Привычное дело…

Интервью с литературным критиком, главным редактором газеты «День литературы» Владимиром Бондаренко.

1. Наша рубрика называется «Голоса эпохи». Я знаю, что  вы только что выпустили первый том своего собрания бесед  с известными современниками «Русский век в диалогах», тоже ведь собрание «голосов», расскажите об этом издании.

Да, к своему 70-летию в феврале 2016 года в издательстве «Вече»  я выпустил том моих  бесед с ведущими поэтами, писателями, художниками, режиссерами и актерами  Русского мира, главная тема бесед – это русский ХХ век. Несомненно, самый русский век за все существование России. Весь мир менялся в зависимости от событий в России. Октябрь 1917  изменил всю мировую историю. Май 1945 года тоже перекроил всю карту мира. Увы, но и 1991 год , год поражения нашей державы, тоже изменил развитие планеты. Вот о всех наших победах и поражениях я и говорил с нашими ведущими творцами, Юрием Бондаревым и Александром Солженицыным, Ильей Глазуновым и Никитой Михалковым, Юрием Соломиным и Станиславом Говорухиным , Владимиром Личутиным и Александром Прохановым, Юрием Кузнецовым и Юрием Поляковым, Василием Беловым и Валентином Распутиным, Эдуардом Лимоновым и Захаром Прилепиным… Это и есть наше русское национальное лицо всему миру. Наша русская национальная культура. Других писателей и художников у нас нет.

2. Писатели и поэты создают литературу своими романами и поэмами, в чем роль критика, может в том, чтобы  создавать литературный процесс? Как изменилась по-вашему роль критики в современном литературном ландшафте. Почему на ваш взгляд многие известные критики взялись за сочинение романов?

Во-первых, критик – это полноценный участник литературного процесса, его со-творец, наряду с поэтами и прозаиками, драматургами и публицистами. Настоящих критиков всегда бывает очень мало, меньше, чем талантливых поэтов или прозаиков. Не случайно, когда критиков совсем почти нет, за критику берутся сами поэты и писатели, Николай Гумилев, Георгий Адамович, Александр Солженицын… Критика нужна и обществу, дабы определить истинную иерархию таланта, и писателям, дабы понять главные тенденции литературного процесса. Конечно, без критики литературный процесс исчезает, писатели становятся толпой одиночек, и каждый под первым номером. Да и читатель элементарно утонет в книжном море новинок без определяющей роли критика.

Что же касается увлечения иными критиками собственным сочинительством романов и поэм, ничего хорошего я в этом не вижу , ни для кого. Ни для читателя, ни для литературы, ни для самого критика. Кому дано от Бога право на художественный вымысел, тот и должен творить. А конструировать по рецептам теории литературы творения абсолютно незачем. Думаю, какие-то художественные пробы есть у каждого критика, в том числе и у меня, но лучше бы оставить их наследникам и литературоведам будущего, пусть разбираются. Ни Виссарион Белинский, ни Павел Басинский художественную литературу не обогатили. Каждому – свое…

Я горжусь, что я стал Владимиром Бондаренко , как таковым, мне этого хватает. Хотя, всю жизнь оставаясь достаточно независимым и неуправляемым критиком , я умудрился за всю жизнь не получить ни одной государственной награды или звания. Значит , во все времена не угождал ни литературным, ни политическим властям.

3. От роли критики к роли литературы как таковой. Как и в чем изменилась ее роль в современном мире, если изменилась? Научно-технический прогресс и человек читатель, найдут ли они способ сосуществования?

Литература – это душа нации, если у нации нет своей литературы , она не состоятельна. Литература – это сумма идей нации. У нас в России по нынешней конституции идеология запрещена, значит, по сути, и русская национальная литература запрещена. Власти боятся новых революций и переломов. К примеру, у Советского Союза была самая мощная армия в мире, третья по величине экономика мира, но когда наша литература в целом ушла в оппозицию к  власти, советская система рухнула, как карточный домик.  Увы, и сейчас государство упорно не хочет заниматься литературой, поддерживать ее державное национальное направление, для президента Путина, как он сам заявил, любое книгоиздание – это коммерческий бизнес, не более. Значит, когда в обществе, в отсутствие русской национальной идеологии, культуры, литературы возобладает некое другое крайне оппозиционное религиозное, содомитское, экстремальное направление, наша страна опять рухнет при всех наших танках и ракетах. Куда бы ни развивалась техника, на каких бы самолетах, машинах мы ни ездили, какими бы айфонами и ноутбуками ни пользовались, душа-то у нас будет все та же, что и тысячи лет назад, и высокая литература все также будет человека возвышать, а низкая беллетристика опускать в животное состояние. Вечное противостояние, Белинского и Гоголя или «Милорда глупого» ( Это шлягер девятнадцатого столетия , в духе нынешнего Акунина) понесет с рынка читатель, так и будет развиваться…

4. Вы автор книг о Лермонтове и Бродском в серии ЖЗЛ. В первой я натолкнулся на мысль  - Михаил Юрьевич, несмотря на то, что все вроде бы признают его гениальность, все же находится как бы в тени, куда-то задвинут. В чем все же причина, если сформулировать коротко.

