Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Не все-то щи лаптем хлебать

Юрий Тимофеевич Комаров родился в 1940 году в Москве. Окончил УДН им. Патриса Лумумбы.
Работал инженером-строителем в проектных организациях Москвы, трудился и за границей. С 1985 года и до развала СССР был занят в системе управления в Госстрое СССР. В постсоветский период продолжил управленческую деятельность в Госстрое РФ заместителем начальника Управления науки и проектных работ.
Печатался в журналах «Стандарты и качество», «Жилищное строительство», «Архитектура и время», «Архитектура и строитель­ство России», «Наш современник».
Почетный строитель России.

К 90-летию первой пятилетки


Сейчас, в условиях западных санкций, мы уже не спорим, сможем ли в российской экономике сыграть на импортозамещении, или все же нужно участие иностранцев с их инвестициями и технологиями. Ответ банально ясен: конечно, нужно. В 20–30-е годы об этом тоже не спорили, а нанимали, приглашали и даже вербовали их строить социализм. Формула В.И. Ленина «коммунизм есть советская власть плюс электрификация всей страны» осталась бы пустой фразой, не будь в Америке компании «General Electric» и «Cooper Engineering Company», а в Германии «Siemens AG»; и указание И.В. Сталина «посадить мужика на трактор» тоже кануло бы в Лету без строительства тракторных и автомобильных заводов с помощью американских фирм «Ford» и «Albert Kahn Inc.». Сталин воспользовался призывом Ленина строить социализм руками его врагов. По ленинской трактовке, капиталисты себе на горе должны дать России технологии, оказать помощь квалифицированными кадрами и помочь создать отечественную инженерную и научную школу. Ведь наряду с промышленными объектами в СССР строились школы, вузы, академии. Правда, это требовало времени. Поэтому на первых порах в СССР широко использовался труд иностранных специалистов. Постепенно, с течением времени их заменяли советскими инженерами и конструкторами.


* * *

Утверждение первого пятилетнего плана произошло на V Всесоюзном съезде Советов в мае 1929 года, но уже в конце года были пересмотрены плановые задания пятилетки в сторону резкого увеличения и постановки экономически недостижимых целей. Стимулирование трудовой активности рабочих опиралось в это время на энтузиазм и административные рычаги. А пока «великие стройки социализма» не являлись главной новостью дня и значились лишь в проектировках Госплана и ВСНХ (кстати, а зачем нужны были два планирующих органа?), в Советском Союзе уже определили и не скрывали, какой объем технической помощи нам нужен от Запада. Сталин 23 сентября 1927 года писал Серго Орджоникидзе: «Относительно рационализации ты прав от начала до конца. Нам непременно потребуется командировка отсюда инженеров и вообще работников в Америку и Германию. Скупиться на это дело грешно и преступно... Литературная помощь нужна нам прежде всего, — иначе не раскачаешь людей, — надо прежде всего разъяснять (систематически разъяснять) в печати суть, характер, формы, пользу рационализации, чтобы можно было рассчитывать на поддержку работников и затем масс. Без этого ничего не выйдет».

Они, Сталин и Орджоникидзе, решали вопрос индустриализации народного хозяйства абсолютно по-петровски — радикально, через колено. А по-другому в России можно? С провозглашением курса на построение социализма в одной отдельно взятой стране (индустриализация, свертывание нэпа) начались бурные перемены во всех областях экономики и трудовых отношений на производстве. Индустриализация, главное направление социалистического строительства, трактовалась руководством как сознательно планируемое движение к технико-экономической независимости страны, находящейся в окружении враждебных государств. В то же время западные демократии рассматривались их гражданами в свете результатов первой мировой войны. Их не покидало ощущение социальной несправедливости и неспособности лидеров предложить гражданам своих стран стоящую цель в жизни. Э.-М. Ремарк замечательно описал переживания немцев той поры в романе «Три товарища». Отсюда волна полевения настроений и широкая поддержка действий советского правительства.

Индустриализация явилась не внутренним событием СССР (это вам не классическая промышленная революция в Англии второй половины ХVIII века), а процессом с разнонаправленным и многосторонним движением, если судить по числу зарубежных и советских участников. Сотни больших и малых компаний в Западной Европе и Соединенных Штатах выполняли технологические и строительные проекты, передавали порой свои производственные секреты, патенты и лицензии, присылали специалистов для надзора за строительством и монтажом оборудования, принимали на своих заводах советских стажеров и практикантов.

Был ли план «суверенного» осуществления индустриализации, сказать трудно. Если летом 1925 года журнал «Строительная промышленность» твердо заявил, что «социальный строй СССР ставит перед советской архитектурой новые задачи, которые не могут решать зарубежные архитекторы», то уже через год, в 1926 году, тот же журнал определенно высказался, что «роль заграницы должна быть значительной, не исключая и проектирования сооружений, хотя соответствующий заказ мог бы быть дан и нашим специалистам. Мы заинтересованы в том, чтобы проект был быстро воплощен в жизнь. Поэтому при прочих равных условиях проектирование должно быть доверено тем авторам, которые в состоянии дать наиболее прочные гарантии по части выполнения проектируемых работ. Различие социальных условий Запада и СССР в этом отношении не играет никакой роли. Иностранные строители не могут ведь быть вне рамок наших законов, наших норм и наших конкретных заданий».

Попытки самостоятельного проектирования, а также быстрого и качественного строительства в 20-е годы крупных, технически сложных объектов не увенчались успехом. Неудачи постигли первый советский проект Магнитогорского металлургического комбината, строительство моторного завода в Уфе, Челябинского тракторного завода, Свирской ГЭС и ряда других предприятий. Стало очевидным, что дореволюционный опыт не годится для форсированной индустриализации. Перефразируя известный афоризм барона Ротшильда, власти согласились, что мы не настолько богаты, чтобы строить дешево и некачественно.

