Как известно, историю пишут победители, а когда последние достигли «победы» путем незаконного переворота и ценой разрушения собственной страны в ходе развязанной ими Гражданской войны, то их версия «истории» априори не будет являться образцом объективности, причем «проигравшая» сторона, безусловно, будет всячески ошельмована.

Так произошло и в России. Захватив власть на рубеже 1917–1918 годов, большевики до поры до времени не скрывали своих взглядов на историческую Россию. Вот, например, что писал видный пролетарский поэт В.Д. Александровский (1897–1934), издавший в советское время 13 книг своих стихов и печатавшийся в «Правде»:

Русь! Сгнила? Умерла? Подохла?
Что же! Вечная память тебе.
Не жила ты, а только охала
В полутемной и тесной избе.
Костылями скрипела и шаркала,
Губы мазала в копоть икон,
Над просторами вороном каркала,
Берегла вековой тяжкий сон...
Бешено, неуемно бешено,
Колоколом сердце кричит:
Старая Русь повешена,
И мы — ее палачи.

На этом фоне наибольшую ненависть большевиков-«победителей» вызывала фигура последнего русского императора. В Большой советской энциклопедии (1-е изд., 1939 год), в статье «Николай II», утверждалось, что император был «ограничен и невежествен», что «до последней минуты Николай II оставался тем, чем был, — тупым самодержцем, не способным понять ни окружающей обстановки, ни даже своей выгоды», и прочие подобные инсинуации.

Позднее, уже не позволяя себе столь откровенных выпадов, различные историки, включая некоторых зарубежных и отечественно-либеральных, описывали императора Николая II как слабовольного, нерешительного, проводившего агрессивную внешнюю политику и проигравшего две войны, противостоявшего реформам и модернизации страны с помощью террора, подбиравшего исключительно неспособных помощников и т.д. и т.п.

Не ограничиваясь личностью императора, советская историческая «наука» придумала следующий «ловкий» прием: соревнование с «застывшим кадром» — Россией 1913 года, намертво закрепив за последней штампы типа «отсталая», «лапотная», «с безграмотным, забитым населением» и т.д. То, что империя, не будь она разрушена, продолжала бы развиваться темпами, зачастую намного превосходившими советские, «историками» просто замалчивалось.

Ниже мы изложим малоизвестные факты, осмыслив которые, как мы надеемся, каждый заинтересованный человек сможет самостоятельно дать оценку, более объективную, чем вышеприведенные, как личности императора Николая II, так и возглавляемой им державы.

Но обо всем по порядку...

Введение

Наследник российского престола великий князь Николай Александрович родился в Царском Селе 6 мая 1868 года[1] (в день Святого Праведного Иова Многострадального). Он был первым сыном императора Александра III (1845–1894) и императрицы Марии Федоровны (урожденной Марии Софии Фредерики Дагмары) (1847–1928), происходившей из Датского королевского дома.

Затем в царской семье родились еще пятеро детей: Александр (1869–1870), Георгий (1871–1899), Ксения (1875–1960), Михаил (1878–1918) и Ольга (1882–1960).

В общей сложности цесаревич Николай Александрович учился 13 лет, из них восемь — по усовершенствованному гимназическому курсу, из которого были удалены «мертвые» языки — латынь и древнегреческий — и заменены основами минералогии, ботаники, зоологии, анатомии и физиологии. К традиционно изучавшимся в царской семье французскому и немецкому языкам был добавлен английский.

Последние пять лет (1885–1890) были посвящены «высшим наукам», по специально написанной программе, соединявшей курс государственного и экономического отделений юридического факультета университета с курсом Академии Генерального штаба.

Экономические науки наследнику преподавал известный русский экономист профессор Н.Х. Бунге, юридические — правовед, писатель и переводчик профессор К.П. Победоносцев, международное право — доктор права М.Н. Капустин, химию — академик Н.Н. Бекетов...

Не менее впечатляющим был список «военных» преподавателей цесаревича. Так, военную географию преподавал начальник Главного штаба генерал Н.Н. Обручев, боевую подготовку войск — генерал М.И. Драгомиров, стратегию и военную историю — начальник Академии Генерального штаба генерал Г.А. Леер, фортификацию — один из крупнейших специалистов в этой области инженер-генерал и одновременно композитор, член «Могучей кучки» Ц.А. Кюи...

Как и полагалось наследнику престола, Николай Александрович в течение нескольких лет прошел стажировку в гвардейских полках: два лагерных сбора в лейб-гвардии Преображенском полку, два — в лейб-гвардии Гусарском и один — в лейб-гвардии Конной артиллерии.

6 августа 1892 года Николай Александрович был произведен в полковники.

Заметим, кстати, что император Николай II питал такое уважение к памяти отца, что отказался когда-нибудь принять более высокий чин в армии, Верховным главнокомандующим которой он являлся в годы Первой мировой войны.

С 1889 года император Александр III привлекал наследника к делам по управлению государством, в том числе к заседаниям Государственного совета и Комитета министров. В программу образования наследника входили путешествия по разным губерниям России, которые он совершил вместе с отцом.

Кроме того, в течение девяти месяцев 1890–1891 годов цесаревич Николай под началом генерала В.А. Барятинского совершил путешествие на Восток, общая длина которого составила более 51 000 км, в том числе 15 000 — по железным дорогам и 22 000 — по морю.

23 октября 1890 года после церковной службы в Гатчине цесаревич Николай с сопровождающими отправился поездом через Вену в Триест, где перешел на борт крейсера «Память Азова».

Из Триеста крейсер направился в порт Пирей, где к экспедиции присоединился племянник императора Александра III греческий принц Георг, граф Корфский (1869–1957).

Дальнейшее путешествие охватило Египет, включая семидневное плавание на яхте по Нилу, Индию, Цейлон, Сингапур, остров Яву, Сиам (Таиланд), Китай и Японию, где чуть было не произошла трагедия.

29 апреля 1891 года цесаревич Николай в сопровождении двух принцев: Георга и Арисугавы Тарухито, а также представителей местных властей совершал поездку из Киото в городок Оцу, расположенный на берегу озера Бива. На обратном пути в Киото наследник российского престола подвергся нападению японского городового Цуда Сандзо, входившего в оцепление, призванное охранять царственного гостя.

Из-за узости улиц Оцу движение происходило с использованием не конных экипажей, а рикш, которым помогали «толкачи». В то время как порядка пятидесяти медленно двигавшихся колясок растянулись по улицам, Сандзо бросился к безоружному Николаю Александровичу и нанес ему внезапный удар саблей, пришедшийся по правой стороне головы, над ухом. Благодаря мгновенной реакции прошедшего фехтовальную подготовку цесаревича удар не стал смертельным, однако вызвал обильное кровотечение. Несмотря на кровь, заливавшую глаза, Николай Александрович сумел уклониться от второго удара, который нападавший наносил уже двумя руками, так что тот лишь вскользь задел лоб. А несколько мгновений спустя проявил находчивость принц Георг, который подбежал к нападавшему сзади и ударом бамбуковой трости, купленной в этот же день, сбил того с ног. На упавшего Сандзо навалились рикши, а затем подоспели и охранники.

Когда преступник был обезврежен, раненый Николай Александрович проявил завидное хладнокровие и даже успокаивал японских чиновников и принца Арисугаву, напуганных произошедшим.

Далее последовали высочайшие извинения с японской стороны, а также следствие, в ходе которого выяснилось, что нападавший принадлежал к воинствующей партии самураев. Тем не менее Цуда Сандзо был судим как фанатик-одиночка, приговорен к пожизненному заключению, но после нескольких месяцев пребывания в тюрьме таинственно скончался (45, 115)[2].

Что же касается цесаревича Николая, то после перевязки на месте инцидента он был доставлен в Киото, где русские врачи наложили ему швы.

По пути из Японии домой наследник сделал остановку во Владивостоке (в мае 1891 года), где заложил первый камень вокзала на конечной станции Сибирской железнодорожной магистрали. Дальнейший путь до Санкт-Петербурга, пролегавший через Сибирь и Урал, занял два с половиной месяца.

Заметим, что, кроме Николая II, ни один русский император ни до, ни после воцарения не посещал Сибирь и Дальний Восток. Возможно, именно поэтому последний русский государь, как никто другой, осознал всю важность расширения пределов влияния России именно на берегах Тихого океана.

Будущая российская императрица Александра Федоровна, урожденная принцесса Виктория Алиса Елена Луиза Беатриса Гессен-Дармштадтская, родилась 6 июня 1872 года.

Она была младшей в семье герцога Людвига IV и урожденной принцессы Алисы Английской (всего — два сына и пять дочерей). Маленькая принцесса являлась всеобщей любимицей, особенно бабушки, английской королевы Виктории I. Близкие называли ее Аликс, а родители величали «наша Санни», то есть Солнышко. В семье хранили память о посещении Дармштадта супругой Александра II императрицей Марией Александровной (1824–1880), которая, увидев маленькую Алису, сказала баронессе А.К. Пилар: «Поцелуйте у нее руку — это ваша будущая императрица» (15, 18).

В 1878 году в Гессене распространилась эпидемия дифтерии. От нее умерли мать Алисы и ее младшая сестра Мэй, после чего большую часть времени Алиса жила в Великобритании, в замке Балморал, и в Осборн-хаусе на острове Уайт.

Алиса, или Аликс, как будет называть ее царственный муж, была необычайно прилежной ученицей. В 15 лет она основательно изучила историю, географию, английскую и немецкую литературу. Она прекрасно пела и виртуозно играла на фортепьяно, хотя и не любила играть на публику.

В июне 1884 года Алиса впервые посетила Россию, когда ее старшая сестра Элла (в Православии — Елизавета Федоровна) в Петербурге сочеталась браком с великим князем Сергеем Александровичем.

Британский журналист и военный корреспондент Р.Вильтон (1868–1925), многие годы проживший в России, писал об императрице: «Едва выйдя из детского возраста, она испытала свою первую, свою единственную любовь. На свадьбе сестры Елизаветы и великого князя Сергея Александровича она увидела молодого цесаревича Николая, наследника российского престола. Любовь вспыхнула вдруг, была взаимна и ни от кого не укрылась» (40, 388).

В течение восьми лет они любили друг друга без надежды на согласие родителей: с обеих сторон брак встречал препятствия по различным причинам.

Отец молодой принцессы не хотел русского брака. Он был в России после убийства Александра II и вынес оттуда тяжелое воспоминание. «“Достаточно с меня одной дочери в этой трагической стране. Я не пущу туда вторую”, — говаривал он. Слова, увы, пророческие, ибо обе там погибли» (40, 389).

В 1889 году Алиса отвергла предложение принца Альберта Виктора, старшего сына принца Уэльского, следующего после самого принца наследника британского трона.

Первоначально против брака Алисы и Николая Александровича были настроены и родители цесаревича, надеявшиеся на союз сына с Еленой Луизой Генриеттой, дочерью Луи-Филиппа, графа Парижского. Однако непреклонность наследника не оставила им выбора, и 8 апреля 1894 года специальным манифестом было объявлено о помолвке цесаревича Николая и Алисы Гессен-Дармштадтской.

В тот же день цесаревич Николай сделал запись в своем дневнике: «8 апреля. Пятница, чудесный, незабвенный день в моей жизни — день моей помолвки с дорогой, ненаглядной моей Аликс... Боже, какая гора свалилась с плеч; какою радостью удалось обрадовать дорогих Мама и Папа. Я целый день ходил как в дурмане, не вполне сознавая, что, собственно, со мной приключилось!.. Даже не верится, что у меня невеста» (57, 37).

Следующие месяцы Алиса изучала русский язык и основы Православия и 10 октября 1894 года приехала в Крым, в Ливадию. Через 10 дней после ее приезда, 20 октября, там же скончался тяжело болевший император Александр III.

21 октября 1894 года был обнародован высочайший манифест о вступлении на престол Николая Александровича Романова (Николая II). Тогда же чиновниками, придворными и в войсках была принесена присяга на верность новому императору.

В тот же день через миропомазание состоялось обращение Гессен-Дармштадтской принцессы в православную веру с именем Александра и отчеством Федоровна (Феодоровна).

Р.Вильтон: «Немецкая принцесса, дочь англичанки, воспитанная в Англии, она стала всеми своими привязанностями русской, ибо человек, которого она глубоко любила до самой смерти, был русский и потому еще, что, став ревностной православной, она почувствовала себя вдвойне русскою. Она научилась писать и говорить по-русски в совершенстве» (40, 392–393).

Спустя неделю после погребения Александра III состоялось бракосочетание императора Николая II и Александры Федоровны. Церемония венчания прошла в дворцовой часовне 14 ноября 1894 года, в день рождения вдовствующей императрицы Марии Федоровны (1847–1928), что позволяло отступление от траура. Свадебные торжества были весьма скромными.

Обмен кольцами по старинному русскому обычаю: жениху — золотое, символизирующее силу солнца, невесте — серебряное, олицетворение луны, отражающей свет дневного светила. Новобрачные должны были испить из одного кубка, наполненного вином и водой, что символизировало их готовность впредь делить и радость, и печаль.

Александра Федоровна в тот вечер написала: «Я твоя, а ты мой, будь уверен. Ты заперт в моем сердце, ключик потерян, и тебе придется остаться там навсегда» (35, 43).

Господь свидетель — так и случилось...

Коронование императора Николая II и императрицы Александры Федоровны состоялось во вторник, 14 мая 1896 года, в Успенском соборе Московского Кремля.

Священнодействие началось в 10 утра на специальном помосте, установленном посреди собора. Непосредственно перед началом коронования император воссел на трон Михаила Федоровича — первого царя из династии Романовых, избранного на царство в далеком 1613 году.

Коронационная церемония длилась пять часов. После продолжительной литургии, которую государь выслушал стоя, началось официальное облачение царя и царицы. Затем Александра Федоровна встала на колени, а митрополит Санкт-Петербургский Палладий (1827–1898) прочел молитву о царе.

Затем уже Николай, один среди стоявшего народа, опустился на колени и совершил моление о России и о русском народе. После помазания святым миром Николай дал присягу править империей и хранить самодержавие как император и самодержец всея Руси.

В последующие дни по всей стране устраивались торжества с раздачей подарков. 18 мая 1896 года празднество проводилось в Москве, на Ходынском поле, и вошло в историю как Ходынка.

В этой статье мы не будем рассматривать три наиболее известные в истории России трагедии, в которых необоснованно был обвинен император Николай II: Ходынка, Кровавое воскресенье и Ленский расстрел. Подробно о них, а также об их малоизвестных «дублях» в истории СССР можно прочитать в журнале «Москва»: № 9 за 2021 год («Две массовые давки в Москве»), № 7 за 2021 год («Два кровавых января») и № 11 за 2020 год («Два расстрела на реке Лене»).

Возвращаясь к основной теме нашего повествования, отметим, что внешне сдержанная реакция императора Николая II на ходынскую трагедию, давшая повод недоброжелателям или не слишком осведомленным наблюдателям обвинять его в пренебрежении к жизням простых людей, объясняется совершенно иначе.

Государь император Николай Александрович получил воспитание, какое обыкновенно давала среда, в которой он родился и жил. Оно привило ему привычку, ставшую основным правилом поведения: быть всегда ровным, сдержанным, не проявлять своих чувств. Всегда он был ровен, спокоен. Государя никогда не видели ни бурно-гневным, ни оживленно-радостным, ни даже в состоянии повышенной возбужденности.

Генерал Ю.Н. Данилов: «Все жесты и движения императора Николая были очень размеренны, даже медленны. Эта особенность была ему присущей, и люди, близко знавшие его, говорили, что государь никогда не спешил, но никуда и не опаздывал» (4, 213).

Столь исключительное самообладание давало ему силы проводить целые часы за неустанным чтением представляемых докладов и служебных записок. В этом тягостном для него занятии он полагал главное исполнение своего долга и не отступал от него. «Я никогда не позволю себе идти спать, — говорил он, — пока совсем не расчищу моего письменного стола» (36, 365).

Отметим еще один факт: за свое царствование император Николай II ни разу не применил закон «Об оскорблении величества», не лишил свободы в «несудебном порядке», то есть своей волей, ни одного человека.

Скажем несколько слов о дневниках императора, лаконичность записей в которых позволяла недобросовестным историкам упрекать его в черствости. На самом деле и здесь существует весьма простое объяснение.

Дневники императора Николая II сохранились полностью с 1882 года, когда в возрасте 14 лет он впервые начал вести записи, и до 30 июня (13 июля н.с.) 1918 года, когда была сделана последняя запись. Дневники представляли собой 51 тетрадь, вместившие в себя события 36 лет жизни наследника престола, а затем и императора.

Первые записные книжки для наследника изготовлялись по специальному заказу, типографским способом. В них все листы были датированы по дням, их размер не позволял делать обширные записи. Именно это наложило свой отпечаток на стиль дневника с характерным отсутствием пространных рассуждений.

Сразу же после большевистского переворота 1917 года предпринимались попытки опубликовать дневники императора. Значительное количество выдержек из дневниковых записей публиковалось в 20-х годах. Фактически во всех этих публикациях имелись погрешности: допускались купюры, не отмеченные отточиями, допускались смысловые ошибки, неточности в передаче текста (13, 35).

Государь Николай II имел открытое, приятное, «породистое» лицо. Особенными у него были глаза, выразительные, лучистые. Улыбка у царя была мягкая, стеснительная, слегка грустная. Физически он был хорошо развит и обладал большой силой. По свидетельству многих, когда он сжимал руку, некоторые из визави едва не вскрикивали от боли. Кроме того, государь был вынослив и поэтому любил простой физический труд, которого не гнушался.

Когда царская семья жила в Крыму, государь, чтобы испытать обмундирование рядового, надевал солдатскую форму, брал солдатский ранец и ходил так целый день в горах. Он мог пройти гораздо большее расстояние, чем это требовалось от рядового, и возвращался свежим и бодрым.

Однажды после такой прогулки, когда царь возвращался в солдатской форме, часовой не узнал его; пришлось телефонировать дежурному по охране офицеру. Царь наградил часового за хорошую службу часами.

О духовной стороне жизни императора свидетельствует обер-прокурор Святейшего Синода князь Н.Д. Жевахов (1874–1946):

«Что представлял собой государь император?

Это был прежде всего богоискатель, вручивший себя безраздельно воле Божией, глубоко верующий христианин высокого духовного настроения, стоявший неизмеримо выше тех, кто его окружал и с которыми государь находился в общении. Только безграничное смирение и трогательная деликатность, о которых единодушно свидетельствовали даже враги, не позволяли государю подчеркивать своих нравственных преимуществ перед другими... Только невежество, духовная слепота или злой умысел могли приписывать государю все то, что впоследствии вылилось в форму злостной клеветы, имевшей своей целью опорочить его поистине священное имя» (16, 291).

А вот что писал русский публицист, профессор истории С.С. Ольденбург (1888–1940):

«Император Николай II обладал живым умом, быстро схватывающим существо докладываемых ему вопросов, — все, кто имел с ним деловое общение, в один голос об этом свидетельствуют. У него была исключительная память, в частности на лица. Государь имел также упорную и неутомимую волю в осуществлении своих планов. Он не забывал их, постоянно к ним возвращался и зачастую в конце концов добивался своего.

Иное мнение было широко распространено потому, что у государя, поверх железной руки была бархатная перчатка. Воля его была подобна не громовому удару, она проявлялась не взрывами и не бурными столкновениями; она скорее напоминала неуклонный бег ручья с горной высоты к равнине океана: он огибает препятствия, отклоняется в сторону, но в конце концов с неизменным постоянством близится к своей цели» (37, т. 1, 39). А вот мнение о русском царе президента Французской республики Э.Лубэ (1838–1929): «Он предан своим идеям. Он защищает их терпеливо и упорно. У него надолго продуманные планы, которые он постепенно проводит в жизнь. Царь обладает сильной душой и мужественным, непоколебимым, верным сердцем. Он знает, куда он идет и чего он хочет» (52, 96).

Приведем и впечатления людей «из народа», включая представителей революционных партий.

Так, русский писатель и публицист И.Солоневич (1891–1953) поведал о том, как первый раз в своей жизни встретил государя Николая II: «Это было в дни трехсотлетия дома Романовых на Невском проспекте. Я был, так сказать, в состоянии толпы, сквозь которую — без всякой охраны, но с большим трудом — пробивалась коляска государя. Со мною рядом стояли два моих товарища по университету: один — левый эсер, другой — член польской социалистической партии. Над Невским гремело непрерывное “ура” — и оба моих товарища тоже кричали “ура” во всю силу своих молодых легких: обаяние русского царя перевесило партийные программы» (52, 22).

Первые годы правления

Уже в первые годы царствования государь Николай II показал готовность к масштабной модернизации империи.

Так, в феврале 1895 года, вопреки мнению консервативного большинства, он одобряет проект денежной реформы, вводившей так называемый золотой стандарт рубля. Как итог выпускавшиеся главным эмиссионным учреждением страны — Государственным банком бумажные банкноты (кредитные билеты) по указу от 29 августа 1897 года обеспечивались золотым запасом государства и свободно разменивались на золото.

Автор проекта, министр финансов граф С.Ю. Витте (1849–1915), признавался: «В сущности, я имел за собой только одну силу, но силу, которая сильнее всех остальных, — доверие императора, а потому я вновь повторяю, что Россия металлическим золотым обращением обязана исключительно императору Николаю II» (55, 95).