Я предпочитаю и в жизни своей, и в творчестве независимых героев. И Михаил Лермонтов, и Иосиф Бродский, и нынешний мой герой, над биографией которого работаю , Игорь Северянин  были крайне независимыми людьми. Выпадали из общепринятого круга левых ли, правых ли , либералов или консерваторов. Поэтому, в разной степени, но каждого из них и нынче загоняют в угол. Да , все признают гениальность Михаила Лермонтова, но обратите внимание, на первый план его никогда не выдвигают. То ли государственник, то ли диссидент. Любит Отчизну, но странною любовью. Конечно, можно сосредоточиться на одном «Бородино», но никак не получится, куда же деваться от всех «свободы, гения и славы палачей…»? Куда деваться от всех, во все времена «Жадною толпой стоящих у трона…»? Никогда он не будет любимчиком у царедворцев. Другие будут воспевать лишь не принадлежащий поэту стих «Прощай, немытая Россия…», отворачиваясь от откровенно державных его шедевров.

5. Есть довольно широкий круг литераторов, считающих, что Бродский является совершенно не органичным явлением в русской поэзии. Что можно им ответить?

Как считали Михаила Лермонтова не органичным явлением в русской поэзии, также считают ныне и Иосифа Бродского . Из Лермонтова тоже можно сделать шотландского чужака , презирающего Россию. Вспомним его строки:

Под занавесою тумана,
Под небом бурь, среди степей,
Стоит могила Оссиана
В горах Шотландии моей.
Летит к ней дух мой усыпленный
Родимым ветром подышать…

Какое русофобское признание Лермонтова: « Я здесь был рожден, но нездешний душой…», ибо «Меж мной и холмами отчизны моей / Расстилаются волны морей» и этот шотландский « потомок отважных бойцов / Увядает средь чуждых снегов…»  Впрочем, и Владимир Маяковский писал» «Я не твой снеговая уродина…» .  Не будем вспоминать, что писал Сергей Есенин на стенах Сретенского монастыря.  У любого большого поэта можно найти противоречащие друг другу строчки, свои провалы и промахи. Но, если  судить по главным его достижениям, не пройдешь мимо ни лермонтовских «Бородино»  или «Песни про купца Калашникова», ни мимо «Стихов о советском паспорте» Маяковского , ни мимо пронзительной лирики Есенина. Вот и у Иосифа Бродского я предпочитаю не его шутовское «Представление», а гениальное, по признанию Анны Ахматовой, стихотворение о русском народе:
Мой народ! Да, я счастлив уж тем, что твой сын!
Никогда на меня не посмотришь ты взглядом косым.
Ты заглушишь меня, если песня моя не честна,
но услышишь ее, если искренней будет она.
Не обманешь народ. Доброта – не доверчивость. Рот,
говорящий неправду, ладонью закроет народ,
и такого на свете нигде не найти языка,
чтобы смог говорящий взглянуть на народ свысока.

Путь певца – это родиной выбранный путь.
И куда ни взгляни – можно только к народу свернуть;
раствориться, как капля, в бессчетных людских голосах,
затеряться листком в неумолчных шумящих лесах.
Пусть возносит народ – а других я не знаю судей.
Словно высохший лист – самомненье отдельных людей.
Лишь народ может дать высоту, путеводную нить,
Ибо не с чем свой рост на отшибе от леса сравнить.

Припадаю к народу. Припадаю к великой реке.
Пью великую речь, растворяясь в ее языке.
Припадаю к реке, бесконечно текущей вдоль глаз
Сквозь века, прямо в нас,мимо нас, дальше нас.
 

Это, на мой взгляд, одно из лучших стихотворений о русском народе во всей русской поэзии. Напишите подобное, а потом и критикуйте собрата. Я уж не говорю про «Прощевайте, хохлы…». Так мой Бродский – это что истинный русский поэт, со всеми промахами и недостатками, тоже типичными для русских талантов.

6. Современные издатели признают только за романом какие-то претензии на существование, а у меня такое впечатление – современные читатели соскучились по рассказу, только рассказу показать себя как следует негде.

На самом деле, сегодня ,скорее,  наступило время сильного рассказа или короткой повести. Сильных романов сейчас крайне мало, очевидно для России еще не пришло время сосредоточивания на своей драматичной истории, все течет, все движется, так что давайте останавливать мгновенье хотя бы рассказом.

