружка. По замечанию И.С. Тургенева, «во всем его существе, в движениях была какая-то грация и бессознательная distinction — точно он был царский сын, не знавший о своем происхождении».

Даже через десятилетия не знавший его лично Л.Н. Толстой, прочитав его биографию и письма, написал о Станкевиче поразительные слова: «Вот человек, которого я любил бы, как себя»; «Никогда никого я так не любил, как этого человека, которого никогда не видел. Что за чистота, что за нежность! что за любовь, которыми он весь проникнут» (из писем Л.Н. Толстого Б.Н. Чичерину и А.А. Толстой, 1858 год).

Сам же Станкевич признавался в одном из писем: «Для одних любовь — забава, для других — наслаждение духовное, как наслаждение искусства; для меня она религия; для меня она — жизнь, жизнь такая, какою будет жить преображенное человечество».

Характерной чертой Станкевича была необыкновенно высокая требовательность к себе. Имея явное литературное и философское дарование, он не стремился быть литератором, вдруг перестал писать стихи в довольно юном возрасте, не спешил излагать на бумаге свои мысли о тех главных философских вопросах, которые его интересовали и волновали, — не спешил перейти от научного познания к «постройке жизни». Он считал, что прежде всего нужно образовать себя, основательно выстроить систему мышления, не подозревая, что короткий срок жизни (неполные 27 лет) не оставит ему возможности для того, чтобы применить на практике все свои дарования.

Он готовил себя к значительной деятельности, считая главными задачами просвещение народа и освобождение от крепостного права. По воспоминаниям Я.М. Неверова, Станкевич незадолго до смерти взял обещание с него и Т.Н. Грановского посвятить все силы и деятельность этой высокой цели.

Иван Тургенев, много общавшийся со Станкевичем в конце его жизни, вспоминал об этом в письме Бакунину: «Как для меня значителен 40-й год! Как много я пережил в 9 месяцев! <...> В Риме я нахожу Станкевича. Понимаешь ли ты переворот, или нет — начало развития моей души! Как я жадно внимал ему, я, предназначенный быть последним его товарищем, которого он посвящал в служение Истине своим примером, Поэзией своей жизни, своих речей! <...> Станкевич! Тебе я обязан моим возрождением: ты протянул мне руку — и указал мне цель. <...> Благодарность к нему — одно из чувств моего сердца, доставляющих мне высшую отраду».

Благотворное и сильное влияние Станкевича сказалось и на всех участниках его кружка, и в целом на культурной и идейной жизни России той эпохи. «Благороднейшим и чистейшим эпизодом истории русской литературы» назвал кружок Станкевича Н.Г. Чернышевский. Он писал: «Предмет этот имеет высокую важность для истории нашей литературы, потому что из тесного дружеского кружка, о котором мы говорим и душою которого был Н.В. Станкевич <...> вышли или впоследствии примкнули к нему почти все те замечательные люди, которых имена составляют честь нашей новой словесности, от Кольцова до г. Тургенева». Как подчеркивал А.И. Герцен, «влияние его (кружка Станкевича. — И.М.) на всю литературу и на академическое преподавание было огромно». В.В. Зеньковский выделял особенное значение Станкевича для утверждения «эстетического гуманизма» и «действенного идеализма» как основных черт идеологии русской интеллигенции.

Кружок Станкевича в Москве в первой половине 30-х годов XIX века собирался на улице Большая Дмитровка, где он тогда жил (этот дом не сохранился), а в 1836–1837 годах — в Большом Афанасьевском переулке, в доме № 8. Этот дом является объектом культурного наследия, который так и называется — «Дом Станкевича», однако здесь нет ни мемориальной доски, ни какой-либо таблички, напоминающей об этом. Необходимо почтить память выдающихся людей, пребыванием которых отмечен этот дом. Это особенно актуально, так как в 10-х годах нашего столетия отмечается 200 лет со дня рождения В.Г. Белинского (2011 год), Н.В. Станкевича (2013 год), М.А. Бакунина (2014 год), К.С. Аксакова (2017 год). На мемориальной доске можно было бы написать: «В этом доме жил и работал Н.В. Станкевич, видный философ, поэт, просветитель первой половины XIX века. Здесь неоднократно бывали великий русский критик В.Г. Белинский, выдающийся философ М.А. Бакунин, выдающийся историк и публицист К.С. Аксаков».

Кроме того, в этом доме, одном из немногих в Москве зданий, связанных с пребыванием Белинского, можно было бы создать музей великого критика и его окружения в московский период его жизни. Экспозиция такого музея могла бы рассказывать, в частности, о Н.В. Станкевиче, М.А. Бакунине, К.С. Аксакове и в целом о кружке Станкевича как выдающемся явлении идейной, научной и духовной жизни России XIX века.

В Москве раньше, до 90-х годов ХХ столетия, неподалеку от улицы Белинского (рядом с университетом и «ректорским домом», где он жил в середине 30-х годов XIX века) была улица Станкевича, связанная с его биографией, — это переулок, идущий от Тверской улицы и расположенный рядом со зданием мэрии. Дом № 6 на этой улице принадлежал брату Н.В. Станкевича, и Николай Владимирович здесь бывал. К сожалению, ни того ни другого названия на карте Москвы в 90-х годах ХХ века не стало. И зря. Беспамятство в отношении выдающихся людей не украшает ни нас всех, их далеких потомков, ни улицы города.

Ирина Монахова





Сообщение (*):

Сергей В.

14.05.2014

Посредственная статья. Очень много общих слов... Фактов, важных обобшений мало.

Комментарии 1 - 1 из 1