2 июня 1897 года в России был принят закон «О продолжительности и распределении рабочего времени в фабрично-заводской промышленности». Максимальный рабочий день для мужчин устанавливался в 11,5 часа, а в случае работы в ночное время, а также в субботу и предпраздничные дни — в 10 часов. Для сравнения: во Франции предел рабочего дня составлял 12 часов, в Италии 12-часовой рабочий день был введен лишь для женщин, для мужчин же никаких ограничений не существовало. То же самое было и в Англии, США, Германии и Бельгии. Только в двух странах рабочий день, установленный правительством, был ниже российского: в Австрии — 11 часов, а в Швейцарии — 10,5 часа.

С первых лет правления императора Николая II было продолжено строительство Транссибирской железнодорожной магистрали — Великого сибирского пути. Так, Забайкальская дорога была построена в 1895–1900 годах, Китайско-Восточная — в 1897–1904-х, Кругобайкальская — в 1899–1905-х, Амурская — в 1906–1916-х.

В 1899 году был построен железнодорожный мост через Енисей в Красноярске (автор проекта Л.Д. Проскуряков). Енисейский мост по величине пролетов занял первое место в России и второе в Европе. Модель моста, экспонированная на Всемирной выставке в Париже в 1900 году, была удостоена золотой медали.

Всего на Транссибе было построено 40 тоннелей, около 500 мостов и виадуков, из которых мост через Амур и поныне самый длинный на материке — 2500 метров.

Всего за период 1890–1916 годов Российская империя проложила 53 300 км железных дорог. В целом если их протяженность в 1850 году составляла чуть более 500 км, в 1880 году — 23 426 км, в 1890-м — 32 126 км, то в 1916 году — уже 85 426 км.

Для сравнения: за 72 года (с 1918 по 1990) в СССР было построено 51 375,7 км железных дорог (22).

В целом признано, что в ходе экономического подъема 90-х годов XIX столетия в российской промышленности завершился в основном технический переворот в области энерговооруженности производства. Мощность паровых двигателей фабрично-заводской промышленности России за 1890–1900 годы выросла с 325,1 тыс. л.с. до 1294,5 тыс. л.с., или на 300%. Мировой рекордный уровень роста паровой энерговооруженности труда в 90-х годах XIX века в России составил за десятилетие 178% (против 100% за этот период в США), дав основание С.Г. Струмилину писать о «сверхамериканских темпах» этого процесса в российской экономике (51, 244).

Гораздо менее известна деятельность русского императора на международной арене.

С.С. Ольденбург: «Провидя опасность великой катастрофы, как ее провидели многие, государь, как по своему положению, так и по своим личным свойствам, один оказался в состоянии во весь рост поставить перед миром вопрос о грядущих потрясениях. Нота об опасности вооруженного мира была не практическим политическим ходом; это был вопрос, обращенный к государствам: вы видите опасность, хотите ли вы приложить усилия, чтобы ее предотвратить? И можете ли вы это сделать?» (37, т. 1, 97)

12 августа 1898 года министр иностранных дел граф М.Н. Муравьев (1845–1900) пригласил к себе послов иностранных держав (французского посла — на два часа раньше других, чтобы подчеркнуть особое отношение к союзнице) и обратился к собравшимся с воззванием, ранее утвержденным государем.

Вот некоторые положения этого исторического документа:

«Охранение всеобщего мира и возможное сокращение тяготеющих над всеми народами вооружений являются при настоящем положении вещей целью, к которой должны бы стремиться усилия всех правительств...

Всевозрастающее бремя финансовых тягостей в корне расшатывает общественное благосостояние. Духовные и физические силы народов, труд и капитал отвлечены в большей своей части от естественного назначения и растрачиваются непроизводительно. Сотни миллионов расходуются на приобретение страшных средств истребления, которые, сегодня представляясь последним словом науки, завтра должны потерять всякую цену в виду новых изобретений. Просвещение народа и развитие его благосостояния и богатства пресекаются или направляются на ложные пути...

Положить конец непрерывным вооружениям и изыскать средства предупредить угрожающие всему миру несчастия — таков высший долг для всех государств.

Преисполненный этим чувством, государь император повелеть мне соизволил обратиться к правительствам государств, представители коих аккредитованы при высочайшем дворе, с предложением о созвании конференции в видах обсуждения этой важной задачи...» (37, т. 1, 98–99).

Англия и Германия восприняли идею мирной конференции враждебно, особенно император Вильгельм. Положительные ответы в первый месяц поступили лишь от Италии и Австро-Венгрии.

Интересно, что на Россию обрушилась с критикой европейская левая печать. Карл Каутский (1854–1938), один из лидеров германской социал-демократии, теоретик марксизма и редактор четвертого тома «Капитала» К.Маркса, разразился статьей «Демократическое и реакционное разоружение», в которой обвинил Россию в использовании мирных предложений для маскировки агрессивной политики.

Старались не отставать от зарубежных марксистов и русские либералы: «В кругах интеллигенции были удивлены этим шагом, резко расходившимся с ходячими представлениями об “империализме” и “милитаризме” русской власти» (37, т. 1, 109).

Тогда император Николай II послал за границу для переговоров М.Н. Муравьева и военного министра А.Н. Куропаткина (1848–1925), разрешив им давать следующее толкование ноты от 12 августа: имеется в виду не разоружение, а ограничение дальнейших вооружений; на первой конференции следует хотя бы приступить к осуществлению этой идеи, не задаваясь целью сразу провести ее полностью.

Не добившись положительного результата и на этот раз, 30 декабря 1898 года русский министр иностранных дел обратился к миру со второй нотой, основанной на опыте последних месяцев и сводившей общие предложения от 12 августа к нескольким конкретным пунктам. В сообщении было подчеркнуто, что вопросы двусторонних отношений государств и договоров между ними на конференции рассматриваться не будут.

И это предложение России в мире было воспринято холодно, однако целеустремленность русского царя и его дипломатов привела к результату.

Французский правовед Жан де ла Прадель писал в своей книге о мирной конференции: «Мир был уже поражен, когда могущественный монарх, глава великой военной державы, объявил себя поборником разоружения и мира в своих посланиях от 12/24 августа и 30 декабря. Удивление еще возросло, когда, благодаря русской настойчивости, конференция была подготовлена, возникла, открылась» (37, т. 1, 106).

Местом проведения конференции по предложению России стала резиденция голландского правительства — Гаага.

Предложение о проведении конференции в Гааге в память о Гуго Гроции, голландском государственном деятеле, философе и юристе, заложившем основы международного права, приветствовало голландское правительство, разославшее от своего имени приглашения двадцати европейским и шести внеевропейским странам (США, Мексика, Китай, Япония, Персия, Сиам). Голландия в этот период декларировала курс на государственный нейтралитет, которому идея России соответствовала в полной мере. Датой начала форума в знак уважения к августейшему инициатору конференции  императору Николаю II королева Нидерландов Вильгельмина выбрала день его рождения, 6 мая, в этот день российскому государю исполнялся 31 год. Накануне открытия конференции, 24 апреля 1899 года, император Николай II пожаловал 19-летнюю королеву Вильгельмину Большим крестом ордена Св. Екатерины — высшей женской наградой Российской империи.

Конференция проходила в королевском Лесном дворце с 18 мая по 19 июля 1899 года. После торжественного приветствия королевы делегаты двадцати шести стран (после обретения Норвегией независимости от Швеции она стала 27-й) избрали своим председателем представителя России, посла в Великобритании барона Е.Е. Стааля (1822–1907).

Перед началом форума российские дипломаты выяснили настроения делегаций и убедились, что ведущие игроки останавливать гонку вооружений не намерены. Поэтому барон Стааль предложил сконцентрироваться на поиске путей предупреждения напряженности и межгосударственных столкновений, что было единогласно поддержано.

Мирная конференция прошла без конфронтации участников и завершилась принятием важнейших документов.

Трех деклараций: о запрещении на пятилетний срок метания снарядов и взрывчатых веществ с воздушных шаров или при помощи иных подобных новых способов; о неупотреблении снарядов, имеющих единственным назначением распространять удушающие или вредоносные газы; о неупотреблении пуль, легко разворачивающихся или сплющивающихся в человеческом теле.

Трех конвенций: о законах и обычаях сухопутной войны; о применении к морской войне начал Женевской конвенции 10 августа 1864 года; о мирном разрешении международных споров путем посредничества и третейского разбирательства.

Плодом этой последней конвенции, разработанной русским делегатом профессором Ф.Ф. Мартенсом, явилось учреждение Гаагского международного суда, действующего и поныне.

Таким образом, русский царь стал первым человеком на вершине власти, предложившим разоружаться человечеству, которое до этого только накапливало арсеналы.

Именно поэтому император Николай II, как инициатор Гаагских мирных конференций, посмертно удостоился бюста в штаб-квартире ООН. В родной стране — России, переименованной большевиками в СССР, об этом факте ее новые властители предпочитали не упоминать.

Русско-японская война и первая «революция»

В начале ХХ века продвижение России к незамерзающим морям на Дальнем Востоке столкнулось с противодействием Японии. Безрезультатно исчерпав возможности воздействовать на своего оппонента экономически, Япония — именно Япония, а не Россия — решила прибегнуть к военной силе.

В ночь с 26 на 27 января 1904 года без объявления войны японский флот атаковал русские военные корабли у Порт-Артура.

Графиня В.В. Клейнмихель (1877–1948) свидетельствует: «Со слов сестры Сони, государь был страшно взволнован, получив это известие, но, как всегда, сделал героическое усилие над собой и, когда принимал первые доклады, внешне уже был совершенно спокоен» (19, 232).

27 января был опубликован Высочайший манифест, в котором, в частности, говорилось:

«В заботах о сохранении дорогого сердцу нашему мира нами были приложены все усилия для упрочения спокойствия на Дальнем Востоке. В сих миролюбивых целях мы изъявили согласие на предложенный японским правительством пересмотр существовавших между обеими империями соглашений по корейским делам. Возбужденные по сему предмету переговоры не были, однако, приведены к окончанию, и Япония, не выждав даже получения последних ответных предложений правительства нашего, известила о прекращении переговоров и разрыве дипломатических сношений с Россиею.

Не предуведомив о том, что перерыв таковых сношений знаменует собою открытие военных действий, японское правительство отдало приказ своим миноносцам внезапно атаковать нашу эскадру, стоявшую на внешнем рейде крепости Порт-Артура.

По получении о сем донесения наместника нашего на Дальнем Востоке мы тотчас же повелели вооруженною силою ответить на вызов Японии...»

Так началась война между Российской и Японской империями за контроль над Маньчжурией и Кореей, продлившаяся до сентября 1905 года. Ход войны многократно описан многими историками, потому не будем повторяться, остановив внимание на главном.

Несмотря на ряд поражений русской армии и флота (Порт-Артур и Цусима), трагедии 9 января 1905 года в Петербурге и прокатившейся после этого по стране волны забастовок, в том числе и на военных заводах, Россия почти не ощущала экономических и финансовых затруднений в связи с войной. Урожай 1904 года был обильным, промышленность снова увеличила свое производство. Налоги поступали как в мирное время, а золотой запас Государственного банка вырос за год до 150 млрд рублей и превышал количество банкнот в обращении.

Вместе с тем, несмотря на кажущиеся успехи, Япония находилась в крайне затруднительном положении. Силы японской армии были близки к истощению. Понесенные японцами потери значительно превышали потери русских войск, их было невозможно восполнить. Экономика страны была на грани полного развала.

После года боевых действий возможности России многократно превосходили японские. На майском 1905 года совещании Военного совета великий князь Николай Николаевич доложил, что, по его мнению, для окончательной победы необходимо: около миллиарда рублей расходов, около 200 тысяч потерь ранеными и убитыми и еще один год военных действий. Все перечисленное находящаяся на экономическом подъеме Российская империя с населением 150 миллионов человек могла себе позволить. Но император Николай II принял решение о вступлении в переговоры, уже дважды предлагавшиеся японской стороной.

И 9 августа 1905 года в американском Портсмуте мирные переговоры делегаций России и Японии начались.

Министр финансов, а затем, в 1911–1914 годах, председатель Совета министров Российской империи В.Н. Коковцов (1853–1943) пишет, что император Николай II изучил доклад, детализирующий возможные предложения Японии по подписанию мирного договора: «В самом верху доклада государь написал: “Я готов кончить миром не мною начатую войну, если только предложенные условия будут отвечать достоинству России. Я не считаю нас побежденными, наши войска целы, и я верю в них...” Напротив вопроса о контрибуции: “Россия никогда не платила контрибуций, и я на это никогда не соглашусь”, причем слово “никогда” было три раза подчеркнуто» (20, 69).

В ходе переговоров Япония сняла все неприемлемые для России требования, и 18 августа 1905 года император Николай II издал манифест об окончании войны с Японией: «16 августа японское правительство уступило по всем предъявленным нами условиям и настаивало лишь на возвращении ему той захваченной японскими войсками южной части острова Сахалина, которая уже принадлежала Японии до 1875 года и была уступлена России по взаимному договору того же года. По долгу совести моей перед Богом и перед лицом всей России я не признал возможным подвергать испытанные доблестные войска мои и дорогую нам Родину бесконечным ужасам и жертвам войны ради сохранения части отдаленного острова, уступленного нам Японией в 1875 году, особенно ввиду обязательств, которые японское правительство взяло на себя по отношению этого острова» (33, 120).

23 августа 1905 года Портсмутский мирный договор был подписан. Подписание договора было воспринято японским обществом как унижение и вызвало в Токио массовые беспорядки, в ходе которых «была сожжена резиденция министра внутренних дел, разгромлены 13 церквей, было ранено 500 полицейских и солдат. Количество раненых мятежников оценивается приблизительно в 2 тысячи, убитых — 17, арестованных — в 2 тысячи, обвинения были предъявлены 308 человекам» (1, 370).

Как видим, граждане Японии оценили свою «победу в войне» куда более скептически, в отличие от русских либералов и разномастных марксистов, завопивших о «безоговорочном поражении царизма».

А далее последовал мастер-класс русской императорской дипломатии по работе с бывшим врагом.

Уже в июле 1907 года министр иностранных дел России А.П. Извольский (1856–1919) подписал с Японией соглашение, по которому Япония признавала русское влияние в Монголии и Северной Маньчжурии, соглашение, подтвержденное в 1910 году в новом русско-японском договоре. Оба указанных документа до их подписания были сообщены договаривающимися сторонами своим союзникам — Франции и Англии — и получили их одобрение.

А во время Первой мировой войны Российская империя и Страна восходящего солнца становятся союзниками, и последняя осуществляет крупные поставки в Россию оружия и боеприпасов.

Параллельно с процессом нормализации отношений с Японией 18 августа 1907 года в Санкт-Петербурге тем же Извольским была подписана Англо-русская конвенция, которая разграничила сферы влияния России и Британии в Средней Азии, завершив тем самым складывание Антанты — военно-политического блока России, Великобритании и Франции, противостоящего блоку Центральных держав во главе с Германией и Австро-Венгрией.

Тем временем с начала 1905 года по Российской империи прокатилась волна террора, организованная разного толка революционными партиями.

4 февраля 1905 года на территории Кремля брошенной эсеровским террористом бомбой убит московский генерал-губернатор великий князь Сергей Александрович, а 28 июня на Тверском бульваре также эсером застрелен назначенный вместо него граф П.П. Шувалов.

В сентябре 1905 года уже большевистский вожак В.И. Ленин открыто призывает создавать отряды террористов и забрасывать города Российской империи бомбами:

«Число таких отрядов в 25–75 человек может быть в каждом крупном городе и зачастую, в предместьях крупного города, доведено до нескольких десятков. Рабочие сотнями пойдут в эти отряды, надо только немедленно приступить к широкой пропаганде этой идеи, к образованию этих отрядов, к снабжению их всяким и всяческим оружием, начиная от ножей и револьверов, кончая бомбами, к военному обучению и военному воспитанию этих отрядов.

К счастью, прошли те времена, когда за неимением революционного народа революцию “делали” революционные одиночки-террористы. Бомба перестала быть оружием одиночки-бомбиста... Широкое применение сильнейших взрывчатых веществ — одна из очень характерных особенностей последней войны. И эти, общепризнанные теперь во всем мире, мастера военного дела, японцы, перешли также к ручной бомбе, которой они великолепно пользовались против Порт-Артура. Давайте же учиться у японцев!» (23, 269–270).

Подобные призывы не остались неуслышанными.

Историк А.Гейфман: «За один год, начиная с октября 1905-го, в стране было убито и ранено 3611 государственных чиновников... К концу 1907 года число государственных чиновников, убитых или покалеченных террористами, достигало почти 4500. Если прибавить к этому 2180 убитых и 2530 раненых частных лиц, то общее число жертв в 1905–1907 годах составляет более 9000 человек. Картина поистине ужасающая. Подробная полицейская статистика показывает, что, несмотря на общий спад революционных беспорядков к концу 1907 года (года, в течение которого, по некоторым данным, на счету террористов было в среднем 18 ежедневных жертв), количество убийств оставалось почти таким же, как в разгар революционной анархии в 1905 году» (8, 3–32).

Ради сохранения согласия внутри страны император пошел навстречу требованиям оппозиции.

6 августа 1905 года был подписан Манифест об учреждении Государственной думы и предоставлении ей законодательной власти.

17 октября 1905 года был опубликован Манифест об усовершенствовании государственного порядка, который предоставлял политические права и свободы: свободу совести, свободу слова, свободу собраний, свободу союзов и неприкосновенность личности.

Однако радикальные «революционные» группировки уже почувствовали запах крови — террористические акты не прекратились.

А.Гейфман: «Наихудшие формы насилия проявились только после опубликования Октябрьского манифеста, когда действия радикалов, направленные на ослабление государства вплоть до его падения, превратили страну в кровавую баню... Были дни, “когда несколько крупных случаев террора сопровождались положительно десятками мелких покушений и убийств среди низших чинов администрации, не считая угроз путем писем, получавшихся чуть ли не всяким полицейским чиновником... бомбы швыряют при всяком удобном и неудобном случае, бомбы встречаются в корзинах с земляникой, почтовых посылках, в карманах пальто, на вешалках общественных собраний, в церковных алтарях... Взрывалось все, что можно было взорвать, начиная с винных лавок и магазинов, продолжая жандармскими управлениями (Казань) и памятниками русским генералам (Ефимовичу в Варшаве) и кончая церквами”» (8, 29–30).

В октябре 1905 года в Москве началась забастовка, которая переросла во всероссийскую политическую стачку. 9 декабря на улицах города появились вооруженные боевики, принявшиеся строить баррикады и терроризировать население. Местные власти не сумели навести порядок.

Лишь прибытие 15 декабря в Москву Семеновского полка положило конец восстанию. Боевики стали отступать за город и рассеиваться. 18 декабря после короткого артиллерийского обстрела отрядом семеновцев была занята — без дальнейшего боя — Пресня.

Вопреки рассказам советских историков, никакого ожесточенного сопротивления революционные боевики не оказали. Потери правительственных сил с 9 по 19 декабря составили всего 62 убитых и раненых.

Показательна и реакция горожан, которую хорошо описал один из семеновцев: «Мы вступили в парализованный и терроризированный город, шли по пустынным улицам, изрытым баррикадами. Мертвая тишина прерывалась лишь беспорядочной стрельбой, а через две недели полк выступил из Кремля к Николаевскому вокзалу и с музыкой шел по тем же улицам, встречаемый громадной радостной толпой народа» (1, 383).

В конце декабря 1905 года генерал от инфантерии А.Н. Меллер-Закомельский (1844–1928) получил распоряжение государя — очистить от революционеров Великий сибирский путь. В ночь на Новый год с отрядом всего в 200 человек он выехал из Москвы на экстренном поезде. А уже 9 февраля 1906 года генерал, успешно выполнив приказ, представлял императору свой отряд в Царском Селе.

Столыпин

А теперь поговорим о человеке, внесшем огромный вклад в модернизацию империи, а также в успокоение огромной страны, для чего нам придется еще раз обратиться к теме «революционного» террора.

Человек этот — Петр Аркадьевич Столыпин (1862–1911), муж Ольги Борисовны Нейгард (праправнучки Александра Суворова) и отец шестерых детей.

Послужив в течение четырех лет на посту губернатора Гродненской, а затем Саратовской губерний, 26 апреля 1906 года Столыпин становится министром внутренних дел Российской империи.

А уже 8 июля того же года император Николай II лично настаивает на назначении Петра Аркадьевича председателем Совета министров с сохранением его министерской должности. Столыпин становится самым молодым премьер-министром в истории России.

С первых дней во главе правительства империи Петр Аркадьевич упорно и последовательно проводит экономические реформы, призванные оздоровить ситуацию в стране, вызывая этим резкое раздражение депутатов Государственной думы, в большинстве своем жаждавших «революционных перемен», а также значительной части «элиты», не простившей новому премьеру его молодости.

Тем временем революционный террор продолжается. И Столыпин немедленно становится одной из главных целей «революционеров».

12 августа 1906 года, суббота, был приемным днем Петра Аркадьевича на казенной даче на Аптекарском острове в Санкт-Петербурге. Примерно в 14.30 два террориста, переодетых в жандармскую форму, проникли в первую приемную, где столкнулись с генералом Замятиным, ведшим запись на прием. В этот момент дежурный полицейский Афанасий Горбатенко, заметив, что головные уборы вошедших якобы жандармских ротмистров не соответствуют недавно введенному образцу, поднял тревогу. Террористы бросили бывшие при них портфели с бомбами к следующим дверям.

Произошел страшной силы взрыв. Самих террористов разорвало на куски. Однако вместе с ними погибли еще 27 человек. Тяжело ранено — 33, многие потом скончались.

