Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Проходя по краю

Александр Сорокин-Ильинский (Александр Евгеньевич Сорокин) родился в Моск­ве в 1954 году. Окончил Московский институт инженеров транспорта по специальности инженер-строитель и заочно Литературный институт им. А.М. Горького.
Преподает русский язык и культуру речи в МАТИ—РГТУ им. К.Э. Циолковского.
Автор пяти поэтических книг: «Неравновесие покоя» (1993), «Изборник» (2001), «Обратная перспектива» (2005), «Снег тишины» (2009), «Глазами сердца» (2013).
Лауреат IV Московского международного конкурса поэзии «Золотое перо» в номинации «Лучшие стихи о Москве» (2007).
Член Союза писателей России.
Живет в поселке Усово-Тупик Одинцовского района Московской области.

Неведомой дорогой
 
Я иду неведомой дорогой,
не пытаясь в сторону свернуть,
мимо тех, кто в старости убогой
у обочин сели отдохнуть.
По пути встречаюсь с давним другом,
но не смею звать его с собой:
здесь никто не должен быть напуган
ни моей, ни собственной судьбой.
Тени лет чредой проходят мимо.
Я иду в безвестности земной.
Вот и та, что мной была любима,
но еще не встретилась со мной.
Прохожу — в предчувствии развязки
успевая вспомнить и узнать —
мимо детской старенькой коляски,
где меня укачивает мать.
Все не так, как это раньше было!
И былой уверенности нет:
впереди не смерть и не могила —
только яркий, нестерпимый свет!
И не страшно, проходя по краю,
заглянуть в грядущее окно,
где я вовсе и не умираю,
потому что нет меня давно.
 
 
На той войне
 
Я в смертный бой вступал во сне,
как будто наяву,
и погибал на той войне,
и до сих пор живу.
 
Из синевы спускаясь в ад,
в грохочущий разлом,
я знал, что нет пути назад,
и не жалел о том.
 
Над телом павшего бойца
призывно горн играл,
а я среди живых отца
в смятенье выбирал.
 
Но вот уже и нет живых —
все полегли в бою,
и канонады гул затих
у мира на краю.
 
Но вижу: скрыт густой травой
и пулями прошит,
в беспамятстве, полуживой,
один солдат лежит.
 
Всю ночь я просидел над ним —
настырна смерть, хитра, —
моей молитвою храним,
он бредил до утра.
 
И вот рассвета час настал!
И отлегло в груди,
когда явился санитар,
как ангел во плоти.
 
Потом мне снился лазарет
и скальпеля металл.
Хирург, прося прибавить свет,
кроил, кромсал, латал.
 
Сон обрывался и опять
накатывал волной...
Уже я начал забывать
того, кто звался мной.
 
Иного воинства уже
небесные послы
бездомной, страждущей душе
Благую Весть несли.
 
Но что-то в памяти былой
мешало обретать
всепобедительный покой
и солнечную стать.
 
И так, плутая в полумгле,
я вспомнил наконец:
на хирургическом столе
мой воскресал отец.
 
 
Ты знала
 
Уюта — нет. Покоя — нет.
              Александр Блок
 
Холодный ветер дул с окраин,
бросало в дрожь особняки.
Ты знала — мы с огнем играем,
но не отдернула руки.
В любви так много жадной страсти —
она бездомна и груба,
как это долгое ненастье,
как наша темная судьба,
как тот, с перрона отходящий,
пустой, нетопленый состав...
«Мой милый, ты ненастоящий,
и я умру, твоею став».
Да! Но тогда ты промолчала,
к моей щеке прильнув щекой.
Да! Но начать нельзя сначала
ту жизнь — она была такой.
Беда нас бросила друг к другу
при тусклом блеске фонарей
и повела сквозь гарь и вьюгу
шататься у чужих дверей,
делиться радостью любою,
впотьмах отыскивая след
к тому уюту и покою,
которых и в помине нет.
 
 
Утро на Оке
 
Блестит Ока, и не окинуть оком
ее изгибы с древнего холма.
Так предок мой во времени далеком
Глядел и думал: «Это жизнь сама!»
 
Плывут по ней и прадеды, и внуки,
не узнавая прежних берегов,
одолевая омуты, излуки,
друзей теряя, находя врагов.
 
Проныра ветер, высланный дозором,
оборотившись, наполняет грудь
сосновым бором и Хвалынским морем,
к земле небес указывая путь.
 
Плывут веками от истока к устью,
вдаль провожая взглядом облака,
и реку эту называют Русью,
не важно — Дон ли, Волга ли, Ока...




Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0