Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Заречанский Станислав. Найти Давида!

(Детективная история! Сюжет собирательный, рассказ про подростков в военное время в Тверской области в районе Ржева)

«Я убит подо Ржевом,
В безыменном болоте,
В пятой роте, на левом,
При жестоком налете.
Я не слышал разрыва,
Я не видел той вспышки,—
Точно в пропасть с обрыва —
И ни дна ни покрышки.»

Александр Твардовский

В новом актовом зале было шумно, но школьники сидели организованно. Каждый класс в своем ряду. Приготовление на сцене и огромная Георгиевская лента, которую рисовали в классах частями, потом склеивали и подвесили под подиум авансцены, как и шары, музыка и большой экран с заставкой — создавали обстановку торжественности и масштабности.

    Еще три года назад о новой школе никто не мечтал. И вот на короткое время старый корпус преобразился, а над ним возвысились четырехэтажные пристройки. Отдельно вырос концертный зал. Появился современный спортивный городок. У школы возвели памятник ученой сове. В школе столовая напоминала огромное современное кафе. Коридоры стали просторными, в них уютно располагались диваны и пуфики. На стенах висели огромные мониторы с информацией. Классы были оборудованы для того чтобы полноценно учиться. Звонки издавали мелодию из детских полюбившихся кинофильмов и классическую музыку.

    Накануне очередной годовщины Победы над фашизмом в Великой Отечественной Войне появились и другие мелодии в репертуаре школьных звонков из военных кинофильмов.

    Из-за отсутствия художественной самодеятельности, руководство школы хотело показать какой-нибудь военный фильм. Но учителя смогли найти одаренных детей, выучивших стихи про войну. Кроме этого была оказана волонтерская помощь по показу небольшой ознакомительной видеопрограммы о войне , нашли пару хореографических коллективов из местных культурных центров и преподаватель секции Тхэквондо приготовил пару показательных номеров. Директор школы, и директор школьного музея, открывшегося совсем недавно, несколько учителей подготовили речь об историческом моменте района большого города, который принял эвакуированный завод с Ленинграда и отправил на передовую горожан, в том числе и старшеклассников из старой школы. Все они погибли.

   Программа обещала быть интересной. Не было лишь главного — ветеранов. 2020 год вырвал из России столько известных шестидесятников, создавших Россию на многих фронтах культуры, науки, искусства и труда. А что говорить о фронтовиках Великой Отечественной. Родившимся в канун победы и то было под 80т! Тем не менее, находились еще те, которые видели войну и отчаянно сражались за мирное будущее. Кто тогда из них мог поверить, что перешагнет в двадцать первый век и поживет в нем основательно?

   Школьники постоянно вертелись, смеялись, покрикивали и подшучивали друг над другом. Успокоить их было невозможно. Но большая их часть уткнулась в гаджеты и наушники . Это занятие отвлекало от безудержного вращения масс вокруг школьного мероприятия.

   Наконец, свет погас. На экране появился видео-ряд.

   На втором ряду сидела группа подростков, о чем то бурно рассуждала, периодически взрываясь от хохота. Недалеко от них сидел весьма старый человек и изредка на них посматривал. К школьникам подходили: классный руководитель  и завуч школы. Они несколько раз успокаивали 4а и некоторых из них грозились вывести из зала.

    Подростки успокоились. Но когда зажегся свет и началась основная программа, их гиперреактивность возросла.

   — Смахтина, Болдин! Я вас сейчас выведу! — полушёпотом стала грозиться одна из учителей.

    Один из подростков, не желая прерывать игру на смартфоне, махнул остальным — Пошли ! Изображая, что он встает и согласен уйти, вызывая у школьников смешки. Отсутствие мужчин в педагогическом коллективе давало больше свободы.

  — Вы сейчас пойдете у меня только на сцену выступать. Я сказала — рты пожалуйста закройте или я вас рассажу. — Пришла на помощь педагогу завуч школы.

   В это время на сцене громко запели про войну. И зрелищные виды искусств, на какое то мгновение нормализовали волнение в школьном ряду. Показательные выступления таэквондистов не были направлены на военную тематику, но привлекли всеобщее внимание.

  — Дети про войну поют — имейте совесть! Первый класс — а лучше вас! — снова подошла к своим ученикам Ольга Александровна, когда вышли другие выступающие.

    — Они еще глупенькие! А мы тоже про войну. Я уже пять танков подбил пока вы бла бла бла — шепотом так чтобы учитель не слышала, отреагировал крупный рыжий школьник, — Смотри я его щас мочкану!

   Несколько школьников покосились в сторону лидера и захихикали, пробуя разглядеть, что то в его смартфоне

   —  Жесть какая то, мы должны сидеть и все это слушать. — Согласилась с друзьями и худенькая симпатичная девочка.

