Катаев. Погоня за вечной весной

Где-то в конце 1978 года, уже после того как был опубликован и прогремел по стране «Алмазный мой венец» имела место встреча с Валентином Катаевым в концертной студии Останкино. Я смотрел эту передачу в обществе слушателей высших Литературных Курсов, и телевизионная комната знаменитого общежития на улице Руставели была насыщена парами ехидного недоброжелательства. Рядовые профессионалы пера готовы были загрызть одного из своих лидеров, прайд был возмущен поведением одного из доминантных львов. И когда Валентин Катаев забавно оговорился, сказав что-то вроде: Когда я встречался с Гоголем… простите с Горьким» - Высшие Литературные Курсы просто взорвались кошачьим концертом.

«Алмазного венца» ему не хотели прощать. Почему-то очень многие считали лично оскорбленными этой книгой.

 Но как сказал однажды Честертон : «Великое искусство суметь оскорбить сразу всех. Обычно это по силам только настоящему таланту».

Сказать по правде, мне книжка Катаева о его молодых годах и известных друзьях очень понравилась, и в той аудитории хотелось автора защитить от непонятных нападок.

Что мне понравилось в книге Шаргунова, он на стороне своего персонажа. Книга трезвая, очень информативная, автор не прячет под сукно никакие, даже самые н, может быть, нелицеприятные подробности из биографии Катаева, но, в общем и целом, он за него.

За талант.

В самом деле, встречается два основным подхода к личности писателя Катаева. Первый – талант, конечно, сомнениям не подвергается, но уж больно гибкий позвоночник, пример вопиющего приспособленчества. Стыдно за автора.

 Второй – талант очень большой, и идите вы с вашими разговорами о неприятных странностях поведения писателя Катаева. Читайте его книги. Иногда даже присовокупляют мысль одного из отцов церкви, кажется, Тертуллиана, что сочинителей будут судить на Страшном Суде только по одному критерию – качество сочиненного.

Впрочем, вот это сочетание большого таланта и сложного характера вещь довольно распространенная. Намного загадочнее в Катаеве его повторное писательское рождение, его «новая проза», «новая весна», «мовизм», как это явление не назови.

На дне уже, казалось, навсегда пересохшего колодца, вдруг забил мощный ключ, и колодец снова наполнился, да еще какой живой водицей. Причем, что важно, это была не единственная, пусть и большая разовая удача. Это вышел перед читателем совсем новый писатель с целой большой литературой.

Дистанция в двадцать лет, и более десятка объемистых иногда повестей, этого хватило бы количественно на две хороших писательских биографии, не упоминая уж о качестве.

«Алмазный мой венец» публику возмутил и восхитил - поклонников была все же масса у этого произведения, но еще более провокационным оказался один из следующих текстов – «Уже написан Вертер». Из разных источников мне приходилось слышать версии этой публикации в «Новом мире», но все их можно обобщить в одну забавную схему: редакция единогласно была против печатания, а повесть все же вышла.

Прогрессивные работники «Нового Мира» не хотели этой публикации, а кто-то в верхах (говорили сам Суслов) настоял. Кащей советской идеологии был инициатором одной из самых антисоветских публикаций. В том, что Твардовский хотел напечатать «Один день Ивана Денисовича» ничего удивительного не было, он просто обязан был этого хотеть. С «Вертером» история противоположного свойства, и ведь ни у кого не повернется язык заявить, что текст слабоват.