1

«Сейчас наш катер-фелюга плывет мимо острова Кекова. Вокруг самая чистая у берегов Турции бирюзовая вода Белого озера, места, где прячут богачи своих белоснежных красавиц — яхты со всего мира. Говорят, что на этих яхтах они скрывают также своих любовниц от чужих глаз. Мачты яхт видны тут и там, они не прячутся». Эти слова турецкого гида слушали Сергей Иванович, его жена Анна Николаевна и другие плывущие на фелюге^[1] туристы.

Одни жизнь устраивают, другие в ней устраиваются. В отеле близ Анталии, на берегу моря, где свой пляж и «все включено», жизнь супругов была неплохо устроена.

Они здесь, в Турции, по причине вечной неустроенности российской жизни, мешающей наслаждаться даже собственной крохотной устроенностью.

Когда они только мечтали побывать на Средиземном море, им говорили: «Ну, это охота к перемене мест, а она пуще неволи». Где же еще отдыхать? Говорят, в Лондоне дожди, туманы — волгло, в Париже — вольно, на Багамских островах — дорого!

Отвечая на вопрос жены «не поехать ли нам в Турцию?», хозяйка соседнего дома в их дачном поселке спросила: «Почему в Турцию, а не на Мальдивские острова? — И добавила: Когда я была невестой, мой будущий муж пригласил меня на Мальдивы. Моя подруга, владелица туристического агентства, мне тогда сказала: “Тоня, тысячу раз подумай. Это не лучшее место для начала романа. Ни дискотек, ни развлечений, только природа”. Да, я отдавала себе отчет в том, что там красиво, что природа богатая... Но я была совершенно не готова увидеть ослепительно-белый песок, сочную зелень, пальмы и бунгало. Это — осколок рая. Всего так много! Хотя, конечно, такая красота стоит недешево».

Пенсионеры Анна Николаевна и Сергей Иванович более внимали рассказам знакомых и родственников о посещении курортов турецкой Анталии. Им советовали также посмотреть предлагаемые там к продаже квартиры в домах рядом с морским побережьем. И даже подумать о том, чтобы продать московскую квартиру и купить здесь, в Анталии.

Анна Николаевна стала организатором поездки. В туристическом агентстве забронировала отель вблизи Анталии и авиабилеты на полет в сентябре, когда там наконец спадает жара. Она думала наконец-то отдохнуть от детей и внуков, от работ на даче, побыть одним. Прогулки вдвоем, пальмы с бананами, горы, море, яркие южные звезды по ночам. Ожидание нежности, радости, любви — романтика. Новый медовый месяц!

В сентябре они полетели в Анталию. По самолету гуляли, плакали, капризничали дети. Спустя три часа полный людьми, как большой, спелый огурец семечками, самолет под аплодисменты пассажиров приземлился в аэропорту города.

В окнах туристического, освежаемого кондиционером автобуса проплывали жара, пальмы, гранатовые деревья, солнечные батареи на крышах белых домов, машины и редкие прохожие. Курортные поселки вне города и горы рядом были укутаны разлапистыми, пушистыми, тенистыми соснами.

Утром, знакомясь с новыми отдыхающими, гид предлагал различные автобусные поездки, в том числе в магазины Анталии, и особенно вдоль побережья Турции, в район острова Кекова. «Эта поездка, — сказал гид, — хорошее знакомство с людьми и со страной». Супруги оплатили это путешествие.

После встречи с гидом сидевшая рядом с Анной Николаевной пожилая женщина спросила ее:

— Вы здесь впервые?

— Да.

— Конечно, все, что он предлагает, — это их бизнес. Но поездку в Кекова прошлым летом я помню как сейчас — она полна впечатлений.

— Понимаю, — сказала Анна Николаевна.

2

В полдень следующего дня в одном из кафе отеля за столиком сидел Сергей Иванович, читал журналы. И вдруг он поднял голову, посмотрел на море, пальмы, непривычные глазу цветы и произнес:

— В нос тебе — магнолия, в глаз тебе — глициния.

— Маяковский? — спросили за соседним столиком.

— Он, — кивнул Сергей Иванович. — Какая наноточность и краткость образов, неправда ли?

— Не зря же Анна Ахматова говорила о нем: «Гений!»

Сергей Иванович пригласил сказавшего это к себе за столик и спросил:

— Вы не знаете, кто здесь, на побережье, жил раньше?

