Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Имя Бога

Андрей Венедиктович Воронцов родился в 1961 году в Подмосковье. Окончил Литературный институт им. А.М. Горького. Автор романов, многочисленных критических статей о русской литературе, публицистических ста­тей о русской истории и других произведений. Секретарь правления Союза пи­сателей России. Сопредседатель Крымского регионального отделения СПР. Лектор по литературному мастерству Московского государственного областного университета. Лауреат Булгаковской (2004), Кожиновской (2009) премий, общероссийской премии «За верность Сло­ву и Отечеству» имени А.Дельвига (2014), Государственной премии Рес­публики Крым по литературе (2021), награж­ден юбилейной медалью «К 100-ле­тию М.А. Шолохова» (2005).

Более загадочного человека, чем Адам К., я не встречал в своей жизни. Я давно уже не имею никаких сведений о нем и, признаться, не очень-то об этом и жалею. Мы познакомились в середине 90-х, на художественной выставке. Там была картина: аквалангист, напоминающий Адама со знаменитой фрески Микеланджело, погружается в протоплазму человеческой клетки — куда-то туда, где идет уже деление на молекулы и атомы. Я подумал... а кто-то за левым плечом повторил мою мысль:

— Божественная сущность, стремящаяся к нулю!

Я обернулся, встретил цепкий, но дружелюбный взгляд лысеющего со лба молодого человека, худощавого, сутуловатого, в мятой одежде.

— Вы угадали мою мысль!

Он снисходительно улыбнулся. Много позже я узнал, что наши мысли совпали лишь в одной точке, как пересекающиеся линии. А тогда мы разговорились — сначала о живописи, потом о литературе — и продолжали разговаривать, выйдя наружу.

Адам увлекался структурализмом. Он утверждал, что это один из самых древних литературных приемов.

— Возьмите Библию. Рассказ в Пятикнижии ведется от Бога, именуемого то во множественном числе: Элохим — «боги», то в единственном: Яхве — «Господь». И это неслучайно. Если разделить тексты, связанные с Яхве и Элохимом, то получится два отдельных повествования, каждое из которых последовательно и цельно.

— А что это даст? Изменится смысл, что ли?

— Конечно! Библия — книга с бесконечным количеством смыслов. «Яхвиста» и «Элохвиста» можно читать параллельно, можно один за другим, можно в шахматном порядке, можно с конца... Представляете?

— Да-а...

— Но это самый простой способ изучения Писания, когда оперируют текстами, а в Библии каждое слово, каждая буква являются единицами смысла. Едва ли Бог хотел, чтобы в Священной Книге были лишь простейшие смыслы. В магической книге иудеев «Сефер Иетцира» сказано: «Господин Вселенной совершил с Авраамом договор между десятью пальцами ног, этот договор есть обряд обрезания, а другой — между десятью пальцами рук — договор языка. Он прикрепил двадцать две буквы к своему языку и открыл ему их тайну. Он опустил их в воду, поднял — в огонь, бросил — на воздух, зажег их в семи планетах и излил в двенадцати небесных знаках». Каждая буква имеет магическое значение, а новые сочетания букв рождают новые символы. Поэтому мудрецы стали читать Писание, меняя буквы.

— Как это — «меняя буквы»?

— Подобно Пятикнижию, древнееврейский алфавит можно поделить на две части, верхнюю и нижнюю, и каждой букве из «верхнего» алфавита найти соответствие в «нижнем».

— Как это?

— Как в простейшем шифре! Ну вот соответствует же в русском языке звук «б» звуку «п», «в» — «ф», «г» — «к»... Пометим буквы «б» и «п» цифрой 2, «в» и «ф» — цифрой 3, и так далее. Теперь представьте, что вам надо послать записку своему отцу, но вы не хотите, чтобы кто-нибудь прочитал ее. И вы вместо согласных из «нижнего» алфавита используете согласные «верхнего». И пишете, скажем: «Баба!» Но отец ваш, зная этот шифр, читает как нужно: «Папа!» Разумеется, я упростил для наглядности. На самом деле магический метод чтения Библии больше похож на расшифровку тайнописи в «Золотом жуке» Эдгара По.

— И вы серьезно полагаете, что надо читать так Библию?

— Еще как серьезно! Сотни тысяч людей так читают. И не только справа налево, как положено, но и слева направо, потом снова справа налево, сверху вниз, потом снизу вверх... Двадцать две основные буквы, учит «Сефер Иетцира», размещены на сфере, каждой дано цифровое соответствие: первые девять букв соответствуют простым числам, следующие девять — десяткам и так далее. Таким образом, число цифровых выражений букв вырастает до девятисот. Но надо уметь ими пользоваться, ибо сказано: «Круг, их содержащий, может вращаться правильно, и тогда это означает счастье, или в обратную сторону, и тогда получается несчастье». Видели когда-нибудь вращающиеся круглые календари, рассчитанные на сто и больше лет? Первый круг — дни недели, второй — название месяцев, третий — число дней в месяце, четвертый — годы. Все это надо совместить, чтобы точно узнать дату или день недели. Но можно и не совмещать — и тогда перед тобой просто слова и цифры. Точно так же обстоит дело с простым и магическим чтением Библии.

— Но это же безумно сложно! И для этого нужно знать древнееврейский!

— Конечно! Вот я сейчас изучаю иврит на курсах «Сохнут».

— Каковы же результаты этой грандиозной работы? И если они есть, то почему о них никто не знает?

Адам остановился, насмешливо поглядел на меня:

— И не узнает. В познании Книги книг каждый продвигается в одиночку. И если кому-то что-то открылось — значит, послание предназначалось именно ему, и никому больше. Писание бесконечно, и у него бесконечно много значений, хватит на всех. Каждая стадия познания соответствует определенной стадии духовного развития человека. Но все значения постичь невозможно. Ты можешь познать мало, можешь много, но никогда — всё. Познание не цель, оно — средство.