В сложившихся обстоятельствах руководство страны приняло решение прибегнуть к технической помощи как западных компаний, так и высококвалифицированных специалистов из-за границы с приглашением их в индивидуальном порядке на определенные должности и под конкретные задачи. Для практической реализации политических установок по построению советской экономики Сталин использовал противоречия между победителями — странами Антанты и США — и побежденной Германией. Прежде всего это касалось градостроительных аспектов, проектирования зданий и сооружений, технадзора за их строительством, поставки оборудования для промпредприятий. Такие задачи были определены постановлениями СНК СССР «О привлечении специалистов из-за границы» (15.02.1927) и Политбюро ЦК ВКП(б) «О привлечении иностранных специалистов» (2.08.1928). Согласно постановлению Политбюро, исходить нужно уже из необходимости привлечения не только крупных специалистов с известным именем, но и специалистов среднего звена. Ориентировочно намечалось принять в течение ближайших двух лет от 1000 до 3000 иностранных специалистов. Сколько иностранцев приехало строить социализм, сказать сложно. Цифра колеблется от нескольких тысяч до сотен тысяч. В итоге, как показала практика, если финансовые возможности и обеспечение элементарными бытовыми услугами не позволили в полном объеме справиться и с двумя-тремя тысячами, то что говорить о сотнях тысяч.


* * *

В период Великой депрессии 30-х годов западные компании особенно нуждались в заказах, а СССР — в минимально короткие сроки овладеть передовой техникой и производственными навыками. Сроки договоров были короткими, а привлекательность значительной, поскольку они не требовали рискованных капиталовложений. Оплата осуществлялась за счет иностранных займов, в основном в Германии, а также валютной выручки от экспорта (зерна, продуктов питания, леса, нефти, пушнины, цветных металлов), продажи музейных ценностей и т.п.

Чтобы «европеизировать» или «американизировать» советских инженеров, их не только заставляли учиться у западных специалистов у себя дома, но и посылали в другие страны. Только в 1928 году планировалось отправить на стажировку за рубеж 250 молодых специалистов, в 1929-м — уже 600. Газеты требовали обучать за границей как можно больше молодых кадров и настаивали на том, чтобы каждому технику преподавали иностранные языки в достаточном объеме. Все это воплотилось у нас в «тысячи», которые на десятилетия отторгли студентов от овладения иностранными языками, да к тому же в условиях железного занавеса.

Индустриализацию Советского Союза в 30-е годы трудно понять, не учитывая заграничное участие и влияние. Без участия европейских и американских фирм не появились бы в считанные годы Днепрогэс, Магнитогорский металлургический комбинат, Нижегородский автозавод, химическая, авиационная, электротехническая промышленность, военно-промышленный комплекс. Помимо создания новых отраслей, предстояло быстро реконструировать массу старых предприятий и усвоить новые приемы проектирования и строительства гигантских объектов. Зарубежные страны играли решающую роль как минимум в трех аспектах: они экспортировали в СССР передовые методы строительства и новую технику, способствовали овладению ими, через личные контакты учили новшествам наших инженеров и архитекторов. И еще: слово «Азия» стало синонимом технической безграмотности, отсталости и застоя. В.Катаев в романе «Время, вперед!» пишет об указателе «Азия — Европа», который видно из окна поезда, пересекающего Урал: «Бессмысленный столб. Я требую его снять! Никогда больше не будем мы Азией. Никогда, никогда, никогда!»

Несмотря на такие прогрессивные лозунги, для технического перевооружения экономики характерен догоняющий тип развития. Модернизация внедрялась правительственными мерами: до Первой мировой войны — протекционистской политикой самодержавия, в советский период — диктатурой советского правительства, в постсоветский — льготами для иностранных инвесторов, ведь российские «предприниматели» не торопились, да и сейчас не торопятся вкладывать свалившиеся на них деньги в экономику страны. Если в первый период индустриализация носила поступательный характер, то в советский период ее темпы беспощадно форсировались путем эксплуатации энтузиазма трудящихся масс. Мобилизационная модель индустриализации была проведена за счет поддерживаемой Л.Троцким (с чем в конце концов согласился и Сталин) политики выкачивания ресурсов из деревни, внутренних займов, дешевой рабочей силы с его пролетарским энтузиазмом и труда заключенных. «Режим экономии», необходимый для построения социализма, отражался на всем — жилье, еде, зарплате. Государство создало систему жесткой эксплуатации населения, ограничив его потребление.


* * *

Известно, что Петербургскую академию наук в России создавали немцы. Даже заседания академии проходили на немецком языке, несмотря на возражения академика М.В. Ломоносова. С еще петровских времен повелось, что основным иностранным языком в области науки и техники в России был немецкий. Вся техническая литература конца XIX — начала XX века была переводной с немецкого. У меня до сего времени сохранились немецкие справочники 30-х годов. Скажу более, это не библиографическая редкость, а руководство к практической деятельности даже сегодня. Если рассматривать русского инженера предреволюционного периода, то он свободно владел бытовым и инженерным лексиконом немецкого языка. Затем шел французский. Что касается английского, то инженер мог лишь объясниться. До 30-х годов Германия была самым передовым в научном отношении государством.

Советско-германское сотрудничество было во время сталинской индустриализации самым интенсивным. Это понятно — Германия, в силу сложившихся результатов Первой мировой войны, первая среди капиталистических стран прорвала экономическую блокаду Советской России. Рапалльский договор 1922 года положил начало взаимному сотрудничеству двух крупнейших европейских, выражаясь современным языком, стран-изгоев, объемы которого увеличились в несколько раз к концу 20-х — началу 30-х годов ХХ столетия. Практически благодаря советско-германскому военно-техническому сотрудничеству были заложены основы ВПК СССР.

На всех значимых промышленных предприятиях СССР стояли немецкие станки, электрооборудование, оптика, горное оборудование. В 1931 году советские закупки составили треть мирового экспорта машин и оборудования, а в 1932 году — половину. Немецкие инженеры и высококвалифицированные рабочие оказали значительную помощь в его пуске и наладке. Стажировки специалистов на предприятиях Германии помогли внедрению новой техники и технологических процессов. Советские предприятия использовали научно-технические достижения Германии для создания мощной конкурентоспособной промышленности. Дефицит сырьевых материалов для промышленности Германии определял ее потребности: ей поставлялись прежде всего стратегические ресурсы: уральские хромовые, марганцевые руды, асбест, магнезит и пр. Кроме того, советские заказы помогли Германии преодолеть экономический кризис.