Тот подсел к нему, представился:

— Петр Антонович... Здесь раньше жили рыбаки. Говорят, ловили даже голубого тунца. Молодежь тут вязла в меланхолии бездействия. Молодые люди рвались отсюда в Анталию, из нее — в Стамбул, в университеты, в Париж, в кинозвезды. Ничто, конечно, не сбудется, но к этому все были готовы.

— Как в драме Чехова: «В Москву, в Москву...»

— Европеизация раздирает Турцию изнутри. Меняет форму усов и длину юбок, но души на берегах Босфора, традиции остаются прежними. Они веками скрепляли нацию.

— Как у нас — «духовные скрепы». Турция в этом смысле в чем-то похожа на нынешнюю Россию.

— Одна из турецких скреп «почитание девственности». Одни это защищают, другие отвергают. Но «проблема невинности» до сих пор жива.

— Жив не только «музей невинности», но и музей стойких традиций и старой иерархии ценностей и смыслов.

— Значит, нобеллист Орхан Памук не зря написал свой роман «Музей невинности».

— Да, вы правы, жена мне вчера рассказала сплетню о том, что две официантки нашей столовой, местные девушки необыкновенной красоты и очарования, успели-таки здесь недавно «сдать» свою невинность в музей.

— Вы знаете турецкий?

— Читал книгу Памука в переводе.

— Я-то турецкий знаю. Одно время работал в нашем посольстве в Стамбуле.

После возвращения в Москву мне вначале негде было жить, и меня временно поселили в подмосковном Болшеве. Сначала в Доме творчества кинематографистов, а затем в одиноко стоящей пустующей даче. Через некоторое время меня стали посещать люди, которые спрашивали: «Здесь жила до войны Марина Цветаева?» От них я и узнал, что она действительно жила здесь после возвращения из эмиграции, эта выдающаяся женщина с трагической судьбой и великий поэт.

Сергей Иванович знал, что одно время в этой даче был устроен общественностью Болшева музей Цветаевой. Существует ли он и поныне, Сергей Иванович не знал. Он продолжил беседу и сказал:

— Конечно, великая. Это ведь ее слова: «Моим стихам, как драгоценным винам, настанет свой черед».

— Да, кратковременное бессмертие, подобно телезвездам и столбцам газетной хроники, ей не грозит.

— Вечное бессмертие грозит глупым высказываниям «креаклов», «цукербринов» и другой новой пошлости, которая последнее время поселилась и прижилась в электронной паутине Интернета.

— В этой паутине немало и цифровых рантье, ловко «обувающих» пользователей Сети.

— Кстати, ныне слово «писатели» пытаются заменить чужеродным словом «блогеры», которые живут в аквариуме Интернета, презирают реальную жизнь и по этому поводу любят выёживаться.

— Говоруны-«креаклы» есть, а Гераклов, способных очистить авгиевые конюшни России, пока не нашлось.

— Были у нас странные герои и героини — шестидесятники.

— Уходя, они говорили нынешним: «Вы отмываете грязные деньги, мы отмывали грязное время».

— Однако авгиевы конюшни страны отмыть сами не смогли. Не Гераклы!

— Подвиг русского Геракла еще впереди!

— А вдруг им будет женщина?

— В век сайтов-блогов-твиттеров нет препятствий для проявления себя. Одна из женщин ведь была даже кандидатом на выборах президента. Однако она не стала героиней.

— Она вышла из гламура.

— И смело вошла в политику.

— А ведь это не «гжель» и не «хохлома».

— Она знала цену той, «поураганившей» в стране в девяностые годы олигархической среды, среди которой она выросла.

— Не пошла против совести? Как, например, поэт Андрей Вознесенский или писатель Виктор Ерофеев, участники самиздатовского журнала «Метрополь». Их отцы, занимавшие высокие посты при Хрущеве, пострадали из-за своих смелых, талантливых сыновей.

— Она в чем-то им подобна.

— Правда, в отличие от героинь шестидесятых, например Беллы Ахмадулиной, которая была «нездешняя, ангел на вид», нынешние героини сильно изменились в лице.

— Разный масштаб фигур — показатель эпохи.

— В какой-то газете я прочитал недавно, что женщина — кандидат в президенты, конечно, будет занятным явлением — продуктом сегодняшнего дня, в котором свершаются немыслимые эволюции.

