В кофейне за столиком сидели две дамы. Та, что помоложе, говорила:

— У меня через месяц операция гинекологическая сложная, боюсь. Есть у меня золотая иконка Казанской Божьей Матери, всегда на мне.

— Где она по пояс, как в большинстве изображений?

— Даже повыше.

— Надо, чтобы тело было целиком, с тем местом, где у тебя проблема. Положи иконку на деревяшку и дорисуй всё тело. По контуру отпили лишнее и освяти. Золотую носи на себе, а деревянную до и после операции держи под подушкой.

— Сделаю! Из меня, правда, такой выпиливальщик. А можно просто найти маленькую деревянную иконку с изображением ниже пояса? Боюсь, что не смогу дорисовать и выпилить.

— Так и операции ты боишься. И какую тогда связь она будет иметь с той, что ты носишь?

— Я поняла…

Есть в Священной истории героиня, близкая и знакомая абсолютно всем, независимо от степени уверования и воцерковленности. Потому что она — воплощение девичьей чистоты, чуда материнства, преданности, заботы, самоотречения.

Дева Мария в отрочестве воспитывалась и обучалась в Иерусалимском храме среди других девушек-подростков в чистой, трудовой, светлой атмосфере. Изучали Священное Писание, мастерство не бытового рукоделия, требующего знания технологий, сноровки, старательности.

Периоды совместных занятий сменялись временем уединения, и тогда Мария погружалась в мысленный диалог с Богом, понимала и чувствовала свои помыслы, свои желания и надежды. Храм был украшен щедро, все в нем побуждало к самоотдаче, ей хотелось соответствовать торжественности и значимости такого священного места.

Жила по распорядку: с утренней зари и до девяти часов она отстаивала молитву, потом до трех дня читала книги Святого Писания и изучала на практике рукоделие. После снова отдавалась молитвам, и только по завершении принимала пищу.

Среди девушек-ровесниц Мария выделялась острым умом, быстрой способностью запоминать, врожденной благоразумностью. И изделия ручного труда из-под ее рук поражали своей тщательностью и чистотой. В основном, это была одежда священнического и служебного облачения, вышивка шелком. Но большее ее усердие отдавалось прядению из волокон льна и конопли или из овечьей шерсти. Прялка ее была украшена резьбой и узорами, а веретено в ее спорых ручках крутилось в такт ее мыслям со словами молитвы.

Мария росла, и дары Духа Святого крепли в ней. Пока пряла, ткала да вышивала, ангелы были рядом с ней, окружали ее, питали духовною пищею, и она благодарно ту принимала. И было заметно сие служителям храма, постепенно понимали они, что непростая девушка у них возрастает — с особой миссией, с судьбой, не похожей ни на чью.

Но все это никак не возвысило ее, она всегда пребывала в скромности, поблажек себе не давала ни в работе, ни в послушании, ни в смирении, хоть и была царских кровей — род ее происходил от племени архиерейского. Не прельщали ее мирские соблазны, не металась она в юношеских порывах — будто заранее чувствовала свое предназначение, начинающееся с того, чтобы признать в себе рабу Господню. Так, пришла к решению и дала обет Богу: всю жизнь посвятить ему, и потому сохранить непорочность и всю свою чистоту.

— Да что же за наказание: не дает Бог детей!

— Плодом молитвы родителей, долго не имевших детей, стала Дева Мария.

После храма Мария стала жить в доме Иосифа, который стал охранителем для девы: вдовец с тремя взрослыми сыновьями дал ей кров, защиту и семейное тепло, поскольку ее родители уже почили. Хранили ее чистоту и стремление к Господу. Она молилась и пряла нарядную ярко-красную червленую нить да пурпурную багряницу — «О, прекраснейшая и сладчайшая Дщерь! О, крин, выросший посреди терния от благороднейшего царского корня! Тобою обогатилось царство священства». Она растворялась в своей работе доброта и нежность наполняли ее взгляд, жесты и душу.