Дочь Столыпина Мария, чудом не пострадавшая во время теракта, вспоминает:

«Мебель была поломана, но стены и пол были целы, тогда как рядом, в моей комнате, вся мебель была выброшена и лежала в приемной и на набережной. Почти сразу, как только мы вошли в гостиную, услыхали мы снизу голос папа: “Оля, где ты?” Мама вышла на балкон, под которым стоял мой отец, и я никогда не забуду тех двух фраз, которыми они тогда обменялись:

— Все дети с тобой?

И ответ мама:

— Нет Наташи и Ади.

Надо было видеть все описанное, чтобы представить себе, как это было произнесено, сколько ужаса и тоски могут выразить эти несколько слов» (5, 127–128).

И действительно, в числе раненых оказался трехлетний сын Столыпина Аркадий. В числе тяжелораненых — четырнадцатилетняя дочь Наталья. Врачи настаивали на ампутации ног у пострадавшей, но по просьбе Петра Аркадьевича отложили операцию. Быть может, помогли молитвы любящего отца о здоровье дочери, но в конце концов обе ноги девочки удалось спасти. Хотя спустя тринадцать месяцев Наталью вновь оперировали, и ходить на костылях она начала лишь к Рождеству 1908 года.

А в тот кошмарный день на Аптекарском острове чудом не пострадавший Столыпин, глядя на бесформенную груду развалин, которая несколько минут назад была его домом, сказал первому прибывшему на помощь доктору, которым оказался создатель Союза русского народа А.И. Дубровин: «А все-таки им не сорвать реформ!» (39, 73).

При первом приеме после взрыва государь предложил Столыпину большую денежную помощь для лечения детей.

«Ваше величество, я не продаю кровь своих детей, — последовал ответ Петра Аркадьевича» (39, 137).

Коковцов: «Вспоминая все пережитое в то время, я не могу не отметить, что поведение Столыпина в минуту взрыва и то удивительное самообладание, которое он проявил в это время, не нарушив ни на один день своих обычных занятий и своего всегда спокойного и даже бесстрастного отношения к своему личному положению, имели, бесспорно, большое влияние на резкую перемену в отношении к нему не только двора, широких кругов петербургского общества, но и всего состава Совета министров, в особенности его ближайшего окружения по Министерству внутренних дел... После 12 августа отношение к новому председателю резко изменилось; он сразу же приобрел большой моральный авторитет, и для всех стало ясно, что, несмотря на всю новизну для него ведения исключительной важности огромного государственного дела, в его груди бьется благородное сердце, он готов, если нужно, жертвовать собою для общего блага, проявляя и большую волю в достижении того, что он считает нужным и полезным для государства. Словом, Столыпин как-то сразу вырос и стал признанным хозяином положения, который не постесняется сказать свое слово перед кем угодно и возьмет на себя за него полную ответственность» (20, 203–204).

Можно констатировать, что именно взрыв на Аптекарском острове побудил Столыпина ужесточить борьбу с терроризмом.

19 августа 1906 года в чрезвычайном порядке был принят известный закон о военно-полевых судах для гражданских лиц. По большинству дел эти суды приговаривали подсудимых либо к смерти, либо к длительным срокам каторжных работ.

Однако волна террора не спадала: 21 сентября 1906 года — брошенной бомбой смертельно ранен губернатор Симбирска К.С. Старынкевич; 7 ноября — убит полицмейстер Рязани Г.К. Хорото; 9 декабря — в Твери убит член Государственного совета генерал от кавалерии А.П. Игнатьев; 15 декабря — убит омский губернатор Н.М. Литвинов; 27 декабря — убит главный военный прокурор России В.П. Павлов; 25 января 1907 года — убит губернатор Пензенской губернии С.В. Александровский.

В этих обстоятельствах, как верно замечает историк Ричард Пайпс, «никакое правительство в мире не могло бы остаться бездеятельным»; в конце концов, ведь именно революционеры постоянно называли свои действия войной с существующим строем, а объявив войну, они должны были бы ожидать ответных ударов.

16 марта 1907 года Столыпин зачитал правительственную декларацию, содержавшую программу деятельности II Государственной думы на ближайшее время.

Вот как это заседание вспоминал депутат В.В. Шульгин:

«Он [Столыпин] говорил очень спокойно, очень благожелательно, почти ласково... Он отлично знал, кто сидит перед ним, кто, еле сдерживая свое бешенство, слушает его. Он понимал этих зверей, одетых в пиджаки, и знал, что таится под этими низкими лбами, какой огонь горит в этих впавших, озлобленных глазах, он понимал их, но делал вид, что не понимает. Он говорил с ними так, как будто это были английские лорды, а не компания “Нечитайл”, по ошибке судьбы угодившая в законодательные кресла вместо арестантских нар. Ни малейшая складка презрения, которое дрожало в его сердце, пережившем Аптекарский остров, не затронула его губ. Спокойный, благожелательный, он с большим достоинством и серьезностью излагал план реформ. Но только он кончил, зверинец сорвался. Боже мой, что это было!

П.А. Столыпин, сидевший на своей бархатной скамье в продолжение всех этих речей, забрызгавших его грязью и пеной бешенства, сидевший совершенно спокойно и безучастно, вдруг попросил слова... Разъяренные и злобные, они не ожидали этого. Они с первой Думы привыкли к безмолвию министров перед революционным красноречием. П.А. Столыпин взошел на кафедру, с виду такой же, как прежде. Бледный, бесстрастный, красивый. Но первые же слова, которые вырвались из его уст, вдруг показали многоголовому зверю, с кем он имеет дело. Я не знаю и не видел, как укрощают зверей, но, должно быть, их укрощают так.

Его ораторский талант, сила, образность и красота сравнений и слов, точно кованных из бронзы, меди и серебра, в этот день еще не развернулись во всей своей силе. Все мягкие металлы, глубокие, нарастающие и звенящие, тогда отсутствовали. В тот день говорила сталь. Он говорил недолго. Несколько слов, холодных, но прозрачных, как лед, слов, которыми он безжалостно сорвал лживую кожу ненужных, лишних и затуманивающих фраз с того одного, что было важно в ту минуту, важно потому, что это одно была правда. Это одно правдивое и страшное была смерть. Четырехсотголовый зверь разными словами, в разных формах, разными способами грозил ему смертью. И не только ему, он грозил смертью всему тому, что защищать и чему служить присягнул министр, своему государю. Они осмелились грозить ему... И после холодных и прозрачных, как льдина, слов, резюмировавших весь смысл их диких речей, сверкнуло вдруг, неожиданно и ослепительно, раскаленное железо:

— Не запугаете!!!

Он сделал неуловимое и непередаваемое движение головой и сошел с кафедры. Маски были сброшены. Зверя пробовали укротить ласковым взглядом, добрыми словами. Зверь не послушался. Тогда укротитель твердой рукой взялся за железо. И зверя укротили» (55, 20–21).

На следующий день после этого выступления государь отослал Столыпину телеграмму: «Глубокоуважаемый Петр Аркадьевич! Прочитал Вашу декларацию и вторую речь. Я пришел в восторг и не мог удержаться от потребности сердца и души Вам это высказать. Помоги и храни Вас Бог. Искренно, глубоко Вас уважающий Николай» (55, 91).

Упомянутый закон о военно-полевых судах действовал только 8 месяцев и прекратил свое существование в апреле 1907 года, в дальнейшем рассмотрение дел о тягчайших преступлениях передавалось в военно-окружные суды, в которых соблюдались все процессуальные нормы производства.

Что касается именно военно-полевых судов, то за время своего существования они вынесли 1102 смертных приговора, из которых 683 были приведены в исполнение (44, 400).

Всего же за 1905–1913 годы в России был казнен 2981 человек (44, 400), что дало повод «революционерам» назвать императора Николая Кровавым.

Согласимся, что и 683 казни за 8 месяцев, и 2981 казнь за 8 лет — это много и достойно всяческого сожаления. Однако, поскольку все познается в сравнении, приведем несколько цифр из советской эпохи.

Так вот, судя по секретной ведомственной статистике НКВД, в 1937–1938 годах органами НКВД (без милиции) были арестованы 1 575 259 человек (87,1% по политическим статьям). 1 344 923 человека были осуждены, в том числе 681 692 приговорены к расстрелу (353 074 — в 1937 году и 328 618 — в 1938 году) (58, 319).

В приведенном советском случае число спасшихся от пули в затылок осужденных было ничтожным. При этом советский суд в глазах советских же людей оставался «самым гуманным в мире».

Тем временем начиная с 1907 года в империи наступало успокоение, вызванное не столько пресловутыми военно-полевыми судами, сколько весьма эффективной экономической политикой Столыпина. То самое успокоение, которое революционеры всех мастей называли эпохой реакции.

10 мая 1907 года, выступая в Думе по вопросу о проводимых реформах, Столыпин завершил свою речь поистине исторической фразой, глубочайший смысл которой мы можем оценить более чем через сотню лет после того, как он ее произнес: «Пробыв около 10 лет у дела земельного устройства, я пришел к глубокому убеждению, что в этом деле нужен упорный труд, нужна продолжительная черная работа. Разрешить этого вопроса нельзя, его надо разрешать. В западных государствах на это потребовались десятилетия. Мы предлагаем вам скромный, но верный путь. Противникам государственности хотелось бы избрать путь радикализма, путь освобождения от исторического прошлого России, освобождения от культурных традиций. Им нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия! (Аплодисменты справа)» (54, 96).

И еще из Столыпина: «Я полагаю, что прежде всего надлежит создать гражданина, крестьянина-собственника, мелкого землевладельца, и, когда эта задача будет осуществлена, гражданственность сама воцарится на Руси. Сперва гражданин, а потом гражданственность. А у нас обыкновенно думают наоборот...

Итак, на очереди главная задача — укрепить низы. В них вся сила страны. Их более ста миллионов! Будут здоровы и крепки корни у государства, поверьте, и слова русского правительства совсем иначе зазвучат перед Европой и перед всем миром. Дружная, общая, основанная на взаимном доверии работа — вот девиз для нас всех, русских! Дайте государству двадцать лет покоя, внутреннего и внешнего, и вы не узнаете России» (37, т. 2, 51).

Столыпинская реформа устраняла последние остатки крепостного права, крестьяне впервые получали экономическую свободу наравне с другими сословиями. Столыпин готовил для русских крестьян экономическую будущность американских фермеров.

Придя к власти, большевики перечеркнули все усилия Петра Аркадьевича, произведя зверскую «ликвидацию кулачества как класса», лишив крестьян стимула к труду и сделав тем самым сельское хозяйство неэффективным. Достаточно сказать, что после 1972 года СССР ежегодно закупал хлеб и муку в США, Канаде и Аргентине, причем рекордная закупка (47 млн тонн) состоялась в 1985 году.

В начале же ХХ века эффект от проводимых в империи реформ был очевиден.

С 30–40 пудов с десятины в 1908 году урожай зерновых поднялся в 1913 году до 52,7 пуда ржи, 61 — озимой пшеницы, 59 — ячменя, 54,4 — овса. И как результат — всего за 4 года реформ валовый сбор зерна в России поднялся до 4 млрд пудов. В тот же период суммарное производство зерновых в Российской империи было на 28% выше, чем в Аргентине, Канаде и США, вместе взятых. И к 1916 году Россия имела почти миллиард пудов хлебных излишков. Развивались и другие сельскохозяйственные производства: в 1912 году только в Англию было продано масла на 68 млн рублей, что дало золота в 2 раза больше, чем его годовая добыча на приисках в России (41, 308).

И вновь отметим, что в целом земельная реформа была задумана государем. Еще в 1902 году он поручает сразу двум министерствам — финансов и внутренних дел — составить проект земельной реформы.

В том же году, выступая перед представителями дворянства, государь заявил: «В данное время меня наиболее заботит вопрос об устройстве быта и облегчении земельной нужды трудящегося крестьянства при неприкосновенности частной собственности» (55, 98).

А спустя четыре года в России появился премьер-министр, готовый талантливо и творчески воплотить в жизнь волю императора.

Также значимой частью аграрной реформы стало содействие государства добровольному перемещению крестьян на окраины империи — в Сибирь и на Дальний Восток, для чего было создано Переселенческое управление.

Будущие переселенцы снабжались на местах выхода документами («ходячими свидетельствами»), на основании которых производилось их зачисление на новых землях.

Крестьянин получал в собственность участок земли площадью 15 десятин на душу и 40 на семью. Каждой семье выдавалось пособие 200 рублей для перемещения всего хозяйства, включая домашний скот, на новое место. Перевоз осуществлялся за государственный счет в специально оборудованных вагонах. Переселенцы на несколько лет освобождались от налогов. В Сибири были размещены казенные склады земледельческих машин, которыми снабжались по низким ценам переселенцы и местное население (39, 90).

За 300 лет владения Сибирью в ней набралось всего 4,5 миллиона русского населения, за 1895–1910 годы прибыло сразу 3 миллиона, из них в трехлетие 1907–1909 — более полутора миллионов (41, 121).

Не имея возможности даже близко повторить достижения Российской империи в области сельского хозяйства, большевики решили просто скорректировать историю.

Л.Панов: «Фундаментальные исследования столыпинской земельной реформы после ее остановки в 1917 году были направлены на ее дискредитацию, на поиск доказательств того, что она проводилась в интересах “буржуазии и помещиков”... Работа в крупнейших библиотеках Москвы не раз давала повод к выводу, что значительная часть документов, относящихся к столыпинской реформе, подобно инквизиции, уничтожалась большевиками с единственной целью: лишить страну метода завершения перехода от средневековья к цивилизации, а будущих исследователей — неоспоримых доказательств и фактов успеха реформы и поддержки ее большинством крестьянского населения» (39, 11).

И все же свидетельства эффективности реформы Столыпина не исчезли.

А.Н. Яковлев (1923–2005), академик РАН, член Политбюро ЦК КПСС, в своих мемуарах приводит собственный разговор с глубоким старцем, бывшим столыпинским переселенцем, состоявшийся в 1969 году на Дальнем Востоке:

«— Царь — умница, денег не жалел, чтобы русская речь звучала на этих берегах...

— Ну а что вы помните о столыпинской реформе?

— Что помню? Да то, что умнее царя и Столыпина никого не было. И добрее, и щедрее. Хорошо помню, при царе и в армии служил. Жили мы на Украине, земли мало, отец и решился на переселение. Приплыли сюда на пароходе из Одессы. Во Владивостоке встретил нас вице-губернатор.

— Пашите земли сколько вспашете, скотины держите сколько можете, леса рубите сколько нужно, — говорит начальник. — Нам по сердцу богатый мужик; власти гарантируют закупку хлеба, мяса, рыбы, пушнины в любых количествах. О сбыте не думайте, рядом — Китай, Корея. Купцы все продадут. Накормили Европу, накормим и китайцев. Богатейте, меньше пьянствуйте, больше работайте, Богу молитесь!

Каждой семье переселенца бесплатно дали лошадь, корову, ружье, топоры, пилы и еще что-то. Налогов не брали, более того, несколько лет казна платила 10 рублей главе семьи, по 3 рубля — иждивенцам...

— Господи, — перекрестился дед. — Какое время было! На дворе четыре лошади, восемь коров, свиней штук двадцать, кур, гусей, уток — не считано. А какой дом отмахали! А сколько рыбы пересолили, перекоптили! Какие магазины во Владивостоке были! Вспомнить — как во сне...» (65, 60–61).

Деятельность Столыпина во главе правительства была прервана его убийством.

1 сентября 1911 года император Николай II и его премьер-министр присутствовали на спектакле «Сказка о царе Салтане» Римского-Корсакова в Киевском городском театре.

Во время второго антракта полицейский осведомитель Д.Богров дважды выстрелил в Петра Аркадьевича. Мотивы покушения достоверно не установлены и поныне: вылазка террориста-одиночки, теракт, организованный какой-то из «революционных» партий, или попытка противодействия следствию по скандальному «делу Бейлиса», попавшему на контроль главы правительства, — все это требует дополнительного исследования.

Однако, так или иначе, террористы достигли своей цели: несмотря на первоначальные благоприятные прогнозы, медицина и уход близких людей оказались бессильны спасти раненого, и на исходе четвертых суток после ранения, вечером 5 сентября, Столыпин скончался.

Вернувшийся на следующий день, около 6 часов утра, из Чернигова, где он проводил смотр войск, государь прямо с пристани поехал в лечебницу. Преклонив колена перед телом своего верного слуги, государь долго молился, и присутствующие слышали, как он много раз повторял слово «прости» (5, 253).

Когда вскрыли завещание Столыпина, написанное задолго до покушения Богрова, в первых же строках его стояло: «Я хочу быть погребенным там, где меня убьют».

Это желание усопшего было выполнено. 9 сентября при огромном стечении народа Петр Аркадьевич Столыпин был погребен в Киево-Печерской лавре.

Здесь будет уместно развеять миф о якобы назревшем противостоянии императора Николая II и его премьер-министра. Разговоры о том, что государь готовился отправить Столыпина в отставку, причем чуть ли не сразу после Киева, являются домыслами и опровергаются многими документами.

В заключение темы приведем две оценки деятельности великого русского реформатора, данные советским государственным деятелем и германским императором.

А.Яковлев: «Столыпин, возможно, первым в мировой истории понял, что основу политической стабильности и экономического процветания составляет средний класс, который только и может справиться с засильем чиновничества, заставив его служить человеку, а не исключительно собственному эгоизму. После смуты 1905–1907 годов и выборов в I Государственную думу Россия стала страной “правового самодержавия”. Де-юре. Де-факто же она, наряду с США, стала наиболее демократической страной в мире» (65, 64).

Вильгельм II: «Бисмарк был, бесспорно, величайшим государственным деятелем и преданным престолу и своей Родине, но вне всякого сомнения, что Столыпин был во всех отношениях дальновиднее и выше Бисмарка» (41, 192).

И все же, ни в коем случае не умаляя заслуг Столыпина, приведем еще одно мнение, на наш взгляд, наиболее точно отражающее происходившее в России в те далекие годы.

Иван Солоневич: «П.А. Столыпин был убит. Государь продолжал то дело, которое не совсем уж правильно называется Столыпинской реформой, правильнее было бы назвать ее Николаевской реформой, как всегда, медленно и, как всегда, с огромной степенью настойчивости, — ничего не ломая сразу. Но все переделывая постепенно» (52, 201).

Семья

А теперь поговорим о детях, росших в царской семье, о радостях и горестях, связанных с этим.

Фрейлина императрицы А.А. Вырубова (1884–1964) вспоминала, как однажды во время прогулки царской семьи с проезжавшего мимо почтового фургона упал большой ящик. Государь бросился помогать рабочим поднимать его.

«Я спросила его величество, почему он так поступил, ведь было достаточно людей, чтобы поднять ящик. Государь объяснил свой поступок желанием показать детям, что нет недостойной работы и что они ничем не лучше других детей» (36, 195).

«Ничем не лучше» — именно на этом принципе было основано воспитание детей в царской семье.

Вот свидетельство Татьяны Мельник-Боткиной (1898–1986), дочери русского врача, лейб-медика семьи Николая II Евгения Сергеевича Боткина:

«Ее величество, как редкая мать, входила во все мелочи жизни своих детей, выбирая им книги и занятия, распределяя их день, сама читая и работая с ними. Когда кончались уроки, великие княжны шли за рояль или за рукоделия, в которых они были большие мастерицы.

Кроме вышивания, они должны были шить на бедных, так же как и свитские дамы, каждой из которых ее величество поручала набирать в свою очередь 12 дам для изготовления определенного количества теплых и необходимых вещей. Все это отсылалось ее величеству, разбиралось и сортировалось фрейлинами и великими княжнами и рассылалось по приютам или лично им известным бедным семьям» (27).

Историк А.Труайя пишет о великих княжнах: «Ни малейших признаков заносчивости и социального превосходства, с виду не поймешь даже, из какого они сословия. Обыкновенные скромняжечки, отзывчивые и на чужую нужду, и на малейшие знаки симпатии. Всегда опрятно одетые, они в то же время не гнушались ни застелить свою постель, ни принести ведро воды» (57, 461).

О скромности и сдержанности, принятой в царской семье, говорит и такой факт: когда стоял вопрос о назначении дворцового врача, выбор государыни остановился на Евгении Боткине, а не на его знаменитом брате, профессоре Сергее Боткине. По ее мнению, обыкновенный врач заслуживал большего доверия, чем модный и известный.

И еще одно: государыню часто тревожили мысли о будущем ее дочерей, она пролила немало слез, зная, что, как царские дочери, они никогда не смогут выйти замуж по любви, а выбор их должен быть обусловлен политическими или иными подобными соображениями.

30 июля 1904 года в Петергофе появился на свет цесаревич Алексей Николаевич, сын императора Николая II и императрицы Александры Федоровны.

Сам государь записал в дневнике: «30 июля. Пятница. Незабвенный великий для нас день, в который так явно посетила нас милость Божья. В 1¹/₄ дня у Аликс родился сын, которого при молитве нарекли Алексеем. Все произошло замечательно скоро — для меня, по крайней мере. Утром побывал, как всегда, у Мама, затем принял доклад Коковцова и раненного при Вафангоу офицера Клепикова и пошел к Аликс, чтобы завтракать. Она уже была наверху, и полчаса спустя произошло это счастливое событие. Нет слов, чтобы уметь достаточно благодарить Бога за ниспосланное утешение в эту годину трудных испытаний!» (13, 222).

Однако великая радость от рождения наследника вскоре была омрачена наличием у него унаследованной по линии матери болезни — гемофилии.

Вот первое упоминание в дневнике государя о роковой болезни цесаревича:

«8 сентября. Среда. 11 час. Поехал к обедне с детьми. Аликс и я были очень обеспокоены кровотечением у маленького Алексея, которое продолжалось до вечера из пуповины! Пришлось выписать Коровина и хирурга Федорова; около 7 часов они наложили повязку. Маленький был удивительно спокоен и весел! Как тяжело переживать такие минуты беспокойства!» (13, 228).