   — Че эти немцы, мы вон америкосов прессуем, а это 9 мая уже неактуально! — подытожил еще один ученик.

   — Твои родители были на войне? Ну, в смысле дедушки? — разлагала дисциплину еще одна девочка, дергая мальчика, что был скромнее всех.

    Мальчик мотнул головой.

    — А ваши? — обратилась она к друзьям.

    — Нет, неа — отреагировали остальные.

    — Ну вот, те, кто были давно вымерли как динозавры! — захихикала одноклассница и все закатились от смеха и стали громко хлопать, потому что номер закончился.

   Несколько учеников наиболее активных, чтобы скрыть смех, постоянно оглядывались на педагогов и даже закричали: «Браво!» но вызвали лишь подозрительное внимание.

   Казалось, друзья, сорвавшись со своих мест, выпрыгнут на сцену и даже дальше, вылетят из школы и разлетятся по своим дворам и домам, где их ждет настоящий бой за компьютерной игрой или в социальных чатах, но на сцене появился ведущий.

   — А наши милые первоклассники споют еще одну песню! — поправляя микрофон, улыбнулся ответственный старшеклассник.

  — Ну, нет! — со всей дури упал снова на свое место рыжий полный мальчуган и закатил глаза, будто ему плохо.

   — Только умоляю не надо про васильки и незабудки! — стал паясничать он, вызывая новую волну смеха у одноклассников.

   — Давайте про «пчеловода» — ядовито прошипела худенькая девочка.

   — И не это..— Я не перенесу, у меня инфаркт! — паясничал рыжий.

   — С чего начинается Родина….— жалобно запели первоклассники.

   Рыжий сморщился и стал прислушиваться к тексту….

   — С картинки в твоём букваре, С хороших и верных товарищей, Живущих в соседнем дворе. ...— пели первоклашки, не делая пауз и с опережением, так что музыкальному руководителю пришлось выйти на сцену и вернуть исполнителей в нужное музыкальное русло, притормозив активное исполнение.

   — Про вас пчеловоды! — обратился лидер класса к друзьям, которые уже успели достать свои смартфоны и полностью в них погрузиться. Но в зале неожиданно погас свет.

   — Не волнуйтесь, пожалуйста! Свет будет! — где то с задних рядов прозвучал голос директора.

   — А мы и не волнуемся, у нас есть свет!— раздались голоса. Школьники, стали включать на смартфонах фонарики, светить друг другу в лицо, пугать и хихикать

   — Так даже лучше! — выкрикнул кто то.

   — Да, — интересней чем концерт! Тетя Марина вы где! — раздался еще один голос и все засмеялись.

   — Кто это сказал? — незамедлительно отреагировала Марина Сергеевна и вопреки запретам, достала и свой смартфон, включая фонарик.

  — Кто это сказал? Сидите тихо. — Стала ходить она по залу, успокаивая школьников.

   — А можно домой?! Скучно. Давайте тогда концерт: кто-нибудь может так спеть или стишок рассказать? — посыпались непонятно от кого и непонятно кому, в темную пустоту, вопросы и ответы.

  — Я могу! — как то странно прозвучал голос в темноте где-то на первых рядах и посветив на него школьники обнаружили старичка, на пиджаке которого блеснули награды.

   — Ветеран! Ветеран! — пронеслось по рядам и на какое то время многие успокоились, с удивлением обнаружив рядом с собой неизвестного героя.

  — Павел Ефимович микрофона нет?! И темно же? — подошла завуч школы к

Пенсионеру.

   — А я так если ребята послушают. Мы в детстве при керосинках все истории и рассказывали. Только в лицо не светите.

   — Хорошо. Павел Ефимович пережил Смоленщину…Пришел, чтобы поделиться с нами — Стала громко вещать Марина Сергеевна. Но зал был слишком большой для узкого круга общения, из-за отсутствия света, поступило предложение вывести все старшие классы, и самые младшие классы, оставив самый недисциплинированный 4 А рядом, сидевший с фронтовиком. Подростки ничуть не расстроились. Им нравилась новая обстановка и они уже знакомились с дедушкой.

   — Вы воевали? Много танков подбили?— посыпались вопросы.

   — Я не одного. Я же, как вы подростком был. Вы меня извините за ради Бога, но я пережил военные действия ближе ко Ржеву, в Тверской области.— С искоркой в глазах оправдывался пенсионер.

  Несколько телефонов были поставлены в режим — «фонарик» таким образом, что пенсионер был освещен со всех сторон, и будто находился в ограждении восходящего света и темных завес.

  — Ну вот, а я уже сотню американских пехотинцев и киборгов уничтожил и техники разной — похвастался рыжий.