Подводя итоги, можно сказать, что сотрудничество СССР и Германии было взаимовыгодным. СССР, заимствуя капиталы, технические достижения, организационно-хозяйственный опыт экономически более развитой Германии, смог осуществить форсированную индустриализацию. Оставим за скобками поистине рабское положение расширившегося — благодаря убегающему от коллективизации населению сельскохозяйственной России — русского новоявленного рабочего класса: его численность за годы первых пятилеток увеличилась с 9 до 24 млн человек. А это в свою очередь обострило продовольственную проблему в городах и привело в 1929 году к введению карточной системы. Острейшей была и остается жилищная проблема.


* * *

Первый пятилетний план требовал немедленного решения — своими силами мы не потянем, было решено использовать техническую помощь западных компаний в проектировании объектов пятилетки, но кроме того, «импортировать» архитекторов в Советский Союз. Хотя массовая эмиграция архитекторов в СССР оставалась чисто немецким явлением, другие европейские архитекторы также эмигрировали в течение 30-х годов — обычно по тем же причинам, что и их немецкие коллеги: экономическая депрессия, которая началась в США в 1929 году, достигла в 1930 году и Европы. Приход Гитлера к власти в январе 1933 года был еще одной причиной для этой эмиграции. Но «великие имена» немецкой архитектуры уехали из Германии до этого: Эрнст Май, главный архитектор Франкфурта-на-Майне (1925–1930), Ханнес Мейер, экс-директор немецкой школы Баухауз (1928–1930), и Бруно Таут, главный архитектор строительного объединения Берлина с 1924 года, оставили Германию соответственно в 1930, 1931 и 1932 годах — то есть до того, как нацисты пришли к власти. Еврейское происхождение могло быть решающей причиной эмигрировать лишь для немногих из архитекторов, но именно они были звездами в этом «импортном» списке. Май и Мейер прожили долгую жизнь и покоятся на родине: один в Гамбурге, другой в безвестной деревушке в Швейцарии, а Таут — в Турции, в Анкаре. Источники, которые говорят об эмиграции молодых архитекторов-евреев из Баухауза, считают, что большинство из них переехало в Палестину.

Многие западные архитекторы за все годы существования СССР рассматривали послереволюционную Россию как родину современной архитектуры, где научное планирование регулирует развитие территории, где можно создавать целые ансамбли. Запад же, напротив, своей частной собственностью на землю создавал только трудности, особенно для планировщиков-урбанистов, плюс дополнительно к условиям кризиса предлагал стать безработным (среди архитекторов уровень безработицы достигал 90%). Инновационные подходы к архитектуре, практикуемые в СССР, и прежде всего изменения, с беспрецедентной скоростью происходившие в стране, контрастировали с общим состоянием строительства на Западе. Все это подталкивало их к эмиграции в Россию.

Руководство СССР, и прежде всего А.Луначарский, народный комиссар просвещения, отвечавший еще с ленинских времен за архитектуру, реально представляло необходимость привлечения в страну ведущих западных специалистов архитектурного авангарда, а также фирм, занимающихся проектированием промышленных зданий и сооружений. Выбирая, каких архитекторов приглашать, советские власти исключили зодчих, работающих в классической манере, а они в то время представляли большинство в своей профессии. Здесь встает вопрос: а кто эти выборщики? Об этом можно только догадываться, история имен не сохранила. Естественно, искали архитекторов, которые, казалось, могли понять потребности страны и цели пятилетнего плана. Главное, нужны проекты, которые подходили бы для тиражирования массового производства и массового строительства. Выбирали тех, кто выступает за архитектуру не для «счастливого меньшинства», а для широких масс. Короче говоря, они отбирали архитекторов современного авангардного направления, и личные биографии приглашенных архитекторов и их резюме подтверждают, что советская власть свои намерения выполнила. Эти архитекторы не только искали работу — они были уверены, что их стиль архитектуры будет воспринят как необходимая данность; они приехали в СССР, считая, по определению Эрнста Мая, одного из первых в Западной Европе воплотившего на практике принципы рационализма в масштабах массового строительства, что они едут в СССР осуществить миссию «величайшего национального эксперимента всех времен». Эти убеждения относительно функции архитектуры на данном этапе были одной из причин массовой миграции европейских архитекторов в Советский Союз в 30-е годы.

В тот момент в СССР стремление использовать через индустриализацию необходимый для освоения мировой опыт в решении грандиозных задач развития промышленности и строительства стало решающим. Это была реализация известного ленинского указания: взять все действительно ценное из мировой культуры, науки, техники и организации производства. Отсюда настоятельные требования руководства страны к различным ведомствам систематического широкого использования заграничного опыта, привлечения, особенно в годы первой пятилетки, иностранных специалистов для работы в СССР. Тогда постановление СНК СССР от 1 июня 1928 года предоставило право предприятиям, строительным и проектным организациям вступать в непосредственные контакты с иностранными фирмами в связи со строительством промышленных предприятий и обязало ВСНХ усилить практику привлечения специалистов из-за границы. Мероприятия по использованию заграничного опыта и достижений иностранной техники были определены постановлением СНК СССР от 25 мая 1926 года «Меры привлечения иностранного капитала к строительству в СССР», предоставившим иностранным фирмам льготы в интересах усиления их деятельности. Но для освоения иностранного опыта и его практической реализации необходимо и самим подготовиться.


* * *

Еще до первой пятилетки, начиная с 1925 года, партия большевиков приступила к осуществлению политики индустриализации: был сформирован Цекомбанк, аккумулировавший значительные средства, поступавшие в фонд рабочего жилищного строительства, и ставший с 1930 года координирующим органом по вопросам градостроительства и финансирования строительства социалистических городов; начались закупки технологического оборудования (ответственный Л.Троцкий); созданы десятки проектных организаций, собравших проектировщиков: архитекторов, инженеров, других специалистов. Принятая в СССР благодаря плановой системе уже к 1930 году уникальная организация проектирования в виде государственных проектных институтов не только расставила архитекторов по ведомствам и отраслям экономики и промышленности, она исключала какие бы то ни было неожиданности, креативные сдвиги и свободное проявление личного творчества. Вот мнение московских архитекторов: «У нас в Моспроекте почти нет людей, которые с полной совестью могли бы сказать, что вот на таком-то участке, там-то стоит мною созданное здание».