Болезнь постоянно вызывала кровоизлияния в суставах, причинявшие цесаревичу нестерпимую боль. Для снятия болевых симптомов можно было бы применить морфий, но из-за его разрушительных свойств наследнику его не давали, и он переставал чувствовать боль, только когда терял сознание.

Императрица Александра Федоровна всеми силами старалась утаить от общества болезнь долгожданного и любимого сына. Однако слухи об этой трагедии стали распространяться.

Генерал П.Н. Краснов (1869–1947) вспоминал, как в январе 1907 года государь захотел показать цесаревича Алексея, как шефа, лейб-гвардии Атаманскому полку: «Государь взял на руки наследника и медленно пошел с ним вдоль фронта казаков. Я стоял во фланге своей 3-й сотни и оттуда заметил, что шашки в руках казаков 1-й и 2-й сотен качались. Досада сжала сердце: “Неужели устали? Этакие бабы! Разморились!” Государь подошел к флангу моей сотни и поздоровался с ней. Я пошел за государем и смотрел в глаза казакам, наблюдая, чтобы у меня-то, в моей штандартной вымуштрованной сотне, не было шатания шашек. Нагнулся наш серебряный штандарт с черным двуглавым орлом, и по лицу бородача красавца вахмистра потекли непроизвольные слезы. И по мере того как государь шел с наследником вдоль фронта, плакали казаки и качались шашки в грубых, мозолистых руках, и остановить это качание я не мог и не хотел» (48, 7).

Летом 1907 года царская семья переезжает в Петергоф. Огромный парк со множеством фонтанов, дворцов, укромных павильонов манит цесаревича, которому всего три года, однако ему запрещают убегать туда одному, запрещают принимать участие в детских играх.

«Алексей протестует, иногда отчаянно, против установленных ограничений. При этом у него вырывается: “Почему я не могу быть таким же, как все?!” Не менее мучителен этот вопрос для окружающих, которые не могут дать на него ответ» (59, 79).

В итоге Алексей убегает в запретный и такой милый ему парк. Наверное, он был счастлив в эти мгновения.

Великая княгиня Ольга Александровна, сестра императора Николая II, рассказывает:

«Алексей упал и даже не заплакал — рана на ноге была небольшой. Но после падения начались внутренние кровотечения, и через несколько часов он уже страдал от сильных болей. Царица позвонила мне, и я тотчас же пришла к ней. Это был первый кризис, но вскоре последуют другие. Бедный ребенок лежал, маленькое тело скорчилось от боли, нога ужасно отекла, под глазами — синие круги. Врачи не могли ничем помочь. Лишь испуганно смотрели, как и все мы, и постоянно перешептывались друг с другом. Казалось, ничего нельзя сделать, надежда давно потеряна. Было поздно, и мне посоветовали вернуться домой.

Тогда Аликс [Александра] послала телеграмму Распутину в Петербург. После полуночи тот приехал во дворец. Когда на следующее утро я снова увидела Алексея, то не поверила своим глазам: малыш был не только жив, но и здоров. Температуры как не бывало, глаза ясные и светлые — от опухоли на ноге не осталось и следа! Прошедший ужасный вечер казался кошмарным сном. От Аликс я узнала, что Распутин даже не прикоснулся к ребенку, а лишь стоял у него в ногах и молился...» (59, 79).

Заметим, что Ольгу Александровну ни в коем случае нельзя отнести к поклонникам Распутина.

Комендант дворца генерал-майор В.Н. Воейков (1868–1947): «За одну ночь государь состарился на десять лет: невыносима была мысль о том, что его единственного сына, его любимца Алексея, медицина обрекла на преждевременную смерть или инвалидность. “Неужели во всей Европе нет ни одного специалиста, который мог бы вылечить моего сына? Пусть требует за это что хочет — пусть навсегда останется во дворце! Но Алексей должен быть спасен!” Врачи молчат. Ответ мог быть только отрицательным. Они не могут обманывать императора и должны сознаться, что даже самые именитые специалисты бессильны против гемофилии» (59, 81).

Скажем несколько слов об упомянутом Г.Е. Распутине (1869–1916), чья фигура мифологизирована в огромной степени. Не вдаваясь здесь в излишние подробности, подтвердим многочисленные факты его благотворного влияния на здоровье цесаревича, а заодно и опровергнем наиболее вопиющие домыслы: никаких амурных связей «старца» с императрицей не было, не было «огромного влияния» на принятие решений государем, не было и нажитых взятками «несметных богатств». Распутин был категорически против Первой мировой войны, а его убийство заговорщиками в ночь на 17 декабря 1916 года можно считать «началом Февральской революции 1917 года».

Но вернемся к царской семье. Вот как Н.Д. Жевахов пишет о цесаревиче Алексее: «Я искренне любовался и восхищался им и той непосредственностью, какая была им унаследована от государя. Это был уже большой мальчик, однако совершенно далекий от сознания того положения, какое готовила ему жизнь... В нем не было ничего деланого и искусственного, никаких намеков на тщеславие... Его движения отражали не только безоблачную чистоту, но и задушевность, сердечность и простоту и говорили о тех методах воспитания, какие применялись его мудрой матерью, озабоченной прежде всего нравственной стороною воспитания своих детей...» (16, 74).

С 1912 года наставником цесаревича Алексея становится Пьер Жильяр (1879–1962), окончивший в 1904 году Лозаннский университет, а уже в 1905-м приглашенный преподавать французский язык детям государя Николая II.

Т.Боткина: «При Алексее Николаевиче... появился гувернер-швейцарец месье Жильяр — образованный и удивительно милый человек, которого сразу все полюбили, а Алексей Николаевич завел с ним тесную дружбу и вскоре заговорил по-французски лучше своих сестер...

Помню, как обрадовал моего отца Алексей Николаевич первой обращенной к нему французской фразой.

— Je vous aime de tout mon petit coeur[3], — сказал он ему как-то вечером на прощание» (27).

Вообще, в 1912 году болезнь не переставала преследовать и мучить цесаревича Алексея. И все чаще окружающие слышат его тихую молитву.

“Господи, Боже, помоги мне! Дай мне умереть! Смилуйся надо мной!” И, повернувшись к присутствующим, бормочет: “Ведь правда. Когда я умру, у меня больше не будет боли, тогда у меня ничего не будет болеть — правда?” И просит, чтобы хоронили только в хорошую погоду, “с синим небом надо мной”, и желает себе “маленький каменный памятник в парке”» (59, 181).

Можно представить, как эти слова разбивали сердце его матери. Императрица лично, что для женщин с таким положением в России было не принято, ухаживает за ребенком, хотя рядом находятся три няньки. Позже, во время прогулок царской семьи на императорской яхте, в сопровождение наследника назначаются унтер-офицер гвардейского экипажа (военно-морской части Русской императорской гвардии) И.Д. Седнев (1885–1918) и матрос гвардейского экипажа К.Г. Нагорный (1887–1918), получивший «звание» личного «дядьки» (слуги) цесаревича Алексея.

Завершая ненадолго разговор о семье императора Николая II, приведем мнение генерала В.И. Гурко (1864–1937): «Вообще, более идеальной семейной обстановки, нежели та, которая была в царской семье, представить себе нельзя. На почве общего разложения семейных нравов как русского, так и западноевропейского обществ семья русского самодержца представляла столь же редкое, сколь и сияющее исключение» (36, 354).

Год 1913-й

21 февраля 1913 года исполнилось 300 лет со дня призвания на царство Михаила Федоровича Романова. Трехвековой юбилей династии был отпразднован с большой торжественностью.

В мае 1913 года императорская семья проследовала на пароходе вниз по Волге, посетила Владимир, Нижний Новгород, Ярославль, Суздаль, Ростов, Кострому.

Посол Франции М.Палеолог, который присутствовал на всех романовских торжествах, писал, что в Костроме перед знаменитым Ипатьевским монастырем энтузиазм народа перешел в исступление.

Там же, в Костроме, в присутствии царской семьи на краю высокого обрыва над Волгой был заложен памятник трехсотлетию дома Романовых.

Министр иностранных дел С.Д. Сазонов вспоминал эти дни: «Те, кто не видел этого, не может постичь тот глубокий и искренний энтузиазм, который пронесся над Россией в то время. Романовы, трехсотлетие которых праздновалось в Москве и Костроме, были созидателями современной России со всей ее прошлой славой и ее безграничными возможностями мирного развития и благосостояния в будущем».

Давайте же посмотрим на те реалии и перспективы, что сложились в Российской империи к 1913 году.

Начнем с образования. В годы правления императора Николая II, с 1894 по 1913 год, то есть менее чем в двадцать лет, кредиты, ассигнованные Министерству народного просвещения, с 25,2 млн рублей возросли до 161,2 млн. Сюда не входили бюджеты школ, черпавших из других источников (школы военные, технические) или содержавшихся местными органами самоуправления (земствами, городами), кредиты которых на народное образование возросли с 70 млн рублей в 1894 году до 300 млн рублей в 1913 году (43, 469).

Начальное обучение было бесплатным с начала правления императора Николая II, а с мая 1908 года был взят курс на обязательное начальное образование.

Охват детей школьного возраста образованием непрерывно рос до 1917 года. Несмотря на то что в сельской местности этот процесс отставал от городов, все же к 1915 году в начальных школах центральных губерний европейской части Российской империи обучалось почти 100% мальчиков и примерно 50% девочек (43, 470–471).

Численность профессорско-преподавательского корпуса высших учебных заведений России выросла с 2458 человек в 1898/99 году, до 4477 — в 1913/14 году (44, 349).

Руководитель Центра исследований научно-образовательной политики Института истории естествознания и техники им. С.И. Вавилова РАН Д.Л. Сапрыкин:

«Единая система образования, предполагающая полную координацию общего и профессионального образования, в частности, возможность переходов между общеобразовательными и профессиональными учебными заведениями одного уровня, была сформирована в процессе реформ 1915–1916 годов, проведенных П.Н. Игнатьевым при полной поддержке Николая II. Эти реформы создали стройную единую систему национального образования, включавшую: 1) 3–4-летний цикл начального образования; 2) 4-летний цикл посленачального образования (первые четыре класса гимназий, курс высших начальных училищ или соответствующих профессиональных учебных заведений; 3) 4-летний цикл полного среднего образования (последние классы гимназий или профессиональных средних учебных заведений); 4) высшие учебные заведения университетского или специального типа; 5) систему образования для взрослых, которая стала ускоренно создаваться особенно после принятия “сухого закона” в 1914 году...

Выпускник царской гимназии обычно имел уровень знаний по гуманитарным предметам (языки, историко-филологические, философские дисциплины, право), которого не достигали выпускники соответствующих советских вузов. Гимназический уровень по освоению математики и естественнонаучных дисциплин в СССР достигался только в единичных физико-математических спецшколах» (43, 472–473).

И еще. Любителям порассуждать о «полуграмотной России» полезно будет узнать, что в 1913 году в Российской империи было издано 34 006 различных книг (тиражом 133 миллиона экземпляров) — почти столько же, сколько вышло в том же году в «передовых» США, Англии и Франции, вместе взятых, — 35 367! (49, 85).

Успехи в повышении уровня образованности населения были тесно связаны с успехами в развитии промышленности и инфраструктуры империи.

В 1908 году в Риге был создан автомобильный отдел Русско-Балтийского вагонного завода. Первый автомобиль С24-30 «Руссо-Балт» покинул цех завода 27 мая 1909 года. Несколько модификаций выпускалось вплоть до 1918 года. Российские автомобили были известны всему миру благодаря победам в престижных соревнованиях, например в ралли Санкт-Петербург — Монте-Карло в 1912 и 1913 годах. Не стеснялись отечественного автомобиля и представители российской элиты. Владельцами «Руссо-Балта» были великий князь Константин Константинович, великая княжна Мария Павловна, известный промышленник и финансист А.И. Путилов. В 1910 году два «Руссо-Балта» — К12-20 и С24-40 — были приобретены для двора императора Николая II.

Совершенствуется дорожная сеть. С 1890 по 1910 год в России строится 23 000 км дорог с твердым покрытием. В 1914 году Министерство путей сообщения разрабатывает проект перспективных автомагистралей. Этот «проект носит характер проведения длиннейших магистралей, непрерывно соединяющих большие города. При его осуществлении любой автомобилист может прокатить из Петербурга через Киев в Одессу почти по меридиану, а из Варшавы — почти по параллели в Уфу» (6, 22).

Активно развивается телефонная связь. В 1906 году протяженность телефонных проводов империи составляла 236,1 тыс. км, в 1913 году — 1045,8 тыс. км (6, 23).

К 1910 году телефонную связь получает уже 314 городов, расположенных в самых разных регионах империи. В 1897 году телефонная связь появляется во Владикавказе, в 1904 году — в Омске, в 1906 году — в Новониколаевске (Новосибирске). В 1911 году телефон приходит в Якутск и Бишкек.

Одновременно развивается и почтовая связь. Почтовая служба получает в свое распоряжение автомобили, поезда, речной транспорт. В 1894 году общее число почтовых отправлений составило 502,9 млн, в 1913 году — 2780 млн (в 5,5 раза больше) (6, 23).

Кстати, разбивается о реальные цифры большевистский миф о ГОЭЛРО и мудром Ильиче как родоначальнике отечественной электрификации. В 1913 году в империи было выработано 2 млрд кВт/ч, в 1924-м (последнем году жизни «родоначальника») — 1,6 млрд кВт/ч (6, 48).

К 1916 году в империи действует 273 электростанции общего пользования, не считая более 6000 автономных фабричных. Помимо перечисленных, в 10-е годы появляются и сельские электростанции. К 1917 году действовало не менее 150 электростанций в деревнях Московской, Нижегородской, Тамбовской, Тульской и Владимирской губерний.

К 1917 году в Российской империи действовали 74 железные дороги, паровозы и подвижной состав для которых производили 20 отечественных заводов, в том числе Тверской, еще в начале 900-х годов освоивший выпуск двухэтажных пассажирских вагонов. В 10-е годы начинается электрификация железных дорог. Создаются проекты первых электрифицированных линий в Подмосковье, под Петербургом, на Кавказе и в Крыму. Все это делает Россию крупнейшей железнодорожной державой мира.

Готовые к реализации строительные проекты твердо говорят о намерении развивать собственные территории. Не «вымыть копыта красных коней в теплых водах Индийского океана», не «напоить красных коней водой Вислы и Рейна», о чем будут трубить дорвавшиеся до власти большевики, а упорно и сосредоточенно работать на мирное развитие и неуклонное процветание огромной страны.

Для примера приведем ошеломительный проект, которому не дано было осуществиться из-за революции: Транс-Аляска — Сибирь — железнодорожный путь от станции Канск через Киренск, Якутск, далее через мыс Дежнева на Аляску. Два тоннеля под проливом, один — под русскими водами до острова Ратманова, другой — под американскими. Общая стоимость проекта 470 млн золотых рублей.

Предлагались и проекты строительства метро, начиная с Москвы и Санкт-Петербурга. Например, в 1913 году Московская городская управа разработала собственный проект подземной железной дороги, состоящей из трех подземных диаметров: Таганско-Тверского — от площади Тверская Застава до Калитников, Арбатско-Мясницкого — от Каланчевской площади до Брянского (Киевского) вокзала и Виндавско-Замоскворецкого — от Виндавского (Рижского) вокзала до сегодняшней платформы ЗИЛ. Проект строительства, намеченный на 1914–1920 годы, был утвержден городской управой. Строительству помешала начавшаяся Первая мировая война. Потом добавилась война Гражданская, исход из страны специалистов...

В общем, первая линия метро появилась в Москве только в 1935 году.

Но вернемся в эпоху императора Николая II.

Если доля Российской империи (без Польши и Финляндии) в мировом промышленном производстве в 1900 году составляла 13%, в 1913 году — 13,8%, то в 1929 году доля СССР снизилась до 9%, а в 1990 году составила 12,9% (29, 550).

При этом еще в 1896 году в России вводится законодательное ограничение экспорта сырой нефти за границу. Уровень добычи нефти определяется возможностями ее внутренней переработки. В результате вместо дешевого сырья страна стала экспортировать нефтепродукты во все крупнейшие европейские государства.

Научное обоснование такому подходу к нефти дал Д.И. Менделеев в 1906 году: «Добывать только сырье — значит отказываться от сливок, довольствуясь снятым молоком, потому что сырье само по себе часто не потребляется людьми, и его отправка, переделка и обработка требуют труда не меньшего, чем сама добыча сырья. А так как добывать сырье может и дикарь, ценность своего труда мало ценящий, обработка же производится приемами, доставляемыми образованностью, ценящей свой труд, даже подготовительный, то крупнейшие заработки во всех отношениях достаются на долю лиц обрабатывающих, а не на долю добывателей сырья» (28, 117).

В начале ХХ века Россия находится на втором месте в мире по объему добычи нефти, уступая лишь США. С 1894 по 1916 год добыча нефти в России растет с 5,1 до 9,9 млн тонн. Быстро растет производство бензина — перспективного топлива ХХ века (6, 51).

Нефтяная промышленность обеспечивается специализированным транспортом, растет производство железнодорожных нефтяных цистерн, с 1894 по 1913 год их общее число возрастает с 13 100 до 27 800. Строятся трубопроводы, общая протяженность которых к 1914 году доходит до 1400 км. Трубопровод Баку — Батум (800 км), проложенный в горах Кавказа, к 1914 году самый протяженный в мире.

А вот итог развития за 43 года семи самых развитых стран мира:

ВВП, млн международных долларов (34, 570–571)

Страна	1870	1913
США	98 374	517 383
Великобритания (включая Индию)	235 062	428 860
Российская империя (включая Финляндию)	85 645	238 740
Германия	72 149	237 332
Франция	72 100	144 489
Италия	41 814	95 487
Япония	25 393	71 653

На фоне этих, казалось бы, показательных цифр даже в наши дни часто приходится слышать, что царизм якобы залез в долговую кабалу перед странами Запада, которые инвестировали в Россию крупные капиталы, вывозя часть прибыли.

Конечно, в ХХI веке, когда правительства всех стран мира борются за иностранные инвестиции, подобные обвинения кажутся особенно неоправданными.

Однако посмотрим на следующие две таблицы.

Инвестиции русских акционерных компаний в 1911 году и на 1 мая 1914 года, тыс. руб. (44, 185)

Год	Число компаний	Основной капитал	Прибыль
1911	1390	2 175 132,3	281 671
1914	1977	3 376 780,3	387 111

Инвестиции иностранных акционерных компаний в России в 1911 году и на 1 мая 1914 года, тыс. руб. (44, 186)

Год	Число компаний	Капитал операций	Прибыль
1911	183	410 348,25	28 767,2
1914	230	587 346,60	44 915,7

Как видим, русские акционерные компании по всем показателям превосходят иностранные, так что слово «кабала» здесь явно не соответствует реалиям.

Впрочем, лучший комментарий иностранным инвестициям дал Д.И. Менделеев еще в 1906 году: «Видеть и помнить только уходящие из России дивиденды — значит просто жадничать и лежать как собака на сене. Ведь этот дивиденд на займы или на вложенные капиталы во всяком случае... составит никак не более, вместе со всеми барышами, как 20% в год, Россия же получит за это ежегодно все остальное, не считая единовременного обзаводства, которое израсходуется тоже в России и ее достатки увеличит. По моему мнению, это бьет наповал всех тех, которые горячо будируют против иностранных капиталов, входящих ради промышленности в Россию. Но, сверх этого, надо вновь обратить внимание, во-первых, на то, что возбуждение русской переделывающей промышленности, если она разовьется правильно и широко без постоянных перерывов и сомнений, должен ответить вывоз части продуктов, производимых промышленностью, за границу, что и поправит баланс страны. К этому, следовательно, и должно направлять дела, не страшась непонимающих ворчунов. Во-вторых, не надо же забывать, что так быстро возросшая промышленность С.-А. С. Штатов вся возникла не иначе как при помощи иностранных капиталов, которые быстро в Америке погасились вместе со всеми долгами, оставшимися после внутренней неусобицы. То же будет и у нас, если вместо политиканства мы займемся промышленностью, опираясь на свободы, дарованные государем и вызываемые прежде всего именно надобностью в развитии промышленности» (28, 136).

Вот только большевики не дали русской промышленности развиваться «правильно и широко без постоянных перерывов и сомнений». А следовательно, чтобы объяснить отсутствие собственных достижений, им пришлось придумывать сказку про «закабаленную иностранцами Россию».

Теперь убедимся в том, что именно в те годы в России закладывается основа передовой науки общемирового уровня.

Значимым показателем развития той или иной страны является наличие лауреатов Нобелевской премии. Эта награда стала присуждаться начиная с 1901 года. И уже спустя три года, в 1904-м, Нобелевская премия в области физиологии и медицины была присуждена русскому ученому Ивану Петровичу Павлову (1849–1936), а в 1908-м лауреатом Нобелевской премии в той же области становится Илья Ильич Мечников (1845–1916).

А ведь работали в начале ХХ века в России В.Бехтерев и Г.Россолимо, А.Попов и К.Циолковский, В.Вернадский и Д.Менделеев...

А теперь о менее известном.

10 мая 1904  года в подмосковном Кучине был основан первый в мире Аэродинамический институт. Лишь спустя четыре года, в 1908-м, во Франции была образована лаборатория Эйфеля, в 1912-м — Немецкий институт аэродинамики, а в 1915-м в США — Национальный консультативный комитет по воздухоплаванию, или NACA, позже, в 1958 году, преобразованное в ныне столь известное NASA (Национальное управление по аэронавтике и исследованию космического пространства).