  — И медаль дали? — по доброму заулыбался пенсионер.

  — Какую медаль? А..а. Нет, я перешел на второй уровень.

  — Так что Вован вам больше расскажет! — посмеялся кто-то из одноклассников.

   — А вы сегодня кушали ребята? — неожиданно спросил пенсионер.

    — Конечно! И первое, и второе, и третье и чипсы еще! — отреагировали школьники.

   — Болдин до сих пор жрет сникерс в темноте… — хихикнула худенькая девочка.

   — Смахтина! — вмешалась Ольга Александровна.

   — Ничего, хорошо, когда ребята смеются, шутят и есть что поесть. Только б не было войны… Не зря значит…

   — Что не зря? — вылетел вопрос из темноты.

   —  Мы картофелины мерзлые в лесу делили между друзьями, да клевер по весне ели и партизан искали. И документы у командира раненного забрали, чтобы сохранить. Мы этим самым победу приближали, чтобы люди на земле спокойно жить могли, есть, учиться и смеяться, играть в игры.

   — Это как в квесте….— снова сказа кто-то.

   — Что? — переспросил пенсионер.

   — Ну, вы участвовали в каком то приключении с препятствиями ради какой то цели?— прокомментировал кто-то из учеников.

   — Цель у нас была одна…Найти Давида… — стал рассказывать пенсионер и какое-то время казалось, что он говорит сам с собою. Было в нем что-то интересное от рассказчика, такое, что заставило всех, кто его видел и слушал, сидеть тихо.

   — Вам, ребята, извините, по сколько лет? — неожиданно спросил Павел Ефимович.

  — Мне десять, мне девять…— охотно отвечали школьники.

  — Нам тогда тоже было по десять. Во Ржев мы переехали совсем недавно из Тверской области. У нас там мои бабушка с дедушкой жили, родители отца. А с тех пор как мой родной дядя переехал жить в Москву, старики нас к себе позвали. Отца я больше не видел, как призвали с началом войны, все думали, что увидим его. Потом письмо получили, где он просил нас в Москву к родным эвакуироваться. На этом общение с отцом закончилось. Трагедию от нас скрывали. А немцы наступали очень быстро. Конечно, у меня еще был братик шести лет и сестра четырех лет. Мама нас всех сгребла и мы осенью сорок первого года вместе с беженцами и советскими войсками стали отступать к Москве.

  — Я ребята не буду плакать, давно это было и , слава Богу, у меня сейчас есть родные и дочь, и сын, и внуки…Но тогда, той страшной осенью я потерял все: родных, дом, город…остались друзья.

   — Вашу маму убили? — спросил кто-то из темноты.

   Пенсионер как то замолчал. Потом глаза его стали слезиться. Потом он как-то постарался усмехнуться и даже в глазах проблеснули веселые искорки.

   — Вот же как, а говорил плакать не буду. Столько лет прошло…Берегите память ребята. Прошлое легко забыть…А забывать нельзя…

   Он достал из кармана платок и слегка промокнул глаза. Потом аккуратно сложил его и положил в карман пиджака. Слышно было, как кто-то из учителей побежал искать воду.

   — Только воронка и осталась от моих, и не только от них. Воронки были повсюду…Бомбили нас по дороге. Включали сирену и бомбили, обстреливали. Страшное дело. А когда из города отошли, то такой взрыв раздался. Думали тоже бомбят, а как, оказалось, взорвали склад с боеприпасами. Я тогда в лес отбежал с дороги, это меня и спасло. Тогда немцы повсюду были, не только Ржев заняли. Обошли они нас, отрезали. Осень была красивая, а детство закончилось. Я говорить тогда перестал ребята. Плакать не стал, будто боль проглотил. Не смог я части своих братиков и сестричек и мамы воедино собрать. Я сначала хотел в деревню податься. А потом снова все бежали, падали, плакали и кричали. Хотелось заткнуть уши, но глаза видели. Хотелось закрыть глаза, а тело дрожало вместе с растерзанной землей. Никто не мог понять как так немцы нас обошли…А потом я вернулся во Ржев.

    Старик опять сделал паузу. Будто застряло у него действительно, что то в горле, и он не смог даже слово из себя выдавить. Затем попил из пластиковой бутылочки, что ему принесли. — Так о чем это я? — опять обеспокоился он.

   — А кто такой Давид? — спросил кто-то из темноты.