Только в Москве в проектные организации было собрано 10 000 проектировщиков, в Ленинграде — 9000 (40 проектных организаций), в Харькове — 5500. К 1934 году сеть проектных организаций СССР состояла из более чем 32 000 проектировщиков, не считая организаций Наркомата обороны, НКВД, Наркомхоза и прочих региональных проектных контор. (В СССР к концу 70-х годов эта цифра достигла 800 000 человек, не считая силовых ведомств. В Госплане шутили: «Если на пятилетку остановить все проектные организации, на развитии экономики это не отразилось бы».) Удивительно, откуда нашли столько специалистов для проектирования? Ведь архитекторов и инженеров в России готовило ограниченное количество учебных заведений, по пальцам можно было пересчитать. Вероятно, в это количество были записаны и те специалисты, которых американские инженеры, работавшие в СССР, называли не иначе как «90-day wonders» (90-дневным чудом). Прошедшие трехмесячные курсы инженерной подготовки, они действительно были убеждены в том, что вместе с революционным энтузиазмом являются вполне достойной сменой инженерам старой школы.

Централизованной системе отвечал и возникший в 1928–1929 годах новый тип сооружения — здание проектных организаций. В Харькове, столице Украины, было построено в 1925–1928 годах на площади Дзержинского (с 1996 года — площадь Свободы) известное здание Госпрома (Дом государственной промышленности) — один из первых советских «небоскребов», в котором были размещены более десятка проектных и строительных организаций.

При таком огромном количестве проектировщиков для строительства современной экономики СССР, отвечающей требованиям индустриализации, властями решался и другой вопрос: кому отдать приоритет — Европе, имея в виду Германию, или Америке, то есть США? Ведь следование в фарватере какой-либо технической парадигмы обязывает создавать свою нормативную базу в соответствии с требованиями сегодняшнего дня. В 30-х годах географическая близость уже не имела значения: мир становился глобальным. А со времен революции большевики отдавали предпочтение американской системе. Только с созданием в 1932 году Наркомата тяжелой промышленности (НКТП) под его эгидой стала формироваться единая техническая нормативная база проектирования и строительства. Было усвоено, что строительный устав царской России не отвечает требованиям сегодняшнего дня. Необходимы были не только современные нормы, но и их неукоснительное соблюдение в условиях предстоящего строительства, что и требовалось от руководителей наркоматов, где никакие революционные заслуги ничего не значили перед провалами в проведении политики индустриализации.


* * *

Из тысячи архитекторов, которые приехали работать в Советский Союз в начале 30-х годов, известных имен не более пятидесяти. В то время Советская Россия представлялась страной, где идеи современной архитектуры стали руководящими принципами градостроительства. После возвращения на родину они выступали или писали о своем опыте: Бруно Таут, Питер Беренс, Ханс Пельциг, Эрнст Май... Многие известные немецкие архитекторы были членами созданного в 1923 году в Берлине общества просоветской ориентации «Друзья новой России», а то вообще коммунисты.

Остановимся на деятельности некоторых из уже упомянутых немецких архитекторов.

Бруно Таут (1880–1938) публиковал многочисленные статьи о советской архитектуре в журнале этого общества «Dasneue Russland», а также в «Строительной промышленности» и «Русско-германском вестнике науки и техники». Несколько раз, начиная с 1926 года, приезжал в СССР. Бюро архитектора Таута действовало первоначально в составе Моспроекта, где получило в свое распоряжение проектную группу из 30 сотрудников. В свой первый визит, по приглашению Моссовета, Таут прибыл в статусе «зодчего-советника», участвовал в конкурсе на строительство гостиницы «Москва» и даже котировался на главного архитектора столицы, но что-то не срослось. Большинство из приехавших архитекторов и инженеров — около пятисот — были из Германии, но и другие, которые приехали из Нидерландов, Венгрии и Швейцарии, перед отъездом в СССР определенное время стажировались в Германии.

Литературную помощь, по определению Сталина, осуществляли такие издания, как «Советская Россия сегодня», «Dasneue Russland» и «СССР на стройке», которые представляли картины индустриализации СССР в восторженном изложении, особенно в сравнении с мрачной картиной Запада времен депрессии. Вальтер Гропиус и Эрнст Май, который был в целом аполитичен, говорили в «Dasneue Russland» об СССР положительно. Бруно Таут, запроектировавший многие из социальных комплексов в берлинском регионе, тоже смотрел на СССР в позитивном ключе. Там же, в «Dasneue Russland», рядом со статьями А.Луначарского печатались Моисей Гинзбург, Эрнст Май, Вальтер Гропиус и др. После посещения Луначарским жилищных комплексов, построенных Таутом, его восхищению не было предела: «Это построенный социализм». Таут много путешествовал по Советскому Союзу и находил поддержку среди советских градостроителей своим идеям городской децентрализации, которые были очень схожи с их взглядами.

Эрнст Май (1886–1970) был приглашен Цекомбанком в 1930 году, когда банк уже создал фонд финансирования строительства социалистических городов. На его бригаду возложили обязанности по проектированию жилья в Кузнецке, Прокопьевске, Нижнем Тагиле, Орске, Ленинакане, Макаевке, Щегловске, Хибиногорске и Магнитогорске — последний являлся самым важным для бригады. Отметим, у советских архитекторов такой практики в области урбанистики еще не было. Май и его команда участвовали в разработке градостроительных проектов почти 20 советских городов. Кроме того, им поручили большой объем проектирования жилья, школ и больниц в различных районах Советского Союза, они участвовали в конкурсе на реконструкцию Москвы. В процессе работы к бригаде присоединилось много немецких и немецкоговорящих архитекторов, приехавших в Москву.

Хотя бригада Мая была разбавлена сравнительно большим количеством советских специалистов, в силу своих политических убеждений ее члены как-то не интегрировались в советские коллективы и в целом оставались самоизолированными от советских работников, что делало бригаду, по существу, «иностранной» единицей.