Аэродинамический институт в Кучине, в собственном имении, был основан представителем династии промышленников Рябушинских, совладельцем банкирской фирмы братьев Рябушинских — Дмитрием Павловичем Рябушинским (1882–1962) при содействии основоположника гидро- и аэродинамики Н.Е. Жуковского (1847–1921), ставшего почетным сотрудником института. Затраты на оборудование института составили более 100 000 рублей в 1904 году и дополнительно около 36 000 рублей ежегодно. Все эти средства были выделены лично Д.П. Рябушинским.

Чтобы в полной мере оценить уровень развития науки в Российской империи и ее перспектив, приведем слова самого Д.П. Рябушинского, сказанные им в марте 1914 года в связи с десятилетием работы Аэродинамического института:

«Дальнейшая деятельность... представляется мне в следующем виде: будут продолжены опытные и теоретические исследования в области динамики реальных жидкостей с целью возможно полного заполнения многочисленных пробелов этой молодой науки...

Что касается самого важного практического применения аэродинамики — воздухоплавания, то, по-видимому, все главное, что необходимо было изучить для этого вопроса, уже почти изучено; законы давления относительно потока на крылья известны, законы функционирования гребных винтов также; аэродинамический подсчет летательной машины любых размеров производится теперь легко...

Задача аэродинамического полета разрешена, но на смену ей выдвигается новая, гораздо более трудная и грандиозная проблема — проблема перелета на другую планету.

Блестящие научные завоевания человечества дают право мечтать о том, что и этот вопрос будет когда-нибудь разрешен терпеливыми и преемственными усилиями исследователей, которые увлекутся наличием этой идеи.

В Аэродинамическом институте в Кучине будут также предприняты исследования в этом направлении» (46, 7).

В свете только что сказанного совершенно неудивительно, что в 1909 году русское правительство отклонило предложение американцев братьев Райт, тремя годами ранее поднявших в воздух первый в мире самолет, о покупке их изобретения. Было решено создавать самолет самостоятельно.

И уже 16 июня 1910 года поднял в воздух свой самолет С-2 И.И. Сикорский (1889–1972).

Дальнейший прогресс русского авиастроения вызывает лишь восхищение. В 1913 году обрели жизнь два исключительных для того времени проекта, разработанных в авиационном отделе Русско-Балтийского вагонного завода под руководством Сикорского. 10 мая совершил свой первый полет самолет С-21 «Русский витязь», на котором предусматривалось размещение как двух, так и четырех моторов. А 22 декабря поднялся в воздух четырехмоторный самолет С-22 «Илья Муромец», установивший в дальнейшем ряд рекордов грузоподъемности, числа пассажиров, времени и максимальной высоты полета.

«Илья Муромец» стал первым в мире пассажирским самолетом. Он впервые в истории авиации был оснащен отдельным от пилотской кабины комфортабельным салоном и туалетом. На самолете имелось отопление (выхлопными газами двигателей) и электрическое освещение. 12 февраля 1914 года в воздух были подняты 16 человек и собака, общим весом более 1200 кг. Пилотировал самолет Сикорский лично.

Во время Первой мировой войны более 60 «Муромцев» использовались в качестве бомбардировщиков и показали себя прекрасно.

Одним из первых, кто в полной мере осознал силу, скрытую в атомном ядре, был ученый-естествоиспытатель В.И. Вернадский (1863–1945).

29 декабря 1910 года на торжественном ежегодном заседании Императорской академии наук в Санкт-Петербурге Вернадский зачитал программный доклад «Задачи дня в области радия». Речь шла о настоящем переломе в сознании человечества: «Благодаря открытию явления радиоактивности мы узнали новый негаданный источник энергии. Мы, дети ХIХ века, на каждом шагу свыклись с силой пара и электричества. Мы знаем, как они изменили всю социальную структуру человеческих обществ. А теперь перед нами открываются в явлениях радиоактивности источники атомной энергии, в миллионы раз превышающие все те источники сил, какие рисовались человеческому воображению» (2, 192).

Именно благодаря Вернадскому в 1911 году началось изучение имевшихся в России радиоактивных минералов, поддержанное государством и частными инвесторами. Академия наук направила экспедицию на Урал, Кавказ и в Среднюю Азию для поисков урановых месторождений. Летом 1914 года экспедиция нашла «слаборадиоактивные ванадаты меди и никеля» в Ферганской долине и пришла к заключению, что некоторые из этих месторождений могут разрабатываться в промышленном масштабе.

Средства на начало первого российского атомного проекта дает русский бизнес. Лаборатория Вернадского оснащается оборудованием на деньги фонда Леденцова, созданного на основании завещания крупного предпринимателя Х.С. Леденцова (1842–1907), и обеспечивает, как сегодня принято говорить, инновационные исследования и целые научные направления. На средства Леденцова — все оборудование для нобелевского лауреата академика Павлова, а также Циолковского, Жуковского, Зелинского, Лебедева. Фонд финансирует мозги России. Леденцовское общество будет закрыто в 1918 году по личному распоряжению Ленина (47, 37).

Параллельно с фондом Леденцова работают уже упомянутые братья Рябушинские. В 1913 году Вернадский выступает в доме старшего из братьев — П.П. Рябушинского (1871–1924) по проблеме радия. Речь идет о новых источниках энергии. Рябушинские дают огромные деньги на геологоразведку. 29 июня 1914 года Государственная дума одобряет правительственную смету на радиевые исследования. Все портит начавшаяся через месяц Первая мировая война.

Оценим же по достоинству русских предпринимателей, которые давали деньги на развитие родной страны. Оценим же и последнего русского императора Николая II, во время правления которого в России была создана столь благоприятная ситуация для, говоря современным языком, инвестиций в собственную страну.

А теперь от предпринимателей к работникам. Каков был уровень реальной оплаты труда в России, свидетельствует академик С.Г. Струмилин (1877–1974): «Средний годовой заработок в обрабатывающей промышленности США по цензу 1914 года достигал 573 долларов в год, 11,02 доллара в неделю, или 1,84 доллара в день. В пересчете на русскую валюту по паритету дневной заработок американского рабочего составлял 3 руб. 61 коп. золотом. В России, по массовым данным 1913 года, годовой заработок рабочих деньгами и натурой равнялся за 257,4 рабочих дня 300 руб., то есть не превышал 1 руб. 16 коп. в день, не достигая, таким образом, и трети (31,2%) от американской нормы. Отсюда и делались обычно поспешные выводы о резком отставании уровня жизни рабочих России от американских стандартов. Но с учетом сравнительной дороговизны жизни в этих странах выводы получаются другие. При сравнении цен на важнейшие пищевые продукты в России и США оказывается, что в США продукты стоят в три раза дороже, чем в России. Опираясь на эти сравнения, можно сделать вывод, что уровень реальной оплаты труда в промышленности России следует оценить не ниже 85% американского» (43, 444).

Однако, добавляет Струмилин, это без учета более низкой квартирной платы, меньшей тяжести налогового обложения в России и без учета безработицы, гораздо меньшей в России.

И еще. Количество выходных и праздничных дней у русских рабочих было значительно больше, чем в других странах. У промышленных рабочих число выходных и праздников составляло 100–110, у крестьян достигало 140 дней в год. К 1917 году продолжительность рабочего года в России составляла в промышленности в среднем около 250, а в сельском хозяйстве около 230 дней. Для сравнения: в Европе продолжительность рабочего года составляла около 300 дней, а в Англии около 310 (43, 444).

А вот свидетельство Н.С. Хрущева (1894–1971), Первого секретаря ЦК КПСС в 1953–1964 годах: «Я женился в 1914-м, двадцати лет от роду. Поскольку у меня была хорошая профессия (слесарь), я смог сразу же снять квартиру. В ней гостиная, кухня, спальня, столовая. Прошли годы после революции, и мне больно думать, что я, рабочий, жил при капитализме гораздо лучше, чем живут рабочие при Советской власти. Вот мы свергли монархию, буржуазию, мы завоевали нашу свободу, а люди живут хуже, чем прежде. Как слесарь в Донбассе до революции я зарабатывал 40–45 рублей в месяц. Черный хлеб стоил 2 копейки фунт (410 граммов), а белый — 5 копеек. Сало шло по 22 копейки за фунт, яйцо — копейка за штуку. Хорошие сапоги стоили 6, от силы 7 рублей. А после революции заработки понизились, и даже очень, цены же — сильно поднялись» (43, 436).

А теперь о рубле. Русский писатель М.Е. Салтыков-Щедрин (1826–1889) говорил: «Это еще ничего, что в Европе за наш рубль дают один полтинник, будет хуже, если за наш рубль будут давать в морду».

Эту фразу очень любят все, кто скептически относится к достижениям Российской империи. Однако заметим, что многоуважаемый Михаил Евграфович умер до начала правления императора Николая II и никак не мог оценить по достоинству реальное положение дел в начале ХХ века.

Обменный курс валют разных стран к рублю в 1913 году (3, 632)

Наименование монет	Рубли
Гульден Голландии	0,78
Динар Сербии	0,37
Доллар США	1,94
Драхма Греции	0,37
Крона Австро-Венгрии	0,17
Крона Дании, Швеции, Норвегии	0,52
Лев Болгарии / [Лей] Румынии	0,37
Лира Италии	0,37
Марка Германии	0,46
Песета Испании	0,37
Франк Франции, Бельгии,      Швейцарии	0,37
Фунт стерлингов Англии	9,46

Добавим, что «валютный прогноз» Салтыкова-Щедрина вновь стал оправдываться уже при большевиках. Начиная с 1917-го и по 1998 год рубль был деноминирован суммарно в 500 триллионов раз. Именно так: в пятьсот триллионов раз!

Сравнительно хорошо известно об успехах России начала ХХ века в области культуры. И действительно: поэты Серебряного века, И.Бунин и А.Куприн, И.Репин и В.Кандинский, А.Павлова и Т.Карсавина, С.Рахманинов и И.Стравинский... Какое еще государство того времени могло похвастаться такими именами?

Однако все перечисленные люди, составляющие гордость России, вынуждены были покинуть Родину после большевистского переворота.

Всего за годы Гражданской войны 1917–1922 годов из России эмигрировало 2 000 000 человек (64, 19).

При этом нужно учесть, что эмиграция продолжалась и после окончания горячей фазы Гражданской войны. Среди уехавших: И.Сикорский, В.Зворыкин, П.Сорокин, Н.Бердяев...

Сколь примитивным мышлением надо обладать, чтобы, подобно адептам большевизма, всерьез рассуждать, что от отъезда всех этих людей Россия «ничего не потеряла» или даже «только выиграла»?

Возвращаясь к достижениям Российской империи в области культуры, отметим их закономерность. А чтобы доказать это, приведем мнение Федора Ивановича Шаляпина (1873–1938), одного из величайших оперных певцов, также вынужденного покинуть Россию:

«Прежде всего, актеры и вообще все работники и слуги императорских театров были хорошо обеспечены. Актер получал широкую возможность спокойно жить, думать и работать. Постановки опер и балета были грандиозны. Там не считали грошей, тратили широко. Костюмы и декорации были сделаны так великолепно — особенно в Мариинском театре, — что частному предпринимателю это и присниться не могло... На особенной высоте в смысле артистических сил стояли императорские драматические театры, действительно блиставшие плеядой изумительных актеров, живших в одно и то же время. На очень большой высоте стоял императорский балет. Наряду с театрами существовали славные императорские консерватории в Петербурге и Москве с многочисленными отделениями в провинции, питавшие оперную русскую сцену хорошо подготовленными артистами, и в особенности музыкантами.

Существовали и императорские драматические школы. Но исключительно богато была поставлена императорская балетная школа. Мальчики и девочки, в нежном возрасте принимаемые в специальные балетные школы, жили в них все интернами и, помимо специального балетного курса, проходили в самих стенах этих школ еще и общеобразовательный курс по полной гимназической программе. В какой другой стране на свете существуют столь великолепно поставленные учреждения? В России же они учреждены более ста лет тому назад. Неудивительно, что никакие другие страны не могут конкурировать с Россией в области художественного воспитания актера» (61, 50–51).

Именно на эту базу будет опираться советский театр, а также пресловутый «балет», в области которого, согласно поэту Ю.Визбору, «мы [СССР] впереди планеты всей».

Пришло время дать оценку основному показателю успешности любого государства — динамике демографических процессов. И здесь констатируем, что неуклонное повышение уровня жизни в России вело к столь же неуклонному увеличению численности населения, по своим темпам ставшему рекордным в мире.

Ко времени восшествия на престол императора Николая II в России насчитывалось 125 миллионов жителей, двадцать лет спустя уже 175 миллионов, что означало прирост населения на два с половиной миллиона в год (57, 307).

По темпам прироста населения Россия того времени опережала все европейские страны. Кроме того, в России столь же стремительно снижалась динамика смертности.

Все это позволило Д.И. Менделееву сделать следующий прогноз: население Российской империи должно было составлять к 1950 году — 282,7 млн человек, а к 2000-му — 594,3 млн (28, 40).

В реальности население СССР в 1950 году составило 179,22 млн человек. В 2002 году на постсоветском пространстве проживало 286,877 млн. Как видим, ни СССР, ни постсоветское пространство к расчетным цифрам великого русского ученого даже не приблизились.

Интересно, что по отношению к США расчет Менделеева оказался гораздо более точным: там к 1950 году должно было проживать 180 млн (28, 279).

Америка «опоздала» лишь на 10 лет и достигла отметки 179 979 000 в 1960 году.

Добавим ко всему сказанному выше выводы французского историка А.Труайя: «Правление Николая II не то что не знаменовало собой упадок, но, напротив, постоянный рост... С 1897 по 1913 год рост поступлений в казну составил два миллиарда рублей — и это без увеличения налогов, которые оставались самыми низкими в Европе на душу населения. За тот же период сбережения в сберегательных кассах возросли с 360 млн до 2 млрд 200 млн рублей. С 1909 по 1913 год производство железной руды возросло со 175 до 283 млн пудов, стали — со 163 до 300 млн пудов, угля — с 16 до 22 млн; производство хлопка и сахара возросло более чем вдвое, а нефти — на 65%. Число фабрично-заводских рабочих возросло до 3 млн. Их профсоюзные права обрели силу закона в 1906 году. В 1912 году по их инициативе была создана первая система социального страхования. Со всех сторон в страну текли капиталы, пересекая границы. Иностранные инвестиции вскоре превысили 2 млрд рублей. Объем внешней торговли за десять лет возрос вдвое. И агрикультура отнюдь не плелась в хвосте этого триумфального шествия: в 1913 году производство в России основных видов злаков на треть превышало суммарное производство Аргентины, Канады и США. Россия обладала более чем половиной мирового поголовья лошадей. Она поставляла до 50% яиц, экспортируемых для мирового рынка...» (57, 307–308)

Успехи Российской империи не остались незамеченными для авторитетных российских и иностранных наблюдателей тех лет.

Так, главноуправляющий земледелием и землеустройством, один из ведущих участников проведения аграрной реформы А.В. Кривошеин (1857–1921) заявил в 1912 году: «России нужно тридцать лет покоя и мира, чтобы стать самой богатой и процветающей в мире страной» (57, 309).

В 1913 году повторил эту оценку председатель синдикальной палаты парижских биржевых маклеров М.Вернайль, приехавший в Петербург для выяснения условий предоставления России очередного займа и предсказавший неизбежный в течение ближайших 30 лет громадный подъем российской промышленности, который можно будет сравнивать с колоссальными сдвигами в экономике США в последней трети XIX века (44, 4).

В 1914 году французский экономист Эдмон Тери писал: «Если дела у великих европейских наций в 1912–1918 годах будут идти так, как они шли в 1900–1912 годах, то к середине века Россия будет доминировать в Европе как с политической точки зрения, так и с точки зрения экономико-финансовой» (57, 309).

А известный британский писатель Герберт Уэллс (1866–1946), впервые посетивший Москву и Санкт-Петербург в том же 1914 году, после возвращения в Англию предложил ввести русский язык как третий иностранный в английских школах, наряду с французским и немецким.

В заключение этой части скажем несколько слов о проектах П.А. Столыпина в области внешней политики как продолжении политики государя первых лет его правления.

После длительных переговоров с министром иностранных дел С.Д. Сазоновым (1860–1927) Столыпин в мае 1911 года разработал предварительный план создания Международного парламента, в который входили бы все без исключения государства, как большие, так и малые. На рассмотрение парламента должны поступать обращения отдельных государств о тех или иных нуждах или недоразумениях с другими государствами. С такими же просьбами могли бы обращаться и отдельные страны, находящиеся под протекторатом того или иного государства. При парламенте должно быть создано статистическое бюро, которое собирало бы исчерпывающие сведения по каждому государству о количестве и движении населения, о прожиточном минимуме, о росте в каждом государстве промышленных и торговых предприятий, о природных богатствах, о среднем размере вознаграждения рабочих и служащих, о количестве безработных и т.д. (18, 103–104).

Если бы такой орган был образован, то государь и русское правительство не только приняли бы большое участие в создании и работе такого парламента, но и охотно сделали бы что только возможно для помощи тем государствам, которые почему-либо находятся в трудном положении. Россия, обладая исключительно большой территорией и природными богатствами, не нуждается ни в расширении своей территории, ни в эксплуатации, подобно другим государствам, каких-либо колоний и их населения. Россия озабочена лишь тем, чтобы постепенно привести в полный порядок свое государственное управление и улучшить культурное и экономическое положение населения (18, 107).

Столыпин считал, что каждому государству в отдельности периодически приходится переживать трудности финансового и экономического характера. Для разрешения этих проблем мог бы быть создан Международный банк, акционерами которого состояли бы эмиссионные банки всех государств. Такой банк, капитал которого состоял бы из собранных вкладов всех государств, мог бы финансировать или же открывать кредиты как для развития промышленности, так и для благоустройства городов и путей сообщения. При банке мог быть создан экономический совет, который, пользуясь данными статистического бюро при Международном парламенте, в состоянии был бы оказывать большую помощь отдельным государствам и предотвратить те экономические кризисы, которые неизбежны периодически то в одном, то в другом государстве (18, 110).

Кроме того, Международный парламент мог быть полезен для предотвращения большой войны, возможность которой очень беспокоила Столыпина.

Главная роль, которую мог бы сыграть парламент, — это полное запрещение производить и применять такие виды вооружения, цель которых величайшее разрушение и массовое уничтожение населения, дабы заставить правительство своего противника капитулировать перед более мощным государством (18, 108).

Убийство Столыпина в 1911 году притормозило реализацию этих проектов, а уже в 1914-м разразилась Первая мировая война.

Напомним, что Лига Наций (Международный парламент) провела первое заседание 16 января 1920 года. СССР присоединился к Лиге Наций, по сути, задуманной в России, лишь 18 сентября 1934 года, да и то уже 14 декабря 1939 года был исключен из этой международной организации «за развязывание войны с Финляндией».

А Всемирный банк, проект которого также разрабатывался в России, был основан 27 декабря 1945 года. СССР отказался от участия в деятельности как Всемирного банка, так и Международного валютного фонда (начало деятельности — 1 марта 1947 года). Россия стала членом указанных организаций в июне 1992 года.

Учитывая все вышесказанное, оценка исторической России, которую дал генерал М.К. Дитерихс (1874–1937), на наш взгляд, выглядит наиболее точной и емкой: «Периоду царствования династии Романовых скромное Московское государство обязано возвеличением до степени великой Российской державы. За эти 300 лет Россия стала величайшей мировой страной не только по своим размерам, но и по своему государственному и политическому значению. Этим в достаточной мере определяется историческое значение для русского народа периода царствования самодержавной династии Романовых, и этого ее значения из истории России ничто не может исключить...» (9, 217).

Мировая война

Переходя к теме Первой мировой, или Великой, как ее называли современники, войны, отметим, что рассказы о том, будто это царское правительство «втянуло» Россию в ненужную ей войну, не соответствуют действительности.

Историк Р.Пайпс:

«Уже задолго до 1914 года российские государственные деятели имели ясное представление о германских планах в отношении России. Планы эти предполагали расчленение Российской империи и установление экономического господства над ее территориями и территориями прилежащих регионов. Архивные документы... подтверждают, что в политических, военных и деловых кругах Германии падение России и контроль над ее ресурсами считались важнейшими условиями осуществления глобальных германских амбиций. И первостепенной задачей была для Берлина нейтрализация военной угрозы со стороны России и вытекающей отсюда перспективы ведения войны на два фронта, а также получение доступа к материальным и человеческим ее ресурсам, которыми можно было бы уравновесить ресурсы Франции и Великобритании...

После ухода с политической арены Бисмарка перед правительством России уже не стояло выбора: отсидеться в изоляции или ввязаться в большую политику со всеми вытекающими отсюда последствиями. Этот выбор сделала за Россию Германия, и выбирать оставалось лишь одну из двух дорог: выступить против Германии в одиночестве или же действовать совместно с Францией, а возможно, и с Англией. Ответ на вопрос, поставленный под таким углом, напрашивается сам собой. Если только Россия не готова отказаться от имперского величия, не готова свернуться до границ Московской Руси XVII века и превратиться в германскую колонию, ей следует координировать свои военные планы с планами других западноевропейских стран» (38, 220–221).

Все вышесказанное суммирует и подтверждает такой лежащий на поверхности факт: 1 августа 1914 года именно Германия объявила войну России, не оставив последней никакого, даже сугубо теоретического, выбора.

Так что война действительно была не нужна, вот только решение о ее начале принималось не в Петербурге, а в Берлине.

Современники событий в России в основной своей массе встретили начало войны взрывом патриотизма. Достаточно взглянуть на настроение публики, когда государь приехал в Петербург читать в Зимнем дворце манифест об объявлении войны.