   — Давид носил белую повязку на руке. Как то сразу с нашествием немцев

  всех евреев переселили в барак, который они сами для себя построили и обязали носить белые повязки. Сначала, пока в городе не было такого надзора, мы еще как-то общались. Нас было пятеро одноклассников. Таня Копылова, Валентина Малыгина, Я, Ваня Сомов и Давид. Мы как то дружили. И вот Давид пропал. У нас было место в городском парке, лавочка на которой мы часто сидели. Там он и оставил нам знак. Выцарапал: деревня Крыловка, дед Егор. Тогда жители умирали, погибали каждый день…Из дома нас выселили…Зиму старики не пережили. Родители Валентины Малыгиной нас приняли. Бабушка моя быстро умерла. А дедушку убили за содействие партизанам. Поймали его с картошкой и солью у самой Волги. Хотя он ходил рыбу ловить. Картошку забрали, а деда расстреляли. В тот день он не стал меня брать рыбалить.

  — А потом нам и самим нечего было есть. Так вот, все началось с Давида. В каждой ватаге, классе, жизни, пожалуй, есть такой мальчик, который не может за себя постоять и который не такой яркий и деловитый, но в душе он конечно богач. Мы подозревали, что Давид был связным. Время было такое. Все перемешалось. Не знали мы — кто как себя зарекомендует. Вот даже среди полицаев были и наши земляки. И наоборот советские диверсанты.

   Было это в конце войны, когда немцы отступали. А потому срывали свою злость на всем, что было живое не на их земле…Зиму мы пережили в городе.     Семье Давида, его родным было хуже всех. Они работали на немцев бесплатно, их почти не кормили, а кто не выдерживал — убивали.   Строили и укрепляли доты, траншеи, блиндажи…Очевидно тогда Давид и собрал эту схему, план укреплений. Ему надо было выжить. И потом, когда повесили учителя истории, Бориса Марковича. Как то все встало на свои места. Давид исчез, передав Тане, что искать его нужно на нашей лавочке в парке. Чтобы выжить, нас Мама Валентины Малыгиной весной сорок второго отправила в деревню. Чувствовала, что скоро нас погонят в Германию. Ржев скоро превратился во фронтовую зону. И мы думали, что нас освободят. Но этого не произошло.  До нас доходила информация, что Москву Гитлер не взял и даже отступает. Но прошел год, а бои не смолкали. До деревни нас сначала вез Силантий Кузьмич, что работал у фрицев водовозом , на старой кобылке, запряженной в телегу, а потом мы шли вдоль волги, прячась и обходя сильно открытые места, затем свернули по начерченной от руки карте и приметам и стали углубляться в тверскую область, шли болотами, лесами и проселочными дорогами. Напоминали подростков скелетиков. С нами и Таня Копылова была. А когда дошли то увидели, что деревня сожжена. На окраине деревне чудом сохранилось три дома. В них жили очень больные старики и неизлечимая женщина. Детей не было. Сказали, что всех угнали в Германию, а кто не захотел — вывели в поле и расстреляли. Старик этот содействовал немцам, вернее притворялся. Должен был вывести их на партизан. А женщина притворялась, что болела тифом. От деда Егора мы узнали, что деревня где были родственники Валентины оккупирована немцами полностью и жить там очень опасно.

— Вам нужно пробираться подальше от фронтовых деревень, рядом все заняты немцами. Здесь погибнете. Не немцы так под бомбежку наших попадете, или на мину наткнетесь, или на карателей…— говорил старик.

— Нам бы найти Давида, друг наш одноклассник. Он нам эту деревню указал. И вас дед Егор, тоже. А идти нам теперь не куда. — обьяснила Валентина.

Почему то и через год я задыхался и не мог разговаривать со взрослыми. Со сверстниками и то— шёпотом. Что-то в голове у меня произошло. Много увидел и оказался слишком эмоционален.

Старик, узнав что Давид нацарапал его имя на лавочке, завоновался. Но мы уверили его, что все имена затерли.

 Он предложил остаться у него. Жили мы в подполе и только днем выбирались в лес, чтобы хоть как-то пособирать ягод и грибов…И все это время не умолкал грохот обстрелов. Ночью можно было увидеть множество вспышек. Складывалось впечатление, что только ночью и идет настоящая война. Мы будто попали на клочок земли, окруженный войной. Потом только я узнал, какой масштаб был на этой земле. Однажды в лесу мы услышали рев моторов над головой и увидели полчища мессершмиттов. Они летели так низко над землей, что можно было разглядеть лица немецких летчиков.

 И все же нам, почему то хотелось попасть к партизанам и помогать им во всем. Только в лесу не смотря на голод и холод, можно было не бояться быть убитыми. Я тогда чувствовал себя ответственным, ответственным за девчонок. А Ваня Сомов остался во Ржеве. Не смог бросить больную мать.