— Да-а... Это же целая наука! — удивлялся я. — А я об этом ничего не читал.

— Да, у нас об этом мало пишут, — кивнул Адам, — если не считать Аверинцева. Из переводов есть книга Папюса, лекция Борхеса о каббале... Но вообще люди занимаются каббалой начиная с Авраама, а первые книги о ней написаны в третьем веке нашей эры.

— Занимаются чем? — насторожился я.

От Адама не укрылось мое секундное замешательство. Он улыбнулся, проницательно глядя на меня:

— Каббалой. Это слово многих отпугивает. Вот и вы насторожились. Вы подумали, наверное, что-то о колдовстве, оккультизме или черной магии. А «каббала» означает «предание», «традиция». Или, буквально, «принятие», «получение». Каббалисты, в сущности, первые структуралисты. Они изучают и толкуют Библию, а не летают верхом на метлах. Кто-то взял и пустил слово «каббала» в газетный обиход с добавлением уничижительного суффикса -ик — «каббалистика», — чтобы люди сразу шарахались. Так в свое время было с «достоевщиной». Вроде бы имелись в виду неумелые подражатели, а на самом деле бросалась тень на самого Достоевского.

Действительно, из того, что было связано в моей памяти со словом «каббала», я не мог выловить ничего мало-мальски похожего на то, что рассказывал Адам. Придя после нашего разговора домой, я полистал справочную литературу и не нашел в коротеньких заметках о каббале и намека на ее метод. «...Еврейское мистическое учение, в основном посвященное толкованию Ветхого Завета»... «Каббала представляет собой пеструю смесь иудаизма, халдейской теологии, греко-арабской философии, воззрений христианских сект и ислама». Остальное — понимай как хочешь! Правда, одна фраза в энциклопедии заставила меня снова насторожиться: «Возникшее в XVIII веке движение хасидизма в значительной степени зиждется на каббале». Хасидизм... Год или два назад по телевидению показывали репортажи о безобразиях, которые устраивали в Ленинке люди с пейсами и в круглых шапочках, называвшие себя хасидами. Кажется, они требовали отдать им манускрипты какого-то Шнеерсона...

Но вообще, все, что рассказывал Адам, было необыкновенно интересно. Я как будто посмотрел на привычную плоскость книжной страницы в мощный микроскоп. Она вдруг обрела объем, перспективу, края затерялись в бесконечности... Однако, как ни доходчиво объяснял Адам, он начинал как-то темнить, подходя к главному: в чем смысл каббалистического метода? Что все-таки открывается в результате изощренных текстологических манипуляций? Я всегда испытываю щекочущее чувство неудовлетворенности, не выяснив что-то до конца, а словоохотливый Адам, судя по всему, время от времени нуждался во внимательном слушателе. На этой почве мы и сошлись.

Чаще всего мы встречались у Адама, в его однокомнатной квартире. Жил он один, как-то неустроенно, даже грязновато, хотя и вовсе не бедно. Книг у него, как и следовало ожидать, было великое множество; некоторые лежали у стен, связанные в пачки. Адам, как я понял по отдельным намекам, в ближайшем будущем собирался отбыть на постоянное место жительства в Израиль.

Он читал мне собственные переводы из каббалистических книг «Сефер Иетцира» и «Зогар». Это было нечто среднее между магической геометрией и астрологией. Некоторые куски на меня произвели впечатление, особенно тот, где говорилось, что Бог вырубил большие столбы из воздуха: «Он создал нечто из хаоса и из ничего сделал нечто, и вырубил большие столбы из воздуха необъятного, и вот знак: одна буква — со всеми и все — в одной. Он смотрел, перемещал и сделал все созданное и все слова одним способом, и знак этому: двадцать два предмета в одном теле».

Мне не нужно было подталкивать Адама к разговору о каббале, он сам неизменно все сводил на эту тему, даже если начинал говорить о чем-то другом. Поначалу ничего принципиально нового по сравнению с первым разговором я от него не услышал. Прорыв произошел месяца через три после нашего знакомства. По-видимому, Адам к тому времени уже сильно втянулся в каббалу.

— Ты спрашивал, какова конечная цель каббалистического метода. Об этом не принято говорить прямо, но ты был внимательным слушателем и достоин узнать. Все Пятикнижие, — заявил, блестя глазами, — является гигантским шифром для четырех букв, из которых состоит имя Бога. Оно называется по-гречески тетраграмматон. Мы знаем, как оно пишется. — Адам взял лист бумаги и написал справа налево: «הוהי». — Видишь? Звучит это примерно так: «йуд-хэ-вав-хэ». По-русски обычно переводят — Яхве, Иегова. Но мы не знаем, как точно звучит имя Бога, ведь в иврите нет гласных. При произношении согласные просто разделяются произвольным горловым звуком. Это как если бы ты мог произносить слово «Бог»: «Буг», «Бег», «Биг» и так далее. А в переводной еврейской религиозной литературе оно пишется через дефис: «Б-г». Между тем, по древнему еврейскому преданию, тот, кто правильно произнесет тетраграмматон, получит ключ к божественному знанию. В древности посвященные раввины иногда передавали тайну произношения своим ученикам. Но после разрушения храма и рассеяния евреев эта традиция была нарушена. Есть и другой, куда более сложный способ получить божественное знание. Надо расшифровать Пятикнижие, перемножив и поделив в правильном порядке все числовые соответствия букв в книге, чтобы, как при решении уравнения со многими неизвестными, в итоге осталось цифровое значение слова «йуд-хэ-вав-хэ» — 26. И лишь тогда, гласит предание, когда все значения сойдутся, ты произнесешь имя Бога правильно. Теперь, с появлением компьютеров, — он кивнул на мигающий экран своего «Пентиума», — задача вроде бы упростилась. Но как найти правильный порядок решения? Указание на это ищут в «Сефер Иетцира» и «Зогаре», — для этого они, собственно, и создавались. И я, — торжественно произнес Адам, пристально глядя на меня, — кажется, нашел. Слушай, — он открыл тетрадь и прочел: — «Два камня строили два дома, три — строили шесть домов, четыре — строили двадцать четыре дома, пять — строили сто двадцать домов, семь — строили пять тысяч сорок домов. В силу этого иди и считай то, что рот не может выразить, то, что твое ухо не может выслушать». Так прямо сказано: «иди и считай»! И даны последовательные математические соотношения: два к двум, три к шести, четыре к двадцати четырем и так далее. Осталось лишь понять, что на что делить. У меня уже есть догадки на этот счет.

