Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Дневник читателя «Москвы»

Михаил Михайлович Попов родился в 1957 году в Харькове. Прозаик, поэт, публи­цист и критик. Окончил Жировицкий сельхозтехникум в Гродненской области и Литературный институт имени А.М. Горького. Работал в журнале «Литературная учеба», заместителем главного редактора журнала «Московский вестник». Автор более 20 прозаических книг, вышедших в издательствах «Советский писатель», «Молодая гвардия», «Современник», «Вече» и др. Кроме психологических и приключенческих романов, примечательны романы-биографии: «Сулла», «Тамерлан», «Барбаросса», «Олоннэ». Произведения публиковались в журналах «Москва», «Юность», «Октябрь», «Наш современник», «Московский вестник» и др. Автор сценариев к двум художественным фильмам: «Арифметика убийства» (приз фестиваля «Киношок») и «Гаджо». Лауреат премий СП СССР «За лучшую первую книгу» (1989), имени Василия Шукшина (1992), имени И.А. Бунина (1997), имени Андрея Платонова «Умное сердце» (2000), Правительства Москвы за роман «План спасения СССР» (2002), Гончаровской премии (2009), Горьковской литературной премии (2012). Член редколлегии альманаха «Реалист» (с 1995), редакционного совета «Роман-га­зеты XXI век» (с 1999). Член Союза писателей России. С 2004 года возглавляет Совет по прозе при Союзе пи­­сателей России. Живет в Москве. 

Это не критический обзор, не собрание рецензий, а вольные впечатления литератора Михаила Попова по поводу прочитанных книг, появившихся год-полтора назад в окружающем журнал «Моск­ва» литературном процессе.


Джулиан Барнс. Дикобраз. М.: ЭКСМО, 2013.

Этот роман интересен и сам по себе, и тем, что вокруг него группируется еще несколько книг известных авторов, которые с разных сторон, но примерно в одинаковом смысле рассматривают одну довольно щекотливую тему. И довольно актуальную.

Джулиан Барнс, кстати сказать, автор, довольно старательно избегавший в своих предыдущих прозаических произведениях прямых политических высказываний, своего «Дикобраза» посвятил изложению истории в высшей степени политизированной. Действие происходит в вымышленной стране, но она таким образом вымышлена, что, отнюдь не по небрежности автора, в ней легко угадывается всем хорошо известная страна — Болгария. Причем на том своем историческом этапе, когда она свергает многолетнюю коммунистическую диктатуру и совершает цивилизационный выбор, устремляется в сторону Запада.

 Повествование ведется в двух плоскостях. В одной мы наблюдаем за поведением верховного тоталитарного правителя, отставленного от власти. Мы наблюдаем за поведением крупного, значительного человека, как бы высеченного из куска твердого материала. То, что он диктатор, человек, обагривший руки кровью, а свою совесть — многочисленными бесчестными поступками, совершенно понятно. Его время ушло. Никто в его стране не на его стороне, кроме кое-кого из родственников.

Тоталитаризм себя исчерпал. Автор дает понять: да, да он конечно же против тоталитаризма. Хватит с нас разных там диктаторов, стремящихся все решать за нас и вместо нас, для якобы нашей пользы.

Но все познается в сравнении. Кто жаждет свободы? Что за публика? Каковы они на фоне этой мрачной глыбы?

Другой план книги — это жизнь столичных кафе, где за столиками сидят тучи ленивых, ни на что, кроме болтовни, не способных болтунов. Потягивая скверное — а какое еще могло быть при загнивающем социализме — пиво и кофе еще худшего качества, проклинают тирана и ждут, пока на них свалится новая жизнь и всем будет счастье.

В общем, на протяжении этого небольшого романа успевают случиться в читательском восприятии, по крайней мере моем, такие изменения: к диктатору я начал испытывать что-то вроде симпатии, а к кафешным болтунам — несомненное презрение.

Тиран, неотвратимая ассоциация — Живков, самый какой-то мягкотелый и ничтожный из советских прихлебателей, так вот тиран этот обнаруживает какой-то несомненный метафизический вес, а его роль в истории страны — несомненную значительность. Автор специально взял Живкова. Сначала я решил, что этот выбор ошибочен, нужен был кто-то круче, жестче — Гомулка или хоть Ярузельский, — но потом понял: Барнс прав. Всех этих праздноболтающих в ожидании перемен нужно показать на фоне именно самой игрушечной из тиранических фигур.

Забавно, но именно у британских авторов, — а именно британцы, как «контролеры континента», лучше всего чуют «расклад умственных предначертаний» на европейском участке великой шахматной доски, — нашлось больше всего слов для разговора о так называемой «восточной Европе». Малкольм Брэдбери, недавно почивший, оставил нам сразу несколько хороших и злых романов на эту тему. В сочинении «Обменные курсы» он идет в своем писательском ехидстве куда дальше Барнса. Он создает страну, совмещающую в себе признаки Болгарии и Румынии, контаминируя самые забавные и характерные из этих признаков. Получается прекрасный заповедник демагогического свободолюбия и неспособности ни к какому здравому действию. Попавший в выдуманную страну англичанин получает возможность вплотную глянуть в лицо «новому историческому брату» исторической Европы. И выражение лица «старого европейца» не восторженное.