Когда их величества проходили по залам Зимнего дворца, возбужденная публика, забыв все этикеты, кидалась к ним, обступая их кольцом, целуя руки им обоим и подол платья императрицы, у которой по красивому, одухотворенному лицу текли крупные, тихие слезы радости.

Председатель Государственной думы III и IV созывов М.В. Родзянко (1859–1924), которого невозможно заподозрить в положительном отношении к императору Николаю II, пишет о том дне, когда был оглашен манифест о войне с Германией: «Огромная толпа собралась перед Зимним дворцом. После молебна о даровании победы государь обратился с несколькими словами, которые закончил торжественным обещанием не кончать войны, пока хоть одна пядь русской земли будет занята неприятелем. Громовое “ура” наполнило дворец и прокатилось ответным эхом в толпе над площадью. После молебствия государь вышел на балкон к народу, за ним императрица. Огромная толпа заполнила всю площадь и прилегающие к ней улицы, и, когда она увидела государя, ее словно пронизала электрическая искра, и громовое “ура” огласило воздух. Флаги, плакаты с надписями “Да здравствует Россия и славянство” склонились до земли, и вся толпа, как один человек, упала перед царем на колени. Государь хотел что-то сказать, он поднял руку, передние ряды зашикали, но шум толпы, не смолкавшее “ура” не дали ему говорить. Он опустил голову и стоял некоторое время, охваченный торжественностью минуты единения царя со своим народом, потом повернулся и ушел в покои» (42, 91–92).

Единение царской династии и народа было продемонстрировано и на полях сражений, и в глубоком тылу.

Уже 27 сентября 1914 года близ деревни Пильвишки в районе Владиславова в ходе боя был смертельно ранен командир взвода кавалеристов, князь императорской крови, правнук Николая I Олег Константинович Романов (1892–1914).

28 сентября он был доставлен в госпиталь в Вильну, где был прооперирован. В тот же день он был награжден орденом Святого Георгия IV степени «за мужество и храбрость, проявленные при атаке и уничтожении германских разведчиков, причем его высочество первым доскакал до неприятеля».

Узнав перед смертью о награде, Олег Константинович произнес: «Я так счастлив, так счастлив! Это нужно было. Это поддержит дух. В войсках произведет хорошее впечатление, когда узнают, что пролита кровь царского дома».

3 октября 1914 года князя Олега похоронили в имении Осташево Московской губернии. По воспоминаниям современников, в траурной процессии участвовали тысячи людей. Гроб с телом князя несли на руках около 6 километров, разделявших железнодорожную станцию Волоколамск и Осташево. Олег Константинович был погребен с золотой шашкой. После октябрьского переворота 1917 года имение Осташево было разграблено. Разорили и могилу князя Олега, украв первым делом шашку.

Что касается тыла, то уже в первые дни войны после своего приезда в Царское Село старшие великие княжны и ее величество стали усердно готовиться к экзаменам на сестер милосердия и слушать лекции, для того чтобы иметь право работать наравне с остальными сестрами. И впоследствии они работали так, что доктор Деревенко, человек весьма требовательный по отношению к сестрам, говорил, что ему редко приходилось встречать такую спокойную, ловкую и дельную хирургическую сестру, как Татьяна Николаевна. Великая княжна Ольга Николаевна, более слабая и здоровьем, и нервами, недолго вынесла работу хирургической сестры, но лазарета не бросила, а продолжала работать в палатах наравне с другими сестрами, убирая за больными.

Э.Хереш: «Татьяна ухаживает в лазарете в Царском Селе за капитаном улан, в самом начале войны получившим тяжелое ранение в ногу. Прелестной великой княжне он, очевидно, особенно мил. Алексей это тоже замечает, после того как неоднократно застает их за душевными беседами, и поэтому поддразнивает свою сестру. Военный рассказывает Татьяне о своих любимых лошади и собаке, более того, он даже дарит ей потом щенка из помета своей собаки; пес будет сопровождать царевну до конца ее жизни» (59, 260).

Естественно, рядом с дочерьми трудилась и государыня.

А.Вырубова: «Я видела императрицу всея Руси, стоявшую у операционного стола с шприцем, наполненным эфиром, подающую инструменты хирургу, помогающую при самых страшных операциях, принимающую из рук хирурга ампутированные руки и ноги, снимающую с солдат завшивленную одежду, вдыхающую все зловоние и созерцающую весь ужас лазарета во время войны... Императрица сказала мне однажды, что единственный раз в жизни она испытала подлинное чувство гордости — это было, когда она получила диплом сестры милосердия» (36, 205).

Русское правительство всегда критиковали за неготовность армии к войне и так называемый снарядный голод, особенно ярко проявившийся в 1915 году. Якобы это демонстрирует отсталость России. Однако давайте взглянем, как обстояли дела в «высокоразвитой» Британии.

Первый лорд Адмиралтейства, а затем министр вооружений Британии в годы Первой мировой войны У.Черчилль (1874–1965) писал о снабжении британской армии в 1915 году: «Кризис с поставкой снарядов становился острее день ото дня. Запросы лились шквалом. Объем контрактов был смехотворно низок, а их выполнение недопустимо затягивалось. Британская армия во Франции с трудом собирала и накапливала снаряды для наступления на немецком фронте, которое предполагалось начать в начале мая. Наличное количество по позднейшим стандартам было конечно же ничтожно малым и совершенно недостаточным для выполнения такой задачи на Западном фронте» (60, т. 2, 255).

А вот свидетельство министра финансов, а позднее военного министра все той же Британии Д.Ллойд Джорджа (1863–1945), сделанное им 22 февраля 1915 года: «Первая и величайшая трудность — это вопрос о военном снаряжении. Число людей, которое мы можем выставить, чрезвычайно ограничивается из-за недостатка пушек и ружей...» (24, т. 1–2, 138).

23 августа 1915 года император Николай II принял на себя обязанности верховного главнокомандующего. Это решение государя, которое многие подвергают критике, можно назвать вынужденным. Требовалось остановить отступление Русской армии, что и удалось сделать в относительно короткое время.

Более спорным, как мы увидим далее, было решение государя назначить на должность начальника своего штаба генерала М.В. Алексеева (1857–1918), хотя на данном этапе это назначение было одобрено большинством армейского генералитета.

То, что Первая мировая война была крайне упорной и кровопролитной, известно всем. У Русской армии случались и отступления, случались и блестящие победы, как всем известный Брусиловский прорыв летом 1916 года. Именно на фоне успехов летней кампании 17 и 18 декабря 1916 года состоялись совещания военачальников под председательством государя, посвященные разработке планов активных операций весной 1917 года. Главный удар было решено нанести на Юго-Западном фронте вследствие того, что по климатическим условиям там можно было начать операции раньше, а позиции противника там были более слабыми. После успеха на Юго-Западном фронте намечено было перейти в наступление и на других фронтах (25,  315).

Все эти планы перечеркнула Февральская революция 1917 года...

Итоги войны, которую вел император Николай II, блестяще подвел У.Черчилль:

«Несомненно, ни к одной нации судьба не была более зла, нежели к России. Уже фактически пережив шторм, ее корабль затонул в пределах видимости порта. Все жертвы остались позади; был проделан тяжкий труд. Отчаяние и измена узурпировали власть в тот самый момент, когда задача была выполнена.

Долгие отступления закончились; прекратилась острая нехватка снаряжения; хлынуло потоком оружие; более сильные, более крупные, лучше снаряженные армии охраняли огромный фронт; казармы переполнились здоровыми и крепкими мужчинами. Алексеев руководил армией, а Колчак — флотом. Более того, сейчас не требовалось никаких сложных военных действий: оставаться на месте; давить тяжелой массой на далеко вытянувшуюся линию фронта тевтонцев; удерживать без особой активности ослабевшие вражеские войска на своем фронте — одним словом, продержаться — это было все, что стояло между Россией и плодами всеобщей победы» (60, т. 3, 240).

Но этого мало.

Российская империя «выстроила для кампании 1917 года гораздо более крупную и лучше оснащенную армию, чем та, с которой она начала войну. В марте царь оставался на троне; Российская империя и народ стояли крепко, фронт был в безопасности, а победа — бесспорна.

Легкомысленно современное объяснение: царский режим пал, будучи недальновидной, порочной, неспособной тиранией. Но обозрение его 30-месячной войны с Германией и Австрией должно исправить эти поверхностные впечатления и показать главные факты. Силу Российской империи можно измерить тем градом ударов, которые она вынесла, теми бедствиями, которые она пережила, теми неистощимыми войсками, которые она развернула, и тем восстановлением, которое она осуществила...

Это были поля сражений Николая II. Почему он не стяжал на них славы? Самоотверженный натиск русских армий, который спас Париж в 1914 году; преодоленная агония отступления при отсутствии военного снаряжения; медленное восстановление вновь собираемых сил; победы Брусилова; вступление России в кампанию 1917 года непобедимой, сильной, как никогда, — разве нет в этом его лепты? Несмотря на большие и ужасные ошибки, строй, который он олицетворял, которым он руководил, электризуемый его персоной, в этот момент выиграл войну для России» (60, т. 3, 241–242).

Добавим, что при Петре I Великом шведская армия Карла XII дошла до Полтавы, при Александре I Благословенном французы Наполеона заняли Москву, при Генералиссимусе Сталине, гениальнейшем — по версии большевистских историков — из всех полководцев мира, немцы Гитлера дошли до Ленинграда, Волги, Кавказа и той же Москвы. А вот при государе Николае II, который, согласно официальной версии, не был ни Великим, ни Благословенным, ни тем более гениальнейшим, врага дальше Царства Польского не пустили.

Год 1917-й

Что же послужило движущей силой так называемой Февральской революции 1917 года? Совершенно точно не партия большевиков, которая к тому времени не представляла собой существенной силы, превратившись в таковую только к июлю благодаря щедрому немецкому финансированию группы ленинцев и слиянию последней с «Межрайонной организацией объединенных социал-демократов» Л.Д. Троцкого (1879–1940) и уральскими боевыми группами Я.М. Свердлова (1885–1919).

Поэтому приходится констатировать, что основным центром оппозиции, а фактически заговора, императору Николаю II к концу 1916 — февралю 1917 года стала Государственная дума IV созыва.

Сложился и соответствующий фон для действий «заговорщиков»: дело в том, что в Петрограде и окрестностях к началу 1917 года скопилось около 200 000 солдат, по большей части — новобранцев, а также выздоравливающих после ранений. Предполагалось, что к началу весеннего наступления эти части будут почти целиком отправлены на фронт.

Солдатская масса была проникнута одним желанием — чуда, которое избавит ее от необходимости идти под немецкие пули. Всю эту массу держал в повиновении лишь железный обруч дисциплины. Стоило сбить обруч, и вся властная конструкция в Петрограде становилась шаткой. Кто же поддерживает дисциплину в армии? Непосредственно в частях — офицеры, но они подчиняются генералам. Стоило найти общий язык представителям Думы и генералам, как в руках «заговорщиков» оказывалась возможность перейти к активным действиям.

Уже после февральских событий лидер кадетов П.Н. Милюков (1859–1943) в письме монархисту И.В. Ревенко признавал, что оппозиция твердо решила «воспользоваться войною для производства переворота. Ждать больше мы не могли, ибо знали, что в конце апреля или начале мая наша армия должна была перейти в наступление, результаты коего сразу в корне прекратили бы всякие намеки на недовольство и вызвали бы в стране взрыв патриотизма и ликования» (31, 69).

Родзянко: «Если Россия получит желанную победу из рук императора Николая, то власть его укрепится навсегда, поэтому накануне решительной и верной победы Дума должна спешить отнять у государя власть, чтобы в России создалось впечатление, как будто победа дарована Думой» (11, 218).

О подробностях заговора членов Государственной думы, генералов и представителей революционных партий см.: Барыкин Ю. Неизвестный «товарищ» Керенский // Москва. 2022. № 1. С. 154–179.

Сложившуюся ситуацию очень точно описал И.Солоневич: «Что было делать Николаю II? Только одно — готовить победу. Что было делать П.Милюкову? Только одно — срывать победу. Ибо если бы конец 1917 года — как на это рассчитывал Николай II — принес России победу, то карьера П.Н. Милюкова и вместе с ней все надежды и все упования русской революционной интеллигенции были бы кончены навсегда» (52, 86).

Итак, император Николай II готовил победу в Великой войне — победу, для которой требовалось напряжение сил всей империи. И это объясняет нежелание государя применять жесткую силу.

Историк П.Мультатули: «Государь не применял репрессий к оппозиции, так как полагал, что эти меры только ускорят нарастание противостояния в обществе, опасного накануне большого наступления на фронте. В силу своих нравственных убеждений император Николай II думал, что оппозиция, какой бы радикальной она ни была, не сможет пойти на государственный переворот во время тяжелой войны» (32, 194).

Вечером 21 февраля император сказал дворцовому коменданту Воейкову, что «на днях из Крыма вернулся генерал Алексеев, желающий с ним повидаться и переговорить по некоторым вопросам». Из слов Воейкова можно понять, что причина поспешного отъезда Николая II в Ставку заключалась в том, что генерал Алексеев настаивал на немедленном разговоре с ним (32, 208).

Собственно, выбора у государя не было — ведь он командовал вооруженными силами страны и должен был быть в Ставке.

И уже на следующий день, 22 февраля 1917 года, в 14 часов, проведя в столице 66 дней, оставив заболевших корью детей, император Николай II выехал из Царского Села в Ставку.

А 23-го на улицы Петрограда вышло более 80 тысяч бастующих рабочих, подталкиваемых деятелями, близкими к Думе и благоволящими последним дипломатами из Британии и Франции.

В последующие дни хаос в столице нарастал.

27 февраля, получив наконец достаточно веские данные о положении дел в Петрограде, государь решил лично отправиться в столицу, но перед этим он отдал приказ об отправке туда шести кавалерийских дивизий и шести пехотных полков под командованием генерала Иванова — из самых надежных, коих на фронте было достаточно. Генерал Алексеев был против отправки этих частей, считая, что «при существующих условиях меры репрессий могут только обострить положение». По словам того же Алексеева, государь «не захотел разговаривать с ним». И тогда приказ государя был сорван: командующий Северным фронтом генерал Н.В. Рузский своей властью распорядился не только прекратить отправку войск в помощь генералу Иванову, но и вернуть обратно в Двинский район уже отправленные эшелоны. В ту же ночь из Ставки было послано на Западный фронт от имени государя предписание: уже отправленные части задержать на больших станциях, остальных — не грузить. Что же касается войск Юго-Западного фронта (гвардии), то Ставка еще днем 1 марта сообщила генералу Брусилову, чтобы отправка не производилась до особого уведомления.

Таким образом, мера противодействия «революции» — отправка войск в восставший Петроград — была отменена именем государя, но помимо его воли.

Знал об этом император Николай II или нет, но он счел нужным дезинформировать Алексеева, передав тому, что решил остаться в Могилеве, после чего ночью выехал к своему поезду. Однако, несмотря на спешный отъезд, собственный его императорского величества поезд сразу же попал под недружественный контроль.

По поводу маршрута поезда генерал А.И. Спиридович писал: «Прямое, кратчайшее расстояние от Могилева до Царского Села по Московско-Виндаво-Рыбинской дороге — 759 верст. Но соглашением инспектора императорских поездов Ежова и дворцовым комендантом для государя был установлен Могилев — Орша — Вязьма — Лихославль — Тосно — Гатчина — Царское Село протяженностью около 950 верст, захватывающий пять различных дорог. Почему выбрали более длинный маршрут, когда, казалось бы, надо было спешить добраться до Царского Села, — неизвестно» (32, 253).

К пяти часам утра 28 февраля императорские поезда покинули Могилев. В 3.45 утра 1 марта литерные поезда смогли добраться через Бологое до Малой Вишеры. Здесь было получено сообщение, что станции Тосно и Любань находятся в руках взбунтовавшихся солдат и не пропустят поезда к столице.

В 4.50 император приказывает вернуться в Бологое, а оттуда направиться в Псков, где имелся телеграфный аппарат Хьюза для прямых переговоров и располагался штаб Северного фронта генерала Рузского.

За это время беспорядки в Петрограде фактически закончились победой восставших, подавивших оба центра прежней власти — Совет министров и штаб Петроградского военного округа. В ночь с 27 на 28 февраля был захвачен Мариинский дворец, в котором ранее заседало правительство, а к полудню 28 февраля остатки войск, сохранявшие верность правительству, были распущены из здания Адмиралтейства по казармам.

Кроме того, с утра 28 февраля Родзянко от имени только что созданного Временного комитета Государственной думы разрешил депутату оной — новоявленному комиссару железных дорог А.А. Бубликову рассылать по ходу предполагаемого следования царского поезда своих эмиссаров, которые на узловых станциях насильно отстраняли от выполнения обязанностей начальников станций и лиц, ведающих телеграфной связью, определяя на их места своих людей.

Связь, таким образом, попадает под контроль думских «заговорщиков». Не отставали от них и «заговорщики» военные.

П.Мультатули: «Так как все телеграммы из Петрограда на имя государя сначала попадали в Ставку и только затем передавались дворцовому коменданту, то можно быть уверенным, что Алексеев имел полную возможность самому решать, какие из них передавать царю, а какие нет. Так же перехватывались и телеграммы государя, отправляемые из поезда. Таким образом, можно утверждать, что уже 28 февраля император Николай II находился в информационной блокаде. Эта блокада была создана Ставкой с одной стороны и революционным правительством с другой» (32, 255).

1 марта в 15.00 императорский поезд прибыл на станцию Дно. Здесь его ждала телеграмма все того же Родзянко с просьбой дождаться его прибытия для обсуждения мер, необходимых для спасения России. Государь, надеясь как можно быстрее оказаться в штабе Северного фронта, приказал двигаться дальше на Псков, ответив Родзянко, что там с ним и встретится.

В Пскове, куда императорский поезд прибыл около семи часов вечера, государь оказался отрезанным и от столицы, и от армии. И именно местный начальник — генерал Рузский первым начал разговор с ним о необходимости отречения.

Только теперь перед царем стала проясняться вся глубина заговора. «Когда же мог произойти весь этот переворот?» — спросил он Рузского. Тот отвечал, что «это готовилось давно, но осуществлялось после 27 февраля, то есть после отъезда государя из Ставки». «“Перед царем встала картина полного разрушения его власти и престижа, полная его обособленность, и у него пропала всякая уверенность в поддержке со стороны армии, если главы ее в несколько дней перешли на сторону врага”, — пишет генерал Дубинский» (32, 45–46).

С этого момента император окончательно понял, что он в ловушке.

2 марта в 10.45 Рузский принес государю запись переговоров с Родзянко, который сообщал, что «везде войска становятся на сторону Думы и народа и грозные требования отречения в пользу сына при регентстве Михаила Александровича становятся определенным требованием» (38, 340).

Государь молча прочитал запись, отошел к окну вагона и стоял там неподвижно.

Затем, прервав молчание, он сказал: «Я опасаюсь, что народ этого не поймет: мне не простят старообрядцы, что я изменил своей клятве в день священного коронования; меня обвинят казаки, что я бросил фронт» (38, 340).

В 21.45 того же дня в Псков прибыли депутаты Государственной думы А.И. Гучков и В.В. Шульгин. Весь смысл их поездки заключался в том, чтобы создать видимость «отречения» императора Николая II при представителях нового правительства.

Затем, согласно официальной версии, в 23 часа 40 минут 2 марта 1917 года император Николай II передал Гучкову и Шульгину некий документ, известный как Акт об отречении: за себя и своего сына в пользу младшего брата — великого князя Михаила Александровича.

Шульгин:

«Мы вышли из вагона. На путях, освещенных голубыми фонарями, стояла толпа людей. Они всё знали и всё понимали... Когда мы вышли, нас окружили, и эти люди наперебой старались пробиться к нам и спрашивали: “Что? Как?” Меня поразило то, что они были такие тихие, шепчущие. Они говорили так, как будто в комнате тяжелобольного, умирающего...

Им надо было дать ответ. Ответ дал Гучков. Очень волнуясь, он сказал:

— Русские люди... Обнажите головы, перекреститесь, помолитесь Богу... Государь император ради спасения России снял с себя... свое царское служение. Царь подписал отречение от престола. Россия вступает на новый путь... Будем просить Бога, чтобы Он был милостив к нам...

Толпа снимала шапки и крестилась... И было страшно тихо» (63, 260).

Итак, отстранение от власти императора Николая II состоялось.

В эти трагические минуты поведение государя удивительно точно повторяет евангельские события. Об этом прямо пишет С.Позднышев: «На Гучкова с ненавистью смотрел стоявший у дверей молодой офицер лейб-гвардии Московского полка. Вот он схватил шашку, может быть, сейчас блеснет сталь. Государь заметил движение руки, быстро сказал: “Соловьев, успокойся, выйди в соседнее помещение. Я не хочу ничьей крови...” Как будто в глубине двух тысячелетий возникла другая картина, и ветер веков донес из тьмы Гефсиманского сада: “Петр, вложи меч твой”» (30, 55).

Символично, что в день отречения императора Николая II один из будущих соправителей Советской России и ярый богоборец Троцкий, будучи в США, дал интервью газете «Нью-Йорк таймс».

«— Пришла телеграмма о том, что в Петербурге министерство Гучкова — Милюкова. Что это значит?

— Что завтра будет министерство Милюкова — Керенского.

— Вот как! А потом?

— А потом — потом будем мы» (62, 101).

3 марта после полуночи императорский поезд отбыл из Пскова на Могилев, в Ставку. Согласно официальной версии, Николай Александрович хотел попрощаться с генералами и встретиться с матерью, которая специально для этого приехала из Киева.