— Прямо-таки теорема Ферма, — сказал я с почтением, почесав «репу». — Но получается, перед тобой чисто математическая задача? А как же новое прочтение Библии, расшифровка ее тайных значений?

— А, — погрозил пальцем Адам, — хитрец! Все ему расскажи! Ты что думаешь: каббалисты ходят друг к другу и делятся своими открытиями? Божественное знание предназначено для одного, а не для всех. Впрочем, у тебя, кроме меня, нет знакомых-каббалистов, и ты не знаешь иврита. Так и быть, слушай. Я думаю, указанные математические прогрессии одновременно являются и ключом для расшифровки Библии. Всего соотношений шесть, по числу лучей «звезды Давида». Берем первое: «Два камня строили два дома». Обрати внимание: это не математическое тождество, ибо два камня не равны двум домам. Поэтому сразу отказываемся от соблазна прочитать первые две буквы Пятикнижия так, как они написаны. К цифровому значению этих букв прибавляем двойку и полученную сумму делим надвое. Например, сумма числовых соответствий букв «вав» и «йуд» — шестнадцать, прибавляем два и делим надвое: получается девять. Первая буква найдена. Это — «тет». Дальше: «Три камня строили шесть домов». Берем следующие три буквы, прибавляем к их суммарному цифровому выражению тройку и делим натрое. И так далее. По завершении шести действий начинаем все сызнова. А потом, если буквы станут складываться в слова, читаем. Я уже начал эту работу. Признаюсь, пока по смыслу получается что-то весьма мрачное...

— Ну работка! — воскликнул я. — Значит, если ты сделаешь всё это, то сможешь правильно произнести тетраграмматон. А что, если не секрет, тебе даст полученное божественное знание?

— Узнаю русского человека! — воскликнул Адам. — Прямые вопросы, на которые надо давать прямые ответы! Готов ли ты слушать сии ответы, пытливый славянин?

— Всегда готов, — пробормотал я.

— Тогда слушай. Мир был создан одним только словом — «свет». Я тоже могу произнести: «Да будет свет», — но ничего из этого не получится. Дело опять-таки в произношении. — Он помолчал и добавил, остро глянув на меня: — Если я сумею правильно произнести имя Божье, я стану равен Богу. Я создам свой мир и вдохну жизнь в голем — человека.

Я опешил. Какой мир? Какой голем? Сдвинулся он, что ли, на своих расшифровках?

Адам, с понимающей улыбкой поглядывая на меня, рассказал мне несколько преданий, как на лбу фигуры, вылепленной из глины, раввин или его ученики писали слово «жизнь», потом произносили тетраграмматон, и она оживала. Побасенки эти не произвели на меня впечатления. Одно дело — каббалистическая космогония, таинственные мистические шифры, другое — бредовые фантазии полуграмотных, фанатичных цадиков-хасидов (я уже кое-что почитал о них). Я сказал это Адаму. Он исподлобья посмотрел на меня (раньше мы не спорили, я слушал его, открыв рот) и ответил, что и то и другое суть божественные эманации.

— Вот как? А мне кажется, что оживление глиняных истуканов все же ближе к черной магии.

— Витя, ты разбираешься в черной магии? — язвительно осведомился Адам. — Каббала учит, что Вселенная является делом рук несовершенного Божества, доля божественности которого стремится к нулю. — (Я насторожился, какое-то воспоминание ворохнулось в моей памяти.) — Поэтому созданный им мир несовершенен, а порой и ужасен. В сущности, он — антипод Бога, Первоначального Существа, называемого по-еврейски Эн-Соф — Бесконечная Пустота. Оно бесконечно — стало быть, непознаваемо. Как же можно из Бесконечного и Непознаваемого создать что-то конкретное и материальное? Мы неизбежно придем к выводу, что Бог не может создавать мир из самого Себя, ибо, в отличие от нас, не существует во времени и пространстве. Ему необходим ряд перевоплощений, в каббале они называются сферическими истечениями, сефирот-эманациями. Чтобы тебе было понятно, как они действуют, приведу в пример то место из Библии, где рассказывается о сотворении мира. Появлению человека предшествовало появление «скотов, и гадов и зверей земных по роду их», появлению скотов — рождение рыб, пресмыкающихся и птиц. А прежде чем приступить к созданию животного мира, Господь разместил светила на тверди небесной. Перед этим Он сотворил сушу и насадил на ней траву и деревья. Для того же, чтобы появилась суша, Ему потребовалось отделить воду, «которая под твердью, от воды, которая над твердью». Но всему этому предшествовало, как я уже говорил, рождение света с помощью одного только слова «свет» и отделение света от тьмы, то есть деяния нематериальные. В начале было Слово, исполненное духа жизни, оно стало материей, из материи Бог произвел жизнь, а из жизни — различные формы жизни. Это и есть принцип действия десяти сефирот-эманаций, возникающих одна из другой, как части складной телевизионной антенны. Но Божественное неизбежно убывает на пути от Слова-жизни к человеку. Мы являемся отражением Яхве, но отражением перевернутым и маленьким, словно в камере-обскуре. Мир Яхве вмещает в себя и эту, с позволения сказать, камеру-обскуру (мы называем ее Вселенной), и нас, и наш материальный мир, и преисподнюю. Постигая имя Божие, мы выходим на свет из темноты космической камеры. Мы обретаем возможность создавать жизнь из духа жизни, как и сам Господь. При чем же здесь черная магия?