Ханнес Мейер (1889–1954), другой известный архитектор авангарда, один из видных представителей функционализма, родом из Швейцарии. Мейер убежденный марксист, его взгляды находили отражение в его практической деятельности на посту директора Баухауза, что и привело его к отставке. Полностью отвергал идею индивидуального творчества в пользу коллективной работы. Поэтому после увольнения решил переехать в СССР. С февраля 1931 года Мейер главный архитектор Гипровтуза. Вместе с ним приехали семь студентов архитектурного отделения Баухауза (всего приехало около 30 специалистов), из которых он организовал бригаду «Ротфронт». Но уже в 1932 году бригада Ротфронт была расформирована, а ее члены распределены между различными советскими проектными организациями. Некоторые остались в Советском Союзе до конца второй мировой войны, а после вернулись в ГДР.

Мейер проработал в СССР шесть лет, вплоть до 1937 года. Оставаясь преданным пропагандистом советской архитектуры и советского общества, шедевров после себя не оставил. Самыми значительными его работами были два больших градостроительных проекта: план Большой Москвы и в 1933 году — генеральный план развития Биробиджана. Он много путешествовал по всей Западной Европе, читал лекции и писал хвалебные статьи об СССР для международной архитектурной прессы.

Май и Мейер ярко иллюстрируют политический спектр, в котором можно разместить почти всех немецких архитекторов, большинство из которых работали совместно с советскими коллегами и в советских командах. Для многих иностранных архитекторов страна Советов казалась той землей, которую описал В.Маяковский в «Рассказе Хренова о Кузнецкстрое и о людях Кузнецка». На этой земле за четыре года — то есть за годы первого пятилетнего плана (1928–1932) — место дикой природы превратилось в город-сад. Сравнение с Западом времен Великой депрессии 30-х годов возвеличивало образ СССР, где после запуска первого пятилетнего плана безработица уступила место нехватке рабочей силы.


* * *

Учитывая политический климат, существующий между СССР и США в начале 30-х годов — отсутствие дипломатических отношений, рост левых настроений в США из-за Великой депрессии, — сотрудничество между двумя странами на удивление именно в это время достигло наиболее впечатляющих результатов в индустриализации.

И.Сталин в беседе с председателем Торговой палаты США Эриком Джонстоном в 1944 году заявил: «Мы многим обязаны Генри Форду. Он помогал нам строить автомобильные заводы». А далее прозвучало признание в том, что советские люди «многому научились у американцев. Американский опыт был использован при создании советской промышленности». На вопрос Джонстона, кто из американцев больше всего нравится господину Сталину, тот назвал в первую очередь Форда, прибавив: «Да хранит его Господь!»

Как раз в это время, в 1928–1929 годах, техническая помощь компании Форда стала играть ключевую роль в экономическом сотрудничестве, он стал одним из важнейших партнеров СССР. Уже в первые годы после революции большевики не скрывали, что хотят многое копировать из США. Ленин еще в 1918 году вывел формулу: «Советская власть + прусский порядок железных дорог + американская техника и организация трестов + американское народное образование + etc. + etc. = социализм». В 1924 году Сталин в лекции, прочитанной в Коммунистическом университете имени Я.М. Свердлова (будущей ВПШ при ЦК КПСС), подтвердил, что советское государство нельзя построить без американской деловитости.

В романе «Инженеры» (1940) нижегородский писатель А.Патреев так описывает возвратившегося из США инженера Степана Зноевского: «В мягкой шляпе, элегантном заграничном плаще, с трубкой в тонких губах. Его лицо — продолговатое, чисто выбритое, с сизым подбородком, черными изогнутыми, как крылья стрижа, бровями, немного строгое — выражало внутреннюю силу, уверенное, чуточку дерзкое сознание этой силы, которой хватит надолго и для больших дел». Находчивых, прогрессивных русских называли русскими американцами, и вообще слово «американец» стало синонимом слова «инженер». Начальник Кузнецкстроя С.М. Франкфурт вспоминал, что не раз слышал про металлурга академика И.П. Бардина: «Ваш Бардин — известный американец».

Но главным американцем все же был Альберт Кан — индустриальный архитектор из Детройта. Внедрив «функциональный» тип промышленного здания, планировка которого отвечала принципам поточно-массового производства, его фирма «Albert Kahn Inc.» спроектировала для Форда большинство автомобильных заводов в штате Мичиган и построила ряд крупнейших автомобильных и других промышленных предприятий в США и Канаде. Фирма А.Кана приняла активное участие в проектировании, строительстве и поставке металлоконструкций для первых в России автотракторных заводов — в Сталинграде и Челябинске (1929–1932). По поручению ВСНХ СССР Амторг и А.Кан в 1929 году заключили договор о техническом содействии строительству Сталинградского тракторного завода. Кан на практике доказал, что способен работать в СССР так же, как и в Америке, выполнив проект СТЗ в рекордно короткие сроки, а по сути, «перепривязав» уже построенный завод для Форда в Америке; строительные конструкции для него были изготовлены, смонтированы, промаркированы и разобраны в США, затем перевезены в СССР и в течение шести месяцев заново смонтированы.

Выбор объяснялся еще и тем, что А.Кан, спроектировавший все заводы Форда, был лично с ним связан. Создав высокопроизводительную технологию проектирования промышленных предприятий, позволявшую его фирме со штатом в 400 человек разрабатывать рабочие чертежи (хотя, как правило, «рабочку» в США выполняют строительные фирмы), как утверждают различные источники, за 7–10 дней, корпуса промышленных предприятий возводили за считанные месяцы. И хотя у меня немалый опыт проектирования, выполнить все проектные работы и тем более рабочие чертежи даже сегодня с применением новейших электронных устройств и программ в такие сроки невозможно. Только занимаясь «привязкой», при повторном применении уже отработанной проектной документации, можно приблизиться к указанным срокам. А ведь в большинстве случаев советская сторона просто не давала необходимых исходных данных — не было ни геодезии, ни геологии на площадку строительства, что ставило под удар все проектирование, а количество переделок одному Богу известно.