— Она поэтому, наверное, доведет себя до вычитания уже старой, надоевшей, набившей оскомину политики.

— О «фигуре вычитания» — правда, как о своей худобе — говорил великий физик Ландау.

— Ну, это другое.

— О тех, кто совершает подвиги, у нас, к сожалению, быстро забывают. Так случилось с изобретателем радиолокации Павлом Ощепковым. А ведь он даже сегодня — наша легенда!

— А куда сейчас без радиолокаторов?

— И... забыли! А знаете, что он говорил о Берии? «Он один из умнейших людей, с которыми я встречался. Но... сукин сын».

3

Они сидят и сверху видят внизу, на пляже, сотни женских «фигур вычитания и сложения» в мини-бикини разных цветов и оттенков. «Как бы глаза не сломать», — усмехнулся Сергей Иванович.

И среди них... Каждый вечер около цветника и журчащего мелкого водопада эта стройная блондинка ходила и с кем-то говорила по телефону. Он однажды случайно слышал: упоминались слова «мама» и «ребенок». Она заинтересовала его.

Он пошел к морю, вспоминая ее утреннюю, сидящую на кресле у ограждения дебаркадера. Она выглядела так свежо, что он, проходя, спросил:

— Вы росами умываетесь?

— К сожалению, здесь их не бывает, — улыбнулась она.

Однажды был утренний фитнес группы женщин. Турецкая музыка была удобна для танца живота. И она тогда, при всеобщем внимании, пошла мелко-мелко, отчего слегка колебались все ее стройное, гибкое, с золотистым загаром тело и небольшая копна русых волос. Она была так хороша. И его тогда охватило беспокойство и волнение. И вот теперь это повторилось.

Перед заходом солнца, когда ослабла жара, случайно проходя мимо нее, сидящей за столиком в окружении других молодых женщин, он взглянул на нее:

— Добрый вечер.

— Добрый вечер, — ответила она.

— Помните, недавно на пляже я вас спросил: «Вы росой умываетесь?»

— Скажите это и сейчас.

— Я скажу другое: «Вы красиво курите».

— Присоединяйтесь.

— Я не курю. Правда, в вашем обществе не грех и закурить. Однако говорят, что целовать курящую женщину все равно что целовать пепельницу. И поэтому я воздержусь.

— От чего? От поцелуя? Но его вам никто и не дарит.

— А жаль!

Сергей Иванович поклонился и ушел к морю и долго смотрел, как высоко над морем и горами парят два орла, как низко летают над волнами связанные тросами с быстрыми катерами желтые парашюты с пристегнутыми к ним маленькими отчаянными людьми. Перед возвращением и посадкой на катер их шутя окунают в волны, и женщины при этом визжат от страха и удовольствия.

По мокрому песку, вызывая восторг у детей, ходил с попугаем на плече ряженый «пират». Родители спешили записать его и детей на телефонные  видео.

Одна юная мама, высокая и тоненькая, как одинокая березка, с двумя маленькими детьми ходила по пляжу и просила окружающих за ними присмотреть: ей надо пойти в кабинку, которая занята, и надеть купальник. Все ей улыбаются, и только. Тогда она решает переодеться прямо на пляже, чем привлекает неловкое внимание мужчин.

— Что вы делаете? — крикнула ей одна из загорающих под зонтиками пожилых дам. — Совсем уж...

У нее было омоложенное пластической операцией, блестящее, как накатанная в горах лыжня, лицо.

— Не хотите — не смотрите! — ответила переодетая уже молодуха и повела детей купать в море.

Сергей Иванович подумал: «Ай да мамочка!»

4

Загорая на лежаке и не будучи курильщиком, он с неудовольствием наблюдал, как богатый озоном морской бриз отдыхающие окуривают дымом сигарет. Среди них девушки и женщины.

Одна высокая, длинноногая брюнетка с ухоженным, гладким телом римлянки стоя принимает, для внемлющих, выгодные позы и ракурсы. На взгляд она томная, невероятно женственная, с текущей пластикой движений и манкими обертонами в голосе — эстетствующая сирена.

В ее глазах есть что-то лисье. Такая животная сексуальность. Даже и особая чувствительность — сенсуальность.

Поодаль лежали сочная, излишне крашенная блондинка и высокий, поджарый молодой турок. «Наверное, студент. Здесь, в Анталии, ведь два университета», — вспомнил Сергей Иванович.