Временами очень смешно.

Есть еще и знаменитый роман Брэдбери «Профессор Криминале», который у нас издавался многократно. Это конкретно сатира на восточноевропейский интеллектуализм, который сильно смахивает на деятельность шайки цыган-конокрадов, состоящих на службе у какой-нибудь сигуранцы. Главный герой, как некоторые считают, списан чуть ли не со знаменитого поп-философа Славоя Жижека, но тут я бы не стал так уж отчетливо указывать пальцем. Все же герой романа по преимуществу авантюрист, а Жижек по преимуществу интеллектуал.

Есть и еще примеры, но и приведенного достаточно, чтобы понять: ни о каком равенстве старая Европа с Европой новой и думать не желает и разговаривать с «новыми братьями» собирается через огромную саркастическую губу.

Разговоров о пресловутом «польском сантехнике» мы слышали много, но почему-то стыдливо отводят глаза при упоминании «разности культурных потенциалов».

Я не злорадствую. Просто я сам однажды слышал, как один немецкий интеллектуал спросил у восточноевропейского интеллектуала, желая его унизить: «А вы не в Бухаресте защищались?»
 

Кормак Маккарти. Кровавый меридиан, или Закатный багрянец на западе. СПб.: Азбука-Аттикус, 2012.

Редко встретишь писателя, которого очень высоко оценили еще в самом начале его писательской карьеры и, главное, оценщики не ошиблись. Еще в молодые годы этот писатель получил стипендию «За гениальность» и не был раздавлен уровнем заявленных ожиданий, а продолжал писать очень хорошо. Все лучше и лучше. «Кровавый меридиан» в числе последнего, что издано по-русски. Тема: вроде как война США и Мексики за обладание Техасом — а Маккарти чаще всего и анонсируется как писатель техасский, так что книга из истории его очень немаленькой малой родины. Как всегда, у него много крови, стрельбы, просто бессмысленной жестокости. Кроме всего прочего, очень умело применен некий технический прием: речь персонажей подается без дефисов, можно было бы подумать, что прием украден у Водолазкина, если бы техасец не начал намного раньше.

Я бы хотел поделиться в данном контексте одним впечатлением от чтения этой сильной техасской прозы, ни в малейшей степени не рассчитывая как-то объективно это впечатление обосновать. Набор элементов, привлекаемых Маккарти для строительства своих текстов, как мне кажется, изначально конечен, и особенно отчетливо это видно даже не в «Кровавом меридиане», а в романе «Старикам здесь не место», в свое время экранизированном и заработавшем десяток номинаций на Оскара. Вот те «кирпичи», из которых писатель строит свой горячий, жестокий, динамичный мир: жара, горячий песок, большое количество почти постоянно стреляющих револьверов, наркотики, которыми торгуют, потому что некогда употреб­лять, кровь — на земле, на одежде, на сапогах, на капоте машины, кровь вперемешку с мозгами — и, главное — доллары, доллары, доллары... Больше практически ничего нет, но и этого ассортимента средств хватает, чтобы построить динамичный, по-настоящему сильный роман, от которого нельзя оторваться. Так вот в чем мое соображение: ведь примерно по такому же принципу строится произведение арабской классической поэзии. Там так же присутствует обязательный набор: луна, соловей, роза, влюбленность, сердца разлучены, и смерть часто венчает все дело. Авторская готовальня скудна, но временами мы получаем подлинные перлы стихотворчества.

Понимаю, здесь сближение слишком уж далековатых понятий. Техасский гангстерский роман и сладкие касыды о любовном томлении, но что делать — впечатлению не прикажешь, оно является и ни у кого не спрашивает разрешения.


Жак Аттали. Краткая история будущего: Мир в ближайшие пятьдесят лет. СПб.: Питер, 2014.

Я люблю читать футуристические сочинения: приятно узнавать, чего точно не случится. Жак Аттали известный человек, в свое время занимал высоченные посты в иерархии международного чиновничества и не раз уже обрушивал на мир свои прогнозы. Ознакомиться с ними имеет смысл хотя бы потому, что это прогнозы очень информированного человека.

«Конечно, глупо пытаться предугадать будущее. Все размышления на эту тему есть не что иное, как пустые разглагольствования в настоящем времени» — это автор пишет в собственном предисловии к своим «разглагольствованиям». Странно немного, он понимает, что наверняка выйдет чепуха из его писанины, но тем не менее пускается в предприятие. Неудержимое желание высказать то, что сам считаешь глупостью?