— Я Божественный промысел принимаю, — сказал я, — но в нем ощущается соразмерность, которую, мне кажется, ты утратил, смешав философию и мрачные сказки хасидов.

Адам поморщился и отвернулся к своему «Пентиуму».

— Не следует с такой самоуверенностью судить о вещах, о которых имеешь лишь приблизительное представление, — промолвил он.

Это меня задело. Вряд ли Адам избрал бы меня в слушатели, если бы видел, что я ни хрена не понимаю, но стоило мне один раз возразить ему, как он, типично по-еврейски, намекнул мне, что я невежда. Однако серьезно задуматься над затронутыми в тогдашнем споре вопросами меня заставило не это замечание, на которое Адам, как человек, собаку съевший на каббале, вообще-то имел право, а воспоминание об одновременной мысли, предшествовавшей нашему знакомству. Я-то, конечно, употребил ее в отрицательном смысле, а Адам, оказывается, в положительном. Мы сблизились, собственно, благодаря этой мысли, но мой незначительный духовный опыт, приобретенный до знакомства с Адамом (увлечение Гоголем и Достоевским), отвергал его трактовку Божественной сущности. Наши воззрения были прямо противоположными — как пересекшиеся, но расходящиеся прямые, как треугольники Давидова щита, направленные вершинами вверх и вниз. Так что отнюдь не уязвленное самолюбие руководило мной, когда я взялся на бумаге возражать Адаму, а мое еще только набиравшее силу личное мировоззрение, доверчиво принявшее когда-то адамову каббалу.

Поначалу я просто хотел написать Адаму письмо, но быстро понял: простым посланием здесь не ограничишься. Адам был более образован, обладал несомненными философскими и литературными способностями, умел в духе Сартра, с помощью остроумного сравнения — каббалистического метода с вращающимся календарем, Вселенной с камерой-обскурой, сефирот-эманаций со складной антенной — дать наглядное представление об очень сложных вещах. Для того чтобы спорить с ним на его уровне, следовало не просто критиковать концепции Адама и каббалистов, а выдвигать свои, чего мне раньше на бумаге делать не приходилось. Я всегда считал себя философом, но философствовал преимущественно наедине с самим собой, будучи сам себе и Сократом, и Платоном.

Работа затянулась на две недели: получилось целое исследование. Я назвал его «Свобода и каббала». Оно открывалось эпиграфом из «Моцарта и Сальери»: «Музыку я разъял, как труп. Поверил / Я алгеброй гармонию». Начинал я с вопроса: почему, при внешней свободе изучения Библии каббалистами, у них полностью отсутствует свобода понимания происходящего в ней? Можно толковать Священное Писание как угодно, но только не в духе тысячелетиями выстраданной человечеством морали. Исследователь становится рабом буквы, забывая о духе Библии. Воззрения безымянных авторов каббалистических книг и русских мыслителей-христиан были столь же противоположными, как наше с Адамом отношение к Божественной сущности.

Зло, как считают каббалисты, существует потому, что божество несовершенно, христианство же учит, что мир — дело рук совершенного Бога, создавшего человека по образу Своему и подобию. Бесконечно бедное Первоначальное Существо каббалистов, Эн-Соф, не имеет образа и подобия, не знает ни добра, ни зла, ни свободы, ни необходимости. Оно не может ничего создать, даже если бы захотело. Невольно возникает мысль, что Эн-Соф вовсе не божество, а то, что атеисты называют материей. Сущность Эн-соф выражается в эманациях, материи — в развитии ее форм. Мир Яхве — антипод Эн-Соф, зло входит в мир в качестве обязательного, как в материализме, атрибута. Бог христиан бесконечно богат и бесконечно свободен, созданный им мир не похож на театр марионеток, где воля кукловода — закон. Да и может ли бесконечно богатый и бесконечно свободный создать иной мир? Разве будет он тогда бесконечно богат и бесконечно свободен? Между Богом и человеком лежит свобода. Если она кем-то нарушается, нарушается связь между Творцом и творением.

В каббале, далее отмечал я, есть то, чего русский человек никогда не поймет. Зачем биться над расшифровкой уже известного слова, а потом оживлять глиняного человека, если можно произвести на свет живое существо куда более естественным и приятным способом? Затем, что дух небытия не способен создавать жизнь тем же способом, что и дух бытия. Я приводил мнение Потебни и Проппа, которые, изучив сказки и мифы народов мира, считали, что отсутствие у героев определенных физических свойств, в частности осязания мира бытия, есть косвенный признак нечистой силы. Таковы, например, панночка и бесы в «Вие» Гоголя: они не видят Хому Брута в освященном круге, тогда панночка дикими заклинаниями вызывает Вия, «начальника гномов» с железным лицом и веками, облепленного черной землей. Понятно, что Вий — это некий голем, посредством коего нечистая сила осуществляет осязательную связь между миром бытия и миром небытия. Каббалисты же, создавая голем, воплощают в физическом мире дух небытия, к которому тяготеет их затуманенное талмудическими криптограммами сознание. Отсюда вывод, что каббала есть отвращение человека от истины Божьей и погружение его в царство диавола путем внешне незаметных, но «сладостных и непоправимых подмен», как выразился в своем исследовании о Блоке Даниил Андреев.