Но здесь важно и другое: целью этого договора было тесное сотрудничество с персоналом американской фирмы для обучения советских проектировщиков новейшим американским достижениям и методам проектирования. Разработка документации велась как в Детройте с участием 25 советских инженеров, так и в СССР при участии 25 инженеров из «Albert Kahn Inc.», руководимых Морицем Каном, братом А.Кана. В течение года американские инженеры, часть из которых была на руководящих должностях, работали вместе с сотней советских проектировщиков в отделе промышленной архитектуры Госстройпроекта.

В апреле 1930 года был заключен с Каном новый договор о помощи в проектировании промышленных сооружений на сумму 2 млрд долларов (сегодня равноценную 250 млрд долларов) — цифра для того времени просто фантастическая. По этому договору фирма А.Кана участвовала в проектировании Магнитогорского и Кузнецкого комбинатов, Уралмаша, Азовстали, «Шарикоподшипника» в Москве, Краматорского, Челябинского тракторного и других заводов. Именно фирма «Albert Kahn Inc.» создала в СССР школу передового индустриального проектирования, благодаря чему Промстройпроект, созданный путем слияния нескольких проектных организаций, включая Госстройпроект, долгие годы оставался флагманом проектирования промышленного строительства в СССР.

Подписанный контракт действовал до марта 1932 года, пока не закончилось сотрудничество с советскими властями. В итоге трехлетней совместной работы «Albert Kahn Inc.» участвовала в проектировании 520 (!) промышленных предприятий в Советском Союзе. Кроме этого, фирма курировала работу около 3000 проектировщиков в Москве, Ленинграде, Харькове, Киеве, Днепропетровске, Одессе, Свердловске и Новосибирске.

Из всех заграничных контрактов, действовавших с 1930 по 1945 год, 64% были заключены с американскими фирмами и лишь 15% с немецкими. Все крупные индустриальные проекты первой пятилетки ориентировались на американские образцы. Нижний Новгород, где возводился автомобильный завод, называли советским Детройтом. Проектирование и строительство ГАЗа осуществила фирма «Austin Company», но технология и монтаж оборудования выполнялись под руководством «Ford Motor Company». Фордом был создан и АЗЛК (тогда имени КИМ), ибо слово «Форд» не только синоним автомобиля, но и мобильности. Оба металлургических комбината, в Магнитогорске и Кузнецке, призванные превзойти крупнейший в мире металлургический завод «United States Steel Corporation» в Гэри (штат Индиана), строили американские фирмы «McKee» и «Freyn». Днепрогэсу при активной помощи Хью Купера, построившего в США плотину Вильсона в Теннесси и крупнейшую в то время в мире плотину на реке Колорадо, предстояло затмить ранее созданное.

В конце 20-х — начале 30-х годов, во время индустриализации, любовь к Америке достигла апогея. Вершиной развития специалиста был признан американский инженер — его образ фигурировал в советской пропаганде, кинофильмах, речах наших лидеров. Американцы в этих произведениях помогают победить даже старых «царских специалистов из бывших», на смену им идет обученный, целеустремленный «новый русский американец». Кан из тысячи иностранных архитекторов в СССР стал широко известен советскому населению. Во время Отечественной войны Филип А. Адлер из «Detroit News» писал из Сталинграда: «имена Генри Форда и Альберта Кана известны каждому ребенку в Сталинграде».

Из всех иностранных архитекторов, которые работали в Советском Союзе, Альберт Кан, видимо, единственный, кому было воздано после смерти в 1942 году. Академик архитектор В.Ф. Веснин направил вдове Альберта Кана в связи с его кончиной телеграмму соболезнования, в которой говорилось, что советские инженеры и архитекторы всегда с теплом будут вспоминать имя талантливого американского инженера и архитектора Альберта Кана.


* * *

К 1933 году в СССР в общих чертах была создана собственная промышленная база средств производства, и Сталин объявил, что с учетом созданной доли государственной собственности в СССР построен социализм. Этим статусным заявлением в какой-то степени руководство страны пыталось объяснить снижение потребности во внешних закупках оборудования. К тому же c приходом к власти национал-социалистов сократились и советско-германские торгово-экономические отношения.

И все же основной причиной свертывания экономических отношений являлась нехватка денег. Начиная с 1932 года платежи стали производиться частично в рублях, хотя до этого расчеты осуществлялись полностью в иностранной валюте. В том же году из-за отсутствия валюты закончилось советско-американское сотрудничество. В этих условиях СССР стал проводить новую политику регулирования торговых отношений с иностранными фирмами. В поисках валюты правительство стало продавать национальные сокровища. Доход от продаж картин из Эрмитажа и других культурных ценностей по демпинговым ценам в условиях экономического кризиса составил не более одного процента от валового дохода страны и на ход индустриализации не оказал серьезного влияния (магазины Торгсина дали в 13 раз больше), зато ущерб национальному культурному достоянию и международной репутации СССР, о чем предупреждали тогда и вспоминают до сих пор, был нанесен значительный.

Нехватка средств усугублялась нерентабельной работой предприятий. Первоначально рассчитывали, что закупленное оборудование через год- два будет давать прибыль, но при отсутствии квалифицированных кадров, плохой организации труда и низкой технологической и производственной дисциплине осуществить эти планы не представлялось возможным. Оборудование либо простаивало, либо выходило из строя. Высок был процент брака: на отдельных предприятиях Москвы он доходил до 65%. Вот отсюда и появляется лозунг: «Кадры, овладевшие техникой, решают всё!»

В результате в годы второй пятилетки крупные закупки для строительства новых предприятий советское правительство осуществляло на уже имеющейся промышленной базе с сокращением объемов импортируемых товаров, отдельных видов оборудования и запасных частей, которые могли быть изготовлены в СССР. Их просто запрещалось заказывать за границей.