— Кажется, год прошел, а война не кончалась. Фрицы и каратели постоянно проезжали мимо деревни и заходили к деду. Он наливал им самогон, докладывал о появлении партизан и обстановке в партизанских отрядах. Конечно, он давал полную дезинформацию. Во второй дом он не пускал, ссылаясь, что там живут тифозники и туберкулезники. Однажды каратели напившись вышли и, заперев второй дом, подожгли его. А деду сказали так — «уничтожаем заразу». И: « Если не хочешь к ним, то стой и молчи!» Все это мы видели со стороны. Но потом стали ехать немецкие танки и один немец помахал карателям. Они сели на танки снаружи и поехали. А мы, выскочив из леса, помогли деду затушить дом и спасти людей.

— Оказалось, что наши войска где-то прорвали оборону. И скоро мы увидели и танки и кавалерию. Это было некоторым спасением. Потому что красноармейцы кинули нам сухарей и сахара. Больше мы их не видели. Видели снова фрицев. От старика узнали, наши войска хотели окружить немцев, но сами попали в окружение. А потом появился Ванька! Наш одноклассник. И только тогда дед Егор передал нам привет от Давида.

— Давид же нацарапал нам место встречи: «Крыловка, дед Егор.» — отрапортовал Ваня.

   Иван рассказал, что жизнь жителей стала невыносимой. И он сбежал, как только всех погнали в Германию. Что Ржев превратился в настоящий фронт, а городской лес похож на сплошное кладбище из мертвых людей, деревьев и военной техники. Что школы, театры и больницы, фабрики и заводы, — все превратилось в развалины. И главное, чтобы я не говорил Валентине Малыгиной, что убили ее мать, когда она пошла за водой.

                                * * *

— Уходить вам надо ребятки! Не знаю куда, но уходить. Меня не сегодня завтра — расстреляют. Не удовлетворены немцы моей работой. А к партизанам вам тоже нельзя, сейчас снег лежит ровный. Они сами затаились. Но пойти мы никуда так и не смогли. Это была самая холодная зима в моем понимании. Морозы под тридцать. Наверное, как у вас в Сибири. Фрицы закрепились где то рядом, потому что нам казалось, что слишком близко гремели взрывы. Теперь мы все прятались в подполье. За лето и осень удалось его расширить, утеплить. Скоро дед Егор заболел и умер. Клавдия, женщина, что притворялась больной, попросила нас закопать его в сугробе недалеко от дома. Потом дала нам с Ваней пилу, двуручку и попросила достать еды. «Не уйдете, умрем от голода. А вернетесь — может быть, выживем, и вот еще не наступайте на снег, в полях мины» — Сказала она.

  Мы понимали, о чем идет речь. Сначала мы пробирались в лесу, по замерзшим болотам. Потом вышли на поле и стали отрывать в снегу, где бугры, замёрзшие трупы лошадей. Страшно было, когда попадались люди. По буграм мы определяли, где лошадь, а где человек. Но были и такие, будто наваленные друг на друга. Сложилось впечатление, что люди здесь друг друга и руками и лопатами убивали. Их было много. Если бы не Иван, я бы вернулся обратно или умер или замерз. Мы отпилили от лошади ногу, заднюю часть и поползли обратно. Потом узнали, что снег нас спас, и поле было заминировано. Табличку рукой задели, когда ползли. «Ахтунг минен!» — с черепом.

Фронтовик вздохнул. И оглядевшись, понял, что школьники его слушают. А по дороге назад мы увидели, что то белое на дереве. Это висел на парашюте советский десантник. Убитый. С автоматом в руках. Иван смог залезть на дерево и снять с него автомат.

Конечно, это мясо спасло нас. Кажется, ничего лучше мы не ели за последние полтора года. Как то смогли мы этой страшной зимой отпоить и стариков и наших девчонок мясным бульоном. Правда я не мог избавиться от ощущения и физического воспоминания, что мы ползли по головам и замершим трупам людей. Мои руки до сих пор помнят эти ощущения. Головы, носы…У рук же тоже есть глаза и память. Когда отказываются видеть глаза и слышать уши, ум — понимать, а сердце — чувствовать, руки ничего не забывают. Помню, как мама меня погладила по голове, когда мы шли по дороге и сказала: «Обязательно сынок дойди до Москвы — разыщи дядю Василия и тетю Наталью, и доживи до мирного неба над головой. Ее ладошка до сих пор на моей голове.

— Дожил…Как и хотела мама. .Но наверное хватит, что вспоминать…Лучше этого и не знать…— пенсионер хотел встать, но школьники стали задавать вопросы.

— А Давид? Так вы и не рассказали дальше? А что вы дождались наших в том доме?

— Дождались! Дождались! Но не Давид он был, а Павел.

— Как это? Вы же Павел?!