Когда поезд «Литера А» тронулся в путь, государь записал в свой дневник: «В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого. Кругом измена, трусость и обман» (53, 693).

Говоря о мотивах поездки государя в Ставку, ни на секунду нельзя забывать, что он не был свободен в своих действиях. Когда 5 марта ему наконец разрешили позвонить в Александровский дворец, он в разговоре с императрицей сказал: «Я думал, что смогу приехать к вам, но меня не пускают» (31, 329).

Вечером 3 марта генерал Алексеев и другие чины Ставки встречали поезд «отрекшегося» царя. К тому времени стало известно, что великий князь Михаил Александрович в свою очередь отказался от престола. Власть в стране перешла в руки Временного правительства и Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов.

4 марта 1917 года государь Николай II встретился со своей матерью, вдовствующей императрицей Марией Федоровной.

Фрейлина З.Менгден: «Поезд императрицы остановился. Два казака и два офицера стали у дверей вагона Марии Федоровны. Она спустилась вниз и пошла навстречу своему сыну, который медленно приближался к ней. Они обнялись. Окружающие приветствовали их, склонив головы. Воцарилась глубокая тишина. Затем мать и сын вошли в небольшой деревянный сарай, служивший, по-видимому, гаражом... Когда после некоторого промежутка времени императрица-мать и царь вышли наружу, их лица были спокойны, и ничто в их облике не выражало той глубокой боли, которую они испытывали» (14, 604).

В те дни императрица Мария Федоровна записала в дневнике:

«4 марта: В 12 часов прибыла в Ставку, в Могилев, в страшную стужу и ураган. Дорогой Ники встретил меня на станции. Горестное свидание!»

5 марта: Была в церкви, где встретилась с моим Ники, молились сначала за Россию, затем за него, за себя, за всю семью» (14, 175–176).

Чего стоили императору Николаю II эти псковские и могилевские дни, хорошо видно из воспоминаний Юлии Ден: «Когда мы вошли в красный салон и свет упал на лицо императора, я вздрогнула. В спальне, где освещение было тусклое, я его не сумела разглядеть, но сейчас я заметила, насколько его величество изменился. Смертельно бледное лицо покрыто множеством морщинок, виски совершенно седые, вокруг глаз синие круги. Он походил на старика» (32, 388).

8 марта 1917 года государь Николай II был арестован в Могилеве прибывшими из Петрограда представителями Думы: А.А. Бубликовым, В.М. Вершининым, С.Ф. Грибуниным и С.А. Калининым. Объявил царю об аресте генерал Алексеев.

Вечером того же дня состоялся отъезд императора из Ставки в одном поезде с думскими комиссарами и с отрядом из десяти солдат, которых отдал под их начало все тот же генерал Алексеев.

Генерал Д.Н. Дубенский свидетельствует: «Государь вышел из вагона императрицы-матери и прошел в свой вагон. Он стоял у окна и смотрел на всех провожавших его. Почти против его вагона был вагон императрицы-матери. Она стояла у окна и крестила сына. Поезд пошел. Генерал Алексеев отдал честь императору, а когда мимо него проходил вагон с депутатами, он снял шапку и низко им поклонился» (50, 15).

В 4.50 поезд отбыл из Могилева. При отъезде не было ни приветствий, ни враждебных выкриков.

Императрица Мария Федоровна отбыла в Киев через несколько часов после отъезда государя, записав в дневник: «Сегодня один из самых горестных дней в моей жизни! Я рассталась с моим любимым Ники!» (14, 177).

Перед отъездом в столицу император Николай II издал прощальный приказ:

«В последний раз обращаюсь к вам, горячо любимые мною войска. После отречения моего за себя и за сына моего от престола Российского власть передана Временному правительству, по почину Государственной думы возникшему.

Да поможет ему Бог вести Россию по пути славы и благоденствия.

Да поможет Бог и вам, доблестные войска, отстоять Россию от злого врага. В продолжение двух с половиной лет вы несли ежечасно тяжелую боевую службу, много пролито крови, много сделано усилий, и уже близок час, когда Россия, связанная со своими доблестными союзниками одним общим стремлением к победе, сломит последнее усилие противника. Эта небывалая война должна быть доведена до полной победы.

Кто думает теперь о мире, кто желает его — тот изменник Отечества, его предатель. Знаю, что каждый честный воин так мыслит. Исполняйте же ваш долг, защищайте доблестную нашу Великую Родину, повинуйтесь Временному правительству, слушайте ваших начальников. Помните, что всякое ослабление порядка службы только на руку врагу. Твердо верю, что не угасла в ваших сердцах беспредельная любовь к нашей Великой Родине. Да благословит вас Господь Бог и да ведет вас к победе Святой Великомученик и Победоносец Георгий.

Ставка. 8/21 марта 1917 года.

Николай» (4, т. 2, 27–28).

Этот приказ императора был передан в армию, но дошел лишь до штабов корпусов, ибо, «получив копию этого приказа, военный министр Гучков экстренной телеграммой в штабы фронтов, помимо Ставки, воспретил дальнейшую передачу в войска» (26, 40).

Говоря об отстранении от власти государя Николая II, не забудем исторические аналогии, которые очень точно подметил И.Солоневич: «Кинжал Брута не мог предусмотреть даже Цезарь. Святой Елены не предусмотрел Наполеон. А были — “великие люди”» (52, 256).

А вот мнение У.Черчилля, признанного «величайшим британцем в истории»: «Критикам, никогда не переживавшим подобных испытаний, легко перечислять упущенные возможности. Они не задумываясь говорят об изменении основополагающих принципов устройства Российской империи в тяжелой военной обстановке, о превращении ее из абсолютной монархии в подобие английского или французского парламентского государства... Никто и никогда не сможет доказать, что царь, сохранивший три четверти или половину власти, мог бы вместе с получившими оставшуюся часть власти парламентом управлять чем бы то ни было. Собственно говоря, после отречения царя ни один русский уже ничем не управлял, и лишь тогда, когда группа безжалостных догматиков и интернационалистов построила на руинах христианской цивилизации свою нечеловеческую систему, в России вновь возникла какая-то форма порядка. Поэтому никак нельзя быть уверенным, что общепринятая точка зрения на то, какие действия следовало предпринять, верна или что царь был неправ. В конце концов, он был в двух шагах от спасения и успеха. Еще один месяц — и с присоединением к союзникам Соединенных Штатов российское общество получило бы новый заряд энергии, новую надежду и моральный стимул. Уверенность в победе, которая никогда бы уже не угасла, разгорелась бы новой зарей над просторами Азии и Тихим океаном. Всего лишь месяц до рассвета!.. Этого месяца не хватило» (60, 323).

С 9 марта по 1 августа 1917 года государь и его семья жили под арестом в Александровском дворце Царского Села. Начальником охраны был назначен полковник Е.С. Кобылинский (1875–1927), лояльно относившийся к царской семье.

Тем временем Временное правительство, якобы опасаясь нарастающей анархии в Петрограде, решило отправить арестантов в Сибирь.

Дети, которым было предложено на выбор либо поселиться с императрицей Марией Федоровной в Крыму, либо сопровождать родителей в Тобольск, избрали последнее, хотя и были предупреждены, что их ждут те же трудности и испытания, что и императора с императрицей.

1 августа железнодорожный состав с членами императорской семьи и обслуги под охраной отряда Кобылинского отправился из Царского Села и 4 августа прибыл в Тюмень. Дальнейший путь проделали по реке. 6 августа 1917 года пароходы «Русь», «Кормилец» и «Тюмень» подошли к Тобольску. Царственные узники несколько дней провели на пароходе «Русь», а 11 августа перебрались в бывший губернаторский дом.

Жизнь семьи протекала так: государь с детьми летом занимались садом, а зимой устраивали снежные горы; пилили дрова для физического развития. По праздникам семья посещала ближайшую церковь. Внутри дома поддерживался этикет: в присутствии кого-либо из семьи не смел сесть никто из охраны, включая ее начальника. Почта, адресованная государю, контролировалась, но пропускалась.

К октябрю местным большевикам удалось организовать среди охранников «большевистское ядро» в 12–13 человек во главе с подпрапорщиком Матвеевым. А вскоре последовал и переворот в Петрограде, после которого контроль над царской семьей перешел к большевикам.

Здесь же, в Тобольске, произошло еще одно характерное событие: солдатский комитет постановил обязать «бывшего царя» Николая II, цесаревича Алексея и всех офицеров снять погоны. Это событие стало настоящим оскорблением для государя и наследника.

Тем временем в Петрограде шло расследование «преступлений царизма».

4 марта 1917 года Временным правительством была учреждена «Чрезвычайная следственная комиссия (ЧСК. — Ю.Б.) для расследования противозаконных по должности действий бывших министров, главноуправляющих и прочих высших должностных лиц как гражданского, так военного и морского ведомств». Председателем комиссии был назначен адвокат Н.К. Муравьев (1870–1936), наделенный правами товарища министра юстиции. Сей господин выступал доселе в основном на политических процессах, защищал в разное время участников русской «революции» 1905 года, социал-демократов всех мастей, в частности, Л.Д. Троцкого, Л.Б. Каменева, Г.И. Петровского и др.

В распоряжение ЧСК были переданы архивы бывшего Департамента полиции и подведомственных ему учреждений, а также материалы и сведения, касающиеся политического сыска всех правительственных и общественных учреждений. Следователи получили возможность производить опрос «чинов Департамента полиции и жандармского надзора и лиц, имеющих касательство к политическому розыску, как находящихся в местах заключения, так и пребывающих на свободе».

Итог работы ЧСК оказался следующим: комиссия не смогла подтвердить никаких обвинений ни в адрес царя, ни царицы, ни министров царского правительства, кроме генерала В.А. Сухомлинова (1848–1926), бывшего (до июня 1915 года) военного министра, который был признан виновным в неподготовленности русской армии к войне. Об итогах работы ЧСК советские «историки» предпочитали не распространяться, напрочь «позабыв», особенно после жестоких поражений Красной армии 1941 года, даже о «деле Сухомлинова».

Н.Д. Жевахов: «Нашелся честный человек, [следователь] В.М. Руднев, коему было поручено произвести дознание об этих “преступлениях” и коего ни в каком случае нельзя было заподозрить в пристрастии, ибо, будучи товарищем прокурора провинциального суда, он мог быть скорее предубежденным против царя и верить распространяемой клевете, разобраться в которой было в провинции трудно... И вот этот честный человек крикнул на весь мир: “Я просмотрел все архивы дворцов, личную переписку государя и могу сказать: император — чист, как кристалл”» (16, 455).

В своем докладе на I съезде Советов 17 июня 1917 года председатель Верховной следственной комиссии Муравьев опроверг «убогую либеральную басню о германофильстве царского двора и об его стремлении к сепаратному миру. Ни в каких бумагах не было найдено ни намека на что-либо подобное, к великому огорчению наших убогих сверхпатриотов» (56, 271).

Летом того же 1917 года Керенский лично был вынужден признать, что в действиях «Николая II и его супруги не нашлось состава преступления». Не смогла ЧСК предъявить обвинений в коррупции ни одному из бывших царских министров или других высших должностных лиц как гражданского, так и военных и морского ведомств.

Как тут не вспомнить слова Столыпина, обращенные к бюрократии: «Там, где деньги, — там дьявол. Родина требует себе служения настолько жертвенно чистого, что малейшая мысль о личной выгоде омрачает душу и парализует работу».

Что же касается капиталов царской семьи, которые, «по слухам», выражались в миллиардных суммах, то, по подсчетам правительственного комиссара Головина, у царя в России оказалось около миллиона рублей, у царицы — около полутора миллионов (52, 26).

Двадцать миллионов фунтов стерлингов, которые со времени царствования императора Александра II (1855–1881) держали в Лондонском банке, были истрачены императором Николаем II на содержание госпиталей и иных благотворительных учреждений, находившихся во время Великой войны (1914 года. — Ю.Б.) под личным покровительством царской семьи (36, 295).

Факт этот не был известен широкой публике по той простой причине, что не в правилах государя было сообщать во всеуслышание о своих добрых делах.

И вообще, когда русская династия очутилась в эмиграции после 1917 года, у русской династии не оказалось ни копейки, никаких текущих счетов ни в каких иностранных банках (36, 101).

И для сравнения: вот публикация «Нью-Йорк таймс» от начала апреля 1921 года:

«Целью “рабочих” лидеров большевистской России, видимо, является маниакальное желание стать вторыми Гарун-аль-Рашидами, с той лишь разницей, что легендарный калиф держал свои сокровища в подвалах принадлежащего ему дворца в Багдаде, в то время как большевики, напротив, предпочитают хранить свои богатства в банках Европы и Америки. Только за минувший год, как нам стало известно, на счет большевистских лидеров поступило:

— от Троцкого — 11 миллионов долларов в один только банк США и 90 миллионов швейцарских франков в Швейцарский банк;

— от Зиновьева — 80 миллионов швейцарских франков в Швейцарский банк;

— от Дзержинского — 80 миллионов швейцарских франков;

— от Ганецкого — 60 миллионов швейцарских франков и 10 миллионов долларов США;

— от Ленина — 75 миллионов швейцарских франков» (10, 125–126).

А вот документ, найденный позднее среди бумаг царской семьи, позволяющий заглянуть во внутренний мир тобольских узников. Это стихотворение «Молитва», написанное С.С. Бехтеевым, братом Зинаиды Толстой, близкой подруги императрицы Александры Федоровны, в октябре 1917 года и посланное в Тобольск с посвящением великим княжнам Ольге и Татьяне. Вот эти строки:

Пошли нам, Господи, терпенье
В годину буйных мрачных дней
Сносить народное гоненье
И пытки наших палачей.

Дай крепость нам, о Боже правый,
Злодейство ближнего прощать
И крест тяжелый и кровавый
С Твоею кротостью встречать.

И в дни мятежного волненья,
Когда ограбят нас враги,
Терпеть позор и униженья,
Христос, Спаситель, помоги!

Владыка мира, Бог вселенной!
Благослови молитвой нас...
И дай покой душе смиренной
В невыносимый смертный час.

И у преддверия могилы
Вдохни в уста Твоих рабов
Нечеловеческие силы
Молиться кротко за врагов.

Год 1918-й

В 1917–1918 годах начался процесс распада Российской империи.

Первой о своей независимости объявила 6 декабря Финляндия, за ней последовали Литва — 11 декабря, Латвия — 12 января 1918 года, Украина — 22 января, Эстония — 24 февраля, Закавказье — 22 апреля, Польша — 3 ноября (все даты по новому стилю).

Обратим на это особое внимание: национальные окраины империи побежали не от государя Николая II и даже не от Временного правительства, а только от большевиков.

Последние в свою очередь 3 марта 1918 года в Брест-Литовске подписали с противниками России по Первой мировой войне сепаратный мирный договор, обеспечивший Советской «республике» выход из войны ценой гигантских территориальных потерь и выплаты контрибуции, которую прежде «Россия никогда не платила».

При этом немцы не оставляли надежду договориться с государем и убедить его пойти на сепаратное соглашение с Германией, шантажируя его угрозой гибели его семьи. Издаваемый русскими монархистами журнал «Двуглавый орел» писал в 1927 году: «Незадолго до ужасного конца государя ожидало великое испытание, испытание соблазном спастись изменою Родине. В Тобольск два раза приезжали под видом организации Красного Креста члены германской миссии и предлагали государю подписать договор о сепаратном соглашении с Германией, обещая за это спасение его и всей его семьи. Кто другой устоял бы перед таким соблазном?! “Скорее отрежут мне руку, чем подпишу позор России”, — отвечал государь» (30, 141).

Весной 1918 года посол Германии в Советской России граф В.Мирбах имел встречу с председателем ВЦИК Я.М. Свердловым.

Мирбах заявил Свердлову, что «хочет увидеться с бывшим царем». Свердлов на словах «пошел навстречу желанию Мирбаха и сказал, что распорядится доставить Николая II в Москву» (30, 148).

Однако на деле Свердлов приступил к реализации собственного плана.

22 апреля в Тобольск прибыл отряд в 150 человек, во главе которого стоял «чрезвычайный комиссар» В.В. Яковлев (Мячин) (1886–1938). Последний предъявил полковнику Е.С. Кобылинскому свои документы, подписанные Свердловым, и объявил, что царская семья должна покинуть Тобольск.

Поскольку в то время цесаревич Алексей страдал от очередного обострения болезни, семью было решено разлучить.

В ночь с 25 на 26 апреля 1918 года император Николай II с Александрой Федоровной, дочерью Марией, Е.С. Боткиным и еще несколькими сопровождающими лицами под конвоем отряда Яковлева были направлены в Екатеринбург.

Дочь доктора Боткина Татьяна Мельник-Боткина пишет: «Я с содроганием вспоминаю эту ночь и все за ней последующие дни. Можно себе представить, каковы были переживания и родителей, и детей, никогда почти не разлучавшихся и так сильно любивших друг друга, как любили их величества их высочеств... Часа в два ночи пришли солдаты за последними вещами и чемоданом моего отца... Наконец ворота загородки открылись и ямщики один за другим стали подъезжать к крыльцу... Все тронулись. Поезд выехал из противоположных от меня ворот загородки и загнул мимо забора, прямо на меня, чтобы затем под моими окнами повернуть налево по главной улице. В первых двух санях сидели четверо солдат с винтовками, затем государь и Яковлев. Его величество сидел справа, в защитной фуражке и солдатской шинели. Он повернулся, разговаривая с Яковлевым, и я как сейчас помню его доброе лицо с бодрой улыбкой. Дальше опять были сани с солдатами, державшими между коленей винтовки, потом возок, в глубине которого виднелась фигура государыни и красивое, тоже улыбающееся такой же ободряющей улыбкой, как у государя, личико великой княжны Марии Николаевны, потом опять солдаты, потом сани с моим отцом и князем Долгоруковым. Мой отец заметил меня и, обернувшись, несколько раз благословил» (21, 16–17).

Надо сказать, что из царских детей, остававшихся в Тобольске дожидаться улучшения здоровья цесаревича, наиболее сильной волей и твердостью характера отличалась великая княжна Татьяна Николаевна.

Госпожа Битнер говорит, что «если бы семья лишилась Александры Федоровны, то “крышей” для нее была бы Татьяна Николаевна. Она была самым близким лицом к императрице. Они были два друга. Она и не была взята государыней при отъезде из Тобольска, так как на нее был оставлен Алексей Николаевич». А полковник Кобылинский добавляет: «Когда государь с государыней уехали из Тобольска, никто как-то не замечал старшинства Ольги Николаевны. Что нужно, всегда шли к Татьяне: “как Татьяна Николаевна”» (12, 483).

В итоге Свердлов перехитрил немцев, одной рукой исполняя требование графа Мирбаха о вывозе государя из Тобольска, другой выполняя собственный план — направляя царственных узников в Екатеринбург, свою вотчину еще с 1905–1907 годов.

Прибывшие 17 апреля в Екатеринбург члены царской семьи были заключены в «дом особого назначения» (ДОН), обретший трагическую известность как «дом Ипатьева», по имени его владельца Н.Н. Ипатьева.

П.Мультатули: «Символичность придания ДОНу названия Ипатьевского уже неоднократно отмечалась многими авторами: в 1613 году в Ипатьевском монастыре был избран на царство первый царь из дома Романовых Михаил Федорович, в Ипатьевском доме Екатеринбурга — убит последний царь из дома Романовых Николай Александрович. Но кроме этой параллели, существует еще и другая: в Ипатьевской летописи подробно излагались обстоятельства убийства “первого царя” — великого князя Андрея Боголюбского» (30, 442).

Прошел целый месяц, прежде чем состояние оставшегося в Тобольске под присмотром сестер цесаревича настолько улучшилось, что он мог перенести дорогу до Екатеринбурга.

Вот как описывает очевидец отъезд великих княжон и наследника из Тобольска на пароходе «Русь»:

«Был в городе. Вижу — народ бежит к пристаням. Часть с цветами в руках, другие рвут попутно цветы. Что такое? Пришел пароход. Погрузили какие-то вещи, чемоданы из дома особого назначения. Сейчас пойдут сестры и наследник. Увозят и их, нашу радость. Побежал и я, хватая цветы. Весь берег покрыт народом. Идут сестры, кланяются. Народ бросает цветы, плач и крики, многие их крестят. Сестры спускаются в каюты. Подъезжает пролетка и в ней матрос и наследник в матросской форме, машет фуражкой. Тихо всходит сам, его слегка поддерживают нянька, матрос. Наследник всходит на командную рубку. Слезы, рыдания, вопли усиливаются. Откуда-то из толпы: “Боже, царя храни...”

Свисток парохода. Все падают на колени. Наследник перекрестился и, пока был виден пароход, машет фуражкой» (30, 223–224).

23 мая 1918 года царская семья воссоединилась в Екатеринбурге, с тем чтобы уже никогда не разлучаться.

Гибель Романовых

То, что происходило с царской семьей в Екатеринбурге до трагедии 17 июля, достаточно полно описано многочисленными источниками. Не будем поэтому повторяться, остановившись лишь на паре характерных эпизодов.

Прежде всего, вот еще два человека, о которых мы уже упоминали: Иван Седнев и Климентий Нагорный. Оба матроса добровольно последовали в ссылку вместе с царской семьей. Оба не могли спокойно смотреть на поток оскорблений, исходящих от команды «тюремщиков».

Э.Хереш так описывает обстановку в Ипатьевском доме: «Двери в личные комнаты членов царской семьи сняты с петель. Караульные входят, когда им заблагорассудится. Когда семья садится за стол, появляются солдаты или комиссары и угощаются. Иногда у царя выбивают вилку из руки или бьют локтем по лицу, если он тянется за чем-нибудь на столе. Двери ванной комнаты исписаны похабными ругательствами. Семью обворовывают, взломана даже кладовка с их багажом» (59, 380).