7. Поколения в литературе – в советское время много было копий сломано вокруг этой темы, «сорокалетние» и так далее. Не кажется ли вам, что  они, поколения, просто придуманы критиками, чтобы упростить себе работы, чтобы заниматься не множеством одиночек, а ворочать литературными шеренгами.

Извините, категорически не согласен с Вами. Когда нет поколений литературных, их никто  и не выдумает.  А когда не только в литературе , а во всем обществе наступает время перемен, то и одно литературное поколение резко отличается от другого. Так шестидесятники, юнцы хрущевской злосчастной оттепели отличались от предыдущего еще последнего сталинского поколения. Так и перестроечное поколение резко отличается от любого советского поколения, во всей его полноте, от знаменосцев до диссидентов , от Симонова до Солженицына. Никуда не уйти и от фронтового поколения в литературе. Когда нет глобальных событий, нет и литературных поколений, одни одиночки, тем труднее им выжить в литературе.

8. Похожий вопрос по поводу «школ» в литературе, направлений, течений. Последним явление в этом роде, о котором говорили, был «новый реализм». Кажется, и его время прошло. Или нет? Не мерещится ли на горизонте что-то новенькое по этой части.

Тог же самое скажу и по поводу литературных направлений и школ, никем не придуманных, а рожденных самой жизнью. Так было и с «прозой сорокалетних» , хоть меня и называют идеологом и отцом этого направления , но я лишь первым заметил, как в противовес оттепельным шестидесятникам,  и одновременно в противовес «деревенской прозе» , неспешно в литературу  входило , может быть, первое в нашей советской литературе не политизированное, амбивалентное,  психологическое , скептическое литературное направление , блестяще, лучше всяких диссидентов отразившее духовный кризис позднебрежневского общества. Если бы наши идеологи читали книги внимательно, могли бы по «прозе сорокалетних» предугадать надвигающуюся перестройку.  Так естественно , в противовес упадническому перестроечному постмодернизму,  достаточно объективно отражавшему полнейший развал государства , пришел и «Новый реализм», как попытка остановить развал общества, как этап становления новой русской государственности и культуры.  Так что все эти направления никакие Чупринины или Бондаренко не придумывают, мы, критики, лишь  более-менее удачно или неудачно находим имена этим направлениям и фиксируем их появление в нашей литературе. Так было и так будет всегда.

9. Какие книги порадовали и огорчили вас в последнее время более всего.

Среди заметных книг последнего года назову прежде всего порадовавший меня роман моего друга Захара Прилепина «Обитель» , тем более о моем родном русском Севере. Это главная книга года.  Прочитал с интересом и «Свечку» Валерия Залотухи, роман в двух томах. Десять лет писал его автор, как свою главную книгу, написал, и ушел в мир иной. Был бы жив, я бы с ним и поспорил, а так, принимаю, как итог . Слежу за прозой Алексея Иванова из Перми, Михаила Елизарова , Романа Сенчина,  питерских фундаменталистов Павла Крусанова, Александра Секацкого ,Ильи Бояшова. С большим удовольствием читаю и то, что выходит из-под твоего пера. Без всякой лести – ты один из ведущих прозаиков России.

Продолжает активно работать и старшее поколение, Александр Проханов , выделю его роман «Убийство городов», Эдуард Лимонов, выпустивший уже третью «Книгу мертвых», Владимир Личутин заканчивает новый роман , отрывки из которого я печатаю в «Дне литературы».  Порадовал меня и новый роман Юрия Полякова «Любовь в эпоху перемен», это серьезная попытка одного  из  наших ведущих прозаиков  разобраться в эпохе Перестройки, рассеять ненужные мифы, понять ее тайные пружины. Считаю переоцененным и перенагражденным роман молодой татарской писательницы Гюзель Яхиной «Зулейха открывает глаза». Все-таки явно чувствуется книжное знание о всех раскулачиваниях и гулагах, мало жизненности. Пожалуй, удачнее всего женские образы.

10.  Вы главный и многолетний редактор газеты «День литературы», как выглядит нынешнее литературное хозяйство с этой точки обозрения.

Увы, литературное хозяйство что  моей газеты, что других литературных изданий, что всей нашей российской литературы на сегодня кажется заброшенным,  ненужным всем главным хозяевам страны. Мы выживаем , как можем, знаю это и из разговоров с Юрием Поляковым, со Славой Огрызко , знаю это и из  литературного общения со всем миром.

Такое впечатление, что кроме новых военных объектов и внешней политики ни нашего президента, ни иных идеологов и руководителей  состояние отечественной литературы нисколько не интересует. А уж год литературы в самой литературе был никем и не замечен. Кто выжил – тот выжил. Кто ушел из литературы и даже из жизни – тот и ушел. Привычное дело – как говаривал Иван Африканыч.