Маленькая, складная блондиночка, которая обычно или отдыхала поодаль, или плавала в ластах, вдруг, выйдя из воды, легла на свободный лежак рядом с «сиреной». Повернула к ней голову:

— Я вам не помешаю?

— Надеюсь, — сказала «сирена».

Чтобы поддержать разговор, она спросила блондинку что-то о киноискусстве.

— Я тащусь от Ларса фон Триера, — последовал ответ.

— Что вы! Этот вечно молодой безумец раздел в кадре, почти уничтожил известную киноактрису.

— В этом я бы ее превзошла!

— Снять эти проклятые трусы? Ни за что!

— Ради искусства я бы пошла на все! Искусство — это красота!

— Талант — вот что для меня красота!

— И для меня!

— Я бы поверила в ваш успех, если бы вы вся состояли из сексуальных знаков для мужчин.

— Так говорят о стервах.

— Да что вы!

— Значит, вы счастливая?

— Конечно.

— Счастливая женщина — всегда немного стерва. Ну, как собака, которую запинали...

— Ну и что? Стервой быть модно, она всегда добивается успеха.

— И за счет этого самоутверждается...

— Вы предпочитаете одежду мягких, пастельных тонов?

— Точно найденный цвет — это оружие женщины.

— Как вы считаете, сегодня в одежде важнее стиль или золото и бриллианты?

— Конечно, стиль... Я вообще в восторге от парижских пенсионерок. Перчатки, шляпки... Они — мое вдохновение!

— Сегодня на подиумах рулит романтика.

— Да, дизайнеры стремятся делать свои коллекции более женственными. Воздушные ткани, полупрозрачные фактуры, мягкие силуэты.

— Послушайте. Только что рядом сидели грубо завитая блондинка и турецкий юноша.

— Понимаю, вы обратили внимание на этого юношу, а не на вот того седовласого джентльмена.

— Ну что вы, у него ведь богатый возраст.

— Дорогая, здесь, на горячем пляже, даже старики пахнут солнцем и морем.

— Ой! Пока мы тут лясы точим, блондинистая голубка ведь увела горячего турецкоподданного орла.

— Куда же увела?

— В свое гнездышко голубиное.

— Так орлу там не место, крыльям негде размахнуться...

— От его замахов гнездо и развалится.

— Ну да, испугал бабу...

— Говорят, недавно в этом гнезде уже побывала одна любопытная юная девица.

— Как? Его посещают не только орлы, но и... девушки?!

— Не завидуйте, дорогая...

— А это откуда? — спросила маленькая, указывая на одиноко стоящую на пирсе длинноногую статую в голубом бикини. Прежде чем окунуться в прозрачную волну, она позировала, кокетничая, скромно опустив долу глаза и принимая позу греческой богини. Кто это видел, даже женщины, любовались, завидуя.

— Я ее знаю по прошлому лету, она дочка профессора из Томи.

— Что ее сюда занесло?

— Каймановы острова — дорогое удовольствие.

К Сергею Ивановичу, обходя лежащие в свободных позах горячие тела, подошла жена, взглянула на занятых беседой женщин и произнесла:

— Ну что, все полеживаешь? А я уже съездила в Анталию, посетила магазины.

— С приобретением?

— Да. Купила себе кожаное пальто.

— Поздравляю. Какое оно у тебя по счету?

— Не завидуй, дорогой!

5

Войдя в самолет, они не поделили место у окна. Для Сергея Ивановича мир за окном самолета был гораздо интереснее разговоров жены ни о чем. Она все же настояла на своем, села у окна, достала телефон и стала делать селфи. Муж сказал:

— Анна, ты две недели жила в обнимку с телефоном. Убери его хотя бы сейчас!

— А ты достал меня своим нытьем! Две недели я прожила с брюзжащим стариком. И только море радовало меня.

— Тебя радовало не море, а лавки и магазины с тряпками, где ты делала фотки для своих подружек.

— А кто тебе купил спортивную майку и модную рубашку?

— Отстань, мне и в футболке хорошо!

Сергей Иванович читал рассказы в Интернете о поездках на курорт, куда супруги обычно летят в самолете на соседних креслах, а обратно — уже в разных концах самолета: «Чтоб глаза мои тебя не видели». «Вот и нам надо было лететь врозь».

