Русская тайна

Мы боимся невстречи и встречи
Там, где ищем себя самого.
Нас по-прежнему время не лечит.
Нам бы знать, кто калечит его!

Слишком подлое время настало,
Слишком больно пронзает года
Ослепительный лик идеала,
О котором тоскуем всегда.

Раздражает врагов чрезвычайно
Неподвластная их ворожбе
Наша главная русская тайна:
Мы не нравимся сами себе.

Эту тайну под звон колоколен
Разглашает с утра вороньё.
Только тот, кто собою доволен,
До сих пор не услышал ее.


Оно неуловимо

Возможно ль счастье потерять?
Оно неуловимо.
Само выходит погулять,
Изящно выгнув спину,

И возвращается опять,
С презрением к угрозам,
И нагло лезет на кровать,
Пропахшее морозом.

Оно везде, куда приду,
Куда душа заманит.
Сухими листьями в саду
Беззубо шепелявит.

Оно ликует под дождём,
Промокшее до нитки,
Благословляет шумный дом
С родной могильной плитки.

Достало спрятанный смычок
И пело звонким хором,
Когда хрустальный башмачок
Мне оказался впору.

Оно по-прежнему манит,
Собой украсив рощу.
Оно, сердитое, ворчит
И колется на ощупь.

Но если я его слегка
Коснусь рукой несмелой,
То будет правая рука
Чуть-чуть счастливей левой.


Райская птица

Черная, горбатая, хромая,
Гонора вороньего полна,
Изгнана пернатая из рая,
На земную жизнь обречена.

Было время, в дивном оперенье,
Ангельские слыша голоса,
Пестрая ворона, как виденье,
Украшала райские леса.

Нимб из перьев плыл над головою.
Наяву, как в басне, хороша!
Может быть, задумана иною
И моя нескладная душа?

Может, сердце глухо, ум не зоркий
И души ленивой голос тих?
Может, доброты моей осколки
Только лишь царапают других?

Если б оставалось хоть немного
Святости в душе моей на дне,
Я могла бы вымолить у Бога
Долгой жизни павшим на войне.

Мы тогда ни с кем бы не делили
Выход к морю, к полю и к реке,
А враги друг с другом говорили
На одном, на райском языке.

Но теперь, в уродливом обличье,
Мне с вороной, будто сироте,
Суждено по-женски и по-птичьи
О нездешней грезить красоте.

Из куска засохшего батона
Ухватив с помойки бутерброд,
Смотрит озадаченно ворона:
Ни людей, ни птиц не узнаёт.


Не дотянуться

Тихо плывет в земляничный восход
Лунное блюдце.
Все точно так же, как в детстве, а вот —
Не дотянуться.

Птицы, скучая, сидят на песке,
Даже без песен.
Хитрый узор на зеленом листке —
Неинтересен.

Ветер вспорхнул, и рассеял рассвет
Ночи усталость.
Сердце молчит и не дрогнет в ответ —
Отвосхищалось.

Нет от тоски у холодной земли
Верного средства.
Лучшее, что мы придумать могли, —
Родом из детства.

Старый закон в те простые года
Был непреклонен:
Где б ни споткнулся, ты падал всегда
Маме в ладони.

Вот и теперь не обманет тебя
Детская память,
Тех воскрешая, кто хочет, любя,
Руки подставить.


Что напишет рассвет

На холсте оконного проема
Что напишет серенький рассвет?
Неужели тот же угол дома,
Надоевший за десяток лет?

Пусть покажет мутная прохлада
То, что не проявлено судьбой:
Поворот, куда свернуть бы надо,
И пути, не выбранные мной.

Рассмотрю все то, что сердцу ново,
Что пока хранится в тайнике,
И за рифму пойманное слово
Вспыхнет — или высохнет в строке.

Загадаю отголоском чуда
Брызги счастья в зарослях сердец,
И тогда вопросы «как?», «откуда?»
И «зачем?» — исчезнут наконец.

Только разговорчивые птицы,
Обсудив вопросы и ответ,
Вновь сумели с солнцем сговориться
И взорвать накопленный рассвет.

Вот и всё. Из серого проема
Контур надвигается прямой.
Так и есть: знакомый угол дома...
А за ним — загаданное мной!


Про любовь?

В горячей щедрости ночной
Кому-то звезд на небе мало,
А мне достаточно одной,
Что в руки нам с тобой упала.

Мир поделился так легко
Мне незнакомой прежде силой.
Касанье взгляда твоего
Меня бы сделало счастливой.

А вместо этого — рассвет
И громко сказанное слово,
Московский университет,
Весна и горы Воробьевы,

Твою рубашку постирать,
Закаты общие (ну надо ж!)
И безоглядно доверять
Всему, что сделаешь и скажешь,

Цветов охапка, борщ густой,
Блинов устойчивая горка
И впереди — вся жизнь с тобой.
Не задохнуться б от восторга!


Блаженны миротворцы

Плачущим горько и кротким душой
Богом блаженство дается.
Кто достигает ступени седьмой,
Тот наречен миротворцем.

Им суждено прозревать сквозь века,
Что уготовано раю.
Так до него далеко, и пока
Я этой тайны не знаю.

Знаю одно: что везде вдоль дорог
Нежной цветущей весною
Бьется упрямый и слабый росток
С твердой, тяжелой землею.

Чтоб достучаться с земли до небес,
Бьются до крови молитвы.
Вновь обманул надоевший прогресс,
Мир обещая без битвы.

Не разгадал ни мудрец, ни простец
С давних времен до новейших
Ожесточение мирных сердец
И умягчение злейших.

Тот сотворит необманный покой,
Кто над донецкой аллеей
Мир обнимает пронзенной рукой,
Сердцем пробитым жалея.