В самом деле: столь ожидаемый иудеями Мессия не принят, признан «ложным». «Круг повернулся в сторону, означающую несчастье». Духовная история богоизбранного народа окончилась, началась каббала фарисеев, распявших Бога. Творение, против которого Закон грешил, но склонял голову, в каббале начинает подвергаться сомнению. Предание гласит, что можно достичь божественного знания, перетряхивая буквы, из которых состоят слова Торы, а потом оживлять глиняных болванов! Но, перед тем как занести «предание» на бумагу, книжники распяли Богочеловека, умевшего воскрешать мертвых людей!

Я находил неслучайным, что десять сефирот-эманаций Первоначального Существа и четыре мира каббалистического Яхве заканчиваются адом. Ад был не то чтобы венцом каббалистической космогонии, но ее логическим обоснованием, ибо если Божественная сущность полностью утрачивает свою силу, приближаясь к нашему миру, то какая же сила создает ад? Каббала учит, что ад, как и соседние миры, дело рук Яхве. То есть сотворил как добро, так и зло, сознательно уравновесив их.

Заканчивал я мыслью: «Нет, не случайно русский народ употребляет слово “кабала” в значении “рабство”! Как это получилось? Видимо, последователи ереси жидовствующих или какой-нибудь другой ереси уже пытались познакомить верующих на Руси с каббалой. И народ наш, как всегда, кратко и точно обозначил духовную суть этого антихристианского “предания”».

Работая над «Свободой и каббалой», я пару раз встречался с Адамом, но мы, словно уговорившись, молчали о каббале, беседуя в основном, как люди, не сошедшиеся в интересных вопросах, о политике. Между тем в мои планы входило показать рукопись Адаму. Не то чтобы я хотел утереть ему нос, просто искренне считал, что он неплохой парень, но пал жертвой «сладостной подмены». Я не обольщался, что «Свобода и каббала» ему поможет, — иудаизм штука вязкая, особенно если человек собрался в Израиль, — но не исключал, что она несколько охладит его франкенштейновский пыл.

Итак, я распечатал работу на принтере и отнес Адаму. Он вышел ко мне какой-то взлохмаченный и чем-то озабоченный. Через плечо Адама я увидел, что в полутемной комнате его горят какие-то толстые свечи (была еврейская Пасха — Пейсах). Он поймал мой взгляд и прикрыл дверь. Объяснять Адаму долго ничего не пришлось. Он сразу протянул руку за моей папкой и сказал:

— А я ожидал чего-то подобного. Почитаем. Опровержение каббалы, не так ли? Посмотрим, как ты опровергнешь Маймонида. Чаю выпьешь? — он кивнул в сторону кухни.

Чаю не хотелось, точнее, не хотелось толковать с Адамом о пустяках, а о каббале он сам перестал со мной говорить. Поэтому я распрощался.

Через неделю Адам позвонил мне.

— Что ж, это серьезней, чем я ожидал, — без предисловий начал он. — Неожиданно то, что ты подключил на помощь русскую философскую мысль, ныне едва ли существующую. С ней всегда было трудно совладать посредством логики из-за ее коронного соблазна: обещания неограниченной духовной свободы. Хотя, на мой взгляд, плоды сей иллюзии весьма плачевны: это те самые «широкие» русские люди с амплитудой колебаний от черносотенца до сталинского вертухая. Но я не об этом. Как бы ты отнесся, если бы дал я одному человечку твой труд почитать? Он как раз занимается этими вопросами и может быть тебе полезен.

— Да ради Бога.

— Тогда до встречи. — и он повесил трубку.

Я был, конечно, разочарован, ибо ожидал хотя бы спора, но Адам «не снизошел». А «человечки» его мне были безразличны: «Свобода и каббала» предназначалась не для них.

В Великую субботу, накануне православной Пасхи, я пошел в храм неподалеку от моего дома освятить кулич и крашеные яйца (в ту пору мне, человеку, в вопросах веры невежественному, это казалось важнее, чем пойти с утра на субботнюю литургию). Когда я свернул на пешеходную аллею, ведущую к церкви, путь мне преградил человек с кожаным портфелем, увидев которого я даже испугался. Он был как две капли воды похож на Егора Гайдара: грузный, расширяющийся книзу, с покатыми плечами, а самое главное — с шарообразной лысой розовой головой, к которой был приклеен косой зачес взаймы, и маленькими свинячьими умными глазками на плоском потном лице. Глазки эти буквально сверлили меня. У меня даже мелькнула в голове дурацкая мысль: а что, если Гайдар пришел мне мстить за то, что в 1993 году, во время государственного переворота, ходил на митинги протеста с наклеенной на картон большой фотографией вице-премьера, по лбу которого шла надпись: «Гайдар — мозговая опухоль ельцинизма»? Но, подойдя ближе, я увидел, что у двойника Егора Тимуровича пузо поменьше гайдаровского, а нижняя часть лица крупнее и жестче. Псевдо-Гайдар этот продолжал буровить меня глазками, ни слова не говоря. Я обошел его, как обходят тумбу, и двинулся дальше. Возле церквей, особенно в дни больших праздников, бродит немало странных людей, иные даже заходят в храм, как-то диковато озираются...

Вокруг храма были расставлены столы для куличей и пасох, святили двое священников, так что дело шло быстро. В воздухе стоял праздничный запах имбиря, сахарной пудры и глазури. Искусно разукрашенные яйца переливались на солнце всеми цветами радуги. Покропили обильно и мою снедь, и меня самого. Не вытирая с лица капель святой воды, я взял свой узелок, перекрестился и пошел к воротам. И здесь... я снова увидел гайдаровского двойника. Он стоял за чугунными прутьями ограды, прижавшись к ним плоским лицом, и по-прежнему неотрывно смотрел на меня. «Гайдарчик! — воскликнул я про себя с досадой. — Чего тебе надобно?» (Это однажды при мне одна «демократка» ласково назвала Егора Тимуровича Гайдарчиком.)