Она смотрела в иллюминатор. Он закрыл глаза и стал думать о своем.

Вспомнил одну моложавую женщину, которая по курортному поселку обычно гуляла с мужем. Однажды на прогулке она, при рядом стоящем муже, вдруг подошла и бросилась, обняла, прижалась к «чужому» мужчине, стоявшему с женой, обняла его, да так жарко, со слезами на глазах, как это бывает при прощании с курортным любовником.

И вопросы всех волновали битый час...

Глядя на эту сцену, он тогда успел подумать: «Вот бы так же ко мне прижалась та стройная, гибкая, нежная, с золотистым загаром блондинка, что по утрам лицо умывает росами».

Улыбнулся: память подсказала случай его растерянности. Однажды за деловым завтраком и знакомством с одним богатым инвестором в его доме на Рублевке он вдруг увидел лежащий под столом носок. И после этого открытия он все время переговоров слушал хозяина и думал о том, как здесь, при официантах и идеальных вокруг чистоте и порядке, мог оказаться носок. И вдруг понял, что это его вчерашний носок, который застрял в брюках, а теперь выпал. Он вынужден был, как когда-то Юлий Цезарь, делать сразу два дела: внимать инвестору и соображать, как незаметно, при рядом стоящих официантах, поднять носок или пихнуть его подальше под стол. Инвестор говорил не совсем обычные слова: «Я не люблю, когда бизнес-модель проекта не подразумевает выхода на самоокупаемость (в ближайшие десять–двадцать лет). Когда тебе посылают презентацию проекта, а через тридцать минут пишут: “Посмотрел уже? Встретимся?” Когда автор идеи нашел твой номер телефона и звонит, чтобы рассказать о ней... Я люблю, когда проект на уровне идеи, а по финансовой модели он уже через три-четыре месяца окупит вложения инвестора и через пять лет выйдет на IPO^[2]».

И такой нимб вокруг его головы висел, что просто неудобно стало, что ты посмел ему презентовать свой проект. Он от него тогда так и ушел, оставив носок хозяину.

Как это все сейчас от него уже далеко...

6

Из аэропорта они выехали на такси и вскоре вернулись в свой дачный поселок, расположенный в подмосковном замкадье. Окна горели лишь в пяти-шести из ста домов поселка. Стояла глубокая тишина. Воздух же был прозрачен, свеж, ядрен и вкусен. Стоило им войти в дом, как случилось регулярное здесь неудобье — погас свет. Лампочки вдруг замигали, покраснели и выключились. Сразу проявилось, что здесь уже поздняя осень и пахнет близкой зимой.

— Из огня да в полымя, — вздохнул Сергей Иванович.

— Топи печь. А там, может, и свет включат, — откликнулась жена.

Да, нередка здесь подобная напасть: ледяной дождь, ветер, падающие деревья пообрывают провода, обесточив дома вокруг. Люди сидят без электричества, надеясь на МЧС. Сообразительные и обеспеченные спасались в меру своей находчивости: покупали генераторы на дизельном топливе. У них, кроме шума и гари, были свет и тепло. Хороший дом — это дом хотя бы с такой малой электростанцией. А лучше, чтоб всё как на МКС! Она-то, как и многие дома в Турции, живет за счет солнечной энергии, и никакие отключения от электросети ей не страшны. Об этом мечта народная! Да где же взять средства?

Утро следующего дня. Сергей Иванович тихо встал, ушел в соседнюю комнату, переоделся, глянул в окно: мороз и солнце. Поёжился — стужа. Она расписала окна кленовыми ледяными нанотонкими листьями.

Недалеко Домодедово. Аэропорт временами рождает гул. Он нарастает, и вот уже высоко блестит освещенная солнцем, пронзающая голубизну неба игла — летящий на юг, возможно в Анталию, самолет. Постепенно он утягивает за собой шум двигателей. И вновь — тишина.

После завтрака Сергей Иванович включил ноутбук. Из Интернета выкатилось: «Час назад застрелен посол России в Турции». Вот оно, вот отзвук, вот спустя почти двести лет повторилось убийство, а тогда еще и растерзание русского посла, дипломата, гениального драматурга и композитора Александра Грибоедова...

В окне сугробы, там смертный уют. Холодина!.. Оттепель, где ты?

2022

Подмосковье