Но не надо спешить с оценками, я и не поспешил. И правильно сделал. Ну, первая половина это как раз не будущее, а, наоборот, прошлое. Автор бегло, приблизительно, иногда слишком приблизительно (хронологические ошибки величиной в век обычное для него дело — латинские рыцари захватывают у него Константинополь не в начале XIII века, а в начале XII), излагает краткую историю капитализма, срисованную у другого француза, но значительно более образованного — Фернана Броделя.

После картин прошлого — картинки будущего.

Нас ждет, по его мнению, пять волн его. Одна за другой станут они сносить все прежние устои, свойственные традиционным обществам. Семья, дом, государство, демократия как таковая, даже последняя империя — США, по его мнению, достаточно скоро полетят в тартарары, потому что окажутся неэффективны.

Явится новая религия — эффективность!

Во главе мира окажется интернациональное племя мировых кочевников, такое всепланетное племя одиноких сладострастных молекул, не способных ни к родственным, ни к длительным любовным отношениям, презирающих любую статику, особенно в виде постоянного жилища и постоянного человеческого окружения, не говоря уже об идеалах. Они генераторы креативности и эффективности. Благодаря им в мире производятся новые продукты, которых они сами и жаждут. До предела оснащенные гаджетами, они будут парить над миром в поисках новых возможностей для удовлетворения своего сенсорного голодания.

«В условиях жесточайшей конкуренции они создадут новый класс — гиперкласс, который будет управлять гиперимперией. Представители гиперкласса поселятся во всех центрах полицентрического мира... Они будут экспериментировать с технологиями, которые позволят увеличить продолжительность их жизни вдвое». Другими словами, Аттали хочет сказать, что пресловутый «золотой миллиард» будет оформляться не как население каких-то территорий. Все эти деления «богатый Север — бедный Юг», «загнивающий Запад — динамичный Восток» чушь. В состав новой мировой элиты войдут люди с набором определенных особенностей, дающих возможность вести жизнь определенного свойства. Раса, пол, возраст — все это не так важно. Интересно, что автор далек от любования этим своим «гиперклассом», образ жизни этого «золотого» сообщества он видит не в розовом свете.

«Одиночество начнется с детства. Биологические и приемные родители перестанут воспитывать детей. Рано повзрослевшая молодежь — страдать от одиночества, которое ничем не заполнить. Пожилые станут чувствовать себя брошенными еще сильнее — наступит время, когда вокруг них не останется ни одного знакомого лица. Мир зальет одиночество, а любовь заменит мастурбация».

«Они будут говорить на многих языках, пользуясь машинными переводчиками. Одновременно ипохондрики, параноики, мегаломаны, нарциссы и эгоцентрики, гиперкочевники станут активными потребителями электронных и химических наркотиков».

И это Жак Аттали предсказывает для самых успешных, талантливых и здоровых.

Жизнь трудового, среднего класса, производителя грубых материальных благ, очень будет напоминать существование в более или менее благоустроенном стойле. Ну, тут автор не оригинален, об этом многие писали, такое многие предсказывали.

Бедных Аттали не отменяет. По его версии, без нищих, голодающих, умирающих от бесчисленных старых и новых болезней, возникших в результате бурного развития технологий, никак не обойтись. Безысходное одиночество гиперкласса будет оплачиваться голодом и отчаянием классов низших. Прямо не Жак Аттали, а Жак-фаталист.

Что тут скажешь? Есть старая глобальная метафора современной цивилизации, придуманная еще в конце XIX века: наш мир — это поезд, мчащийся к пропасти. Не разумнее ли оказаться в этом составе в одном из последних вагонов? Когда передовые вагоны станут рушиться в эту пропасть, у насельников последних появятся какие-то шансы.

Повторяю, я люблю читать футуристические сочинения. Не так давно газета «Нью-Йорк таймс» выпустила книжку Джорджа Фридмана «Следующие 100 лет», ставшую бестселлером. За то небольшое время, что успело пройти с момента выхода этого сочинения, успели не сбыться многие прогнозы автора. Например, относительно мощного, победительного возвышения Турции. Вместо того чтобы неуклонно и быстро вырастать в безусловного лидера мусульманского мира и соперника США на мировой арене и даже в космическом пространстве, данная страна, судя по всему, рушится в пропасть своих неприятных внутренних проблем. К 2020 году Фридман предсказывал распад Китая. В запасе у этой версии есть еще несколько лет, подождем. В 2050 году Фридман предсказывает мировую войну с новыми сверхдержавами: Польшей, Японией и Турцией. По поводу Турции уже говорилось выше. Япония уже лет двадцать в перманентном кризисе, но, может быть, и вырулит: Япония страна серьезная. Но, воля ваша, представить себе войну, да еще мировую, между США и Польшей мне все же трудновато.

Но если доживем, посмотрим.





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0