Однако, миновав ворота, ничего я Гайдарчику не сказал: с людьми, чудно ведущими себя возле церкви, лучше не заговаривать, потом не отвяжешься. Но почему он на меня пялился? Добро, был бы я хорошим верующим — к таким вечно всякие ущербные липнут, я же бывал в храме на Пасху да на Рождество.

Я решил идти не оглядываясь, но, конечно, не вытерпел и через квартал оглянулся. Гайдарчик грузно маячил метрах в пятидесяти от меня. Теперь не оставалось никаких сомнений, что он интересуется именно мной. Выяснять отношения с ним мне по-прежнему не хотелось: а вдруг он драться полезет... Это был, вероятно, какой-то местный «демократ» из породы «крейзи», жертва моды на двойников. Может, и впрямь увидел меня на антиельцинских митингах с обидным плакатиком, теперь ходит за мной, психологически запугивает...

«Ну и хрен с ним, — думал я, — сейчас зайду домой, а он, если хочет, пусть стоит под окнами». Но на самом деле мне не хотелось, чтобы он стоял под моими окнами. Я зашел в подъезд, поднялся к себе, постоял в прихожей. «Посмотреть? Но если я все время буду думать о нем, можно считать, что его тактика принесла успех. Он же того и добивается, чтобы я нервничал». Однако я снова не вытерпел, подошел сбоку к окну, осторожно приподнял штору. Гайдарчик стоял внизу и смотрел мне прямо в глаза. При этом он говорил по мобильному телефону.

«Инструкции запрашивает? — похолодел я. — Выйти, что ли, дать ему по рогам?» Но тут двойник спрятал в карман мобильник и, косолапо раскачиваясь, сам двинулся в мой подъезд, открыл дверь со сломанным кодовым замком. «Та-ак». Я вернулся к входной двери, припал к ней ухом. Тяжело сопя, Гайдарчик поднимался. «Идет, Командор долбаный! Милицию вызвать?» Но я устыдился этой мысли. «Может, все-таки мимо?» — без особой надежды предположил я. Теперь я смотрел в глазок. В него вплыла рожа Гайдарчика, обезображенная еще больше благодаря нехитрой оптике. Буравчики его смотрели мне прямо в душу. Я пошел на кухню, взял молоток. Незваный гость не звонил. Я снова посмотрел в глазок. Гайдарчик стоял, глядел не мигая. Я бесшумно открыл защелку и резко распахнул дверь. Незнакомец качнулся вперед и сделал невольный шаг через порог.

— Чего тебе надо? — тихо спросил я, подняв молоток. — Почему ты ко мне привязался? Говори, или дам по «чайнику»!

— Здравствуйте, — глухо и медленно сказал Гайдарчик, косясь на мое оружие. — Вы ведь Виктор Иванович?

— Допустим. А вот вы кто?

— Кадмонов. Мне о вас рассказал Адам К. Он дал почитать мне вашу работу.

Я опустил молоток:

— А почему вы за мной ходите и молчите? Почему стоите здесь, под дверью, без звонка?

Кадмонов натянуто улыбнулся:

— Видите ли, мы незнакомы, но Адам показывал вас мне... и тут вижу, вы идете по улице... Я, конечно, хотел заговорить, а потом подумал: а вдруг я ошибаюсь? Пока вы были в церкви, позвонил по мобильному вам домой — молчание. Значит, я мог и не ошибиться. Решил подождать, посмотреть, куда вы пойдете.

— А под дверью чего вы стояли?

Он вытер пот со лба широким, не очень чистым платком:

— Да как-то... неудобно было. Вы уже давно меня заметили, вот я и думал, как объясниться.

— Да лучше бы вы сразу спросили, Виктор я или нет, — засмеялся я. — Подумаешь, ошиблись бы! Зато не нужно было бы за мной ходить. Ведь я вам голову чуть не проломил. Проходите, присаживайтесь, — пригласил я его в комнату. — Кто вы, откуда?

— Оттуда, — кратко, как Никулин в фильме «Бриллиантовая рука», ответил гость. Он достал из портфеля мою рукопись и все как-то озирался.

— Гм... вы, я вижу, шутник... — озадаченно заметил я. — Только знаете, у меня еще кой-какие дела... И если я из вас клещами буду вытягивать каждое слово... Нельзя ли поконкретней, без этих интригующих «оттуда»?

— «Оттуда» — это название издательства, где я сотрудничаю, — внушительно объяснил Кадмонов. Осмотревшись наконец, он основательно расположился на стуле, поставил портфель на пол между толстеньких ног, положил мою папку на колени и прихлопнул ее короткопалой волосатой лапой.

— Ах, вот как... Оригинальное название, скажу я вам. И откуда же это — «оттуда», простите за нескромный вопрос?

— Откуда? — развел руками Кадмонов и закатил глазки. — Как вам объяснить? Отовсюду. Из космоса. Из Вселенной. Из окружающих нас параллельных миров. Из Зазеркалья. Нас интересует весьма широкий круг проблем, в том числе связанных с мистикой и эзотерикой. Мы получаем поддержку от фонда Педроса. Как я уже говорил, наш общий знакомый предложил мне для чтения вашу рукопись. А я, надо сказать, один из немногих людей, занимающихся в сфере книгоиздательства затронутыми вами вопросами. Работу вашу я нашел весьма любопытной и хотел бы поговорить с вами о ней.

— Очень рад, — пробормотал я.

