Кирилловых Лина. Рыжий
— Апорт! — сказал отец.
Рыжий стремительно бросился. Он, казалось, летел, пружинисто взмывая над землёй — молодой и здоровый питомец, счастливый оттого, что с ним играют. Дочь улыбалась, с трудом скрывая радость. Ещё бы. Уговорила, умолила, разжалобила: да и не вышло бы ей забыть эти янтарные глаза, которые темнели тогда бесконечно тоскливой печалью. Пусть отец ворчал: «Его воспитывать». Пусть мать кривилась: «Он запачкает дом». Благое, самое доброе дело: спасти из-за прутьев тюрьмы.
— Отлично, — отец был доволен. — Теперь ты можешь бросить, милая.
Рыжий вложил мяч в руку дочери.
— Ищи, — скомандовал отец. — Ну, не знаю… Кролика? У нас должны быть луговые кролики, как думаешь, родная? Ни разу их не видел.
Мать пожала плечами.
— Допустим, он поймает. Тебе на ужин приготовить?
— Да! — воодушевился отец.
Рыжий стал красться.
Он был ещё неумел — не приучен. Неосторожно ступив, вспугнул в летней поросли птицу. Птица жила здесь, в траве за оградой, кормилась и высиживала яйца, и до сих пор никто на неё не охотился. Она заклекотала, тяжело маша крыльями. Рыжий, вытянувшись, смотрел. Можно было подумать, что питомец глядит с сожалением: упустил добычу.
— Перья и кости, — мать внезапно утешила. — Есть там нечего.
— Сидеть, — произнёс отец. — А теперь… К ноге. Рядом!
Рыжий трусил по дорожке, равняясь на твёрдый шаг отца. Чисто вымытые окна гостиной блестели. Отец взмахивал свободной рукой. В другой он держал чёрный портфель. Просигналив приветствием, проехал на машине сосед. Кудряшка, примостившаяся на пассажирском сидении, что-то увлечённо разгрызала. Рыжий крутанулся и замер, уставившись вслед автомобилю. Отец загоготал. Мать, протирающая подоконник, фыркнула, но добродушно.
— Не пришлось бы его только на ночь привязывать.
— Рыжий не убежит к другим людям, — ответила дочь.
— Я не об этом. А, ладно… Когда придут из службы?
Дочь почесала нос мыльной рукой.
— Завтра. После обеда. Зачем им приходить вообще, мама? Мы ведь не обижаем Рыжего.
— Затем, чтобы он вёл себя правильно.
— Рыжий — хороший.
— Да… да.
Сосед заглушил двигатель у гаража. Он сказал Кудряшке «… вот и дома, девочка» и зашуршал пакетом с покупками.
— Сторожи.
Рыжий лёг на коврик у входной двери. Поджившая ссадина под затылком на шее напоминала про чип. Дочери стало жаль. Она присела рядом на обувную полку.
— Так надо было.
Рыжий беззвучно вздохнул.
— Чтобы ты не потерялся, да?
— Ребёнок, — сказал отец за спиной.
— А?
— Пойдём есть пирог. Мама сделала.
— А Рыжему…
— Вредно.
Рыжий вздохнул ещё раз.
— Ша, — предупредил непонятно отец. — Ну, ступай, милая.
Дочь ушла, шлёпая задником тапок, в столовую.
Отец постоял в пахнущем кремом для обуви сумраке, глядя на коврик и Рыжего. В детстве, когда сам отец был ребёнком, он тоже мечтал о питомце. Однако родители не разрешили. Слишком, говорили, большая ответственность — чья-то взятая на поруки жизнь.
— Она ещё маленькая. Не понимает.
Рыжий безмолвно дёрнул лопаткой.
— Однажды примет, — продолжил отец. — А ты… ты вроде неплохой, да, парень. Всё будет нормально. И, это, пирог…
Рыжий поднял голову.
— Кусок принесу тебе. Ладно.
Офицер специальной службы опустился на ступеньку крыльца. Рыжий смотрел на него очень внимательно. Мать с дочерью ушли в магазин. Отец, опираясь спиной о ворота, неспешно покуривал трубку. Доски будущей будки громоздились кучей у куста сирени. Чемоданчик с инструментами отец поставил здесь же. Он ленился в свой выходной. Долго будет делать, наверное.
— …но на цепь не посадят. Хорошие люди достались, — офицер зевнул и сдвинул фуражку на лоб. — Даже если и цепь. Я тебе вот что скажу, и вам всем говорю, упитомченные… Вы — везучие, да. И соседка твоя. Та, кудрявая. За фальшивки бы ей сидеть лет десять. Ну, а ты… Сам знаешь, аферист. Бегай до седин за мячиком. Ты легко отделался.
— Я знаю, — хрипло сказал Рыжий.
— Так что верность, послушание, преданность.
— В курсе.
— И не забывай про чип. Мне пора.
— Позвонить бы, — Рыжий встряхнулся.
— Нет. Не положено.
— Да хотя бы письмо!
— Нет. Нельзя.
— А, и верно. Зачем. Стыд такой…
— Дурак, — сказал офицер и поднялся.