— Теска значит…А Давидом его уже прозвали в партизанском отряде. Он же действительно план города в отряд нес. Каждая клетка была учителем прописана. Поклеточно и сражались за каждый куст, за каждый дом, за каждый бугорок…Тогда никто не думал, что это пригодится. Думали — выбьем врага из Ржева и дальше гнать будем. А зверь то оскалился, все новые резервы подтянул. А учитель знал. И Пашку отправил. А по дороге, он хоть повязку и снял и ночью ушел, но на фрица в лесу попал. На полицая. Но это одно и тоже. Полицай охотился, наверное. Видит мальчик еврейский и схватил его. Говорят очень крупный был. Великан в сравнении с Павлом. А Пашка, когда в парке был и нам оставил весточку. Камень с собой прихватил. Тоже стратегия. Тоже интуиция. Вот он этим камнем в глаз и попал полицаю. Сказал, что убил. А может партизаны, потом его в плен взяли. Он же его карабин забрал и до партизан дошел. Прозвали его Давидом. Если слышали про эту историю, как Давид Голиафа победил? Да и позывной это его стал, мальчик то еврейский.

— Много он интересного сделал. Уважали его. Да и мы без дела не сидели. Тот ППШа что мы с десантника сняли однажды нам жизнь спас. Когда немцы к нам на хутор сунулись. Мы с Иваном из него одного немца и положили. Нам Клавдия дала все, что дед Егор записывал, чтобы мы сохранили. Целая тетрадь. В ней начиная от болтовни полицаев, до передвижения через деревню войск, примерное число погибших красноармейцев и много еще какой информации.

— В марте и Давида увидели, и партизан и наших танкистов. Вдруг тихо стало. А я заговорил…

Неожиданно в зале стало светло. И сейчас только можно было разглядеть: как много учеников сидело на своих местах, не шелохнувшись. Были и старшеклассники, те которые задержались. И учителя и директор. Все смотрели на Ветерана, на его медали.

— Новостройки. Подключали детский комбинат видимо. Запитаны от одной станции. Такое бывает. Но я думаю — встреча удалась! — как то неловко нарушила молчание директор школы и все захлопали.

— А как вы немца убили? — сорвался с места рыжий Вован.

— Да это больше Иван, да как убивают? Мы тогда так были обозлены, что каждый из нас хотел немца убить. А когда убили, то у него в кармане фотографии нашли красивых дочерей и жены. Они же тоже верили, что правы. Но мы их не звали…

— А вы до Берлина дошли? У вас медали есть? — не выдержала Смахтина.

— Нет, это Медаль “Партизану Отечественной войны” носится на левой стороне груди и располагается после медали “За трудовое отличие”. Вот все правильно. До Берлина нас не брали. Да и ремнем бы отходили за особое рвение на фронт. В Давида вот снайпер стрелял. А за это командиру попало.

У нас много работы было. Мы же собирали и медальоны и награды, и карточки. Все собирали, сдавали. А сколько людей пропало без вести?

Может, слышали стихи про наши места:

«Я убит подо Ржевом,
В безыменном болоте,
В пятой роте, на левом,
При жестоком налете.
Я не слышал разрыва,
Я не видел той вспышки,—
Точно в пропасть с обрыва —
И ни дна ни покрышки.»

А благодаря нам не все пропали. Страшное дело. Потерять все: город, родных, друзей…Нам же говорили, что Москва пала, нас же убеждали, что мы сами хотим работать на Великую Германию, Гитлер мечтал со Ржева до Москвы прыгнуть. А получилось, что мы со Ржева прыгнули до Берлина! Вот у вас в городе сколько население?

— Да за два с половиной перевалило! — неожиданно сказал Виктор Сергеевич, историк и создатель музея.

— Вот! На ржевском выступе примерно столько же погибло по неофициальным данным.

— Видите, какой человек пришел к нам сегодня, не смотря на все эти «короновирусы!» Как повезло нам, что в нашем городе живет такой великий человек! А ему было столько же лет и он учился тоже в четвертом классе...Что же вы нам посоветуете уважаемый наш Павел Ефимович! — очень душевно сказала завуч школы — Марина Сергеевна и все посмотрели на нее, будто открывая совсем с другой стороны.

Павел Ефимович, пока она говорила, как то стеснялся всего этого. Казалось, что при свете ему вряд ли удалось столько рассказать. А вызови его на сцену и вовсе бы обошелся двумя тремя предложениями, но герой скоро взял себя в руки.

— Конечно, тяжело знать про все это, но все же храните нашу историю, память, имена…Сейчас много неправды…Историю переписывают…Кто знал, что на Украине такое может возродится, сколько людей погибло, чтобы не было такого и вот тебе…— ветеран улыбнулся и стал всех благодарить.