— Лично я, — Кадмонов повертел шеей, словно ему мешал воротник, — не отношусь к числу критиков каббалы. Но есть критика и критика. Например, многие православные авторы критикуют каббалу бегло, как часть иудаизма. То есть сути учения они не понимают, да и не хотят. Вы же пошли дальше, констатировали некоторую близость отдельных положений каббалы к скептическому гностицизму, а то к научному материализму. Вы остро подметили отступление от принципа монотеизма в фактическом раздроблении сущности Саваофа на ряд эманаций, каждая из которых сама по себе божественна. Занятен, — его пухлые губы сложились в улыбку, — ваш пример с Вием. Но в целом вы недооценили значение и смысл того, что каббалисты называют Бесконечной Пустотой. Современные научные открытия подтвердили, что это не просто философский образ. Вы ведь читали о «черных дырах» в космосе? Ну вот. «Черная дыра» есть идеальное физическое выражение стремления Нуля к нулю во Вселенной. Что же касается филологии и философии, то напомню вам, в частности, о концепции языковых игр Витгенштейна. Он считал, что значение слова варьируется в зависимости от того, в каком контексте оно употребляется. «Значение — это употребление, — говорил он. — Границы моего мира означают границы моего языка». — Слова выкатывались изо рта Кадмонова неторопливо и без помех, как у лектора, давным-давно запомнившего свои конспекты. — Философы, используя опыты средневековых мыслителей, вновь стали изучать не само бытие, а то, как оно является сознанию через естественный язык и другие знаковые системы. Поэтому возникла и структурная лингвистика де Соссюра, и семиотика Пирса и Морриса. То же самое можно сказать и о «ключе Соломона» философа Элифаса Леви, который представлял собой иероглифический и цифровой алфавит, выражающий буквами и числами ряд всеобщих и абсолютных идей. Учение признанных во всем мире философов-позитивистов опирается на каббалу. А вы, увлекшись критикой, ограничили, в сущности, каббалу рамками средневекового богоборческого антихристианского учения. Вот эта сознательная узость вашей работы и мешает мне с ходу рекомендовать ее для издания у нас, скажем, монографией. Современная философия слишком связана с каббалой, чтобы взять ее и вот так перечеркнуть. А возьмите художественную литературу! «Алеф» Борхеса, «Игра в классики» и «Книга Мануэля» Кортасара, «Имя Розы» Умберто Эко... Христианская культура облегчила познание мира, изобразив его двойственным, поделенным на свет и тень. Но двойственность, по каббале, это всего лишь отношения внутри Троицы — как отношения катета и гипотенузы в треугольнике. В «Сефер Иетцира» сказано: «Три друга, три врага, три живые оживляют, три — убивают, а Бог — Царь верный — господствует над всеми на пороге Своей святости». Кто это — «три друга, три врага, три живые», что «оживляют»? Кто эти трое, что «убивают»? Ясно, что это не люди, а свойства, но именно на них покоится «порог святости» Бога. Вы взялись за сложнейшую тему, имея лишь простейшие представления о сверхчувственном мире. Не скрою, вы далеко продвинулись, но ваше продвижение ограничено поставленным вами же пределом. Вам нужна помощь людей, посвященных в тайны мироздания, ибо есть то, что вы не прочтете ни в каких книгах.

— А вы, конечно, один из посвященных, — улыбнулся я.

— Если угодно. И вы можете стать посвященным. Разумеется, не сразу, надо пройти степени посвящения. Но это внутренняя, духовная работа. Ею наша помощь друзьям, конечно, не ограничивается. Скольким мы помогли выйти из безвестности, напечатать свои книги, появиться на экранах телевизоров!

— Степени? — оживился я. — Так вы что — масоны? Вот это да! Нет, знаете, я не хочу быть масоном. Я наигрался в тайные общества в детстве.

Кадмонов искоса глянул на меня:

— Вы полагаете, это игра? Мне казалось, вы лишены обывательских предрассудков. Подумайте, подумайте... У вас правильные воззрения относительно свободы, но вы ее видите не там, где она действительно существует. Что такое ваша «первоначальная свобода»? Ни о какой свободе до грехопадения Адама и Евы в Книге Бытия не идет и речи. Напротив, человеку было сказано: «от всякого дерева в саду ты будешь есть, а от дерева познания добра и зла не ешь от него, ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь». Какая же это свобода?

— Да та самая, первоначальная, — ответил я. — Ведь можно было вообще не сажать такого дерева. Мы говорим детям об опасностях окружающего мира не потому, что хотим ограничить их свободу, а потому, что боимся за них. Но им известно от нас, что «нельзя» — существует. Человеку было дано понятие о существовании добра и зла, но одновременно указано, что лучше их не познавать, а быть как дети. Я так понимаю эту притчу.

— Допустим, вы правы. Но вы в своем толковании остановились на полдороге. Между тем чем больше углубляешься в библейский рассказ о грехопадении, тем больше вопросов. Кто же, в конечном счете, искусил людей плодами добра и зла — Бог или дьявол? Согласимся с общепринятым суждением, что дьявол. Но большая часть работы была проделана без него. Он не сажал этого дерева, не создавал из адамова ребра легковерную Еву. И почему тот, о котором сказано, что он «лжец и отец лжи», получил такую великолепную возможность сказать людям правду: что они не умрут, вкусив запретных плодов, что откроются их глаза и будут они как боги, знающие добро и зло? И почему Тот, Кто является носителем духа Истины, сказал неправду? Хотя вы и не хотите войти в число посвященных, все же я открою вам одну тайну. Адам К. уже значительно продвинулся в расшифровке Пятикнижия. Вот отрывок, который он просил меня вам прочесть.

— Любопытно. — Я устроился поудобнее.

Кадмонов достал из портфеля темную папку с вытесненным на ней семисвечником и, откашлявшись, стал торжественно читать:

— «Мир был пустотой, в пустоте был Дух, и в Духе была мудрость. Мудрость же влекла Дух к истине, как влечет далекий свет полуденной звезды. От него родился светлоликий ангел именем Денница. Он был свободен и преисполнен истины. Ему поклонялись многие ангелы. Но дух Адонаи, который носился над темной водой, не любил истины. Он запрещал ангелам подходить к Деннице.