Ситуация постепенно обостряется. Когда один солдат хочет забрать у цесаревича пару сапог, Нагорный его останавливает: когда одна пара промокнет, Алеше понадобится другая. Протест ни к чему не приводит.

Затем следует другая сцена: солдаты забирают себе золотую цепочку, на которой висели у кровати больного Алексея Николаевича его образки. Седнев и Нагорный, «эти два милых малых», по словам Жильяра, не скрывают своего возмущения (17, 252).

Дело едва не заканчивается рукопашной схваткой. Караульные спасаются от императорских гвардейцев лишь угрозой применения огнестрельного оружия. Угрозы и попытки обращения к «пролетарской солидарности» не помогают большевикам перетянуть матросов на свою сторону. И тогда 15 мая 1918 года Седнев и Нагорный были разлучены с царской семьей и помещены в Екатеринбургскую тюрьму.

А 6 июля 1918 года императорские гвардейцы Седнев и Нагорный в группе других заключенных были выведены из тюрьмы за город и убиты выстрелами в спину.

Попытались большевики переманить к себе и лейб-медика Е.С. Боткина. Незадолго до 17 июля 1918 года его вызывают в комиссариат. Там ему почти открытым текстом дают понять, что судьба царской семьи решена окончательно и бесповоротно. «И было бы жаль, если и вас постигнет та же участь. Разве вы не хотите работать в одном из наших госпиталей?» — спрашивает его комиссар. Пораженный Боткин молчит. Спустя некоторое время он берет себя в руки и решительно отклоняет предложение: «Мое место возле его величества — до конца» (59, 381).

А затем приходит ночь с 16 на 17 июля 1918 года.

Около 12 часов ночи комендант ДОНа Я.Юровский разбудил царскую семью. Во втором часу ночи император Николай II, императрица Александра Федоровна, великие княжны Ольга, Татьяна, Мария и Анастасия, лейб-медик Е.С. Боткин, лейб-повар И.М. Харитонов, камердинер полковник А.Е. Трупп и комнатная девушка императрицы А.С. Демидова выходят из своих комнат и спускаются в полуподвал. Наследник не может идти, и государь несет его на руках.

Затем в комнату входит расстрельная команда — 11 человек. Юровский начинает читать приговор.

Произошедшее далее описывает председатель исполкома Уральского областного совета А.Г. Белобородов:

«...Романов слушал приговор спокойно, как будто не вполне понимая его значение, потом спросил: “Так меня судит Россия?”

— Вас судим мы, революционный народ, — ответил Юровский, и чтение приговора продолжилось.

Когда дошли до слов: “Вместе с бывшим царем Николаем Александровичем Романовым расстрелу подлежат его жена Александра Федоровна Романова, его сын Алексей...”, царица, вскрикнув, бросилась к наследнику и прижалась к нему. За ней выскочил Боткин и заслонил их собой. Тогда Юровский начал стрелять... Первые пули попали в Боткина и царя, они зашатались, стали падать, увлекая за собой Александру Федоровну, не выпускавшую наследника. Тогда стали стрелять все. Получился ужас. Ольга, раненая, пыталась выбраться из-под упавших на нее. Цепляясь за них, дотянулась до отца. Охватила его, живого или мертвого, не знаю, но ее так и добили. Вместе с наследником, тоже раненым, застрелили не отпускавшую его царицу. Пуль не жалели. Не успевали менять только обоймы. Татьяна была буквально изрешечена пулями. Но если та, которая попала в лоб, была первой, то смерть ее была легкой...» (30, 48). Один из убийц топчет ногами собачку Татьяны — помните, ту, что подарил ей раненый капитан...

Представим себе, как на глазах детей убивают их горячо любимого отца, как мать тщетно пытается защитить своего сына, как настоящий русский доктор пытается заслонить собой своего маленького пациента, как израненная дочь, собрав последние силы, обнимает труп своего отца и как звери в человеческом обличье стреляют из своего оружия — вновь и вновь, вновь и вновь...

И как же прав был Иван Солоневич, сказав:

«Нет, революции нет никакого оправдания. И в ней не было никакого “народа”. Была грязь, предательство, бездарность, бесчестность — немецкие деньги, английское влияние, безмозглое своекорыстие, — кровь и грязь, грязь и кровь...

В грязи и крови родился Февраль. В грязи и крови погибнет Октябрь, его законный наследник. А платить — придется нам. И не только нам: платит и еще будет платить все человечество. Заплачена уже поистине страшная цена, но заплачена еще не вся.

Кровь царя-искупителя и на нас, и на детях наших. Тут просто ничего не поделаешь. Это уже факт» (52, 256).

И вот — жертвы мертвы. Но преступление еще не завершено. Тела убитых были перевезены за пределы Екатеринбурга, в глухой рудник, носивший в народе название Ганина Яма. Здесь убийцы пустили в ход топоры и серную кислоту, а после сбросили обезображенные тела в «глубокую трясину».

Наследник цесаревич великий князь Алексей Николаевич, не доживший 13 дней до своего четырнадцатилетия, мечтал когда-то о «маленьком каменном памятнике». Но не получил и этого...

А вот что написал в своих воспоминаниях о страшном лете 1918 года подданный далекой Швейцарии, скромный преподаватель французского языка Пьер Жильяр:

«Среди полного крушения России было все же два места, где оказывали сопротивление; во мраке этой глубокой ночи оставались два очага, где теплилось пламя веры.

Это была, с одной стороны, доблестная маленькая Добровольческая армия генерала Алексеева, отчаянно боровшаяся против советских полчищ, в рядах которой находились германские офицеры. Это был, с другой стороны, государь, который также, за дощатою оградой своего узилища, вел свою последнюю борьбу. Поддержанный государыней, он отклонил всякое соглашательство. Им, кроме жизни, нечего было принести в жертву. Они предпочли отдать ее, нежели идти на соглашательство с врагом, который погубил их родину, похитив ее честь.

И смерть пришла. Но ей претило разлучать тех, кого жизнь так тесно сплотила, и она взяла их всех семерых, соединенных одною верой и одной любовью» (17, 283).

В ночь с 24 на 25 июля 1918 года войска под командованием полковника С.Н. Войцеховского заняли Екатеринбург. Советские власти в панике бежали в Пермь, бросив множество документов, но не забыв отправить специальным поездом награбленное у жителей города, а в особенности — ценности и документы, принадлежавшие царской семье. Екатеринбург встретил белые войска толпами ликующих людей, музыкой, цветами и слезами радости (12, 19).

Скажем и о судьбе остальных представителей династии Романовых.

В ночь с 12 на 13 июня 1918 года в Перми было совершено убийство высланного туда большевиками великого князя Михаила Александровича и его секретаря Николая Николаевича (Брайана) Джонсона, отправившегося в ссылку добровольно.

В ночь на 18 июля, на следующий день после екатеринбургской трагедии, в Алапаевске были казнены сестра императрицы Александры Федоровны — великая княгиня Елизавета Федоровна, великий князь Сергей Михайлович, князь императорской крови Иоанн Константинович, князь императорской крови Константин Константинович (младший), князь императорской крови Игорь Константинович, князь Владимир Павлович Палей, Федор Семенович Ремез, управляющий делами великого князя Сергея Михайловича, и сестра Марфо-Мариинской обители Варвара (Яковлева), келейница Елизаветы Федоровны.

Последним актом расправы с Романовыми стал расстрел в Петропавловской крепости великих князей Николая Михайловича, Павла Александровича, Дмитрия Константиновича и Георгия Михайловича. 27 января 1919 года они были расстреляны как «заложники» за убийство в Германии местных коммунистов К.Либкнехта и Р.Люксембург.

Как видим, совсем не «народная месть» настигла представителей дома Романовых. Никакого суда ни над кем из них проведено не было.

Заключение

Подводя итог сказанному, на наш взгляд, вполне можно заключить, что практически все обвинения против последнего русского императора, высказанные его недоброжелателями и прямыми убийцами, несостоятельны.

«Ограниченный, невежественный и тупой», «слабовольный и нерешительный» человек испаряется, уступая место «обаятельному» царю «с сильной душой и мужественным, непоколебимым, верным сердцем».

Куда-то исчезает при ближайшем рассмотрении и агрессивная внешняя политика царя, а его поражения в войнах уже не кажутся столь безусловными. Внутренняя политика оказывается продуманной, модернизация страны — неуклонной и эффективной. Террор оказывается орудием не государя, а его противников. Ближайшие помощники императора оказываются «во всех отношениях дальновиднее и выше Бисмарка».

Коренным образом изменяется и образ «отсталой, лапотной» России, «губы мазавшей в копоть икон», сменяясь на третью экономику мира, развивающуюся «сверхамериканскими темпами», с растущим населением, с блестящими, опережающими эпоху научными, техническими и культурными достижениями, ставшей к 1913 году «величайшей мировой страной не только по своим размерам, но и по своему государственному и политическому значению».

Трагедия Российской империи заключается в том, что Первая мировая война застала ее в процессе модернизации. «Крепкий хозяин», которого так лелеяли последний русский государь и его верный премьер-министр, еще только создавался. Из 20 лет покоя, которых желал Столыпин, начиная свою деятельность, до начала Первой мировой войны прошло только семь.

И сколь пророчески звучат сегодня слова лауреата Нобелевской премии по литературе (1933) Ивана Бунина (1870–1953), сказанные им в «окаянные дни»: «Наши дети, внуки не будут в состоянии даже представить себе ту Россию, в которой мы когда-то (то есть вчера) жили, которую мы не ценили, не понимали, — всю эту мощь, сложность, богатство, счастье...»

А в заключение разговора о великом русском государе скажем несколько слов о последних годах жизни его матери — императрицы Марии Федоровны.

Еще 21 и 22 июля 1918 года императрица-мать, находившаяся тогда в Крыму, записывает в своем дневнике: «Распространяются страшные слухи о судьбе нашего любимого Ники. Не могу и не хочу верить им, но просто не представляю, как я смогу вынести такое напряжение»; «Была с детьми в церкви, с удивлением услышала, что священник молится за меня. Господи Боже, внемли же моим молитвам, спаси и сохрани моего несчастного Ники. От него по-прежнему никаких вестей, только гуляют страшные слухи» (14, 240–241).

Менее чем через год, 11 апреля 1919 года, по настоянию английского короля Георга V императрица Мария Федоровна на британском крейсере «Мальборо» покидает Россию. Живет в Англии, затем переезжает в Данию, в замок Видере к северу от Копенгагена, приобретенный вместе с сестрой Александрой в 1907 году.

6 мая 1923 года следует еще одна запись в дневнике: «Сегодня день рождения моего милого Ники! Невыносимо жить в постоянном неведении и только одной надеждой!» (14, 556).

Мария Федоровна умерла 13 ноября 1928 года в Дании в возрасте 80 лет. До последнего дня она надеялась увидеть своего любимого сына. На похороны последней императрицы из династии Романовых съехались представители всех августейших европейских фамилий.

А офицер Русской армии поэт Павел Булыгин посвятил ей стихи:

К твоим стопам, страдалица царица,
Дерзаю я смиренно положить
Разрозненные первые страницы
Своей тоски и мыслей вереницы
И о прощеньи Родины молить.

И верю я, что Ангел-Утешитель,
Собравши слезы царственных очей,
Их отнесет в Священную Обитель,
И Сам Христос, великий искупитель,
Утешит скорбь и боль души твоей.

Примечания

1. Айрапетов О.Р. На пути к краху. Русско-японская война 1904–1905 годов: Военно-политическая история. М.: Алгоритм, 2015. 494 с.

2. Аксенов Г.П. Вернадский. 2-е изд., испр. и доп. М.: Молодая гвардия, 2010. 564 с. (ЖЗЛ. Серия биографий; Вып. 1408.)

3. Анфимов А.М. Народное хозяйство в 1913 году. Пг.: Типография Редакции период. изданий М-ва финансов, 1914. 686 с.

4. Архив русской революции: В 22 т. М.: Терра: Политиздат, 1991–1993. Т. 2: 1921. 226 с.; Т. 19: 1928. 288 с.

5. Бок М.П. Петр Аркадьевич Столыпин: Воспоминания о моем отце. 1884–1911. М.: Центрполиграф, 2007. 256 с. (Сер. «Свидетели эпохи».)

6. Борисюк А.А. Рекорды империи. Эпоха Николая II. М.: Вече, 2021. 160 с.

7. Бьюкенен Дж. Моя миссия в России: Воспоминания английского дипломата. 1910–1918. М.: ПРОЗАиК, 2018. 416 с.

8. Гейфман А. Революционный террор в России, 1894–1917 / Пер. с англ. Е.Дорман. М.: Крон-пресс, 1997. 446 с. (Сер. «Экспресс».)

9. Генерал Дитерихс: Сборник. М.: Посев, 2004. 634 с. (Сер. «Белые воины».)

10. Грицанов А.А., Тарас А.Е. Научный антикоммунизм и антифашизм: Популярный компендиум. Минск: ФУАинформ, 2010. 526 с. (Сер. «Неизвестная история».)

11. Гучков А.И. Заговор против Николая II: Как мы избавились от царя. М.: Алгоритм, 2017. 240 с. (Сер. «Свидетели революции».)

12. Дитерихс М.К. Убийство царской семьи. М.: Вече, 2008. 528 с. (Сер. «Царский дом».)

13. Дневники императора Николая II. М.: Орбита, 1991. 736 с.

14. Дневники императрицы Марии Федоровны (1914–1920, 1923 годы). М.: Вагриус, 2005. 702 с.

15. Дубенский Д.Н. Революция, или Как произошел переворот в России. М.: АСТ, 2017. 432 с.

16. Жевахов Н.Д. Воспоминания обер-прокурора Святейшего Синода. СПб.: Царское Дело, 2014. 936 с.

17. Жильяр П. Император Николай II и его семья / Пер. с фр. Вена: Русь, 1921. 288 с.

18. Зеньковский А.В. Правда о Столыпине. М.: Аграф, 2002. 256 с.

19. Клейнмихель В., Клейнмихель Е. В тени царской короны. Симферополь: Бизнес-Информ, 2013. 352 с.

20. Коковцов В.Н. Из моего прошлого (1903–1919): Воспоминания. Минск: Харвест, 2004. 896 с.

21. Комлева Ю. «Претерпевший до конца спасется»: Врачебный и нравственный долг доктора Боткина // Православный вестник. 2012. № 4. С. 10–17.

22. Краткие сведения о развитии отечественных железных дорог с 1838 по 1990 год. М.: Б.и., 1996. 224 с.

23. Ленин В.И. ПСС: В 55 т. 5-е изд. М.: Госполитиздат, 1967–1981. Т. 11. 590 с.

24. Ллойд Джордж Д. Военные мемуары: В 6 т. М.: Соцэкгиз, 1934–1938. Т. 1–2: 679 с.; Т. 6: 251 с.

25. Лукомский А.С. Очерки из моей жизни. Воспоминания. М.: Айрис-пресс, 2012. С. 388. (Сер. «Белая Россия».)

26. Мельгунов С.П. Судьба императора Николая II после отречения. Нью-Йорк: Телекс, 1991. 480 с.

27. Мельник-Боткина Т.Е. Воспоминания о Царской Семье. https://www.dmdonskoy.ru/node/1391

28. Менделеев Д.И. К познанию России. М.: Айрис-пресс, 2002. 560 с. (Сер. «Библиотека истории и культуры».)

29. Мировая экономика: Глобальные тенденции за 100 лет. М.: Юристъ, 2003. 604 с.

30. Мультатули П. Николай II: Дорога на Голгофу. Свидетельствуя о Христе до смерти... М.: АСТ: Астрель, 2011. 638 с.

31. Мультатули П. Кругом измена, трусость и обман: Подлинная история отречения Николая II. М.: Астрель, 2012. 444 с.

32. Мультатули П.В. Император Николай II и заговор 17-го года: Как свергали монархию в России. М.: Вече, 2013. 430 с. (Сер. «Царский венец».)

33. Мультатули П.В., Залесский К.Л. Русско-японская война 1904–1905 годов. М.: РИСИ, 2015. 816 с.

34. Мэддисон Э. Контуры мировой экономики в 1–2030 гг. / Пер. с англ. Ю.Каптуревского. М.: Изд-во Института Гайдара, 2012. 582 с.

35. Мэсси Р. Николай и Александра: Роман-биография / Пер. с англ. М.: Интерпракс, 1990. 444 с.

36. Николай Второй. Воспоминания. Дневники. СПб.: Пушкинский фонд, 1994. 556 с. (Сер. «Государственные деятели России глазами современников».)

37. Ольденбург С.С. Царствование императора Николая II: В 2 т., 3 кн. Белград; Мюнхен: Изд. О-ва распространения русской национальной и патриотической литературы, 1939–1949. Т. 1, кн. 1: Часть первая: Главы I–VIII. Самодержавное правление (1894–1904). С. 1–224; Часть вторая: Главы IX–XII. Переломные годы (1904–1907). С. 225–388; Т. 2, кн. 3: Часть третья: Главы XIII–XVII. Думская монархия (1907–1914). Часть четвертая: Главы XVIII–XXI. Мировая война (1914–1917). 260 с.

38. Пайпс Р. Русская революция: В 3 кн. М.: РОССПЭН, 1994. Кн. 1: Агония старого режима. 1905–1917. 400 с.

39. Панов Л.А. Земельная реформа в России. Истоки и уроки. М.: ИД Центросоюза, 2001. 218 с.

40. Последние дни Романовых: Убийство семьи императора Николая II. М.: Книга, 1991. 496 с.

41. Правда Столыпина. Саратов: Соотечественник, 1999. 318 с.

42. Родзянко М.В. Крушение империи. Харьков: СП «Интербук», 1990. 264 с.

43. Романов Б.С. Император, который знал свою судьбу. И Россия, которая не знала. СПб.: БХВ-Петербург, 2012. 620 с. (Сер. «Окно в историю».)

44. Россия 1913 год: Статистико-документальный справочник. СПб.: Институт российской истории РАН: «Блиц», 1995. 416 с.

45. Рябов Ю.А. Богохранимая страна наша Российская: Государство и общество в России на рубеже XIX–XX веков. СПб.: САТИСЪ, 2004. 460 с.

46. Рябушинский Д.П. Аэродинамический институт в Кучине: 1904–1914. М.: Т-во И.Н. Кушнерев и Ко, 1914. 7 с.

47. Сванидзе М., Сванидзе Н. Исторические хроники с Николаем Сванидзе. 1948–1949–1950 годы. СПб.: Амфора, 2014. 64 с. (Сер. «Исторические хроники».)

48. Светлый отрок: Сборник статей о Царевиче-Мученике Алексее и других царственных мучениках. М.: Диалог, 1990. 94 с.

49. Сикорский Е.А. Деньги на революцию (1903–1920): Факты. Версии. Размышления. 2-е изд., доп. и перераб. Смоленск: Русич, 2004. 624 с. (Сер. «Популярная историческая библиотека».)

50. Соколов Н.А. Убийство царской семьи: 14.VII.1918. М.: Сирин: Сов. писатель, 1990. 366 с.

51. Соловьева А.М. Промышленная революция в России в XIX веке. М.: Наука, 1990. 270 с.

52. Солоневич И.Л. Наша страна: ХХ век. М.: Изд-во журнала «Москва», 2001. 446 с. (Сер. «Пути русского имперского сознания».)

53. Спиридович А.И. Великая война и Февральская революция (1914–1917). Минск: Харвест, 2004. 720 с. (Сер. «Воспоминания. Мемуары».)

54. Столыпин П.А. Нам нужна великая Россия: Полное собрание речей в Государственной думе и Государственном совете 1906–1911. М.: Молодая гвардия, 1991. 410 с. (Сер. «Антология русской публицистики “Звонница”».)

55. Струков Д.Б. Столыпин: На пути к великой России. М.: Вече, 2012. 318 с. (Сер. «Великие исторические персоны».)

56. Суханов Н.Н. Записки о революции: В 3 т. М.: Политиздат, 1991. Т. 2. 398 с.

57. Труайя А. Николай II / Пер. с фр. С.Лосева. М.: Эксмо, 2003. 476 с. (Сер. «Русские биографии».)

58. Хлевнюк О.В. Хозяин: Сталин и утверждение сталинской диктатуры. М.: РОССПЭН, 2010. 478 с. (Сер. «История сталинизма».)

59. Хереш Э. Цесаревич Алексей / Пер. с англ. С.Прилипского. Ростов н/Д.: Феникс, 1998. 416 с. (Сер. «Исторические силуэты».)

60. Черчилль У. Мировой кризис: В 6 т. М.: Principium, 2014–2015. Т. 2: 1915 год. 512 с.; Т. 3, кн. 1: 1916–1918 годы. 312 с.; Т. 6. Восточный фронт. 2015. 336 с.

61. Шаляпин Ф.И. Маска и душа. М.: АСТ, 2013. 320 с.

62. Шамбаров В.Е., Чавчавадзе Е.Н. Лев Троцкий. Тайны мировой революции. М.: Вече, 2016. 352 с. (Сер. «Революция: Западня для России».)

63. Шульгин В.В. Дни; 1920: Записки. М.: Современник, 1989. 559 с. (Сер. «Память».)

64. Эрлихман В.В. Потери народонаселения в ХХ веке: Справочник. М.: Русская панорама, 2004. 174 с.

65. Яковлев А.Н. Омут памяти. М.: Вагриус, 2000. 646 с. (Сер. «Мой ХХ век».)