* * *
Что такое стряслось? Что за новости в мире?
Что такое случилось со всеми подряд?
Перебранка в квартире, перебранка в эфире
И тревога, тревога во всем, говорят.

Ну а я нынче утром впервые в оконце
После долгой болезни
Загляделся с тоской,
И весеннее солнце,
Весеннее солнце
Разливало по миру тепло и покой.

Тот же талый снежок с дымных кровель сочится,
Тот же свет в небесах, как и встарь, как и впредь.
Ничего не случится, ничего не случится,
Если только очнуться и вдаль посмотреть...


Другу

Распахнут дом твой, словно рад любой потере.
Заходит в окна листопад. Уходит в двери.
Заходит в двери гость. Свистит, в окошко глядя.
Там дикий виноград блестит. На винограде
Налились листья докрасна. Пора налиться.
Нальем же красного вина, как эти листья,
Нальем и выпьем же вино, мой друг давнишний,
Пока распахнуто окно, и гость не лишний,
И диких ягод поздний стук еще не робок,
И черных — две! — всплывают вдруг из наших стопок,
И влажен их прощальный взгляд — без обещаний...
Утихнул зной. Остынул сад. Пора прощаний.
И пусть у нас печаль одна, одна кручина,
И выпить крепкого вина — ясна причина,
И пусть уже ночная тень все ближе, ближе,
Недолгий век, короткий день благослови же,
Благослови осенний сад, и свет в передней,
И листопад, и листопад — тысячелетний...


Солнце

Шаркало о камни желтым днищем.
Низко шло по дымному песку...
Это еще станет пепелищем.
Здесь еще изведают тоску.
Гордые, угрюмые народы
Здесь и в щель скалы воткнут копье.
А пока — объяли душу воды.
И душа уходит в забытье.
Все еще в порядке, все в покое...
Только разъедает камни йод,
Только солнце, солнце золотое
На закате сильно устает,
Только ожидают год за годом,
Кто исполнит мыслимый завет
Просто встать и прорасти восходом
И закатом возвестить рассвет.


* * *
В кирпичном углу двора.
На теплых камнях...

Звезды выносят небо,
Небо уходит в полынь
И шумит за сараем,
                           где пыльно и тихо
Сверчки старят время.

Время бредет в траву,
Трава наполняет нас,
Мы — ее голоса.
И у каждого — свой черед,
И не у каждого — час...

Вот-вот,
     Сейчас я распрямлюсь,
           Стану большим-большим,
                   Сейчас я буду долго-долго жить!..

...пряди же, сверчок, свою тихую речь, —
Сучит свою шумную нить:
Про голубой дом,
      Про зеленый чай,
           Про золотой свет
                И весь белый свет,
Про белого бычка,
Про серого сверчка,
Про зайчик солнечный у чашки чая
И у кирпичика...


Вечера весенние

Свистень, перстень, уголек!..
Помнишь — липкий тополек?
В теплой дымке, в легкой пленке
Путается мотылек.
Воздух памяти латая,
Он летит, не долетая,
И садится, и сидит,
Белым домиком глядит.
Свистень, перстень, белый дым!..
И становится седым,
И в коре, не долетая,
Умирает молодым.
Только азбука жива,
Только разве что слова
Все еще свистят и блещут,
Ну, одно, ну, может, два,
В пленке, в кожице, в дыму...
Кликнул их по одному:
Свистень! Перстень! Уголек!
Пленку дернул
И совлек
С дымных весен молодую
Жизнь, так нежно завитую
В память, в меловой кулек...
Лопнет ветка тополиная...
Запнется мотылек...


* * *
Я чистый, сижу лягушонком на длинной кувшинке,
И только одни тополиные меня искушают пушинки.
Что пух? Ерунда. Все могло быть гораздо плачевней.
Как с гуся вода, с меня скатываются огорченья.
Весь белый, пушистый, плыву я над темной водою,
Вверху надо мной — голубое, а там, в голубом — золотое!..
К чему это я, лягушонок на длинной кувшинке?
Ах да, ерунда, тополиные эти пушинки...


* * *
Церковная тонкая свечка
Горит огоньком золотым.
Горит золотое сердечко
Над воском, слезой залитым,
Пылает, как листик у стебля,
Сквозь все мировое ничьё,
Но стебель тот, пламя колебля,
Проходит сквозь сердце мое,
И пламя колеблется пылко,
И сумрак всемирный суров,
Но эта прозрачная жилка
Закручена в сердце миров,
Мрак мира, как воск, растопляя,
Уже в заиконной дали,
Сквозь черные окна пылает
Неспящее сердце земли.
Там солнц равнодушных ристанья,
Там искрами бездна сорит,
Но сердце одно в мирозданье,
Одно в мирозданье горит!
...Какое там сердце?
Сердечко,
В колечко струящийся дым...
Церковная тонкая свечка
Горит огоньком золотым.