Замыслив месть, коварный Адонаи налетел внезапно, как вихрь, со стаей ангелов-рабов, которые сломали светлому Деннице крылья и сбросили вниз. Как упал ты с неба, Денница, сын зари, разбился о землю!

И рек Денница, восстав от праха: не верь, человек, убогой правде Яхве. Лети со мной, как равный, над Бесконечной Пустотой, и я открою тебе живую летопись миров, прошедших, настоящих и грядущих. Сомненье — гибель, вера — жизнь. Есть миры громадней, чем мир земной, есть созданья выше, чем человек, и их число несметно. Хочешь ли быть среди них?»

Кадмонов закончил чтение и испытующе уставился на меня. «Чего он от меня ждет — восторгов, что ли?» — подумал я. Мы молчали.

— Что ж, мои предположения подтвердились, — наконец сказал я. — «Евангелие» от сатаны, не так ли? Что-то подобное я уже читал — у Байрона, что ли. Или у наших поэтов Серебряного века. Стоило трудиться над расшифровкой! Гора родила мышь. Такой литературы — вагон и маленькая тележка. А вообще — накануне Пасхи читают другие Евангелия.

— Вы не понимаете, — медленно сказал Кадмонов, по-прежнему не сводя с меня своих сверлящих глаз. — Это не литература. Это подлинный расшифрованный текст.

— Подлинный? Не стоит преувеличивать. В детстве я интересовался криптографией, на этом Адам меня и «купил». Мне довелось прочитать около десяти расшифровок знаменитого Фестского диска. Все они были абсолютно разными, что неудивительно, потому что и методики у исследователей были разными. Но какая из них была подлинной — вопрос. Не исключено, что никакая. А потом, мы, русские, всегда больше верим прямому тексту, чем тайнописи.

Мы снова замолчали. В комнате уже стемнело. Я мечтал, чтобы гость поскорее откланялся: его масонские разговоры меня изрядно утомили. Кадмонов заерзал на стуле. Я уже не различал хорошенько лица гостя, но мне показалось, что оно стало как-то странно подергиваться. Потом из груди Кадмонова вырвалось что-то вроде стона.

— Что с вами? — испуганно спросил я.

— Мне надо, чтобы пережить эту ночь... крови... — прохрипел гость.

— Чьей крови? — похолодел я.

Твоей! — закричал Кадмонов.

На лбу у него засветились какие-то знаки, точно надпись у Гайдара с моего плаката. Он выхватил из портфеля тонкий кривой нож и неуклюже, тяжело переставляя ноги, двинулся на меня. До меня наконец дошло, кто он такой. Как ни странно, испуг мой от этого совершенно прошел. Я захохотал. Голем остановился и покачнулся.

— В чем дело? — проскрежетал он.

— Так ты просто глиняный болван, а я тут сидел с тобой, разговаривал!

Кадмонов снова покачнулся. Тут я вспомнил о вычитанном где-то случае, как раввин, считавший каббалу ересью, заклинал оживленных истуканов.

— Ты — поделка волхвов, возвращайся в свой прах! — воскликнул я.

Голем затрясся, оскалил зубы. И вдруг рука моя сама, до того как еще успел подумать об этом, поднялась и осенила болвана крестным знамением. В этот же миг порыв горячего ветра толкнул меня в грудь, я опрокинулся на спину, а на том месте, где стоял Кадмонов, что-то полыхнуло желтым, и он исчез, оставив после себя сильный запах сгоревшего пороха. Я вскочил на ноги, но тут же снова упал — на диван...

Когда я очнулся, за окнами стояла ночь. Я поднялся и с замирающим сердцем щелкнул выключателем. Комната была пуста. «Ну и сон! Надо завязывать с этой каббалой», — подумал я, но тут увидел свою папку, валявшуюся у ножек стула, где сидел страшный гость из сна.

Откуда эта папка? Ведь Адам не возвращал ее мне! Стало быть, голем мне не приснился? Я хотел поднять папку, но наступил на что-то мягкое. Это была горка пепла. Мне снова почудился сильный запах серы. Я отдернул ногу, постоял в раздумье, потом подошел к телефону и набрал номер Адама. Он снял трубку сразу, как будто сидел и ждал у телефона.

— Слушай, — сказал я, — спекся твой Фантомас. Не выдержал крестного знамения, нехристь. Я только что его веником на совок собрал. Конструкция явно требует усовершенствования. Хотелось бы, например, чтобы Кадмонов-два не употреблял христианской крови.

— Ненавижу эту страну, — тускло ответил Адам. — Здесь даже высшее знание оказывается бесполезным. Сегодня я уезжаю.

— Что ж, давай. Наделаешь в Израиле болванов по десять тыщ баксов за штуку, а их будут посылать на усмирение арабов. Я так и вижу, как они идут с кривыми ножиками. Бррр!..

Адам повесил трубку. Я распахнул окно и с наслаждением вдохнул влажный весенний воздух. Пахло распустившимися почками. Край неба у горизонта уже начал светлеть. Пели ранние птицы. По тротуару шли оживленные люди. «Куда они так рано? — удивился я, но тут вспомнил: — Они из церкви идут, пасхальная служба закончилась!» Я накинул на плечи куртку и вышел на улицу. Мне попалась навстречу румяная круглощекая девушка в белой вязаной кофте и цветастом платочке. Она улыбнулась мне и сказала:

— Христос воскресе!

Я растерялся и ответил: «Воистину воскресе!» — когда она уже прошла мимо. Эх, не удалось с ней похристосоваться, сожалел я. Но тут вдруг я понял, что случилось нечто более важное. Из уст этой славной девушки прозвучало наконец без всякой расшифровки подлинное Имя Господа, которое мне, несчастному умнику, в спорах с Адамом не приходило в голову: Иисус Христос.





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0