Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Луна на ветвях

Ксения Ващенко — врач, аспирант кафедры клинической лабораторной диагнос­тики, преподаватель, руководитель литературно-театральной студии «Пятница».
Автор двух книжек — «Сны в траве» (2012) и «Солнечный оберег» (2012). Печаталась в журналах «Отчий край», «Московский вестник», альманахах «Раритет», «Академия поэзии».

Ушедшим поэтам
(отрывок)
1
Как будто ничего не было, и не было горячо,
поедем с тобой по небу, посмотрим через плечо.
а там красота и морось, и что я тебе отдам?
лишь дождь, потерявший голос, идя по твоим следам.

и что ты отыщешь, кроме беспамятства и беды?
и запах цветов и крови ворвется в твои сады,
ударит тебя наотмашь за правду, за свет, за дрожь.
вздохнешь, никого не вспомнишь, лишь воду с лица сотрешь.


2

пахнет розами, что рано
расцвели в моем саду.
птичье звонкое сопрано
не услышу, не найду.
нежно звякнет колокольчик —
станет тишина стеной.
позовет земля: «сыночек?» —
не услышу все равно,
не пойму, не разграничу
тишину, любовь и смерть.
чистое сопрано птичье
будет в облаке звенеть
над бедовой головою.

розу в тишине сорву.
теплый дождь водой живою
опускается в траву.


Колодцы

Колодец 1

В редкий вечер, когда никуда бежать мне не нужно, своей любовью,
По-весеннему сильной, меня душа обрывает на полуслове.
И струится в душу покой и свет, как в колодец, в каменоломню.
А я думаю, что через десять лет не забуду, а что не вспомню:

То, как в мае цветут по ночам сады и луну на ветвях качают,
И предчувствие нежности и беды сердце глупое выключает.
Как какие-то люди вокруг толпой тянут руки, прикроешь веки,
А никто не скажет: «Я здесь, с тобой и в разлуке — с тобой навеки».

Как когда склоняешься над водой, над колодцем, ручьем звенящим,
Очень хочется вспомнить, что стало с той, очарованной настоящим.

В редкий вечер, когда вдруг приходят сны и увидеть их удается,
В них душа в мягком коконе тишины смотрит в небо со дна колодца.


Колодец 2

Сыро, темно, глаз не выколоть, но закрыть.
Где мой герой, за какой горой, до какой поры
Не размыкать мне век, выспрашивать у небес,
Где черный лес, далек в нем ли мой человек?
Нем ли, незряч ли, глух, глуп ли, умен ли, прост,
Горек горячий ключ, тонок хрустальный мост?
Кто там пришел? темно льет чистотел йод.
Молча глядит на дно колодца тело мое.
Кто я тебе? Из нас более кто стерпел?
Песен не пел, спешил, шел в темноте, дрожал,
Ждал твой неровный шаг?
Кто я тебе теперь?
Лихо твое одноглазое иль душа?


Чернозем

Смотри, говорят, вот дерево, вот земля,
Вот давняя правда, забытая меж корней,
Молчание зерен, ласковых слов змея.
А что ты покажешь Богу в финале дней?

Что принесешь в ладонях: вода, люголь,
Кровь или ртуть (но руки потом помой).
Что ты покажешь Богу? Свою любовь,
Слезной мольбы своей соляной помол?

Смотри, говорят, вот дерево, вот трава,
Век не смыкай и листьев прохладу тронь.
А я забываю и музыку, и слова
И маленькой лодочкой складываю ладонь.

И вдруг замолкаю. Ведь все, что мы здесь спасем
И вынесем сквозь апрели и январи, —
Это молчащий теплеющий чернозем
И вздохи зерна, прорастающего внутри.


Брюсов переулок

Я не знаю, что было тогда. (От холода
Запахиваю ворот пальтишка нервно.)

Когда мальчик, живущий все время в городе,
Начинает писать гладкое о деревне,
Ставя березки, как глупую грусть свою,
Хотя лес никогда не видел, а только — сквер,
Мне становится страшно.

Я пишу только то, что чувствую,
Вот сейчас я иду по ночной Москве,
Где когда-то, сбивая брусчаткой туфли,
Шла уставшая, в шляпке, в пальто (как многие).
И сквозь тучи звезды росли и пухли
И срывались с небес сквозь туман под ноги ей.
(Как сейчас: золотые, сырые, спелые,
Млечный путь кленовыми мнится ветками.)

А она спешила, и сердце пело в ней:
Золотой, любимый мой, пьяный, ветреный.
(В этой ночи, морозцем на две распоротой,
Можно, словно в пригоршне, снег нести.)
А она дрожала, но не от холода,
А от затопляющей ее нежности,
Сладкой темноты и безумств ее,
Обреченности, горького одичания.

Я не знаю, что было. Я просто чувствую
Этот холод, и нежность, и то отчаянье.

Переулок Брюсов, листвой всклокоченный,
Выгибает спину шагами длинными,
Возвращая эхом, давно проглоченным:
Золотой, упрямый, родной, любимый мой.

А Москва мне запомнится: снега крошево,
Переулки пустынные, ночь, листва
И горячие слезы по той, из прошлого —
От холодного накатившего одиночества.


Лестница

Случайно сталкиваюсь на лестнице,
Не успеваю вздрогнуть и удивиться.
Дыхание прерывается,
Сердце превращается в солнце.
Господи, как тревожно,
Как нежно и горячо.

Две ступени разницы,
солнце становится птицей,
медленно расправляет крылья,
бьется о костяную клетку,
поет последнюю песню,
как на шипе терновника.
Песня ее поднимается горлом, сладкой тьмой,
нерожденным словом.
Страшно, Господи, но так сладко.

Ведь любовь — это случайно порезаться,
Палец к губам, не обращай внимания, лишь царапина.
Или выбежать на январский снег,
Споткнуться, лечь, как на свежую простыню,
И вспомнить простое «верю» и «не виню».

Это все проносится, я говорю лишь: «Здравствуйте,
А как найти такого-то?» (называю фамилию.)
Получаю ответ, выбегаю на улицу,
На январский снег,
Выдыхаю
             и
               слепну
                        от затопляющих света и красоты.



Выпуск подготовил Игорь НИКОЛЕНКО





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0