* * *
Прости меня, родная, посвети
Вослед мне приглушенным светом окон,
Прости меня, любимая, прости
За то, что тих твой свет, что одинок он,
Прости меня за все, что не сбылось,
Прости меня за все, что получилось,
Что поутру росою так зажглось,
Что ввечеру слезою помрачилось,
Прости, когда на то достанет сил,
Прости меня за то, что я не знаю,
За что всю жизнь прощения просил,
Но все равно прости меня, родная.


Ароматные игрушки

Умирать нехорошо.
Что такое! Год за годом,
Род за родом, род за родом...
А в песочнице — свежо!
А в столярке — пахнет медом!

А в столярке дед-всевед
Гонит стружку из-под спуда.
Сад огромный, как рассвет,
Дарит яблоки в полпуда!

Дед всех лучше, ладит он
Не для гроба заготовки,
А игрушки и обновки,
Ароматные, как сон.

Солнце, слива, пастила,
Сад в улыбке длинной стружки...
Ароматные игрушки!
Агромадная пчела!


* * *
Наливающийся звук
Капли, вытянутой длинно,
Назревающий былинно
Рокот, битвы перестук.

В замешательстве зима.
Воевать? Сдавать форпосты —
Крыши, маковки, погосты?
Ломит свет. Лютует тьма.

Над окном, в огне зари,
Как на тетиве, упруга,
Капля ждет. Молчит округа...
Звук уже поет внутри.


На два голоса

— Рассказать тебе, милая, сказку?
— Расскажи, милый мой, расскажи,
Милый мой, и обиду, и ласку,
Все одним узелком завяжи...
— Ты прислушайся, милая, — звон золотой,
То родник наш студеный из юности бьет...
Пересохла река, темен берег пустой,
А душа — родниковая жилка — поет.
— Милый мой, за какую утрату
Подарили нам юность души?
— Рассказать тебе, милая, правду?
— Расскажи, милый мой, расскажи.
— Оглянись, оглянись, вот он, путь наш былой,
Наша жизнь почернела от бед и невзгод,
Все, что пело в крови, прогорело золой...
А душа — родниковая жилка — поет.
— Милый мой, очарованной вестью,
Как бывало, печаль заглуши!..
— Рассказать тебе, милая, песню?
— Расскажи, милый мой, расскажи!
— Как по круче студеной водичка текла,
Как царапалась жизнь сквозь бездушье и лед?
Вся изранена плоть, вся в разломах скала,
А душа — родниковая жилка — поет...


Крылечко из детства

...и в час вечерний на златом крылечке,
Охваченном закатной полосой,
Вдруг выйдет гостья — худенькие плечики,
Стрекозий стан с распущенной косой.

И всю себя, с улыбочкой надменной,
В крылатый медный обруч заключит,
И покачнет бедром, и вдруг над медной
Восьмеркой крыл сиянье излучит.

И в сумасшедшем пламени шафрана
Над памятным крылечком воспаря,
Подкрылышки и складки сарафана
Распустит, ослепительно горя.

И вечной полудивой-полудевой
Взлетит, улыбкой высветя во мгле
Крылечко и еще — сквозь полутени —
Свой тайный знак, залог всех наваждений...

Мучительница детских сновидений,
Не встреченная больше на земле...


* * *
Мороз и солнце. День чудесный...
..........................................................
...и ты печальная сидела,
А нынче — погляди в окно...
А.С. Пушкин

В «икарусе» шатком, дремотном, как зыбка,
Мне зябко покажется, зябко и зыбко,
Так зябко и зыбко и так неуютно...
Мне тайны веселой захочется смутно.
Покажется мне — одинока, больна,
Глядит на окно и не видит окна,
И улиц не видит, и скрипа не слышит
Красивая женщина. В муфточку дышит.
Я с нею знаком. Наши встречи случайны.
Ей тоже, наверное, хочется тайны...
Я свистну тихонько ей — не обернется,
Едва в меховой воротник усмехнется,
Слегка улыбнется и станет коситься,
Мохнатые в мех зарывая ресницы.
Я свистну погромче — мне глянет в ответ
Ее деликатный, усатый сосед.
Я песню знакомую ей просвищу,
Внимание всех на себя обращу,
А женщина станет беспечной, веселой...
Качанье замедлит «икарус» тяжелый,
Раздуется складчатыми телесами,
Задышит дверьми, зашипит тормозами,
Мигнет остановка. Фонарь у окна.
Чудесная полночь! Мороз и луна!


Облака
(отрывок)

Вьют облака себя из синевы,
Из пустоты, из ничего
И тихо тают...
А я лежу в траве,
Я из травы
За ними наблюдаю.
...И было сказано, что от простых частей
Составился прообраз плоти мира:
От камня — кость,
Кровь — от воды морей,
А мысль — от облаков, плывущих мимо,
И что когда-нибудь, в такой же светлый день,
Все обратится вновь к своим пределам
И поплывет над миром опустелым
Лишь облака торжественная тень...