— Вы не уходите, пожалуйста, мы сейчас школьников отпустим только, у нас еще карантин. — Сказала директор.

— Для них урок просидеть молча — это подвиг. А здесь сидели, слушали вас! — восхищалась и Ольга Александровна

Школьники выходили из зала, а не выбегали как раньше. Рыжий Вован не включил как обычно свой мобильник на полную мощь и не слушал Рэп. Банда шла молча и никто не хотел кричать, смеяться и разговаривать. По крайней мерев течении получаса.

                                   * * *

    — Мы вообще не планировали собираться из за этого карантина. Но все таки 75 лет Великой Победе! С каждым годом ветеранов все меньше. Из за карантина и те, что есть не пришли. Видите, как вирус всех затронул. Та же война, но в другом формате, гибридная…— пояснила снова директор школы.

    — Правильно! Это как парад на красной площади! Прошли, не смотря на то, что немец у Москвы и сразу на фронт! А как же, традиции важнее, они же нас заряжают! — посвободнее стал рассуждать ветеран.

   — Как же вас к нам с берегов Волги на берег Оби занесло? Во Ржев то вернулись тогда? Что же стало с друзьями? — стал спрашивать историк, пока женщины суетились за сценой и чем то гремели.

  — Не смог я….Некуда и не к кому… Ржев после бегства немцев — это одни развалины. Из несколько тысяч зданий осталось пару сотен. Больше двадцати школ, техникумы, волжский мост, водопровод..вообщем все , вокзалы, все уничтожили и людей угнали, а те кто остался в церковь закрыли и заминировали……Хотя, хочется перед смертью конечно посмотреть…Говорят в Тверской области грандиозный мемориальный комплекс открыли, не хуже чем на Мамаевом Кургане. Курган 10 метров, да солдат из бронзы все 25ть! А под ним журавли! Вы про друзей спрашиваете? Ваня подорвался на мине. В печи немцы оставили. Он как печь затопил так и подорвался. Во Ржеве. А Давида, Павла Валерьяновича мы вот схоронили, правда, в Оренбурге. До полковника дослужился. Пожарником он был. Про Таню Копылову ничего не известно…Хотели найти после войны, да так и не нашли. А с Валентиной мы до сих пор живем. Нас тогда дядя Василий отыскал и в Москву забрал. Там мы и жили. Отучились и поженились. А вот дети наши по России разбежались. Дочь хочет, чтобы мы сюда переехали жить. Валентина пока в Москве, а я так сказать на разведку, как старый разведчик…— ветеран усмехнулся и все засмеялись. Уж очень обаятельный был старик.

    — Теперь вот тоже дома сидит! Вы у меня простите, что врать не умею, а если вру, то, как то не естественно. Я многое не рассказал, да и как расскажешь, школьники же — если про то как кулаки показывали немецким летчикам, что на Ржев летели, можно рассказать, то какие зверства видели — нельзя.

   — Много их осталось в памяти: убитых, сожжённых, заколотых…Учитель истории до сих на виселице висит перед глазами. Знаете, эти колодцы с кровью и поля в которых тысячи трупов, везде изуродованные гниющие красноармейцы, жители, а в каждом душа была. Этого не расскажешь. Мы тогда траву ели и кору, ходить боялись. При мне только моих знакомых человек двадцать на минах подорвалось….У Давида всю семью заживо сожгли, а у Валентины моей мать убили просто из за того, что из дома вышла. Столько пехоты полегло. Видно не хватило самолетов у нас. Если нас постоянно уничтожали немцы. А может Ржевский выступ заговоренный был. Кто теперь разберет….

   — Павел Ефимович! — буквально схватила за руку, Марина Сергеевна, — А расскажите, как немца убили? В это время прямо в зрительном зале. Появились мужчины: тренер по Таэквондо, охранник и заведующий хозяйственной частью. Они поставили парту, на которой появилась закуска. Фляжка и какие-то подарки.

   — А давайте выпьем по сто грамм, за Победу! — сказал Историк, разливая из фляжки.

  — А можно разве!? — удивился ветеран.

  — Нельзя. Но можно — подтвердила директор.

Ветеран махнул рукой и стал рассказывать.

   — Долго мы обнимали Давида! Возмужал наш Павел! Как то увереннее и исправнее стал, по форме. Двигался шустрее. Выглядел активнее. Не то, что мы, оголодавшие и одетые во что попало. Во взрослую одежду, обувь. Сказал, что мы теперь глаза и уши партизанского отряда. И есть такая директива, чтобы сжигать все пустые дома, а по возможности и уводить людей к подступившим частям и переправлять их в тыл. Чтобы немец не смог перезимовать. Мы девчонок оставили в доме, а сами пошли к партизанам за едой и указаниями, тетрадь с записями отнести. Я тогда на Ивана очень обиделся, что он автомат от партизан умолчал. А зря. Когда вернулись, то увидели такую картину. Пьяные немцы не найдя деда Егора всех убили, стариков и женщину Клавдию. Дом заперли и подожгли.  Девчонки наши закричали из подполья выползли, и стали изнутри стучать. Немцы дверь открыли и их вытащили. И каждый взял себе по девчонке, и потащили их в сарай.