Игумения Евгения Мещерская, основательница Борисо-Глебо-Аносина девичьего монастыря, в своих письмах-беседах к своей дочери в 1807 году писала: «Для женщины рукоделие необходимое занятие. Оно бывает ей нужно в бедности, в которой человек, какое бы он не имел состояние, находиться может; или даже как удовольствие, ибо случается работать для любезных нам людей, в знак памятования о них, и для себя, в дом (свой труд всегда приятнее иметь на глазах, нежели чужой), или еще когда находишься в таком состоянии здоровья, что не можешь ни читать, ни рассуждать, — сие часто бывает с людьми слабого здоровья, — тогда, чтобы не быть в праздности, занимаешь себя каким-либо рукоделием и время проходит не так скорбно. Я это по себе знаю, ибо часто, по болезни своей, бываю в таком положении, а не быв смолоду приучена к рукоделию, провожу много тягостных часов, почему паче и советую тебе любить рукоделие».

За таким занятием и произошло зачатие Царя Небесного. Архангел Гавриил простер руку Марии, ораторским жестом сообщая: «Радуйся, Благодатная! Господь с Тобою…».

«Яко от оброщения червленицы, Пречистая, умная багряница Еммануилева внутрь во чреве Твоем плоть исткася. … Как из пурпурового состава, Пречистая, мысленная багряница плоть Эммануила во чреве твоем соткалась».

Мария ответила жестом принятия ею благовестия — “Господь не может насильно преступить нашей воли, и только добровольное согласие человека с Божьей волей может принести достойный плод». Произошло зачатие, давшее впоследствии миру сына — миротворца, заступника и помощника страждущих.

Архангел возвести Марии тайну Божия воплощения словами, сказанными за 700 лет пророком Исаией: «Се зачнеши во чреве, и родиши Сына, и наречеши имя Ему Иисус», соединились два естества: Божеское и человеческое.

В детские и отроческие годы Иисуса Христа жизнь Девы Марии так же наполнялась молитвами, богомыслием, рукоделием и воспитанием Иисуса, содержанием Себя и Сына. Своими руками соткала для Него красный полотняный хитон без швов, в нем Он спустя годы пойдёт и на крестную смерть. Быт Их был неприхотлив, своего жилья не имели — странствовали по городам и пустыням, принимая помощь учеников. Угадывая непростую судьбу своего Божественного Сына, она предвидела Его тяжкую судьбу, с сердечной болью и тревогой за Него ей помогало повиновение воле Божией, готовность принять всё, что предопределено.

И довелось ей пережить события Великой Пятницы, видеть, как пригвождали Её поруганного Сына ко кресту, как остался он совсем один, покинутый учениками. Стояла Она у подножия креста, созерцала и делила с Ним боль и страдания.

А потом было скорбное утро без Него, и шли в смятении и печали по каменистой горе Елеонской две женщины, две Марии, предвестницы Воскрешения — как видимая замена невидимой на тот момент Богоматери, не могущей присутствовать воочию при таинстве Возрождения.

И будет после ее служение на Афоне, на Кипре. Кончину Божией Матери в почти 72 года святая Церковь называет «успением», а не смертью: уснула и после трёх дней с нетленным телом вселилась в небесные чертоги.

…

Верующие люди чтут иконы Божией Матери, черпают в Ее лике силу, Веру, надежду. Во времена гонений изображение Богородицы соскабливали, стесывали камни, откалывали кусками, но краски изображения будто прятались — уходили внутрь, сохраняя образ. И храмы с Ее ликом горели, но чудо спасало икону, а храм отстаивали вновь.

Одна знаменитая мозаика — Богородица с младенцем: Мария, сидящая на троне без спинки, с Младенцем Иисусом на коленях, Ее ноги покоятся на пьедестале с драгоценными камнями. По сторонам императоры: справа Константин, приносящий в дар город Константинополь, и слева Юстиниан, преподносящий собор Святой Софии.

…

— Дочь моя, пусть в далеком краю встретишься ты с Богоматерью в лике на фресках того собора: подойдешь поближе и заглянешь за полог, скрывающий теперь Ее лик. Он там есть, знай и не забывай этого. Какая-то там тканевая штора не лишит страждущего возможности поговорить с ней, напитаться ее силой, материнской любовью, раз уж не сгинула она за столько веков под слоями штукатурки. Или встретишься с ней в сердце свекрови твоей Марии, Мерием, такой же умелицы искусной с золотыми руками. Пусть она одарит тебя и дите твое заботой и теплом, как живая Богородица, пусть хранит и любит тебя.