* * *

Советская пропаганда всячески принижала роль капиталистических услуг в построении социалистической экономики, признавая мимоходом, что участие иностранных специалистов и рабочих в социалистическом строительстве в СССР в целом необходимо и оправданно, но при этом утверждая, что нельзя и переоценивать их роль в освоении производства, поскольку иностранная помощь была относительно невелика. В результате две противоположные точки зрения на необходимость привлечения иностранного опыта в социалистическое строительство освещались с совершенно разных позиций: оно либо сильно преувеличивалось, либо категорически отрицалось. Конечно, в советской системе того периода еще не было для отечественных СМИ такой цензуры, как в дальнейшем, но рассчитывать на объективность нигде и никогда не приходится.

Иностранная техническая помощь, игравшая решающую роль на ряде вновь строящихся предприятий, зачастую встречала сопротивление. Имело место не столько сотрудничество, сколько ожесточенная борьба новых и старых методов организации строительства и производства, восходящая из недр русского менталитета. Уникальность иностранных специалистов состояла в том, что они являлись носителями иной культуры, ментальности, политических традиций, производственных навыков, бытовых привычек и, в отличие от большинства советских граждан, имели возможность сопоставлять советскую действительность с жизнью на Западе.

В противовес мнению иностранцев о русских рабочих западные специалисты очень высоко оценивали участие в проектировании советских коллег. К примеру, эксперт советской части проекта Днепростроя «Cooper Engineering Company», генподрядчик строительства Днепрогэса, заявил, что расчеты и чертежи этого объекта (архитектор А.Веснин с группой сотрудников) по своей тщательной и безукоризненной разработке превосходят все виденное компанией прежде. А самого Х.Купера обожествляли: первый иностранец, награжденный советским орденом, идеальный тип американского инженера, который не только ценит русский разум, но и является примером для советских инженеров. Благодаря ярким личным качествам он стал прототипом инженера Картера в пьесе Н.Погодина «Темп» (1929) и американского специалиста Э.Клайнса в исполнении В.Я. Станицына в фильме А.Мачерета «Дела и люди» (1932).

Тем не менее в практику вошли многочисленные споры рабочих с «иноработниками», в основном по ускорению сроков строительства и в связи с этим введения в строй машин и оборудования, по замене на стройках и заводах одних материалов другими, — просто настоящий соцреализм 40-х. Некоторую перчинку в эти споры добавляли русские инженеры старой школы: мы, мол, не хуже вас проходили обучение, и лучше вас знаем производство на наших заводах, — негоже нам, русским, слушать нравоучения иностранцев. Иностранные специалисты в свою очередь в долгу не оставались и часто обвиняли в торможении строительства наших рабочих и старых инженеров на том основании, что последние по определению «враги советской власти». Все это приводило к конфликтам. Вот что, по воспоминаниям рабочих, писала «Комсомольская правда» уже в 50-е годы: на Днепрогэсе вызывало негодование требование американских специалистов исключить всякую пыль на скальных поверхностях, которые должны заливаться бетоном. Это естественное требование технологии производства бетонных работ тогда в общественном мнении, включая газету, расценивалось как издевательство и саботаж. И ведь оно побеждало... Сколько государству пришлось заплатить за неоправданные нарушения технологии (русское «авось») и вышедшие из строя по этой причине дорогостоящие машины и механизмы! Идея форсирования просто не могла увенчаться полным успехом.


* * *

Таким образом, причинами конфликтов, с одной стороны, было стремление советских трудящихся любой ценой не сбивать темпы, во что бы то ни стало выполнять плановые задания, вести строительство «широким фронтом» — при трехсменной работе и почти при полном игнорировании норм и западной трудовой этики, основанной на принятой технологии производства; с другой стороны — неприятие иностранными специалистами низкой производственной и технологической дисциплины, выражавшейся в рассмотрении предложений, противоречивших элементарным правилам проведения строительных работ, в пренебрежении правилами технологических процессов, в нерациональном использовании техники, в многократных изменениях заданий на проектирование в сторону увеличения строящихся мощностей. К примеру, в случае с Магнитогорском С.Орджоникидзе вдруг решил построить город на другом берегу реки Урал, в то время как команда Мая уже долгое время работала над генпланом города по ранее выданному заданию.

Такая социокультурная ситуация осложняла адаптацию иностранных специалистов к условиям производственной жизни, а у отечественных прорабов не могла вызвать ничего, кроме отторжения. Эта конфронтация приводила к тому, что многие иностранные специалисты покидали СССР до истечения контрактов, так как их не устраивали недоброжелательное отношение к ним на производстве, низкая производственная дисциплина, вместо выполнения рабочими указаний инженеров — их обсуждение, вмешательство в дела управления, плохие условия труда и быта, отсутствие достойных условий жизни, прописанных в договорах. Полное непонимание порядков и неписаных правил общежития в советской России создавали непреодолимую пропасть между производительными силами крестьянской России и западным менталитетом как в организации системы профессиональной деятельности, так и в общечеловеческих отношениях. Такие противоречия заставляли специалистов отказываться от дальнейшей работы в СССР, порождая «резкое повышение текучести среди иноработников».


* * *

Несмотря на то что все перечисленное осложняло ведение работ, приводило к срыву сроков, страна в итоге многое получила и многому научилась. Привлечение иностранных специалистов вело к успешному, хотя и с недоделками, завершению строительства и реконструкции заводов, к началу выпуска промышленной продукции, повышению производительности труда, борьбе с потерями сырья и материалов и, что давалось весьма трудно, освоению техники и бережному с ней обращению. Но, пожалуй, иностранные специалисты смогли повлиять на отечественных инженеров и практиков в вопросах экономного использования дорогостоящего оборудования и материалов, ведь масса репрессий, устраиваемых НКВД в годы проведения политики индустриализации, основывалась на невыполнении или халатном выполнении тех самых правил, которые уже попали в нормы Наркомтяжпрома, в инструкции по монтажу и эксплуатации оборудования, но ни линейным аппаратом, ни рабочими не выполнялись. Читаешь дневники академика В.И. Вернадского того периода и просто удивляешься, как такое могло быть. Головотяпства хоть отбавляй, и все из лучших побуждений. Как не вспомнить поговорку еще со времен Ивана Грозного, абсолютно относящуюся к русским исполнителям и рационализаторам: «Государство без грозы что конь без узды».