  — Я не знал что делать. А Иван убежал. Я думал, он испугался. Скоро он вернулся с автоматом в руке и показал мне, как держать и на что нажимать.

— Пойдем! У второго фрица автомат украдем! — позвал он меня и мы пошли.

— Девчонок наших почти раздели. Визги, крик. Тут немец выбегает, почувствовал, что и Ваньку как схватил, поднял, за ноги так об угол с поленницей и долбанул. Кровь из головы по всем дровам. Я и стал стрелять. Вцепился в автомат, и пока весь рожок не выпустил, не остановился. А руку я держал неправильно. Сжег кожу на ладони.

  Второй фриц полуголый убежал. Вылез в маленькое окно и даже не посмотрел, кто в кого стреляет.

  А Ваня жив остался. Сотрясение у него было. Я партизанам так и сказал, что Иван девчонок спас. Если бы не он, я бы ничего не сделал.

— Да ППШа — это сила! Символ победы! С круглым рожком….— подтвердил историк.

— Да нет, рожок был не круглый. А как то от страха за ствол схватился. Он нагрелся…

   Фронтовик еще некоторое время рассказывал и про масштаб наступления, про самолеты «лапти» и гаубицы «Сталинские Кувалды», про знаменитые Катюши и белые танки немцев, про то о чем и не слышали. Все это казалось фантастикой даже при современных военных оснащений, страшной былью, исторической и героической правдой нашего народа.

Школьные учителя были покорены гостем. Снова выпили из фронтовой фляжки, позаимствованной в музее. Подарили подарки ветерану. Сфотографировались. Обменялись координатами. Когда ветеран взял сервиз, то стал распаковывать его и часть чашек ставить на стол со словами: «Возьмите хотя бы половину — вам же тоже чай надо пить», — чем вызвал смех и все еще раз обнаружили в нем доброго подростка, как будто и не прошло те, почти 80т лет, из тех почти девяносто, что было ветерану. Выглядел он значительно моложе. Удивительно как он не посидел полностью в таком возрасте, рассказывая, что освобожденные партизанами и войсками пленники уже тогда выглядели стариками какого бы возраста они не были.

  — Жуткое место! — пояснил учитель истории, когда Ветерана вызвался довезти до дома тренер по Таэквондо.

— История до сих пор не любит вспоминать провальную операцию «Марс», И Сталин, и Жуков, и Конев…кто там еще, все они недооценили Ржевский рубеж. Сколько было загублено пехоты, молодые солдатики висли на колючей проволоке, устилали поля. А это, пожалуй, самая кровопролитная битва на земле за всю историю. Я бы даже сказал десять процентов погибших и пропавших от числа погибших в Великую Отечественную, как раз и пришлось на Тверскую область. "кровавый многоугольник" Ржев — Зубцов — Сычевка — Гжатск — Вязьма — Белый — Оленино…Мочновские леса…История долго замалчивала эту трагедию. Сколько лагерей было в полях. Узники снег до самой земли съели, траву, землю ели. А это в жуткие морозы…..А ведь мы уже наступали. Две армии в окружение попали. Генералы гибли. А немецкие генералы даже стрелялись. Негодовали все. И Гитлер и Сталин. Мне кажется именно на этих рубежах в этой мясорубке люди отказывались понимать — зачем они здесь и для чего все это нужно….

— За что же, зачем их гнали на верную смерть? Солдатиков то наших. Если артиллерия не успевала, танки отставали. — Спросила Ольга Александровна.

— Сразу и не ответить. И отсутствие техники, география, и погода, и директивы сверху и желание гнать фрица, много факторов. К тому же мы знаем, что Сталинградская битва тоже самая ужасная и если бы не Ржев, сковавший силы противника, непонятно что могло быть со Сталинградом. Ржев сыграл роль спутника…А Победа списала все. Но как сказал Павел Ефимович — знать страшно, а забывать нельзя!

Учителя разошлись. Охранник запер двери. А в памяти всех кто слушал ветерана, еще остался свет в темном зале и слегка влажные с искоркой глаза правдивого рассказчика. Еще в память врезались первые строчки:

 ««Я убит подо Ржевом,
В безыменном болоте,
В пятой роте, на левом,
При жестоком налете.»

   






Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0