Хотя руководство провозглашало опору на собственные силы в осуществлении индустриализации, тем не менее без внедрения передовых технологий и без систематических закупок техники за границей (как она закупалась и хранилась, что повторилось и в 70-е годы, с появлением «нефтедолларов», это отдельный вопрос), без привлечения опыта и знаний иностранных специалистов добиться желаемых результатов было нельзя. На это нужны были дополнительные средства, которые предполагалось получить путем наращивания экспорта сельскохозяйственных продуктов, сырья и лесоматериалов.

Технико-экономическая отсталость СССР, растущая угроза новой мировой войны побуждали советских лидеров к мобилизации внутренних ресурсов для ускоренного развития тяжелой промышленности и ВПК.


* * *

Неимоверный труд русских рабочих и заключенных вместе с производственным общением инженерного корпуса в период индустриализации с иностранными специалистами и учебой у них дали свои результаты, и они впечатляют.

Сравнительная доля СССР в мировом промышленном производстве (%)

 в 30-х годах[1]

Страна

Годы

1929

1932

1937

1938

США

43,3

31,8

35,1

28,7

СССР

  5,0

11,5

14,1

17,6

Германия

  1,1

10,6

11,4

13,2

Британия

  9,4

10,9

  9,4

  9,2

Франция

  6,6

  6,9

  4,5

  4,5

Япония

  2,5

  3,5

  3,5

  3,8

Италия

  3,3

  3,1

  2,7

  2,9

От начала той эпохи (1929 год) до нападения на СССР Германии (1941 год) прошло всего тринадцать лет, примерно столько, сколько от революции 1917 года до свертывания нэпа, и столько же, сколько от начала горбачевской перестройки (1985 год) до ельцинского дефолта (1998 год). А как разнятся результаты!

За годы первых пятилеток резко вырос экономический уровень СССР, построенные за эти годы фабрики, заводы, комбинаты и обслуживавшие их города, другие поселения и инфраструктуры дали возможность, на фоне экономического кризиса в США (1929 года), увеличить за четыре года (1929–1932) долю СССР в мировом промышленном производстве более чем вдвое, а в 1929–1938 годах сделали экономику СССР второй в мире и первой в Европе. Ряд предприятий, устоявших в годы перестройки и постсоветской либеральной экономики, до сих пор составляют основу нашей промышленности.

Индустриализация привела к колоссальным сдвигам. Была создана современная тяжелая промышленность. Несмотря на огромные издержки, процент ежегодного прироста производства в среднем составлял от 10 до 16%, что было намного выше, чем в развитых капиталистических странах. К концу 30-х годов СССР стал одной из немногих стран, способных производить любой вид промышленной продукции, доступной в то время человечеству. Страна действительно обрела экономическую независимость и самостоятельность.


* * *

Однако уже к началу второй пятилетки, в 1933 году, ситуация стала меняться кардинальным образом не только в отношении иностранных специалистов, работавших в СССР, но и по отношению к иностранному опыту, и процессы эти шли параллельно и в промышленной сфере, и в гражданском строительстве. Декларативно в это время политика «освобождения от иностранных работников» под тем или иным предлогом еще признавалась «неправильным путем», но на местах, видимо, решили, что свой опыт иностранцы передали, а иностранная, западная, архитектура не только нежелательна, но и невозможна в существующих советских условиях. Как говорит сухая статистика, в 1935 году на советских промышленных предприятиях работали 1719 немцев, 871 австриец и только 308 американцев. К концу их пребывания в СССР или после отъезда методы и конкретные результаты работы иностранных специалистов стали подвергаться резкой критике, подавляющее большинство проектов иностранных архитекторов оставалось нереализованным. Как правило, сведение к минимуму значения их вклада в индустриализацию страны стало характерным для советской прессы.

Газеты и журналы буквально пестрели критическими высказываниями в адрес «коробочной» архитектуры, как тогда ее называли. Назревала кризисная ситуация разлада эстетических возможностей новой архитектуры с реальными ожиданиями широких слоев общества. Не последнюю роль в отрицании «новой архитектуры» сыграли и попытки некоторых «максималистов» насильственно через архитектуру — дома-коммуны — изменить бытовой уклад жизни. Все это прикрывалось изменением «эстетического идеала» общества. Такой поворот отражал общую направленность советской политики в отношении иностранных специалистов. Свою миссию по передаче технического и технологического опыта они выполнили, и в их услугах больше не нуждались.

В «Архитектуре СССР» (№ 5 за 1933 год) наносится удар по Э.Маю, разрабатывавшему со своей группой планировку Магнитогорска, Сталинска, Автостроя, Нижнего Тагила: «Основным дефектом проектов архитектора Мая является узкотехнический подход к решению поставленных задач, недоучет социально-бытовых факторов и невнимание к вопросам архитектурного оформления... “Отличительной чертой” этих проектов является культивирование так называемой “строчной застройки” со всеми отрицательными свойствами этой системы».

Как бы желая уменьшить значимость иностранных архитекторов, практически перестали публиковать статьи о международном характере их деятельности. Единственное исключение из этого неписаного правила касалось Ле Корбюзье, которого постоянно хвалили за его архитектуру (здание Центросоюза) и нападали на его предполагаемые политические позиции. Во второй половине 30-х годов легко просматривалась тенденция минимизации вклада иностранных архитекторов, а недоверие к их работе только усилилось. Чтобы положить конец периоду, когда иностранные архитекторы были полезными для индустриализации Советского Союза, в «Архитектуре СССР» (№ 9 за 1937 год) публикуется статья главного инженера проектов А.Мостакова, советского члена команды Мая, под названием «Безобразное “наследство” архитектора Э.Мая». Но когда Мостаков писал эту статью, Май и подавляющее большинство иностранных специалистов уже покинули Советский Союз.

Тема освоения современного зарубежного опыта была фактически полностью закрыта. Последовали отчуждение и разрыв на долгие годы. Лишь к лету 1956 года благодаря Хрущеву и визиту в СССР делегации французских архитекторов отношения между советскими и зарубежными архитектурными обществами были восстановлены.

 

[1] Цит. по: Уткин А.И. Россия и Запад: История цивилизаций. М.: Гардарики, 2000. С. 334.





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0